Шесть секунд до взрыва

ГЛАВА 6

– Настоящий вайнах все сделает, чтобы уважить гостя. Горские обычаи предписывают расшибиться для него в лепешку. У нас даже кровного врата, если он ночью постучался в твой дом и попросил ночлега, нельзя прогнать – положено приветить и пустить в дом. Так и переведи, – распорядился хозяин, слегка тряхнув костяными четками. Я переводил, Тэд, как обычно, записывал и пускал слюни, давя косяка на богато накрытый стол. Ему приходилось трудновато: пока хозяин разглагольствовал, я умно кивал и ел, затем вытирал рот и переводил. Получалось вполне сносно. А Тэд непрерывно записывал и пялился на хозяина: воспитанный европеец не станет жрать, когда собеседник пристально смотрит в глаза и повествует о глобальных проблемах. Ну а я – не европеец, хочу есть и ем. Наконец хозяин соблаговолил заметить, что один из гостей облизывается в то время, как второй вовсю наворачивает, и спохватился: – Покушайте, покушайте, – медоточиво пропел он. – Потом писать будете – стынет же все.

Я тут же перевел, и Тэд дважды упрашивать себя не заставил. Быстренько отложив блокнот, он принялся резво уплетать сочный шашлык из молодого барашка, запивая это яство домашним вином. Поработав нижней частью лица еще пару минут, я ощутил, что сильно наелся, и привалился к стене, подавляя сытую икоту. Хозяин выдержал паузу, затем не вытерпел и снова начал ораторствовать – слава богу, хоть на нейтральную тему, не требующую активного внимания собеседника, – что-то про местный крутой виноград и достоинства самодельного домашнего вина, которое, по его утверждениям, способно защищать от радиации.

Я наблюдал за говоруном, делая умную рожу и кивая головой. Ну и трепло же ты, Ахмед Шалаев, – двадцать пять минут толкал речи, не давал гостю приступить к трапезе! Ты болтлив, как женщина, хотя мнишь себя воином. А вообще выглядишь ты на все сто: мужественный, солидный. В бездонных черных зрачках светится что-то типа интеллекта. Если тебя не знать, вполне можно подумать, что имеешь счастье общаться с этаким всезнающим горским мудрецом, славным воином, завязавшим с ратными утехами и выбравшим мирный путь. Судя по твоим напыщенным речам, воевать тебе прискучило, и ты решил покончить с этим делом, но – увы! Обстоятельства заставили тебя вместо мирного труда стать командиром отряда самообороны, чтобы защищать мирное село от русских мародеров и иной нечисти, которая пасется на кривых дорогах войны. Да, Ахмед, – вполне можно тобой восхититься, если тебя не знать и видеть впервые.

Но я тебя знаю… Если разобраться, я в этом свинарнике, наверно, каждую собаку знаю. Или каждого шакала – стоит только память поднапрячь да припомнить обстоятельства и время. Ну, разумеется, без меча я бы тебя не вспомнил, мало ли вас таких. Вот он, меч, – улика, вещдок, висит себе на ковре, красуется. Горцы любят оружие так же, как и все мужчины мира, только у них эта любовь принимает патологическую форму…

Так примерно я рассуждал, глядя на Ахмеда Шалаева и глубокомысленно кивая в такт его рассуждениям, в то время как Тэд уплетал шашлык.

В июне прошлого года мы меняли «духов» на наших пацанов, находившихся в плену в отряде Салаутдина Асланбекова. Вообще-то «мы меняли» – это сказано слишком сильно – я со своими ребятами был в группе обеспечения. Обмен производили офицеры из специального отделения, которое занимается розыском и обменом, тем не менее без нас такие мероприятия не обходятся.

Процедура несколько затянулась: сначала дожидались какого-то парнишу из ОБСЕ, который непременно желал вести протокол, затем ждали еще трех «духов» – их должны были привезти попозже, что-то там от них фээсбэшники хотели.

Меняли голова на голову, поэтому, когда чеченский полпред узнал, что мы привезли всего 12 «духов», он заартачился и убрался восвояси, заявив, что они будут ждать, когда подвезут еще троих. Мол, уговор дороже денег.

Так вот, мы прождали двое суток и между делом аккуратно разведали окрестности, прилегающие к селу, где должен был состояться обмен, – в надежде, что удастся обнаружить место, где «духи» держат наших, и вызволить пленных безо всякой мены. Такие операции кое-кому удавалось провернуть, было дело.

