Шиворот-навыворот

16. НОВЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ

Как только ворота снова открылись, Поль механически проследовал на платформу вместе с остальными. Он стоял у киоска, иска Коггс, Кокер и Чонер производили обмен газет. Он понимал, что его хитрость, казавшаяся тогда столь удачной, может веде более усугубить его положение, если вообще не погубит его

план. Но он не посмел вмешаться и позволил им провести эту операцию. Его вдруг охватила немота и, погрузившись в апатии, он стоял и ждал, что еще уготовит ему судьба.

Они вышли через кассу. У окошечка по-прежнему стояла старая дама и пытала великомученика-кассира, стремясь запоручить обратно шестипенсовик, который она якобы дала ему сверх стоимости билета. Мистер Бультон дорого заплатил бы за возможность как следует потрясти ее и отругать за все, что она ему сделала. Но он сдержался – если не из внутреннего благо родства, то из боязни, что такая выходка лишь усугубит его проблемы.

Медленно, с опущенной головой и понурым видом, поплелся он за своими тюремщиками обратно в работный дом. – Тебе что-то не терпелось поскорее попасть на станцию, Дики, – заметил Чонер, когда они немного отошли от вокзала. – Боялся опоздать на чай, – пояснил Поль. – Чай того не заслуживает, – буркнул Коггс, – Это помои – Если уж бежать, так за чем-то стоящим, – подал голос Кокер.

И снова в беспросветном мраке безысходности Поль вдруг увидел искорку надежды. Он вспомнил старинную хитрость, с помощью которой Эдуард I, в те времена еще принц, сумел обмануть тех, кто держал его в Дуврском замке.

– Значит, за чем-то стоящим вы бы побежали? – недоверчиво переспросил он.

– Было бы за чем, – жарко воскликнул Кокер.

– Что ты считаешь «стоящим»? – подозрительно осведомился Чонер. Например, шиллинг. – У тебя нет шиллинга, – возразил Коггс.

– Вот он! – сказал Поль и показал монету. – Я дам его

тому, кто прибежит на чай первым.

– Бультон надеется нас опередить и оставить шиллинг себе, – сказал Кокер, решительно не веря в бескорыстность мотивов товарища.

– Готов биться об заклад, что я его всегда обгоню, – крикнул Коггс.

– И я тоже, – сообщил Чонер.

– Ну, что побежали? Договорились? – спрашивал Поль не без тревоги.

– Ну ладно, – согласился Чонер. – Только ты дашь нам фору – вон до того фонаря. Ты стой здесь, а когда мы будем готовы, мы тебе крикнем.

Коггс прочертил ногой линию старта для Поля, и троица отправилась к фонарю. Через несколько секунд тревожного ожидания Поль услышал, как Кого крикнул:

– На старт! Внимание! Марш! – и тотчас же раздался топот трех пар ног.

Забег получился напряженным и волнующим. Поль увидел бегунов в свете фонаря. Чонер летел, как большой верблюд, за ним мчался Кокер, махая руками, словно крыльями. Коггс бежал последним.

Поль и сам немножко пробежал за ними, чтобы не расхолаживать соперников, а затем, убедившись, что его отчаянная уловка удалась, усмехнулся своей сметливости и помчался обратно на станцию. Исход забега не очень его интересовал.

Он снова оказался в помещении кассы. Взгромоздившись коленями на стул, он стал изучать расписание, висевшее над копилкой для пожертвований на миссионерскую деятельность и евангельскими текстами. Следующий поезд был лишь в 7.25. Почти полтора часа ожидания! Что делать? Где скоротать это время? Если оставаться на платформе, его могут поймать. В школе его мигом хватятся, а станция – первое место, где его примутся искать.

И все же он боялся далеко отходить от вокзала. Светлые улицы и магазины казались ему ловушками, где его непременно схватят. Если же он станет блуждать по полям и лугам, то может заблудиться или – не имея часов – опоздать.

