Утром Евгению Всеволодовну разбудил дождь.
Пришлось встать, закрыть распахнутые настежь окна. Дождь тут же прошел, но ложиться обратно в постель уже не было смысла.
ТУБ стоял неподвижный у крыльца коттеджа, под навесом входных дверей, там, куда его вчера вечером поставил Алешкин. Евгения Всеволодовна выглянула в окно, она хотела сказать «Доброе утро!», но потом решила, что это будет смешно, и пошла в ванную.
Энергично растираясь после холодного душа массажным полотенцем, она вышла в комнату… и оторопело попятилась.
В комнате, у порога стоял ТУБ.
Синие огоньки его видеоэкранов были направлены на нее. ТУБ смотрел на нее!.. Фу, какие глупости. Чего она испугалась? Ведь это же все равно, что стесняться автомата-пылесоса или стиральной машины.
Рассуждения были верны, но все же она накинула купальный халат.
ТУБ продолжал стоять у дверей.
Почему он вошел в комнату? Без приглашения. Или испугался дождя?
— Что тебе нужно? — спросила она сурово.
ТУБ не ответил, и это ей совсем не понравилось.
— Иди на свое место! — сказала она.
ТУБ послушно шагнул к порогу, но опять остановился и, повернувшись, протянул руку.
— …живой… — хрипнул он.
На громадной руке лежал мокрый комочек, покрытый слипшимися перышками. Это был птенец ласточки. Очевидно, ветром его выбросило из гнезда, и ТУБ нашел его на земле.
Поначалу Евгения Всеволодовна не обнаружила у птенца признаков жизни, он был мокрый и застывший, но ТУБ оказался прав. Когда птенца высушили и согрели феном, он зашевелился и запикал. Родители тут же появились за окном. Евгения Всеволодовна, конечно, знала, где находится их гнездо, — под навесом крыши, над директорским кабинетом. Но она не могла дотянуться до гнезда. Пришлось поручить это ТУБу. Он забрался на подоконник, и Евгения Всеволодовна, тревожась, как бы он не вывалился в ограду, придерживала его за ногу, хотя, вероятно, могла бы и не держать. ТУБ справился отлично и сам.
Евгения Всеволодовна не могла не отметить, что ласточки почему-то этой коричневой громадины боялись значительно меньше, чем ее.
Когда они вдвоем вернулись в коттедж, их встретила Космика.
Она только что поднялась с постели и, стоя на крыльце, сонно щурилась на солнце.
— Мой бог! — сказала она. — Это кто такой?
— …доброе утро… — прохрипел ТУБ.
Евгения Всеволодовна невольно улыбнулась про себя — ТУБ преподал еще один урок вежливости. Она редко видела свою внучку растерянной — нынешние дети такие самоуверенные, право! — но тут Космика явно растерялась и только таращила на ТУБа широко открытые глаза.
— С тобой здороваются, Космика.
— Ух ты… — наконец вымолвила Космика. — Это же ТУБ! А я сразу и не узнала. По телевидению он казался мне маленьким. Доброе утро, ТУБ!
Она храбро протянула вверх маленькую ручонку, ТУБ наклонился над ней, громадный, как гранитная глыба. Он подал в двигатели пальцев усилие в одну десятую килограмма и пожал тоненькие пальчики Космики.
Пока Евгения Всеволодовна готовила завтрак, на крыльце продолжался разговор. Понятно, больше говорила Космика.
— Ух, ты и хрипишь! Просто ужасно. Ты что, простудился? Да? Пойдем погреем горло инфраружем, и все пройдет. А ночью ты кашляешь?
— Космика, — сказала из комнаты Евгения Всеволодовна, — ты задаешь ему глупые вопросы. А еще занимаешься в секции космотехники. Разве робот может простудиться? Он железный…
— Он метапластиковый, — назидательно поправила Космика.
— Все равно. Простуда — это воспаление органической ткани, а у него ее нет.
— А может, он усовершенствованный, — не сдавалась Космика.
Евгения Всеволодовна не решилась оспаривать такое предположение. ТУБ воспользовался паузой.
— Хрипит… звукодатчик… поврежден пьезокристалл.
— Вот оно что, — сказала Космика. — Мы тебе поставим новый динамик туда… ну, где у тебя они находятся. Мы тебя отремонтируем. А что ты будешь у нас делать? Работать преподавателем? Будешь читать нам робототехнику. Вот здорово! Будешь говорить и на себе показывать.
— …работать… уборщиком… — хрипнул ТУБ.
— Ах, ты вместо Виктории Олеговны. Тогда пойдем, я тебе школу покажу.
— Сначала завтракать, — сказала Евгения Всеволодовна.
— Ну да, конечно, завтракать… Пойдем ТУБ, заправимся.
— Космика, как ты говоришь?
— Так это же я ему говорю, он же машина. А машина — заправляется.
— Но не за столом.
— А может, его уже на биопищу перевели. ТУБ, ты ничего не кушаешь, нет? Ты, значит, аккумуляторный. Хорошо тебе, поставил аккумулятор, и все.
А мне вот кушать приходится…
Когда Алешкин подошел к школе, он услыхал звонкий голосок Космики и остановился в вестибюле.
— Вот здесь лаборатория. Опыты делаем, понимаешь? Реакции всякие.
Восстановление, окисление… химия всякая. Иногда интересно, иногда нет.
Видишь, сколько баночек, здесь нужно осторожно-осторожно, а то все падает… Там спортзал. А вот здесь — умывальник. Ты моешь руки или тебя чистят бензоридином? Ну-ка, покажи ладошки. Ничего, чистые… Ух, какие у тебя пальцы большие… Осторожнее, тут на ступеньках не запнись, у тебя же нога больная… А вот автощетки из-под ступенек выскакивают, это они пыль собирают… вот здесь у нас… ну, здесь девочки, а вон там мальчики. Тебе к мальчикам придется ходить. Да… хотя, может быть, тебе там делать нечего. А может, у тебя бывает это… Ну, отработанное масло…
Космика целое утро не расставалась с ТУБом. И Алешкин, занимаясь в кабинете, видел в окно, как они бродили по двору школы. Космика держала ТУБа за палец, они шли рядом, и когда ТУБ делал один шаг, она делала три…