Шиворот-навыворот

17. КОВАРНЫЙ СОЮЗНИК

При своих попутчиках Боль не рискнул назвать свой настоящий адрес, но как только экипаж оказался на Юстон-роуд, он велел кебмену высадить его у церкви, что была на южном конце Вестборн-террас. Он не посмел открыто подкатить в кебе к своему собственному дому

Он стоял па Вестборн-террас, глядел на ряд желтых фонарей и думал, что до дома оставалось несколько сотен шагов.

Но хотя до цели было рукой подать, радость улетучилась. Па смену ей вернулась тревога. Мистер Бультон понимал, до чего же трудна задача, которую ему предстояло решить.

Он стоял у ограды церкви, освещенной по причине вечерней службы, безучастно слушал доносившиеся оттуда звуки органа и никак не мог заставить себя двинуться в путь и переступить порог своего дома.

Вечер выдался холодный, ветреный, по черному небу стремительно проносились светлые облака, и наконец Поль, дрожа от холода и волнения, двинулся к себе.

Дальше по улице кто-то устроил званый прием с танцами. Поль видел вереницу карет с зажженными фонарями и ему показалось, что он слышит крики слуг и свистки, которыми обычно подзывают кебменов.

Подойдя ближе, он вдруг заподозрил то, что вскоре подтвердилось. Вечеринка проводилась в его доме. Хуже того, она проводилась с размахом, способным привести в ужас всякого здравомыслящего домовладельца и отца семейства.

Балкон над входом был увешан китайскими фонариками, а в его углу Поль приметил какие-то странные предметы, весьма смахивавшие на фейерверк. Фейерверк на Вестборн-террас! Что скажут соседи!

За стеной он заметил сразу четырех шарманщиков, явно игравших по приглашению хозяина. Толпа зевак, сгрудившаяся вокруг, внимала музыке и громкому смеху, доносившемуся из ярко освещенных комнат наверху. Только сейчас мистер Бультон вспомнил, что Барбара писала в письме о намечающемся детском празднике. Сегодня утром Дик ни словом но обмолвился об этом, а Поль и не предполагал, что это может случиться так скоро.

В какой-то момент ему захотелось махнуть на все рукой и в отчаянии уйти куда глаза глядят, мржет, даже вернуться в Крайтон-хауз и предстать перед гневными очами доктора. Как же объяснить вес случившееся с ним семье, как добраться до камня Гаруда в этой суматохе.

Но нет, путь в Крайтон-хауз был ему заказан. А бродить по белу свету он тоже не отважился бы – да и удалось бы ли это ему в облике школьника с медяками в кармане?

После короткой, но мучительной внутренней борьбы он решил проникнуть в дом, осмотреться и занять выжидательную позицию. Судьба, словно в насмешку, позволила ему совершить побег, вынести столько невзгод по дороге домой, с тем лишь, чтобы, вернувшись, он оказался в бедламе!

Протиснувшись через толпу, мистер Бультон подошел к дому. Но он не решился войти через парадный вход во избежание объяснений с прислугой, и нанятыми официантами.

К счастью, черный ход был открыт, и мистер Бультон тихо прошмыгнул в кладовую, собираясь попасть в холл по лестнице для прислуги. Но тут его ожидала неудача: стеклянная дверь, что вела на лестницу, оказалась заперта, а в кухне он услышал голоса – все это заставило его занять выжидательную позицию в надежде, что рано или поздно дверь отопрут.

Поскольку дверь из кладовой в кухню была приоткрыта, мистер Бультон вполне отчетливо слышал разговоры прислуги. Но каждое новое услышанное им слово лишь усиливало его тревогу, так что вскоре он был готов отдать все на свете, лишь бы не слышать этих ужасов.

В кухне было двое. Кухарка, которая все еще в рабочем одеянии, подкреплялась ужином, читая какую-то газету, а также горничная в праздничном наряде, закреплявшая булавкой свой белый чепец.

– Они мне еще не ответили, Элиза, – посетовала кухарка, отрывая взгляд от газеты.

– Но ты же им написала только в пятницу. Когда же им успеть, – отвечала горничная.