Опоздать на этот поезд было бы роковой оплошностью.

Поль вышел на платформу, миновал зал ожидания, буфет, весы, багажные тележки, не встретив ни души и никем не замеченный. Даже мальчишка в газетном киоске настолько увлекся чаем с бутербродом, что не обратил на него никакого внимания. Поль дошел до самого конца платформы. Дальше начинался пологий спуск – к складам, пакгаузам и запасным путям. В темноте вырисовывались смутные очертания вагонов для скота, накрытых брезентом, и открытых платформ для угля, стоявших на рельсах, тускло поблескивавших в свете газовых фонарей.

Поль вдруг решил,что такой вагон или вагонетка могут сослужить ему неплохую службу. Главное, суметь туда забраться. Осторожно перешагивая через рельсы, он дошел до возвышения между двух путей. Он двинулся по нему, пока не дошел до цепочки вагонов. Они оказались все запертыми. Наконец он подошел к вагонетке для угля, где и решил переждать и укрыться от возможного преследования, а потом сесть в поезд 7.25.

Забравшись в вагонетку, он забился в угол, прислушиваясь, нет ли признаков погони, но лишь телеграфные провода тянули над его головой заунывную мелодию. Поль стал быстро мерзнуть, и у него заломило поясницу. Убежище не отличалось комфортом, зато было все в угольной пыли. Однако он чувствовал себя в безопасности. Вряд ли кому-то взбредет в голову искать его здесь. Еще десять дней назад мистер Бультон не поверил бы, что станет прятаться в грязном вагоне от наставника своего сына, но с тех пор слишком много невероятного оказалось возможным.

Но и тут судьба не оставила его в покое. Прошло с полчаса, и ее успел он убедить себя, что здесь его не потревожат, как дважды ударил колокол, и кто-то, возможно, начальник станции, крикнул:

Эй! Кто-нибудь там! Инг! Пинктонз! Три вагонетки на первом пути надо прицепить к багажному поезду шесть тридцать на Сопсбери. Он пойдет через пять минут.

Раздались шаги, и грубый голос над самым ухом Поля сказал:

Эти что ли, Томми?

Они самые, дружище, – откликнулся Томми. – Давай пошевеливайся. Почтовый не будет стоять и ждать весь вечер, потому как и другие поезда имеются. А ну-ка, дружно взялись – лошадь на том конце старая!..

И к ужасу Поля, его вагонетка медленно тронулась, поехала и ударила буферами в соседнюю. Раздалось громкое лязгание железа о железо и звон цепей.

Час от часу не легче! Вылезать опасно – его могут заметить. Но если остаться в вагонетке, то ее прицепят к поезду, который увезет его в Сопсбери за сто с лишним миль от Лондона. К этому времени Дика успеют предупредить, и не видать Полю удачи как своих ушей!

Вдалеке послышался свисток, а за ним нарастающий гул приближающегося поезда. Нельзя было терять ни минуты, по выпрыгивать на ходу Поль побоялся, поэтому он решил заявить о своем присутствии.

Встав на колени и высунув голову наружу, Поль тихо позвал: «Томми! Томми!»

Станционный служитель, до этого что-то старательно делавший внизу, глянул вверх и в ужасе отшатнулся.

– Билл! – сипло крикнул он. – Готов поклясться на Библии, что всю неделю не брал в рот ни капли. Но они опять... Билл, ото снова они...

– Что там с тобой стряслось? – прорычал Билл.

– Опять кошмарики! – простонал Томми. – Только я стал толкать эту вагонетку, как из нее высунулся черт и сказал «Томми! Ты-то мне и нужен!» Я теперь и близко к ней не подойду! Отпрошусь домой и лягу в постель. Господи, как он на меня уставился! Нет, пойду в церковь и дам обег в рот не брать спиртного. В это же воскресенье!