Двое суток пролетели, подъехали парни с грозненского «фильтра» и сообщили, что этих троих не отдают – что-то они там такое наболтали, из-за чего возвращать их назад не стоило.

Наши менялы сообщили о сложившейся ситуации местной администрации, оттуда послали кого-то к «духам», и к обеду «чехи» подвезли наших пацанов – 12 человек.

– А где еще трое? – поинтересовался подполковник, руководивший обменом. – Вы же приготовили для обмена 15 солдат?

– Голова на голову, – хмуро сообщил старший из боевиков. – Привезете остальных, будут вам ваши солдаты.

Пацан из ОБСЕ немного повозмущался: типа того – какая разница, отдайте троих! Но «духи» заартачились – нет, и все тут.

Медик проверил у наших пацанов половые органы, и пленные в колонну по одному перешли под опеку моих бойцов – худющие, как дистрофики, глаза потухшие, мертвые. Я не заметил даже капельки радости в этих глазах, хотя, по-моему, парни должны были прыгать от счастья в связи с освобождением.

Пленный, который шел последним (парень постарше и покрепче, чем остальные), проходя мимо меня, тихо сказал:

– Запомни их старшого, командир, – хорошенько запомни. Может, пригодится…

Я пожал плечами и очень внимательно изучал личину старшего «духа» – до тех пор, пока они не убрались восвояси. Вообще-то колоритная личность – здоровый, важный такой – и, самое примечательное, за спиной вырисовывался самурайский меч – по виду настоящая «катана».

– Ниндзя, бля, – заметил мой сержант. – Ичкерский вариант…

Потом, пока мы ехали на ВПУ, этот пацан, что покрепче, коротко рассказал нам следующее: когда «духи» узнали, что троих боевиков для обмена так и не привезли, этот «ниндзя», зовут его Ахмед, вытащил пятнадцать спичек и трем из них обрезал головки. Затем он все эти спички вставил в коробку с обратной стороны и заставил пленных тащить по одной.

– Он последнюю, пятнадцатую, долго вставлял, – сказал тогда крепкий пацан. – Она влезать не хотела – попробуйте, там как раз помещаются четырнадцать, пятнадцатой нет места…

Вот так решил хитрый Ахмед бросить жребий. Тех, что вытащили спички без головок, Ахмед отогнал в сторону, а остальным велел копать яму. Когда глубина ямы достигла полутора метров, Ахмед поставил на край троих пленных и самолично, отточенными движениями отрубил им головы японским мечом…

– Здоровый этот Ахмед, – заметил тогда крепкий пацан. – Или меч больно острый – головы сразу не отлетали – щуххх! – меч пошел дальше, а она на шее немного постояла, а потом так аккуратненько – плюх! И кровищи…

Когда мы доставили пацанов куда надо, они отказались официально заявлять об убийстве своих троих товарищей.

– Все было нормально, обращались хорошо, – однообразно отвечали вызволенные из плена на вопросы журналистов, отворачивая взгляды от видеокамер. Когда их спросили мои пацаны – чего, мол, молчите, кто-то из них сказал: – Жить хочется. Они же везде достанут – вон, по России кругом чеченцы… И потом – не мы первые, не мы последние, кто-то ведь снова попадет в плен…

Такие вещи, Ахмед, хорошо запоминаются. Так что напрасно ты повесил «катану» на ковер в своем штабе – это визитная карточка твоей мерзкой сущности, а не произведение искусства, как тебе мнится…

Заметив, что Тэд уделил трапезе достаточно внимания, я, будто бы переводя фразу Ахмеда, сказал:

– А спроси-ка хозяина: что это за меч у него висит на ковре? Насколько я знаю, цена этого меча не меньше, чем у трех «Мерседесов» ручной сборки.

Тэд уставился на ковер, пожевал губами и обратился к хозяину с вопросом. Я перевел:

– А что это у тебя за меч такой замечательный, уважаемый Ахмед? По виду похож на настоящую самурайскую «катану»! Где это вы такой распрекрасный предмет раздобыли?