– Ну да, я только на прошлой неделе стала понимать, что к чему... Но вот что они отвечают даме, которая испытала нечто похожее. – И она стала цитировать из газеты: – Вы спрашиваете, каковы первые признаки любовного интереса вашего возлюбленного. В этом деликатном вопросе трудно давать определенные рекомендации. Лучше послушать, что говорит ваше сердце. Впрочем, мы готовы назвать несколько наиболее очевидных симптомов. Элиза, что такое симптом?

– Симптом, – пояснила Элиза, – это когда у тебя что-то не в порядке. У моей последней хозяйки на Кодаган-сквер был Жуткий симптом. Болела эстетизмом, бедняжка.

– Нет, это что-то не то. – возразила кухарка. – Смотри, что они пишут. «Если вам удалось внушить ему стойкое непреходящее чувство. – правда, красиво написано? – он будет постоянно появляться и местах, где вас обычно можно застать». – Просто не сосчитать, сколько раз хозяин заходил на кухню на прошлой неделе! – «В вашем присутствии он будет вести себя неловко и неуклюже». – Давно не видела такой неуклюжести, как у хозяина. Сегодня он разбил лучшее фарфоровое блюдо! – «Он будет выпрашивать какие-то пустяки, безделушки, сделанные вами собственноручно». – Хозяин все время просит у меня пончики. – «И если его желание исполняется, он бережно хранит эти подарки как бесценные сокровища». – Ну вряд ли хозяин хранит пончики, Элиза. Я видела, как он съел пять штук. Да и как хранить пончики! Сделаю-ка ему подушечку – посмотрю, как он к этому отнесется. «Если вы различаете все эти симптомы в человеке, кого подозреваете в неравнодушии к вам, то в самом скором времени он окажется у ваших ног...»

Ну вот видишь, Элиза, – пе без гордости сказала кухарка, дочитав до копца, – яснее не напишешь. Подумать только: чтобы хозяин оказался у моих ног! Может ли простая кухарка даже помечтать о подобном!

– Не знаю, пе знаю! Где твоя гордость? Пусть не думает, что ему стоит лишь сказать слово – и ты его! На днях я читала в журнале, что граф женился на гувернантке, а по-моему, кухарка будет повыше гувернантки. Правда, и хозяин не граф, а лишь коммерсант. Но ты уверена, что он не играет твоими чувствами? В последнее время он со всеми нами очень любезничает.

– Наверняка сказать трудно, Элиза, – отозвалась кухарка с явной застенчивостью, – и право, не знаю, могу ли я так откровенничать. Ты еще молода, Элиза, и многого тут не понимаешь, по крайней мере, хочется на это надеяться (при этом Элиза, похоже, удивленно вскинула голову), но помнишь ли ты, как на прошлой неделе хозяин остался дома поиграть с детьми. Я пошла наверх за наперстком и наверху, у лестницы, столкнулась с хозяином. В руках у него был игрушечный пистолет Дика, а на голове старая шляпа. «У вас есть пропуск?» – спросил он меня, да так строго, что я прямо все обомлела. Я решила, что его что-то там расстроило. Я сказала, что первый раз слышу насчет пропуска, но если без этого никак, то я, конечно, раздобуду его. А он отвечает так мягко и нежно (тут Поль чуть не сгорел со стыда): «Нет, ото вовсе не обязательно, но раз у вас нет пропуска, вы должны меня поцеловать». Я думала, что прямо провалюсь сквозь пол, так он меня ошеломил. Я сразу поняла, к чему он ведет.

– Но он и мне сказал то же самое, – возразила Элиза. – У меня, правда, оказался при себе пропуск, мне его дала мисс Барбара. Пусть только попробовал бы поцеловать меня, я бы ему надавала пощечин, даром что хозяин.

– Ты говоришь ерунду, – возразила кухарка томным голосом. – Если бы ты только при этом присутствовала. Дело не в словах, а в том, как он их произнес. И как он меня обнял. Это все равно что предложение руки и сердца!.. Я скажу тебе прямо – потом вспомнишь мои слова – у меня есть надежда!