– Сперва проверим, что там, – предложил практичный Билл. – Поосторожней там с лошадью! А ну-ка! – и он вспрыгнул на буксу и заглянул внутрь. – Эй, кто там, мы не катаем чертей на этой линии... Слушай, Томми, старина, на сей раз все в порядке. Вот твой черт!

И, перегнувшись через борт вагонетки, Билл ухватил за шиворот перепуганного до потери сознания Поля и опустил его на землю.

– Это что, твой личный вагон? Тебе тут постлали постель, так? Ах ты, бродяга! А ну-ка отвечай, зачем сюда забрался?

– Не кричи на него, Билл, – заступился Томми. Убедившись, что нечистой силы нет в помине, он сильно помягчел. – Это молодой джентльмен.

– Джентльмен он или нет, но все равно нельзя кататься в вагонетках,нравоучительно заметил Билл. – Держи его, Томми, крепче. Поезд ждать не будет.

Томми вцепился в Поля железной хваткой и не отпускал, пока вагоны и вагонетки не были прицеплены к багажному поезду, и тот благополучно не угромыхал в темноту. Затем они столпились вокруг жертвы, с любопытством ее оглядывая.

– Послушайте! – воззвал к ним Поль. – Я сбежал из школы. Мне надо попасть в Лондон первым же поездом. Я позволил себе спрятаться в вагопетке, потому что мог появиться директор и поймать меня. Вы меня понимаете?

– Еще бы! – сказал Билл. – Хороший же ты ученик!

– Я не хочу, чтобы меня поймали, – проскулил Поль.

– Конечно, – сочувственно произнес Томми.

– А вы не могли бы меня спрятать так, чтобы меня не нашли?

– Что скажешь, Билл? – спросил Томми напарника.

А начальник станции?

– У меня есть немного денег, и я бы заплатил вам за хлопоты, – сказал Поль.

– Так бы сразу и сказал, – отозвался Билл. – Начальнику про это не обязательно знать.

– Вот вам полсоверена, – сказал Поль, вынимая монету.

– Эх, хороший мне черт попался, – проговорил Томми:. – Если бы они все так себя вели, разве я что-то против них имел бы. На эти денежки мы выпьем и закусим – за здоровье мистера Беллогорячкинса! Пошли, сорванец, я спрячу тебя так, что сам черт не найдет, а перед поездом выпущу.

Он отвел Поля на станцию, где отпер ключом нечто вроде кладовки, сказав:

– Тут, конечно, не ахти как чисто, зато спокойно. Мы тут держим метлы, тряпки и все такое прочее.

В кладовке была кромешная тьма, и тряпки дурно пахли, но мистер Бультон был доволен. Ему было хорошо в этом новом ковчеге, хотя он успел набить синяков на ногах от рукояток метел. Но его ликование сменилось испугом, когда он вдруг услышал тяжкую поступь, а затем знакомый голос:

– Где начальник станции? Ах, вот он! Добрый вечер, я доктор Гримстен из школы Крайтон-хауз. Мне нужно ваше содействие. Один из моих учеников имел наглость и безрассудство убежать.

– Не может быть! – воскликнул начальник станции. – – Увы, это так. Ему было у меня хорошо и покойно, но он проявил чудовищную неблагодарность. Я должен его найти. Он где-то здесь. Вы не встречали мальчика? В классе мне ничего толком не сказали.

Поль возблагодарил небеса, что ране не обратился за помощью к начальнику.

– Нет, – говорил тот, – я не видел, но надо спросить кого-то из моих людей. Инг, этот джентльмен потерял кого-то из своих учеников. Вы его не видели?

– Какой он из себя? – услышал Поль голос Томми.

– Среднего роста, тринадцати лет, весьма смышленый, – пояснял доктор.Волосы рыжеватые.

– Таких вроде бы не встречал, – отозвался Томми. – А что на нем было еще, кроме рыжеватых волос?

– Черный пиджак, серые брюки и матерчатая фуражка с кожаным козырьком. А! – протянул Томми. – Тогда я его видел.

– Где? Когда?

– Да с полчасика назад.

