Ожидать пришлось довольно долго. Между делом подул северо-западный ветер, который очень некстати пригнал из-за Сунженского хребта пышные облака.
Я с тревогой посмотрел на небо и скоропалительно пообещал богу – покровителю погоды, что если он в настоящий момент не станет валять дурака, то я после этой экскурсии совсем перестану предаваться излишествам: брошу пить, курить и так далее. Если останусь в живых.
Покровитель моим мольбам внял – облака величественно обходили светило стороной, мягко касаясь его краев своими пушистыми боками и в целом для осуществления намеченного плана помех не создавали.
За время наблюдения сортир посетили три члена семьи (дитя из-за забора не просматривалось), а пожилой мужик, изрядно прихрамывающий, по всей видимости, отец Беслана, аж два раза.
В 17.24 из-за угла дома появилась верхняя треть Беслана. Он не спеша проследовал к сортиру, скрывшись в котором перестал быть доступным на некоторое время моему взору.
Облизнув моментом пересохшие губы, я отрегулировал дыхание и заставил себя расслабиться. Спустя три минуты наблюдаемый возник в проеме отворившейся двери сортира и на некоторое время застыл на месте – по всей видимости, объект заправлял штаны.
Лицезрея в бинокль, я теперь мог в деталях рассмотреть лицо Беслана. Да, вне всякого сомнения, это был он – парень в тюбетейке с полароидного снимка.
– Ну же, красавец, посмотри-ка, какая штука у меня тут! – пробормотал я и принялся дергать веревку, привязанную к нижней дыре в рукаве спецовки.
Закончив заправляться, объект закрыл дверь сортира и двинулся к дому, повернувшись ко мне левым боком.
От сортира до угла здания было что-то около 12 метров – пока «дух» преодолевал это короткое расстояние, я отчаянно дергал веревку и невнятно ругался – уговаривал посмотреть в мою сторону. Начхав на мои потуги, Беслан преспокойно зашел за угол и исчез из поля зрения.
Уффф! Выпустив воздух,, я обеспокоенно посмотрел на небо, затем на часы и от всей души пожелал своему поднадзорному принять на грудь хорошую дозу качественного домашнего вина. И чем скорее, тем лучше.
Отложив бинокль в сторону, я высунул над краем воронки полголовы и оглядел подножие холма, еще раз оценивая правильность выбора места для засады. Вроде бы все нормально, хотя можно было бы и… Домыслить я не успел, так как периферийное зрение зафиксировало какую-то незапланированную активность в секторе наблюдения.
Глянув на подворье объекта через бинокль, я обнаружил, что в промежутке между домом и сортиром оживленно размахивает руками какой-то вообще посторонний дед – скорее всего сосед (его я ранее на подворье не наблюдал) и тычет пальцем в мою сторону. Беслан стоял рядом и в упор смотрел на меня (прекрасный бинокль у Тэда, эффект присутствия – от винта!).
Ухватив веревку, я привел семафор в действие и телеграфным шифром выдал набор стандартных сигналов: «Все в норме. Какие будут указания? Повторите», – на тот случай, если Беслан вдруг владеет азбукой Морзе.
Насмотревшись на мое семафорство, подконтрольный почесал затылок и вместе с дедом скрылся за углом дома. Вот оно!
Метнувшись обеспокоенным взором по близлежащим усадьбам, я не обнаружил более наблюдательной активности, оборвал рукав, обнажая зеркало, и, выбравшись ползком из своего укрытия, в буквальном смысле скатился к месту, запланированному для засады.
Притаившись в кустах, я осмотрел видимую отсюда оконечность села и попенял себе за утрату профнавыков. Дед, старый пердун, заметил мое семафорство, а вот я его не обнаружил, хотя очень тщательно осматривал через бинокль близлежащие дворы. Вот это прокол…
Минут через десять из-за крайнего дома показался вооруженный автоматом Беслан и направился в мою сторону.
Все было правильно. Поднадзорный никого с собой не пригласил – он шел один, без опаски, периодически бросая взоры на торчавший посреди склона семафор, и весь его вид выражал живейшее любопытство.
– Молоток, красавчик! – похвалил его я. – Только вот автомат ты напрасно взял. Зачем тебе автомат в мирном селе? Хотя в данный момент без разницы – с автоматом ли, без – самое главное, мой хороший, что ты вообще вылез.