– На твоем месте, – сказала Элиза, – я бы сделала так, чтобы он прямо и открыто объяснился в письме. Тогда, как бы дело не повернулось, считай, что в твоем кармане верных пятьсот фунтов!

– Любовные письма! – вскричала кухарка. – Э го ты зерно сказала, Элиза... Господи, Уильям, как ты меня напугал. – Я-то думала, ты присматриваешь, как готовят стол к ужину.

– За этим присматривает человек кондитера, Джейн, – отозвался Боулер.Я все время был возле гостиной, любовался на игры. Хозяин так потешно развлекается вместе с малышами. А ведь он был такой чопорный да серьезный! Но в благопристойном доме так быть не должно. Я рад, что подал заявление. Человеку моего положения не подобает пятнать свою репутацию, принимая участие во всем этом кавардаке. Я работал во многих домах, но такое вижу впервые. Ты только пойди полюбуйся. Да иди прямо так, они на тебя и внимания не обратят.

Кухарка не заставила себя долго упрашивать, и они с Боулером отправились по лестнице в холл и, к радости Поля, забыли запереть стеклянную дверь.

Поль следовал за ними на безопасном расстоянии, и горестно размышлял над только что услышанным. «Что за жуткая женщина, – думал он, – кто бы мог подумать, что она вобьет себе в голову такое! II ее и горничную придется уволить. Очень Жаль – она прекрасно делала суп. Надеюсь, у Дика хватило ума Не писать ей... Нет, это было бы слишком...»

Сейчас он особенно горько пожалел, что не остался на гимнастической площадке Крайтон-хауза.

Оказавшись в холле, он замешкался, размышляя, куда теперь направиться. Он собирался где-нибудь подкараулить Дика и уговорить его проявить благородство, признать право его несчастного отца, а самому с достоинством отречься от престола.

Если из этого ничего не выйдет, а причин предполагать такое было более чем достаточно, Поль пообещает разоблачить Дика перед всеми гостями. Разразится скандал, чего лучше бы, конечно, избежать, по ему, Полю, придется пойти на это или по крайней мерс пригрозить таким скандалом Дику. За время беседы он должен изловчиться и завладеть камнем Гаруда. Без него он как без рук.

Мистер Бультон осмотрелся. Его кабинет был завален детскими пальто и головными уборами, а в углу было нечто вроде бара, где подтянутая горничная недавно разливала кофе и лимонад. Она может вернуться в любой момент, а потому ему не стоит здесь задерживаться.

Да и в столовой не спрячешься. Там накрывали официанты праздничный ужин, состоявший, как мог увидеть в щелочку двери Поль, из омаров, трюфелей и розового шампанского. При виде этого его охватило мрачное ликование: не ему одному будет нехорошо от этого пиршества!

Продолжая свой путь и испытывая чувство неловкости от того, что он крадется, как вор, по своему собственному дому, мистер Бультон почуял тонкий запах сигары из его особых запасов. Кто же посмел посягнуть на его сигары – вряд ли это кто-то из детей.

Запах доносился из бильярдной, расположенной в дальнем углу дома. Подойдя к двери, Поль резко открыл ее и вошел. Удобно откинувшись в стеганом кресле-шезлонге, у столика, на котором был погребец и несколько бутылок содовой, расположился человек. Закинув ноги на доску ярко горящего камина, он лениво листал журнал. Это был человек средних лет с загорелым лицом, орлиным носом, неспокойными черными глазами, густыми черными бакенбардами и широким ртом.

Поль сразу узнал его, хотя они давно уже не виделись. Это был его печально известный зять. Парадайн, «дядя Дюк», подарок которого, камень Гаруда, и навлек на мистера Бультона все его невзгоды. Поль заметил, что вид у зятя вполне процветающий, а смокинг модный и красивый. «Еще бы! горько подумал Поль. – Этот тип живет на мои денежки вот уже неделю». Некоторое время Поль молча стоял у стойки с киями и глядел на Парадайна, а затем с холодной иронией, выглядевшей, наверное, очень забавно в сочетании с его мальчишеской внешностью, проговорил:

– Надеюсь, вы хорошо проводите время в этом доме? Мармадюк отложил сигару и уставился на Поля.