Я уже говорил, что чеченцы крайне подвержены бахвальству – болезнь такая. Особенно любят они хвастаться своим оружием – попробуй спроси кого-нибудь о дедовском кинжале – хозяин будет часами рассказывать, когда, кого и при каких обстоятельствах этим благородным орудием кровной мести лишили жизни во благо славного дела. Я приготовился выслушать от Ахмеда с три короба наглого вранья по поводу «катаны», но, как ни странно, хозяин вдруг заледенел взглядом и неохотно пояснил:

– Я нашел его… Ну, в горах нашел. Красивая вещь – вот и повесил на ковер. Чего добру пропадать… Хотите – вам подарю?

Я перевел это Тэду, присовокупив:

– Не вздумай согласиться! Во-первых, его у нас отберут первые встречные «духи» или федералы. Во-вторых, если только для тебя это что-то значит, на нем кровь невинных пацанов – позже расскажу.

Тэд вытаращил глаза и, судорожно дернув кадыком, отрицательно помотал головой: нет-нет, нам такой меч без надобности, мы мирные люди!

Ахмед пожал плечами и вдруг остро глянул на меня исподлобья – нехорошо так зыркнул, волчара. У меня кольнуло под ложечкой – неужели узнал? Не может быть… Мы виделись мельком, один раз в жизни, в тот раз он не должен был обратить на меня внимание – мы даже не встречались взглядами. Я бы, например, не будь меча, не узнал бы тебя, Ахмед…

Внимательно осмотрев интерьер, я порадовался тому, что сижу от висящего на ковре меча буквально в двух метрах – кроме него, никакого оружия в комнате не было, не считая кинжала, что торчал за поясом у хозяина. Вот и ладненько – ты, конечно, матерый волчище, Ахмед, и убить тебя без шума голыми руками будет проблематично, судя по рассказу пленных пацанов, на глазах которых ты молниеносными и точными ударами обезглавил их товарищей… Однако, хороший мой, как только ты дашь понять, что вспомнил меня, я одним прыжком доскачу до меча, и ты горько пожалеешь, что родился на белый свет…

Между тем Ахмед два раза хлопнул в ладоши, и в комнату вошел молодой худощавый чеченец – тот, что подавал на стол. Улыбнувшись нам, хозяин сообщил:

– Ну, покушали, теперь будем чай пить. А чай у нас из родниковой воды – на равнине такого чая вы никогда не попробуете! – И обратился к парню на чеченском: – Подай чай и сладости. А потом сбегай к Юсупу – пусть срочно придет. Скажи ему, пусть сядет и слушает. Что-то мне не нравится, как помощник переводит журналисту, – по-моему, он много от себя добавляет. Юсупу передай – пусть не выделывается и делает вид, что английский не понимает. Потом я ему подробно объясню. – Проинструктировав подручного, Ахмед отпустил его взмахом руки.

Пока молодой подавал нам чай, я предупредил Тэда, делая вид, что рассказываю о чем-то отвлеченном:

– Сейчас придет мужик, который знает английский. Смотри, чего лишнего не скажи. Как только пацан выйдет, давай снимок: надо успеть до прихода того знатока…

Едва парень покинул комнату, Тэд достал из кармана куртки фотографию и обратился к хозяину:

– Я встречался со многими бойцами вашего сопротивления и имел с ними дружеские отношения. Вот этому парню я в прошлом году проиграл в карты 500 баксов. Может быть, вы знаете, где его найти? В тот раз у меня не было денег, и я хотел бы, по мере возможности, вернуть долг…

Пока я переводил, Ахмед внимательно разглядывал фотографию, и на его бородатой репе можно было прочесть изрядное недоумение. Сегодня утром англичанин по моей просьбе долго делал монтаж: переснимал с полароидной фотки личину парня в тюбетейке, которого опознала Айсет, затем я щелкнул его самого на «Конику». После этого Тэд около часа кропотливо работал, ворча по поводу качества снимка, и высказал сомнение относительно необходимости сооружать такую дешевую подделку. Хорошо, что журналист оказался настоящим мастером своего дела: на снимке получилось довольно сносное изображение стоящих рядышком на фоне какой-то серой стены людей – невооруженным глазом монтаж определить было весьма проблематично.

– А где это вы фотографировались? – поинтересовался Ахмед, вдоволь налюбовавшись подделкой.

– А, в каком-то селе, уже и не помню, – перевел я ответ Тэда. – Они там отдыхали, а я как раз собирал материал для статей.