Высказавшись подобным образом, я еще раз промерил взглядом расстояние, повязал на лицо косынку и, ухватив конец веревки, начал разминать мышцы ног.
Добравшись до зарослей кустов на опушке, Беслан на секунду остановился, осматриваясь, и двинулся по тропе. Молодец, верно мыслишь – по тропе, конечно, лучше, чем ломиться через заросли, рискуя нарваться на забытую кем-то растяжку.
Обернув веревку вокруг запястья, я выбрал слабину и чуть-чуть натянул ее, чтобы рывок получился коротким. Беслан неторопливо двигался по тропе, глядя под ноги, – до моего сооружения ему оставалось пройти метров 20.
– Давай, давай, не отвлекайся, паря, – подбодрил я его и принялся разминать кисть правой руки, одновременно разгоняя организм дыхательным упражнением.
Это только в кино вы можете наблюдать, как какой-то там тип крадется по лесу, держа в руках взведенное оружие, и вдруг из кустов выскакивает ловкач – совсем без оружия, но страшно подготовленный – и одним движением обезоруживает того, который крадется. Это лажа, ребята, – для такого трюка необходимы идеальные условия: мягкая трава, скрадывающая шорох движения, отсутствие хрустких веток, кустов и вообще всего, что может вызвать шум, а также хорошо замаскированное место.
Это фэнтэзи. В реальном лесу каждое движение вызывает изрядный шум, а непосредственно у тропы, как ни странно, природа не оборудует хороших мест для засады на расстоянии одного прыжка. А потому, даже если вы являетесь обладателем сразу шести черных поясов по различным видам боевых искусств и состоите в близком родстве с Брюсом Ли, – ни в коем случае не пытайтесь в нормальном чеченском лесу голыми руками обезоружить крадущегося по тропе со взведенным автоматом мужика, который умудрился за полтора года войны остаться живым и невредимым. «Дух» при любом раскладе и независимо от состояния атмосферного давления успеет сделать из вас дуршлаг, так как мгновенно повернет ствол в направлении источника шума с одновременным нажатием на спусковой крючок. Вот так. Поэтому единственный способ захватить вооруженного чеченца голыми руками в лесу – это отвлечь…
Беслан приблизился к сооружению и повернул лицо в мою сторону. Ух, волчара! Как будто чует! Он обеспокоенно шевельнул ноздрями. Я мгновенно вспотел и порадовался, что позаботился натянуть на лицо косынку с прорезями для глаз, изготовленную накануне из запасной футболки. Нас разделяло что-то около шести метров – на таком расстоянии он, повернувшись в мою сторону, обязательно бы рассмотрел незамаскированное лицо: я-то его вижу хорошо! Встревоженно понюхав воздух, Беслан пожал плечами и сделал по тропе два шага, пересекая установленный мною незримый рубеж.
Оппп!!! Я резко дернул за веревку и, зафиксировав результат, рванулся через кусты к поднадзорному. Устройство сработало. Накануне я довольно долго прочесывал окрестности, прежде чем обнаружил это сгнившее бревно – в меру толстое, кривое, с узловатым комлем. С трудом доперев его к месту засады, я пристроил бревнышко к стволу клена и несколько раз ходил туда-сюда по тропке, поправляя сооружение – так чтобы оно не бросалось в глаза при движении от опушки в глубь леса.
Результат вышел что надо: теперь «дух» на шумы не реагировал совсем – он лежал на тропе, держа в объятиях комель внезапно соскочившего бревна, и не подавал признаков жизни.
Стащив с поднадзорного бревно, я убедился, что он дышит, и облегченно вздохнул: однако же ваш покорный слуга неслабый математик – все рассчитал как надо, впритирочку.
Зашвырнув автомат подальше в кусты, я залепил Беслану рот пластырем, связал руки за спиной и, взвалив его наподобие куля на плечо, быстро двинулся прочь от села – в противоположную сторону от нашей машины, в которой меня поджидал дисциплинированный Тэд.
Попетляв меж лесистых холмов, я приглядел местечко неподалеку от глубокой лужи и аккуратно опустил пленного на траву. Беслан пришел в себя и начал ворочаться, ошалело таращась на меня.