– Очень любезно и учтиво с вашей стороны задавать такой вопрос,отозвался он с весьма двусмысленной улыбкой, обнажившей два ряда белоснежных зубов. – Кто бы вы ни были, юноша, знайте, что я и впрямь отменно провожу время.

– Мне так и показалось, – проговорил Поль, задыхаясь от гнева.

– Ты воспитанный мальчуган, – сказал Мармадюк. – Я это сразу заметил. Значит, ты пришел сюда, потому что тебе обрыдли все эти дети и охота немного посудачить о жизни? Садись, бери сигару, если не боишься, что тебе от нее станет нехорошо. Я бы не советовал курить до ужина, но ты человек светский и знаешь, чего хочешь. Давай, закуривай, а как почувствуешь себя нехорошо, бросай сигару.

Мистер Бультон никогда не любил этого субъекта. Его страшно раздражали самодовольство и фамильярность Дюка, а теперь он возненавидел его вдвое, и все же Поль невероятным усилием воли взял себя в руки.

В его нынешнем положении он не мог позволить себе наживать новых врагов, и при всей неприязни, что он испытывал к Парадайну, хитрость последнего делала его ценным союзником. Поль решил рискнуть и рассказать ему все.

– Не узнаете меня, Парадайн?

– Боюсь, что не имею чести... Вы один из многочисленных кавалеров мисс Барбары? Впрочем, одеты вы не по-праздничному, да и в голосе слышится что-то знакомое. Я вас знаю?

– Скорее всего, знаете. Я Поль Бультон.

– Надо же! – вскричал Мармадюк. – Господи, это же мой юный племянник. А я твой пропащий дядя. Не будем, однако, обниматься и целоваться, я никогда не был охотником до таких излияний чувств, но послушай, юный плут, тебя ведь не звали на вечеринку. Сейчас ты должен быть далеко отсюда и крепко спать в школьной спальне. Как же ты тут оказался?

– Я оставил школу, – сказал Поль.

– Понимаю! Обиделся, что тебя не позвали? Решил, значит, появиться среди торжества, как жених-призрак? Я восхищаюсь твоей отвагой, но не знаю, оценят ли ее остальные...

– Это не имеет значения, – быстро проговорил Поль. – Я должен кое-что рассказать вам. У меня мало времени. Я в отчаянном положении.

– Уж это точно! – признал Парадайн и громко расхохотался. – Потрясающе! Отчаянное положение! Страшная погоня. По пятам за тобой директор школы с розгой! Все это, конечно, очень весело, но если отставить шутки, боюсь, тебе за это сильно влетит.

– Если бы я сказал вам, – смущенно начал мистер Бультон, – я это не я, совсем другой человек, но в чужом обличье, вы, наверное, станете смеяться?

– Прошу прощения, – вежливо перебил его зять, – но я что-то не совсем понимаю...

– Если я поклянусь, что я вовсе не тот несчастный мальчишка, в чьем обличье вынужден пребывать, скажете ли вы, что этого просто не может быть?

– Нет, нет, я вполне готов тебе поверить. По если ты не тот мальчик, то какой же? Извини мое любопытство.

– Я вообще не мальчик. Я ваш несчастный шурин Поль. Вы, я вижу, мне не верите.

– Прошу прощения, значит, вот оно что: вы не ваш собственный сын, но свой собственный отец. Поначалу это сбивает с толку, но не так уж и невероятно. Благодарю за разъяснение.

– Давайте, смейтесь, – горько отозвался Поль. – Вы думаете, что очень остроумны, но со временем поймете правду.

– Не без некоторой помощи со стороны, – уточнил Парадайн. – В жизни не видел такого вруна. Тебе не кажется, что ты отменно сочиняешь?

– Как мне это надоело! – воскликнул Поль. – Прислушайтесь к голосу разума и здравого смысла.

– Если мне представится такая возможность!

– Говорят вам, – не сдавался Поль, – это горькая страшная правда. Я не мальчик вот уже много лет. Я пожилой человек, которого втиснули в это жуткое обличье.

– Это как сказать, – возразил собеседник. – Честное слово, вид у тебя вполне симпатичный.