И вы знаете, где он теперь?

В общем-то, я, конечно, мог бы намекнуть вам, где его искать,проговорил Томми, к ужасу Поля, который, дрожа как осиновый лист, слушал диалог, проходивший у самой двери его темницы.

Если знаешь, то говори, Инг, и не фокусничай! – распорядился начальник станции. – Прошу прощения, сэр, но меня ждут дела! – сказал он доктору и ушел. Доктор же сердито пробурчал:

– Вы все знаете! Я заставлю вас рассказать! Если окажется, что вы меня обманули, то я напишу вашему начальству, и у вас возникнут неприятности с работой. Лучше уж говорите!

– Вот какое дело, – медленно, неохотно отозвался Томми, – юноша ваш был истинный джентльмен...

– Я прилагал к тому все усилия, результаты налицо, – сухо молвил доктор. – Но как вы пришли к такому выводу?

– Он вел себя как джентльмен. Дал мне полсоверена.

– Вы получите от меня столько же, если скажете, где он.

– Спасибо, сэр. И вы, видать, джентльмен, хотя и учитель...

– Где этот несчастный? – перебил его Гримстон.

– Выходит, я его продаю, – раздумчиво продолжал Томми с интонациями человека, готового поддаться внушению.

– Ничего подобного, мой друг. Вы... вы помогаете восторжествовать принципам морали.

– Ах вот как, – с явным облегчением отозвался Томми. – Ну тогда другое дело! Тогда я не могу поступить дурно, так? Мы можем не любить учебу, школы, учителей, но без этого ведь не обойтись. Но, сэр, если я расскажу, где он, вы не зададите ему взбучку? Обещайте, что не зададите.

– Торг здесь неуместен, – сказал Гримстон. – Я поступлю с ним согласно принципам морали и здравого смысла.

– Ага! – просветлел Томми. – Вы говбрите, как христианин! Тогда ему достанется не слишком. Раз так, то я наведу на | его след.

Если бы дверь чулана не была заперта, Поль, наверное, выбежал бы и добровольно сдался доктору, дабы избежать унизительной продажи в рабство корыстолюбивым предателем. Но волей-неволей приходилось дожидаться конца разговора.

– Видите ли, – продолжал медленно Томми, словно сражаясь с остатками сомнений, – было все так. Подходит ко мне этот юный джентльмен и говорит: «Хочу спрятаться. Я убежал из школы». А я ему в ответ: «Тут тебе делать нечего, потому как твой начальник живо тебя здесь сцапает, прошу прощения, сэр!» «Верно, – вздыхает он, – а что делать?» – «Чего не знаю, того не знаю,отвечаю. – Бегать нехорошо, но ежели б я дал деру и не хотел, чтобы меня заловили, то я бы двинул в Даффертон. До него мили три и ты свободно поспеешь к лондонскому поезду». – «Вот спасибо-то; – говорит он, – двину-ка я и правда туда». И он припустил во все лопатки. Сейчас он, значит, в пути...

– Извозчик! – воскликнул доктор, как только Томми дошел до конца своего правдивого повествования. – Я поймаю негодяя! У кого лучшие лошади? Девис, я вас нанимаю! Пять шиллингов, если мы успеем в Даффертон к поезду. Возьмите...

Конца разговора Поль не слышал: хлопнула дверь экипажа и загремели колеса. Страшный человек благополучно отбыл в неверном направлении, и Поль с облегчением сел на пол среди всего этого хлама. Гроза пронеслась стороной.

Вскоре он услышал, как Томми, хихикая, зашептал в замочную скважину:

– Все в порядке, сэр? Я его услал подальше. Вы не подумали, что я вас выдам, а? Я не такой мерзавец. Особенно если юный джентльмен спасает меня от чертей и кошмаров, да еще дает полсоверена. За мной вы как за каменной стеной!

Мистер Бультон провел еще полчаса в потемках. Постепенно платформа стала наполняться пассажирами. Он понял это по шарканью ног, голосам и запаху сигар. И наконец раздался долгожданный звон станционного колокола. Подходил лондонский поезд.