Обыскав связанного, я ничего интересного не обнаружил, кроме большого ножа в чехле. Настоящий горец! Из дому вышел на пять минут, а клинок не забыл прицепить. Проверив прочность узлов на веревке, стягивающей пленнику руки, я на всякий случай спеленал ему ноги и, быстро собрав сухих веток, запалил костер. Когда пламя набрало силу, я снял с Беслана рубаху, разрезав ее ножом на спине и стал разгонять дым – мало ли чего, вдруг кто-нибудь заинтересуется появившимся меж холмов дымком. Разгоняя дым, я смотрел на мерзавца и тяжко размышлял. Он, подонок, еще не вполне осознал ситуацию, а потому моих размышлений не замечал – только что-то мычал и зверовато таращился.
Да, я собирался пытать пленного, тем самым грубо нарушая положения кодекса комбатантов 4. У меня просто не было иного выхода.
Разумеется, я мог бы побеседовать с Бесланом обычным способом и спросить его: куда вы подевали мою супругу? Очень возможно, что в ответ он бы сказал правду – сведения эти не составляют особой важности и ни для кого не несут в себе угрозы. На первый взгляд. Подумаешь, важная птица, какая-то славянка, одна из множества подвергшихся подобной участи. Да пожалуйста – на, забирай, мы уже попользовались… Стоит ли скрывать такую информацию перед лицом возможной смерти?
Однако у меня были изрядные сомнения по поводу истинности показаний, которые предстояло дать Беслану. Во-первых, сообразив, что от него хочет внезапно свалившийся агрессор, «дух» может соврать, понимая (если не дурак), что после такого допроса оставлять его в живых мне ни в коем случае не стоит. Ну а коли так – вот тебе, получи дезу!
Во-вторых. Если подонок местами умный, он сразу сообразит, что может рассчитывать остаться в живых лишь в том случае, если предложит мне версию, предполагающую его обязательное участие в моем предприятии. Например, скажет, что место нахождения интересующей меня женщины знает только он один, а объяснить, как туда добраться, толком не может. Вот проводить – так это запросто, это можно. И проводит – прямиком в лапы какого-нибудь сторожевого поста «духов»…
Меня такой расклад не устраивал – слишком много было поставлено на карту.
Дождавшись, когда образовались качественные угли, я положил нож Беслана кончиком в костер и потерянно ухмыльнулся, пожав плечами. Неожиданно меня посетила совершенно посторонняя и, казалось бы, никчемная мысль, сравнение, навеянное ситуацией. Вот ведь как интересно – нас практически ничто не отличает от наших диких предков: компьютеры, роботы и космические исследования – это так, мишура, напускное обличье. Сущность остается одна, она равновелика, как у кроманьонца, забившего какого-нибудь мамонта много веков назад, так и у оператора ракетной установки на пороге XXI века.
В прошлом году ранней весной под Мачкой-Артаном мои бойцы выследили душманского снайпера, который в течение недели уложил 17 человек из танкового батальона, обеспечивавшего размещение тактической группировки, в том числе и комбата.
Тогда получился небольшой инцидент: танкисты отобрали снайпера у моих пацанов – те не стали рубиться, свои же ребята… Снайпер при ближайшем рассмотрении оказался русской бабой лет тридцати. Она сказала, что родом из-под Липецка, беспрестанно плакала и умоляла отпустить ее. Типа: больше никогда так делать не будет, дети у нее малые и вообще простите засранку, бес попутал.
Ну вот, отняли танкисты бабу, утащили к себе на позиции, а когда заявились фээсбэшники, чтобы забрать пленную, им заявили – только попробуйте, суньтесь! Раскатаем ваш злосчастный «фильтр» к гребаной матери по бревнышкам! Я потом высчитывал – танковая пушка как раз бы до того «фильтра» добила. Вполне мог возникнуть повод для большой перестрелки – такие штуки бывали, это все знают.
Фээсбэшники – люди опытные, в разных переделках бывали. Потоптались, поругались и махнули рукой – не было печали из-за какой-то мрази дикий скандал устраивать. Короче, убрались восвояси.