– Вы хотите свести меня с ума вашими неуклюжими шутками?! – вскричал Поль. – Ну посмотрите на меня? Разве я говорю, разве я веду себя как обычный школьник?

– Надеюсь, что нет – наше подрастающее поколение не так уж и плохо,отвечал Парадайн, усмехаясь своему умению неплохо ответить.

– Вы сегодня в отменном настроении. Похоже, дела ваши в порядке,медленно проговорил Поль. – А я помню, как в свое время мне предъявили счет, выписанный вами и акцептованный якобы мной задолго до того, как я его впервые увидел. Я согласился оплатить его ради бедной Мар, а также потому что, признай я свою подпись недействительной, ваша участь была бы плачевна. Вы не помните, как ползали в моем кабинете передо мной на коленях и клялись, что исправитесь и станете гордостью семьи? Тогда вы не были столь веселы, как теперь. А может, я ошибаюсь?

Эти слова оказали удивительное воздействие на Мармадюка. Он побледнел, глаза его забегали, он привстал с кресла и отбросил недокуренную сигару.

– Ах ты юный мерзавец! – тихо пробормотал он, тяжело дыша. – Где ты услышал эту ложь? Небось твой папаша рассказал тебе эту небылицу. Зачем ворошить прошлое! Ах ты, чертенок! Кто научил тебя подложить свинью дядюшке, который, возможно, в молодости кутил к веселился от души, но который никогда не причинял тебе ничего плохого.

– Где я это услышал? – переспросил Поль, заметив, как смутил его собеседника этот эпизод. – Неужели если бы мне было тринадцать лет, я бы знал о вас так много? .Могу рассказать и кое-что еще. Спрашивайте, если не боитесь! Хотите, расскажу, как вы внезапно покинули армию? Хотите, я напомню вам детали вашей карьеры в бухгалтерской фирме Паркинсона? Могу поведать об истинных мотивах вашей поездки в Нью-Йорк? Или о том, почему ваш отец оставил вам в наследство лишь серию гравюр «Путь распутника» и в придачу шиллинг, чтобы сделать для них рамки? Я могу подробно рассказать об этом, если вы желаете послушать.

– Нет! – взвизгнул Парадайн. – Не желаю! Когда подрастешь, попроси отца купить тебе дешевую бульварную газетенку. Ты просто создан быть редактором. Меня же это не интересует.

– Ну так вы верите в мою историю или нет? – спросил Поль.

– Не знаю! Как в нее поверить? – мрачно отозвался Парадайн. – Как вы ее объясните?

– Помните, вы подарили Марии маленькую сандаловую шкатулку с камнем?

– Помню, но смутно. Дарил какую-то вещицу. А что?

– А то, что лучше бы я никогда ее не видел. Этот дьявольский камень и выкинул со мной такую штуку. Вам не говорили, что он обладает волшебными свойствами?

– Теперь я припоминаю – этот старый мошенник Биндабун Досс сплел какую-то историю, говорил, что это талисман, но его секрет утрачен. Я-то решил, он просто набивает цену этой штуковине. Это и понятно, учитывая, что я сделал для старого негодяя...

– Вы сообщили Марии, что это талисман. Этот ваш Биндабун был прав. Э то страшная штука. Выслушайте меня – и вы убедитесь.

И затем, пылая яростью и негодованием, мистер Бультон пустился излагать историю, о которой читателям уже известно. Он сделал особый упор на бесчестии и жестокости Дика и на собственных немыслимых страданиях. Мармадюк первое время слушал его, откинувшись в кресле с иронической улыбкой на лице, но в конце концов улыбка исчезла, и он выслушал рассказ молча и с подобающей серьезностью.

Да, поведение Поля не оставляло места для прежних сомнений Парадайна. При всей своей невероятности, эта история была слишком последовательна и точна в деталях, чтобы ее мог сочинить школьник. К тому же притворство в данном случае было просто бессмысленно.

Когда Поль закончил, Парадайн некоторое время молчал. Он был рад тому, что темные тайны его прошлого не стали известны не по годам смышленому подростку. С другой стороны, новости таили в себе некоторые неприятные моменты. Его благополучие в Вестборн-террас окажется под угрозой, если он не разыграет свою партию искусно.