Он подошел к платформе, и метлы затряслись в кладовке. На платформе началась обычная суматоха. Поль сидел взаперти, сгорая от нетерпения. Время шло, но никто его не выпускал. Он забеспокоился. А вдруг Томми о нем забыл? Вдруг в самый нужный момент его услали по какому-то делу? Пару раз ему почудилось, что он слышит свисток отбывающего поезда. Неужели он останется в этой кладовке?

Но вдруг дверь бесшумно открылась.

– Никак не мог раньше, – сообщил честный Томми. – А то начальник бы заприметил. Пора. Вот пустое купе первого класса. Я его специально приберег для вас. Садитесь.

Он помог Полю взобраться на высокую подножку и запер за ним дверь. Поль блаженно опустился на роскошные подушки, утратив на радостях дар речи. Но Томми снова возник в окне и сказал:

– На вашем месте я бы залез под диван, когда будете подъезжать к Даффертону. Вдруг ваш директор станет искать. А я вас запру.

– Я залезу прямо сейчас, вдруг кто-то меня заметил, – сказал Поль и, слишком беспокоясь о своей безопасности, чтобы поблагодарить спасителя, полез под диван. Там как раз было ровно столько места, чтобы можно было лежать, скрючившись. Но в конце концов Полю вовсе не надо было проводить там все путешествие до Лондона. Главное, миновать Даффертон.

Увы, не успел он устроиться под диваном, как у двери купе услышал два властных голоса.

– Носильщик! Кто там! Откройте-ка дверь. Она заперта.

– Прошу сюда, – раздался голос Томми. – Там много свободных купе.

– Я не хочу туда, я хочу ехать здесь. Говорят вам, откройте!

Томми неохотно подчинился, и в купе вошли два пожилых джентльмена.

– Я всегда езжу в среднем вагоне, – сообщил первый. – Может сослужить неплохую службу при аварии. Никогда не слышал, чтобы средний вагон смяло в лепешку!

Второй, довольно хмыкнув, тяжело опустился на диван прямо над головой Поля. Поезд тронулся. Поль, недовольный вторжением, означавшим, что ему придется ехать до самого Лондона под диваном, решил, однако, что нет худа без добра. «Хорошо еще, что я залез туда до их прихода, – думал он. – Потом бы это выглядело более чем странно!» И он стал прислушиваться к беседе своих попутчиков.

– О чем, бишь, мы говорили? – спросил первый. – Ах, да! Это было все очень печально, очень печально! Временами нас посещают странные подозрения, каковые нельзя всецело отнести на счет нашей повышенной стеснительности или, напротив, мании величия. Мы вдруг решаем, что разговор, обрывки которого слышим, относится именно к нам. Чаще всего это не так, но в один прекрасный день наши подозрения оправдываются.

Мистер Бультон хоть и не мог опознать голоса, но исполнялся убеждения, что речь идет о его персоне и потому навострил уши.

– Да, – продолжал первый, – насколько я могу судить, он не хватал с неба звезд, но имел в Сити репутацию человека основательного, не склонного к авантюрам. Поэтому, когда я на днях с ним впервые увиделся, я был просто потрясен его манерами.

– Неужели? – заинтересовался второй. – Он грозил, оскорблял?

– Нет, нет. Скорее его поведение можно назвать эксцентричным. Я зашел не то чтобы по делу, но у меня в фирме работает человек, которого ест чахотка, а поскольку, как я зшал, он является попечителем одной из больниц, то я надеялся получить от него направление. Так вот, захожу я на Минсинг-лейн... Поль вздрогнул. Да, речь шла и правда о нем!