– Угу, ясно, – буркнул Ахмед, выслушав перевод. – А почему вы об этом спросили у меня, а? – Он опять исподлобья зыркнул в мою сторону и уставился на британца. – Я действительно знаю этого человека. Это мой двоюродный брат… Кто вам сказал, что это мой родственник? – Добрый взгляд хозяина стал настороженным и колючим – руки перестали перебирать костяные четки и застыли на коленях. Да, мудрый ты, Ахмед, прозорливый! На правильном пути стоишь, родной ты мой… Теперь тебе только остается заорать дурным голосом, и спустя двадцать пять секунд нас с журналистом порежут на кусочки твои подчиненные, сидящие во дворе под навесом и играющие от нечего делать в карты.

– Ты отвечай спокойнее, гляди уверенно в его глаза, – посоветовал я Тэду, переведя вопрос хозяина, и, выслушав его ответ, сообщил Ахмеду: – Этот парень – зовут его Беслан, сказал, что в этом селе у него родственник живет. Мы не знали, что этот родственник – ты. Думали – может, ты видел его когда-нибудь, и все тут.

– Ну-ну, – Ахмед немного расслабился – пальцы левой руки пустили костяшки четок по кругу. – Хм… 500 баксов, говоришь, проиграл?

– Да, именно 500, – перевел я. – Очень неудобно получилось – нас тогда в Наурском районе грабанули злые бандиты, денег не было. Играли в долг.

– А во что играли? – вдруг поинтересовался Ахмед. – И когда, говоришь, это было? В августе прошлого года? – Ахмед наморщил лоб, чего-то припоминая.

– Да, в августе, – подтвердил я. – А играли в это…

ну, как его – по-вашему… О-е! Сека. Да, сека… – и замер, напружинил согнутые ноги, приготовившись метнуться к мечу. В моем вранье был чудовищный процент риска. Вполне могло быть так, что в августе прошлого года этот Беслан не был ни в каком отряде, а пахал себе где-нибудь или пас овец. Также могло оказаться, что он вообще сроду не играл в карты. Ахмед наверняка об этом знает…

– Ха, деятель! – хозяин окончательно расслабился и помягчел взглядом, "возвращая Тэду фото. – Вот балбес! Что-что, а в карты он мастер! Вот паршивец, а! Ну погоди, я надеру ему задницу! Это же надо, иностранного гостя обуть на 500 баксов! Не надо ничего отдавать – это была шутка, – сообщил он Тэду и, дождавшись, когда я переведу, добавил: – Я на днях поеду в Халаши – там его семья живет, передам, чтобы больше не дурковал. Денег не надо – вы гости, вас обижать закон не велит.

Я перевел и посоветовал Тэду:

– Изобрази возмущение. Мол, карточный долг – долг чести. – Журналист изобразил, и я сообщил хозяину: – Это не важно – гости, не гости… Долг есть долг. Кроме того, 500 баксов – не бог весть какая сумма, так, мелочь. Вот будем проезжать через эти самые Халаши – отдадим.

– Ну, как хотите, – Ахмед пожал плечами. – Тогда запиши: Халаши, улица Лермонтова, дом 45. Там живут родители Беслана и жена с дочкой. Если будете проездом, им и передадите. Сам Беслан там редко бывает, он в отряде с самого начала войны. Хотя, вы знаете… И все равно, я через пару дней туда поеду, он как раз должен к концу недели подъехать – переодеться, помыться. Надеру задницу негоднику! Обязательно надеру…

Спустя некоторое время в комнату без спроса просочился коренастый дядька лет пятидесяти, кривоногий, с большим пузом и жиденькой бороденкой. Маслянистые глазки его бегали, как удирающие от кошака мыши. Войдя, он слегка поклонился нам и уселся неподалеку от хозяина.

– Это Юсуп, – представил Ахмед – я заметил, что он слегка напрягся. – Юсуп – наш э-э-э-э… ну, чабан наш. Очень уважаемый человек – хотел посмотреть на иностранцев.

Я слегка приободрился – однако дипломат из тебя хреновый, Ахмед, – Юсупа мы видели, когда старейшины прокручивали нам видак. Посмотреть на иностранцев он мог возжелать только при внезапной потере памяти.

– Что случилось? – брюзгливо осведомился Юсуп, обращаясь к хозяину на чеченском. – И с чего это ты, сын ишака, обзываешь чабаном человека с университетским образованием?

