Шляпа, полная небес…

Глава четвертая. ПЛН

Светало. Собравшиеся в кургане фиглы, в благоговейном ужасе наблюдали за Робом Всякограбом, который старательно выводил слово:

ПЛН

… на обрывке бумажного пакета. Написав, он продемонстрировал его всем собравшимся.

— План, уразумели? — обратился он к собранию фиглов. — Теперя, когда у нас есть План, нам треба решить, что делать почнем. Чего тебе, Вулли?

— Что это за оковы Дженни на тя наложила?

— Не оковы, а ковы. — со вздохом ответил Роб Всякограб. — Я слово «Да» молвил и, значит, дело это сурьезное. Это значит, что обязан я возвертать велику мальцу каргу и никаких отговорок. Иначе душенькая моя вознесется прямиком в небесные хляби. Энто такой магичный наказ. Дюже тяжкая ноша эти ковы.

— Ну да, их обычно из железа куют. — вставил Вулли Валенок.

— Вулли, — терпеливо продолжал Роб. — А не сказывал ли я те, что бывает время, когда те треба держать язык за зубами?

— Айе, Роб, сказывал.

— Вооот, зараз такое времечко и настало. — Он повысил голос. — А теперя, хлопцы, всем вам роители ведомы. Нельзя их убить! Но наш долг — рятувать велику мальцу каргу и потому пред нами стоит само-вбийственна задача. Мабуть мы все закончим в землях живых, вкалывая как верзилы. Поэтому… Мне треба добровольцы!

Все фиглы старше четырех лет, не задумываясь, подняли руку.

— Ох, ну да ладно вам. — сказал Роб Всякограб. — Вам всем пойти нельзя. Вот что… Я возьму… Вулли Валенка, Велича Яна и… тя, Велик Ужасен Билли Подбородище. А сосунков я не беру, так что кто ниже трех дюймов, тот не идет! За исключением тя, Билли Подбородище. А что до всех остальных, то решим вопрос по обычаю. Я возьму те пять дестяков, кто на ногах до конца устоит!

Он отозвал трех избранников в угол, пока оставшиеся фиглы жизнерадостно выстраивались друг против друга. Фиглы предпочитают глядеть в глаза даже самому превосходящему противнику, поскольку в таком случае, они не будут смотреть в то место, куда собираются нанести удар.

Фиглы начали драться.

— Она в сотнях миль отседа. — заговорил Роб. — Нам так далече не пробежать. У вас, отвратцев, есть кака идея?

— Хамиш туда на своей птахе могет долететь. — сказал Велич Ян, отступая в сторону, когда мимо него прокатился клубок пихающихся, пинающихся фиглов.

— Айе. Он пойдет с нами, но он не могет взять боле одного пассажира. — прокричал Роб, перекрывая шум.

— Мабудь нам туды поплыть? — предложил Вулли Валенок, увертываясь от оглушенного фигла, пролетевшего над его головой.

Все поглядели на Вулли. — Поплыть? Как нам туды доплыть отседа, ты, Валенок? — поинтересовался Роб Всякограб.

— Энто все равно стоит обсудить. — обиженно ответил Вулли. — Я лишь пытаюсь принять участие, понял? Усердие показываю.

— Велика мальца карга уехала в повозке. — сказал Велич Ян.

— Айе, и что? — спросил Роб.

— Мабудь и мы могем?

— Ну уж нет! — воскликнул Роб. — Показываться каргам — это одно, а всем остальным — свосем другое! Да ты памятуешь, что пару годов назад стряслось, когда Вулли Валенка заметила та леди, что писанки в долине малевала? Чтобы опять эти шишки из Фольклорнога Обчества тут швендяли?

— У меня есть идея, мистер Роб. Это я, Ужасен Велик Билли Подбородище Мак Фигл. Мы могем замаскироваться.

Ужасен Велик Билли Подбородище всегда называл себя полным именем. Словно он боялся, что если не представит себя полностью, то его забудут и он исчезнет. Да и как не чувствовать себя по настоящему маленьким, когда твой рост всего в полфигла: стоит уменьшиться еще чуток и от тебя останется одна дырка в земле.

Он был их новым гоннаглем. Гоннагль — это бард и боевой поэт клана, но они обычно не остаются всю свою жизнь на одном месте. Гоннагли сами по себе что-то вроде клана.

Они переходят с места на место, распространяя песни и сказания среди фиглов. Ужасен Велик Билли Подбородище пришел вместе с Дженни из клана Долгого Озера. И хотя он был совсем юным, Дженни сказала, что для гоннаглей нет ограничений по возрасту. Был бы талант, вот что главное. Ужасен Велик Билли знал все песни и так печально играл на мышлинке, что на улице начинался дождь.

— Айе, хлопец? — добродушно сказал Роб Всякограб. — Валяй, рассказывай.

— Можно знайти какую одежу с верзилы? — спросил Ужасен Велик Билли Подбородище. — Потому, как есть старый сказ о битве между кланами Трех Пиков и Ветренной Речки. Так вот, хлопцы с Ветренной Речки спаслись, соорудив опудало, и фиглы Трех Пиков решили, что это верзила и прочь убегли.

Ужасен Велик Билли поглядел на озадаченные лица вокруг себя и вспомнил, что они все с Мела и наверное ни разу в жизни не видели опудала.

— Опудало? — повторил он. — Верзила из прутков и одежки, чтоб птах пужать? В песне сказывается, что это кельда Ветренной Речки своим кельдовством заставила его ходить, но как я разумею, подвигла его смекалка да сила.

И он спел об этом. А они его прослушали.