– ...прошу передать ему мою карточку, а с ней записку. Мол, если сейчас ему недосуг, то я готов посетить его дома и так далее. Но мне сообщают, что он меня примет. Клерк, что провожал меня, предупредил: «Если вы раньше имели с ним дело, то найдете его сильно изменившимся, сэр. Мы очень за него беспокоимся». Это подготовило меня к тому, что я увидел. Меня отвели в какую-то каморку, где он стоял у плиты и готовил на ней что-то неописуемое, а мальчишка-посыльный ему помогал. В жизни не чувствовал себя так неловко. Я пробормотал, что зайду в другой раз, но Бультон...

Поль внугренне простонал. Новая напасть! Что ж, лучше заранее приготовиться к самому худшему.

– Бультон спросил меня неловко, словно школьник-переросток: «Как дела? Кто вы такой? Не хотите карамели – она почти сварилась? Уму непостижимо! Человек его положения средь бела дня у себя в фирме варит карамель и потчует ею первого встречного!

– Размягчение мозгов! – предположил собеседник.

– Похоже. Он спросил меня, по какому я вопросу. Я стал объяснять. На это он сообщил, что в последнее время совсем отошел от дел. Теперь он лишь расписывается, где ему говорят клерки. Якобы он всю жизнь работал не разгибая спины, а теперь вот решил передохнуть. Бизнес он назвал «чушью собачьей»! Он сказал, что даст письмо, посоветовавшись со старшим клерком. Похоже, он в этом ничего не смыслил, но когда все закончилось, принялся задавать мне игривые вопросы с подвохом и был недоволен, что я плохо соответствую.

– Какие вопросы?

– Дурацкие! Он приставал, чтобы я ответил, что лучше: казаться большим глупцом, чем в действительности, или, напротив, быть большим глупцом, чем казаться. Потом он на полном серьезе стал требовать, чтобы, когда он скажет, что он «золотой замочек», я повторял какую-то белиберду насчет золотого ключика. Я уж не чаял ноги унести!

– Поговаривают, он пустился в сомнительные спекуляции, – сказал второй. – Его имя упоминают в связи с явными аферами. М-да, все это весьма прискорбно!

Поль сгорал со стыда в своем укрытии. Даже если ему удастся поставить Дика на место и вернуть свой прежний облик, как он сможет прямо смотреть людям в глаза?!

Дик явно спятил. Даже школьник должен был соображать, как себя вести в таких обстоятельствах. Теперь Лондон полнится пересудами, но никто не в силах понять, что же произошло.

После этого разговор в купе перешел на более общие темы. Они говорили о риске, с страховке, об убытках и прибылях, пока поезд не стал замедлять ход и наконец не остановился. Они прибыли в Даффертон.

По всему составу захлопали двери. Кто-то явно наводил справки у каждого из купе и получал ответы. Голоса делались все различимее. Как и опасался Поль, доктор Гримстон, не обнаружив его на платформе, устроил тщательную проверку поезда, решив, что его ученик как-то ухитрился в него сесть.

Поля охватил приступ ужаса, когда дверь его купе распахнулась и его обдало ледяным воздухом. К счастью, синее покрывало дивана свешивалось до самого пола. Кто-то поднес фонарь, и в его свете Поль увидел из-под полога верхнюю часть доктора Гримстона. Он был бледен и учтив. Он простоял в дверях несколько мгновений, внимательно оглядывая все уголки купе.

Оба пассажира закутались в пальто, дрожа от холода, и один из них вспыльчиво произнес:

– Входите, сэр, если вы собираетесь ехать. Тут невыносимый сквозняк.

– Я не собираюсь ехать, – возразил доктор, – но будучи наставником юношества, хотел бы вас спросить, не случилось ли вам видеть или спрятать маленького мальчика смышленой наружности.

– С какой стати нам прятать маленьких мальчиков смышленой наружности? – удивился человек, поведавший о своем визите на Минсинг-лейн. – Мы бы просили вас либо войти, либо в дальнейшем вести переговоры через окно.

– Это не ответ на мой вопрос, – возразил доктор. – У меня такое впечатление, что вы отказываетесь сообщить, видели вы мальчика или нет. Ваше поведение мне кажется подозрительным, и я буду настаивать на том, чтобы вагон как следует обыскали.