Весь день снайперша была у танкистов на позициях – только вопли оттуда долетали. Что они там с ней творили, я полагаю, не надо объяснять. А ближе к вечеру танкисты вытащили пленную из блиндажа, прицепили тросами за руки и за ноги к двум танкам и завели моторы…
Помнится, я тогда в запальчивости попытался воспрепятствовать этому делу – чуть было врукопашную не бросился на «мазуту» 5. Однако их ротный, что остался за комбата, наставил на меня автомат и тихо так сказал:
– Сыч, а ты видел ее винтовку, а? Видел?! У нее ж, у суки, на прикладе сорок девять зарубок… Сорок девять, Сыч!!! Сорок девять гробов… А у Бати нашего жена без хаты да без работы, и трое пацанов-дошколят остались…
И глянул на меня таким взором! Ничего гуманного в том взоре я не обнаружил – выжженная пустыня и боль… В общем, рванули танки в разные стороны, только клочья полетели…
Я глянул на раскалившееся лезвие ножа и зябко передернул плечами. Когда-то, очень давно, древние славяне наиболее отличившихся татей предавали размычке – раздирали лошадями, скачущими во весь опор. А еще эти самые древние, когда возникала нужда, пытали пленного врага раскаленным железом, чтобы добыть правдивую информацию о его намерениях, силах и средствах… С той поры минуло немало веков, и мы сейчас живем вроде бы в цивилизованном обществе… Да уж!
После того, как я подтащил Беслана к луже и пару раз макнул его головой в стоячую воду, он окончательно пришел в себя и, по-видимому, слегка разобрался в ситуации.
Отфыркиваясь ноздрями, пленник ненавидящим взглядом смотрел на меня и громко мычал – видимо, хотел что-то сказать. Достав свой нож, я аккуратно выстриг на пластыре небольшое отверстие – как раз, чтобы подопытный мог отчетливо шептать, после чего подтянул пленника к огню.
– Извини, парень, – обратился я к Беслану по-чеченски. – придется тебя немного обидеть, – после чего мой клиент прошипел через дырочку:
– Ты что?! Ты кто?! Что тебе надо?
– Надо, надо, сейчас увидишь, – продолжил я уже по-русски. – Вот тут у меня есть один занимательный снимок – погляди-ка, козлик. – Я извлек из кармана фотографию моей жены, поставил ее на землю, прислонив к камню, и, перевернув пленника на живот, ухватил его за волосы, зафиксировав лицо в тридцати сантиметрах от снимка. – Смотри, парень. Внимательно смотри! – посоветовал я Беслану. – И вспоминай. Только хорошенько вспоминай, чтобы ненароком чего не напутать! – Проинструктировав распластанного на земле врага подобным образом, я ухватил его нож, наполовину торчавший из костра, и аккуратно приложил острие к первому шейному позвонку, слегка надавив сверху.
Беслан страшно рванулся и громко замычал. Я сильнее надавил на нож и прижал конвульсивно содрогавшуюся спину коленями. В воздухе сильно запахло горелым мясом и жженым волосом.
– Вспоминай, мой хороший, вспоминай, – подбодрил я пленника, глядя на часы. Чтобы не допустить передозировки, надо проводить сеанс в несколько приемов по пятнадцать секунд, не более, иначе человек может умереть от болевого шока. Пятнадцать секунд истекли – я отнял нож от Беслановой шеи и уложил его обратно в костер.
Тело Беслана сотрясалось от рыданий – нет, я не специалист в области пыток и ранее такими вещами не занимался. Просто я в совершенстве знаю расположение акупунктурных точек на человеческом теле, могу лечить иглотерапией и прижиганием – отсюда и небывалая эффективность при первом же воздействии. Однако подонку здорово досталось, решил я, принюхавшись. На фоне «аромата» жженого волоса явственно ощущался резкий запах свежего дерьма.
– Да ты, никак, обтрухался, бедолага! – Я отпустил пленного и слез с его спины. В штанах Беслана явственно прослеживалось солидное прибавление. – Вот он, обед-то, весь вышел. Ох ты, ичкерский волк, – укоризненно попенял я скрючившемуся пленнику, который дрожал и прятал лицо в траву, вытирая обильно проступившие слезы. – Наверно, тебе никогда раньше не делали так больно, козлик, – выдвинул я предположение и, достав из костра успевший вновь накалиться нож, поднес его к глазу пленного, застопорив второй рукой дернувшуюся назад кудлатую голову. – Куда вы дели эту женщину?! – быстро спросил я. – Ну, быстро! Соврешь – выколю глаз. Считаю до трех. Раз!!!