– Все в порядке, дорогой, – натужно улыбаясь, ответил Ахмед, – ты просто посиди, послушай, правильно ли толмач переводит. Вот и все. Вдруг они шпионы? Я этого переводчика, по-моему, где-то видел. Вот только не могу вспомнить, где. А насчет сына ишака я тебе потом скажу, когда они уйдут.

Юсуп презрительно повел плечами и самовольно налил себе чаю в чашку Ахмеда.

– Он плохо говорит по-русски, – объяснил нам улыбчивый хозяин. – Я ему рассказал о цели вашей поездки.

Еще с полчаса мы болтали о всякой всячине в соответствии с установившимся порядком: Ахмед вещал, косясь на Юсупа, я переводил, а Тэд записывал, прилежно кивая головой и о-екая.

Прискучив слушать нашу беседу, Юсуп недовольно крякнул и прервал Ахмеда на полуслове, обратившись к нему по-чеченски:

– Слушай, сын осла, он все нормально переводит, слово в слово. Ты зачем меня позвал, жопа? Я что, по-твоему, целыми днями дурака валяю, а?

Ахмед побледнел и с большим трудом сохранил на лице улыбку.

– Я в кои-то веки к тебе обратился, Юсуп. Ты что, думаешь, если ты из рода Хананбаева, так тебе все можно, да? Ну погоди! Вот провожу гостей, я тебе устрою!

– Пффф! – Так сделал Юсуп, надменно тряхнул головой и встал. Слегка поклонившись нам с Тэдом, он направился к выходу, демонстративно не глядя на Ахмеда.

– Э! Дорогой! Как гостей провожу – приходи, если мужик, – бросил ему в спину хозяин, сохраняя доброжелательную интонацию. – Тебя, ишак, давно никто в стойло не ставил – я это поправлю! – А для нас пояснил: – Ему надо баранов выгуливать, времени нет.

Когда Юсуп окончательно скрылся за дверью, Ахмед схватил полотенце, вытер вспотевшее лицо, покрывшееся пятнами, и спросил:

– Вы когда собираетесь нас покидать?

– Дня через два, – сказал Тэд, выслушав вопрос. – Отдохнем немного, выспимся – и вперед.

– Вот прямо сейчас и уезжаем, – перевел я, пять секунд посоображав. – Нам до темноты надо в Халаши успеть – по темноте у вас перемещаться небезопасно.

– Успеете, – успокоил Ахмед, – до Халашей сорок км. За два часа доберетесь, машина у вас хорошая. Кстати, там можете остановиться в семье Беслана. Я записку напишу.

Сходив в соседнюю комнату, хозяин притащил лист бумаги с ручкой и написал: «Али! Эти люди – мои друзья и друзья Беслана», – и, поставив подпись, протянул листок Тэду, присовокупив:

– Отдашь это отцу Беслана, он мой дядя. Хоть инвалид, но ничего, настоящий вайнах – встретит вас по-королевски…

Покинув штаб отряда самообороны, мы вернулись в приютившую нас усадьбу и спустя пятнадцать минут уже были готовы отправляться в путь. В процессе погрузки вещей в машину я как мог объяснил недовольному Тэду, почему это мы должны уматывать прямо сейчас, и он в конечном итоге нехотя согласился, хотя и сообщил мне, заглянув в свой блокнот, что, цитирую, «спещщка нудьжн при лоффля плехх…» и ничего не мешает нам отправиться попозже.

Отъехав от села на достаточное расстояние, я свернул с дороги и аккуратно заехал в лесополосу. Замаскировав машину в кустах, я попугал Тэда гипотетическими минами, которые могут оказаться везде, велел ему ввиду этого обстоятельства никуда не отлучаться от машины и, прихватив на всякий пожарный аптечку Шведова, хорошей иноходью лупанул обратно в село.

Спустя шестнадцать минут я уже восстанавливал дыхание на окраине села, в дремучих кустах и созерцал подступы к расположенному неподалеку дому с флюгером.