– Ну что ж, – наконец сказал он, метнув острый взгляд на Поля, с тревогой ожидавшего реакции зятя. – Предположим, что я скажу: в этой истории есть нечто, похожее на правду. Что я, по-вашему, тогда должен делать?

– Учитывая все то, чем вы мне обязаны, – отозвался Поль, – и узнав о постигшем меня несчастье, вы, возможно, захотите мне помочь.

– Предположим. Что потом?

– Тогда я смогу вернуть себе то, что утратил, – разъяснил мистер Бультон. Он подумал, что его шурин глупее.

– Так-то оно так, но что станет со мной?

– С вами? – удивленно спросил Поль, который как-то об этом не подумал. – Учитывая то, что я знаю о вашем прошлом, вы вряд ли можете рассчитывать на дальнейшее пребывание под моей крышей.

– Нет, конечно, – сказал Мармадюк. – Я вас понимаю.

– Но все же, – продолжал Поль, готовый на разумные уступки. – Я не прочь оказать вам содействие в реализации ваших планов, оплатить дорогу в Нью-Йорк...

– Спасибо! – отозвался его собеседник.

– И даже выделить вам определенную сумму для начала новой – честной жизни. Я готов пойти навстречу и тут.

– Ослепительные перспективы, – сухо заметил Парадайн. – Вы так заманчиво все это излагаете. Но, осмелюсь напомнить, мне и здесь неплохо. Ваш сын отменно заменяет вас в вашей роли. Сильно сомневаюсь, что вы оказали бы мне то гостеприимство и радушие, каковым окружил меня он.

– Я тоже сильно сомневаюсь, – признал Поль.

– Вот именно. Не обладая вашими несравненными деловыми качествами и поразительной твердостью характера, он, однако, выгодно отличается от вас, да простятся мне эти слова, открытостью, бесхитростностью, а также верой в ближнего, в том числе и в меня.

– Говорить такое мне, – пылко возразил Поль, – это проявлять самую настоящую наглость.

– Мой дорогой Поль. Господи, как странно обращаться к такому карапузу как к своему шурину – но ничего, со временем я к этому привыкну. Я льщу себя надеждой, что приобрел некоторый жизненный опыт. Мы с вами общаемся, как любят говорить наши юристы, на расстоянии вытянутой руки. Поставьте себя на мое место – вы ведь отлично научились теперь этому. Взгляните на ситуацию с моей точки зрения. Случайно зайдя в вашу контору с целью добиться небольшого займа, я, к своему несказанному удивлению, оказываюсь принят с распростертыми объятиями. Более того, меня приглашают пожить здесь, не оговорив срок и не упоминая моих прошлых эксцентрических поступков. Я был глубоко тронут. Мне тогда показалось, что и вы были тронуты, но я решил как следует воспользоваться обстоятельствами. Куй железо, пока горячо.

– Вы решили вывести меня из себя? – поинтересовался Поль. – Уверяю вас, это нетрудно.

– Ничего против этого не имею. Я успел заметить, что с теми, кто вышел из себя, легче иметь дело. Они теряют не только самообладание, но и рассудок. Но я отвлекся. Человеку с моими нервами и мозгами для завоевания мира нужен капиталист. Даже необязательно, чтобы он был миллионером. Это отнюдь не мое первое сражение, и я знавал неудачи, но теперь до победы рукой подать. Рукой подать, сэр!

Поль простонал.

– Что же касается вас, то это не столько ваша вина, столько беда, но как делец, предприниматель вы немногого стоили. Сплошная осторожность – ни риска, ни отваги. Но зато ваш сын в этом смысле большой молодец. Мы с ним задумали несколько небольших операций – у вас бы волосы встали дыбом, услышь вы про них! Но каждая из них сулит барыши.

– На мои деньги, – прорычал Поль. – И все псу под хвост!

– Вы в этом не очень разбираетесь, – осадил его Мармадюк. – Я же нашел неплохие способы размещения капиталов

– В основном вы размещали капиталы в своих карманах, – напомнил Поль.