– В дурдоме! Мы оставили ее в дурдоме! – скоропалительно зашептал Беслан и, крепко зажмурившись, пробормотал скороговоркой: – Она жива, жива, жива! Мы продали ее доктору Али! Она жива, жива, жива!!!
– В каком дурдоме?! – напористо спросил я. – Который в Шелковском? А?!
– Нет, нет, у Хакана, – поспешил поправить Беслан. – Там, как в город ехать, есть дурдом. Главврач Али, она жива! Жива она!
– Когда это было? – Я отнял нож от глаза пленного – самое главное он мне сообщил, можно было больше не давить.
Судорожно вздохнув, «дух» помотал головой, стряхивая слезы, тревожно осмотрелся и прошептал:
– С неделю назад. Она там… Ну, продали ее этому Али… 'Гам с нею будут хорошо обращаться, все с ней будет нормально…
– Так, так… Ну, а где две молодые девчонки, которых вы вместе с этой прихватили? – Я кивнул на фотографию своей жены и обратил внимание, что мой пленник заметно поскучнел. – Где те девчонки, козел?! – Я положил нож в костер – так, чтобы Беслан видел.
– Не надо, – тихо попросил пленник, и слезы вновь выступили у него на ресницах. – Не надо… Они, это… Ну, в общем, у одной кровотечение началось в дороге… Выкинули ее. А вторую с собой на базу увезли.
– Ну и как она там, на базе? – подбодрил я рассказчика, внимательно наблюдая за его лицом. – Поди, уже задолбили до смерти, да?
– Нет, нет! Нет! – поспешно возразил Беслан. – Что ты! Живет себе, работает… – и спрятал глаза. Сразу стало ясно, что соврал.
– Твари! – Я скрипнул зубами и пристально посмотрел в глаза пленника, стараясь уловить его блуждающий взгляд. Ну что ж, я расколол тебя без особых потуг. Молодой, ловкий, в меру сообразительный волк, прожил на войне довольно долго. Опытный боец. Однако наделал в штаны при первом же болевом шоке, нестойкий парниша, совсем нестойкий. Ребята, похлипче телосложением, было дело, выдерживали шутки покруче, когда попадали в плен к «духам». Если довлеющий болевой фактор ты переносишь настолько плохо, что он вытесняет из твоего сознания все посторонние мысли, то не сможешь врать во время пытки. Это все, что мне требовалось на данный момент, – полная уверенность в правдивости показаний подопытного… Так, так. Теперь надо действовать быстро. Если он начнет причитать, я не даю гарантий, что сумею это сделать.
Ну-ка, ну-ка, – я отвел взгляд от лица пленника. – Так ты, говоришь, сделал кровотечение одной девчонке?
– Это не я, не я! – отчаянно прошипел сквозь пластырь Беслан. – Там у нас Дука есть – у него такая огромная елда! Ну, у этой бабы там хлюпать начало – насовали ей уже, так он, дурак, ну… ну – в жопу ей вдул… Так, наверно, что-то там ей повредил – кровища как хлынет! Ну и…
– Спасибо тебе, говнюк, – вполне искренне сказал я волчаре и, ухватив его нож из костра, извинился: – Прости, но молиться не даю – не в моих правилах, – после чего аккуратно всадил нож под левый сосок молодого кобеля.
Дождавшись прекращения конвульсий, я натолкал Беслану в штаны камней, затащил труп на середину лужи и, быстро уничтожив следы кострища, направился к месту стоянки нашей машины.
Итак, задел имел место: на огромной территории, среди сотен тысяч людей я в почти безвыходной ситуации отыскал вполне реальный след своей пропавшей жены и получил какую-то надежду на то, что она жива – пусть ничтожно малую, тем не менее…
При этом я впервые в жизни убил связанного безоружного врага и даже не почувствовал каких-либо угрызений совести – будто манекен пропорол на тренировке. Тем самым я уподобился выродкам, не имеющим совести и сострадания, против которых мне приходилось бороться всю свою военную жизнь… Более того, очень возможно, что довольно скоро мне придется при аналогичных же обстоятельствах укокошить еще немало чеченцев определенной категории.
Однако вы сами в этом виноваты, ребята! Я этого не хотел!!! Ну какой черт, спрашивается, дернул вас умыкнуть жену офицера спецназа?!