Подождав минут десять, я посмотрел на часы и уже решил было, что опоздал: стрелки фиксировали 16.25, а убыли мы из села в 15.50. Если Юсуп приперся на разборку к Ахмеду сразу же после нашего убытия, тогда ловить нечего. Придется подбирать иной вариант, причем весьма скоропалительно, а это не в моих правилах, я придерживаюсь расхожей среди определенной части населения идиомы: «Быстро поедешь – тихо понесут»…

Разумеется, это в некоторой степени авантюра: среди бела дня тайком возвращаться в село, жители которого видеть тебя более не должны, а напротив, быть в пол ной уверенности, что ты безвозвратно убрался восвояси Однако иного выхода не было – до наступления темноты хвастливый Ахмед обязательно в разговоре с кем-нибудь обмолвится о том, как его двоюродный брат-удалец натянул англичанина на 500 баксов. Завтра об этом будет знать уже все село, а очень скоро те, кого это касается, активно примутся искать этого самого журналиста, чтобы пристрастно поинтересоваться: а отчего это возник такой левый базар, уважаемый?..

О! Слава богу! Я облегченно вздохнул – из-за угла появился дородный Юсуп с пузом и вошел в калитку усадьбы, в которой располагался штаб.

Оценив ситуацию, я выбрался из кустов, шмыгнул к забору и, обойдя дом с тыла, перемахнул во двор.

Лохматый толстый кобель с любопытством глянул на меня, тявкнул и, шевельнув хвостом, остался валяться под забором. Прежде чем покинуть эту усадьбу сорок минут назад, я долго гладил его и восхищался экстерьером, чем вызвал приязнь пса и пространные изречения Ахмеда о несомненном превосходстве горских собак надо всеми остальными собаками равнины. Пес привык к тому, что днем по двору снуют разные типы и таскают его за уши – да, ночью он будет гавкать на всех, кто подойдет к забору, а вот сейчас не желает – облом. Ну и прекрасно.

Приблизившись к углу дома, я прислушался. На второй половине двора ребята, сидя за столом, играли в карты и лениво перебрасывались ничего не значащими фразами.

Прокравшись к раскрытому окну, я аккуратно проник в дом и, на цыпочках пробежав по пустой комнате, выбрался в прихожую, слегка скрипнув дверью. Скрип, никого не насторожил – в гостиной имел место весьма эмоциональный и затяжной конфликт.

нас в народе бытует мнение, будто бы чеченцы крайне немногословны при обострении ситуации и сразу же пускают в ход колюще-режущие предметы как самый весомый аргумент в разыгравшейся ссоре. Возможно, по отношению к представителям иного народа это и верно, но в процессе внутриплеменных разборок эти самые гордые горцы ведут себя порой как базарные бабы и могут часами осыпать друг друга изречениями ненормативной лексики, потому что прекрасно знают: лучше пообзываться и разойтись, чем принять на свои плечи бремя кровной мести соседствующего рода, если его представитель в процессе разборки будет умерщвлен. Это своеобразный защитный или охранный рефлекс, выработанный в течение столетий. В противном случае эмоциональные горцы давненько уже перебили бы друг друга, и на чеченской земле было бы пусто.

Данный конфликт не был исключением: скандалисты тыкали пальцами в бороды друг другу, тяжко сопели и топтались кругами по комнате, выкрикивая витиеватые тирады с вкраплениями русских идеоматических оборотов непечатного характера.

– Ты сын шакала и ишака, скотина худородная, чмо епанное, – брызгал слюной Юсуп. – Если ты был правой рукой Асланбекова, так, значит, тут все должны перед тобой на коленях ползать, да? Твой род самый захудалый по всему району – до Казахстана вами тут и не пахло!!!

А ты, ощипанный индюк, грыжа конская, чего ты из себя профессора корчишь, а? – наскакивал на оппонента Ахмед. – Я, бля, с русаками воевал, а ты, ты?! Ты, говнюк жирный, водку здесь жрал и племяшку свою трахал – все село об этом знает!!! – И далее в гаком же духе…

Аккуратно выставив один глаз из-за косяка, я отметил, что противные стороны вполне увлечены общением, и имел удовольствие лицезреть через окна гостиной, как те, что сидели во дворе, деликатно отвернулись и сделали вид, что ничего не случилось.

Ну что ж, все правильно. Этикет предписывает младшим делать вид, что они не замечают дрязги старших. Очень хорошо.

Максимально расслабившись, я немного подышал по системе и, улучив момент, когда Юсуп повернулся спиной к двери, вошел в комнату. Прищелкнув пальцами левой руки, я дождался, когда хозяин соизволит обратить внимание на мое присутствие, показал пальцем в сторону Юсупа, мило улыбнулся и покрутил указательным пальцем у виска.