Услыша эти страшные слова, мистер Бультон прижался к

перегородке.

– Служитель! Подойдите! – крикнул первый джентльмен. – Подойдите сюда! Здесь какой-то неистовый человек, вознамерившийся обыскать вагон, так как он что-то в нем потерял. Я не допущу такого обращения, не получив всех разъяснений. Он утверждает, что мы здесь прячем мальчика.

– Я настаиваю на обыске этого купе, – пылко проговорил доктор, обращаясь к станционному служителю. Я проверил все остальные вагоны, он должен быть здесь. Я найду его, даже если мне придется ехать в гсрод в этом купе.

– Во имя спокойствия, джентльмены, – умоляюще произнес служитель,пусть поищет. Одолжите вашу трость, сар. Я пошарю ею под сиденьями.

С этими словами он отодвинул в сторону доктора Гримстона и встал на подножку сам. Затеи он начал шарить под диванами тяжелой тростью доктора.

Каждый тычок причинял адские мучения мистеру Булътону, трость попадала в самые уязвимые места, но он терпел, стиснув зубы, дабы не выдать себя. Он боялся, что еще один такой тычок и его местонахождение будет раскрыто.

– Нет, – буркнул служитель, – его там нет. Я все обшарил. А нет, там что-то имеется, – сказал он после того как последний тычок трости чуть было не вышиб дух из мистера Бультона. Все было потеряно!

– Только попробуйте еще раз ткнуть вашей чертовой тростью! раздраженно произнес один из пассажиров. – Там у меня пакет. Не хватало, чтобы вы понаделали в нем дырок. Только не говорите о пакете безумцу, а то он потребует, чтобы я развернул его – вдруг я там спрятал мальчишку. Оставьте нас в покое. Бога ради, уйдите!

– Его там нет, – доложил служитель доктору. – Под сиденьями пусто. Ваш мальчик, наверное, решил поехать поездом в восемь сорок. Мы опаздываем. Отправление!

– Спокойной ночи, сэр, – сказал первый пассажир, высунувшись из окна и глядя на сбитого с толку доктора. – Вы нас потревожили самым бесцеремонным образом и все понапрасну. Надеюсь, вы найдете вашу пропажу, когда немножко придете в себя, а то бедному ребенку не поздоровиться.

– Если бы вы вышли на платформу, – бушевал доктор, – я бы расправился с вами хлыстом за такое оскорбление. Мальчик в вагоне, и вы это прекрасно знаете. Я ...

Но к великой радости Поля, поезд тронулся, оставив бешено жестикулировавшего доктора на платформе.

– Свирепый тип, хотя и школьный учитель, – заметил один из пассажиров, когда поезд набрал ход. – Еще не хватало, чтобы он тут перевернул все вверх дном!

– Да. Не дай бог, этот служитель продырявил индийскую шаль в моем пакете. Господи, а пакет-то не под диваном! Я же положил его на полку.

– Служителю просто померещилось, что под диваном что-то есть, но... Послушайте, Голдикатт, пощупайте ногой, там и вправду что-то есть.

Некоторое время мистер Голдикатт исследовал ребра Поля носком ботинка, причиняя ему немалую боль.

– Действительно! – наконец воскликнул он. – Там что-то есть. Причем не такое-твердое, как чемодан или коробка для шляпы. Нечто более мягкое и податливое. Давайте попробуем вытащить это зонтиком. Наверное, надо заявить служителю на следующей станции. Господи, оно само вылезает!

Поль, испугавшись предложения доложить служителю, решил рискнуть и сдаться на милость попутчиков. Перепачканный углем, измазанный белилами, покрытый пылью, он вылез из-под дивана и умоляюще уставился на пассажиров.

Когда прошло первое потрясение, они откинулись на сиденья в хохотали до слез.