– Ха-ха-ха! Неплохо сказано! Но если всерьез, то вы были всегда человеком практичным и разумным, и должны понять, что поддержать вас и разоблачить этого юного самозванца с моральной точки зрения можно и похвально, но с материальной – неразумно.

– Ясно, – мрачно произнес мистер Бультон. – Значит, вы не поддерживаете меня?

– Разве я что-нибудь сказал на этот счет? Сперва я бы хотел послушать, что вы мне предлагаете.

Поль объяснил, что коль скоро камень выполняет псего одно желание того, кто им владеет, ему бы хотелось отобрать его у Дика и доверить лицу, каковое не использовало бы его в дурных целях.

– Неплохо задумано, Поль, друг мой, – улыбнулся Парадами, – но ваш сын не такой идиот, чтобы не понимал этого. Он скорее выбросит камень в канаву или сотрет в порошок, лишь бы он не достался вам.

– Он не способен, – согласился Поль. – Более того, он угрожал сделать кое-что и похуже. Я сомневаюсь, что смогу добыть камень без посторонней помощи, но делать нечего. Придется попробовать. Дорога каждая минута.

– Учтите, – напомнил Мармадюк, – если он вас увидит, не видать вам камня, как своих ушей. Вам нужен верный, надежный человек, кого он не станет подозревать. Предположим, я рискну вам помочь. Что тогда?

– Вы?! – недоверчиво воскликнул Поль.

– Почему бы нет? – с легкой обидой сказал Мармадюк. – Ну да, вы мне не доверяете. Вы вбили себе в голову, что я неисправимый негодяй, не способный на человеческие чувства. Может быть, я это и заслужил, но поверьте, с вашей стороны это слишком жестоко. Предоставьте мне шанс, и я докажу, как вы неправы. Ваша ошибка в том, что вы слишком держитесь за прошлое. Просто я напомнил вам, отчего откажусь, если стану вам помогать. Человек может изъясняться не без цинизма, но поверьте, Поль, сохранять сердце неясное, как у цыпленка. Именно так я и устроен. Мне горько видеть, как достойный семьянин, вроде вас, оказывается в таком переплете. Я просто обязан вам помочь, а мои планы – ну да Бог с ними. Я не требую от вас благодарности. Когда я вас выручу, можете спустить меня с крыльца. Я пойду куда глаза глядят, но меня будет греть ощущение, что я сделал доброе дело. Мой вам совет: не сражайтесь с мастером Диком в одиночку. Предоставьте это мне.

– Если бы я смог заставить себя сам поверить! – пробормотал Поль.

– Как живет в вас старое недоверие! Неужели вы не в состоянии предположить, что у бедняги вроде меня может быть и благодарность и бескорыстие. Ну да ладно. Я ухожу. Я позову сюда Дика. Посмотрим, так ли он глуп!

– Нет, нет, – возразил Поль. – Вы правы. Это не годится!

– Я иду поперек себя, но что делать – пользуйтесь моментом великодушия. Такой возможности может никогда не представиться. Ну что, помочь вам пли нет? Говорите!

– Согласен, – неохотно проговорил Поль. – Я не знаю, где искать Боулера, да и растолковать ему, что к чему, быстро не удастся. Доверяюсь вашей чести. Что мне делать?

– Уйти отсюда побыстрее. А то он явится ко мне с минуты на минуту. Бегите играть с детьми или спрячьтесь в шкафу с фарфором, но только не горчите здесь!

– Я должен присутствовать при вашем разговоре, – не сдавался мистер Бультои.

– Чепуха! – сердито возразил Мармадюк. – Этим вы все погубите. Чьи там шаги? Черт возьми, поздно! Прячьтесь за ширму и не выходите, пока я вам не скажу.

У мистера Бультона не было выбора. Оставалось лишь быстро поставить старую складную ширму, что стояла в углу и спрятаться за ней.

Возможно, с его стороны было не очень разумно довериться целиком и полностью новому союзнику, но что еще ему оставалось делать. Он не видел иного выхода, кроме как стоять за ширмой в бездействии, ожидая результата разговора.