На секунду выражение лица Ахмеда изменилось – он удивленно хлопнул ресницами и уже раскрыл было рот, чтобы задать вопрос. В этот момент я нанес удар раскрытой ладонью в основание черепа Юсупа и в два прыжка достиг стены с ковром, на котором висел меч.

Юсуп мешком плюхнулся на пол, не издав ни звука. Ахмед застыл на месте, изумленно таращась на меня и хватая ртом воздух. Обнажив меч, я подскочил к нему и, приставив острие синевато поблескивавшего клинка к Ахмедову кадыку, тихо скомандовал:

– На колени, скотина! А то зарежу! – И слегка нажал острием, отчего на шее чеченца появилась струйка крови.

Удивленно всхлипнув, Ахмед рухнул на пол, стукнувшись коленями, и замер в нелепой позе. Нет, я не любитель патетических жестов – просто, если бы он остался стоять, кто-то во дворе, случайно обернувшись, мо бы заподозрить неладное. Я также преклонил колено, не спуская глаз с противника. Он таращился на клинок недоуменным взором и дергал губами – видимо, порывался что-то спросить.

– Молчи, хороший мой, молчи, – посоветовал я и левой рукой дотянулся до Юсуповой шеи – нащупал артерию. Пульс вполне прослушивался – порядок, квалификацию не потерял. Однако пора было заканчивать – я не мог сколь угодно долго торчать тут и любоваться коленопреклоненным врагом. – Посмотри-ка на меч, Ахмед, – предложил я хозяину. – Ты прекрасно знаешь, какой он острый. Да, это настоящая «катана» – бритва не клинок! Ага? – Ахмед чуть кивнул головой в знак согласия, и в его глазах появились какие-то едва заметные искорки понимания ситуации. – Вспомни прошлый год, Ахмед, – обмен под Мехино, – продолжал я. – Вспомнил? – Зрачки Ахмедовых глаз расширились и потемнели, хотя куда там темнеть – и так бездонный омут. – Ага, вижу, вспомнил, – констатировал я. – Ну вот и приплыли. Извини, молиться тебе не даю – времени нет. За тех пацанов, которых ты убил, волк, на своем пути – не в бою убил, а так, ради забавы, за все, что ты сотворил…

– Э-э-э! Мужик, – прохрипел Ахмед, прерывая меня. – Подожди, брат, подожди! Я тебе бабки дам – сколько хочешь! Я тебе… – Горец вдруг резко дернулся назад и вскинул руки, широко их растопыривая. Правильно, в принципе, все сделал. Кто-то ведь наверняка обучал его кендо – из такого положения можно только рубить, широко размахнувшись, – колоть не получается: надо вставать с колена, а это – время. Отшатнувшись назад, Ахмед начал делать вдох, чтобы заорать во все горло.

Оппп! – подавшись вперед, я без замаха коротко рубанул по шее, доворачивая корпус вправо – как на тренировке, когда безамплитудным ударом срезаешь наискось толстую осиновую жердь. И резко отпрянул назад, переворачиваясь через плечо.

Голова глухо стукнулась о пол. Кровь двумя мощными фонтанами лупанула из раны, мгновенно окропив стены, окна, потолок, а также и меня. Не уберегся, зараза!

Аккуратно вложив меч в правую руку Юсупа, я похлопал его по щекам, вытер ноги о ту часть половика, что осталась сухой, и поспешил вон из гостиной. Уже в прихожей я бросил взгляд на голову Ахмеда – глаза вылезли из орбит, губы шевелятся, будто хочет чего-то сказать…

– В расчете, Ахмед. В расчете, – быстро прошептал я и ретировался через окно.

Благополучно перемахнув через забор, я скатился к ручью и, забившись в кусты, некоторое время наблюдал за тем, что происходило в штабе отряда самообороны.

С момента вхождения головы Ахмеда в контакт с полом до моего появления в кустах прошло не более двадцати секунд. Для того, чтобы заподозрить неладное, ребятам во дворе понадобилось минуты полторы: я успел поплескаться в ручье, озираясь по сторонам, и уже почти все с себя смыл, когда во дворе раздались истошные вопли спохватившихся самооборонцев.

– Однако тугодумы вы, пацаны. Кровь-то шарахнула в стекла очень даже неслабо. Можно было сообразить, что к чему, и пораньше, – пробурчал я и по опушке леса двинулся прочь от села, внимательно глядя под ноги.