– Так что же, юный мошенник, – сказал один, обретя дар речи, – значит, все это время ты сидел под диваном?

– Да, – признался Поль. – Я не смел вылезти.

– Значит, ты тот самый мальчишка, из-за которого поднялся переполох? А мы, значит, отшили твоего директора, не зная, что ты у нас? Потрясающе! Ну ты даешь. Давно мы так не смеялись!

– Надеюсь, я не причинил вам больших неудобств? – сказал Поль. – У меня не было другого выхода.

– Господи! Еще бы немного и твой наставник причинил бы тебе большие неудобства! Но теперь он уже нас не потревожит. Надо же, мы клялись и божились, что в купе никого нет, а ты прятался под диваном! Прелесть! У мальчишки есть мужество. И неплохие манеры! Вашу руку, юный джентльмен, мы не в претензии. Вот уж посмеялись.

– Вы... вы не выдадите меня? – пролепетал бедняга Поль.

– Будем откровенны, – сказал Голдикатт, добродушный джентльмен с розовым лицом и седыми бакенбардами. – Мы не собираемся вылезать на следующей станции и везти тебя назад в Даффертон, чтобы обрадовать твоего директора. Он не заслужил этой участи. Больно уж он грубый и вспыльчивый!

– А что, если он даст телеграмму, чтобы меня задержали на вокзале Сент-Панкрас? – обеспокоенно спросил Поль.

– На это он способен! Ты проницательный мальчуган. Но раз уж такое дело, то нам надо бы довести начатое до конца, протащив контрабандой юного озорника под носом у детективов, не так ли, Треверс?

Пассажир помоложе охотно согласился со спутником, ибо доктор имел несчастье восстановить их против себя своими неоправданными подозрениями, и теперь они не колеблясь решили провести его вокруг пальца.

Они обратили внимание на плачевный вид мистера Бультона, и тот рассказал им о побеге и приключениях, каковые, несмотря на все сочувствие джентльменов, не удержали их от нового приступа смеха, хотя Поль и не видел в этом ничего смешного. На вопрос, как его зовут, он предусмотрительно ответил, что Джонс. Он также придумал и другие детали своей биографии. Так или иначе, к Кентиш-тауну его спутники подъезжали весьма довольные собой и своим протеже.

В Кентиш-тауне их ожидало новое осложнение. Вместе с контролером появился и станционный инспектор.

– Прошу прощения, джентльмены, – сказал он, с любопытством оглядывая купе, – но принадлежит ли кому-то из вас этот юный молодой человек в углу?

Джентльмен с седыми бакенбардами слегка смутился, но его товарищ и бровью не повел.

– Ты слышишь, Джонни, – обратился он к Полю, которого за время пути они привели в божеский вид. – Нас спрашивают, принадлежишь ли ты мне? Я надеюсь, ты ничего не имеешь против того, чтобы принадлежать в какой-то хотя бы степени своему отцу, – и выразительно посмотрел на инспектора.

Тот извинился за ошибку, добавив:

– Нам велено приглядывать, не путешествует ли в одиночку молодой человек примерно такого же возраста. Прошу меня извинить. – И он ушел вполне удовлетворенный.

Вскоре поезд въехал под широкую сводчатую крышу вокзала, под которой совсем недавно Поль стоял беспомощный и несчастный.

– Мой тебе совет, дружок, – молвил мистер Голдикатт, сажая Поля в кеб и вкладывая ему в ладонь полсоверена. – Езжай домой и все выложи начистоту отцу. Он не будет на тебя сердиться. Вот на всякий случай моя карточка, я замолвлю за тебя словечко, если понадобится. Спокойной ночи и желаю удачи. Ну ты меня и посмешил сегодня!

Кеб укатил, а спутники Поля остались на платформе. Снова оказавшись на родных шумных лондонских улицах, Поль позабыл о тех трудностях, что еще ожидали его. Впервые с тех пор, как он оказался за воротами Крайтон-хауза, мистер Бультон вздохнул спокойно.