Затем он объяснил им, как сделать ходячее пугало. Фиглы переглянулись. Это был безумный и отчаяный план, полный опасностей и риска. Чтобы претворить его в жизнь, требовались невероятные сила и храбрость.

По достоинству оценив эту сторону дела, они немедлено согласились.

Вскоре Тиффани обнаружила, что в обязанности ведьмы входили не только домашние дела и исследования. Было еще то, что мисс Левел называла «заполнять пустоту и опорожнять переполненность».

Мисс Левел обычно выходила из дома одним телом. Все думали, что она двойняшка и мисс Левел старалась поддерживать это заблуждение. Она пришла к выводу, что как ни крути, но спокойнее, когда тела находились порознь. И Тиффани ее понимала. Стоило лишь посмотреть на мисс Левел, когда она ела. Они молча передавали друг другу тарелки, ели друг у друга с вилки и очень странным выглядело, когда у одного тела была отрыжка, а второе просило за это прощения.

«Заполнять пустоту и опорожнять переполненность» означало ходить по окрестным деревням и фермам и оказывать медицинскую помощь. Работы всегда хватало — поменять повязку или успокоить будущей роженицу. Ведьмы в деревнях были за повивальных бабок, что в каком то роде соотвествовало «опорожнению переполненности», но стоило мисс Левел в своей остроконечной шляпе зайти в коттедж, как сразу начинал подтягиваться народ с самыми разными болячками и все они проходили мимо совершенно случайно. И потом за чаепитием, начиналось перемывание косточек. Мисс Левел погружалась в живой, суетящийся мир сплетен, однако, Тиффани заметила, что она больше слушала, чем рассказывала сама.

Казалось, что этот мирок всецело принадлежал женщинам, но время от времени, нарушая привычный ход вещей, приходили и мужчины. Они завязывали разговоры о погоде и, словно эти разговоры были подобием секретного шифра, в ответ им передавали мазь или порцию лекарства.

Тиффани никак не могла понять, как мисс Левел получала плату за свои услуги. Одно было несомненным, ее корзинка больше наполнялась, чем опустошалась. Часто, когда они проходили мимо какого-нибудь дома, из него выскакивала хозяйка, чтобы вручить им свежеиспеченный хлеб или банку солений, даже если мисс Левел шла в другое место. Но потом они могли провести больше часа в доме, накладывая швы на ногу фермеру, который был слишком небрежен с топором, и получали за это лишь чашку чая и черствую печенюшку. Это казалось несправедливым.

— Ох, все будет возмещенно. — объясняла ей мисс Левел, по дороге через лес. — Ты лишь делай, что можешь. А люди дадут тебе что смогут и когда смогут. Вот, например, старый Слэпвик со своей ногой. Он скуп, как крыса, но я готова поспорить, что не успеет неделя закончиться, как на моем крыльце будет лежать большой кусок мяса. Уж его жена об этом позаботиться. Очень скоро народ начнет резать свиней на зиму, и я получу столько студня, ветчины, бэкона и колбасы, что семья и за год не съест.

— Правда? И что вы будете делать с этой пищей?

— Отложу про запас. — ответила мисс Левел.

— Но вы…

— Я откладываю ее про запас в других людей. Диву даешься, чего только нельзя запасти в других людях. — мисс Левел расмеялась, заметив выражение лица Тиффани. — Я имею в виду, что отдаю лишнее тем, кто не держит свиней, у кого был неурожай или тем, о ком некому позаботиться.

— Но это означает, что тогда они будут обязаны помочь вам!

— Верно! Вот так долг и переходит по очереди от одного к другому. И все идет наилучшим образом.

— А по моему, некоторые люди просто слишком скупы, чтобы заплатить…

— Мы не говорим о плате, — строго сказала мисс Левел. — Ведьма никогда не берет плату и никогда ничего не просит, и можно лишь надеяться, что ей никогда не придется просить. Но, к сожалению, ты права.

— И что тогда случается?

— Что ты имеешь в виду?

— Вы перестаете им помогать, да?

— Ох, нет. — сказала потрясенная до глубины души, мисс Левел. — Нельзя отказывать людям в помощи лишь потому, что они глупы, забывчивы или неприятны. Народ здесь бедный. Если я им не помогу, то кто поможет?

Тиффани немного помолчала. — Бабушка Болит… это моя бабушка, говорила, что кто-то должен говорить за тех, у кого нет голоса.

— Она была ведьмой?

— Я в этом не уверена. — ответила Тиффани. — Думаю, что да, но она сама не знала кто она есть. Она обычно жила сама по себе в старом пастушьем вагончике, там, в холмах.

— Она не хихикала, нет? — спросила мисс Левел и, увидев выражение лица Тиффани, быстро добавила. — Извини. Но такое бывает с ведьмами, не знающими кто они есть. Это все равно, что корабль без руля. Но она явно не была такой, я вижу.

— Она жила в холмах и говорила с ними, и она знала об овцах больше, чем кто-либо другой! — с жаром сказала Тиффани.

— Конечно знала, разумеется…

— Она никогда не хихикала!

— Ну ладно, ладно. — успокаивающе проговорила мисс Левел. — Она хорошо разбиралась в лекарствах?

Тиффани задумалась. — Ммм… Только в овечьих. — ответила она, успокаиваясь. — Но в этих она разбиралась отлично. Особенно, если в них был скипидар. В основном, если там был скипидар. Но она всегда… Она… просто… была, даже когда ее не было на самом деле…

— Да. — произнесла мисс Левел.

— Вы понимаете о чем я? — спросила Тиффани.

— О, да. — ответила мисс Левел. — Твоя бабушка жила в холмах предгорий…

— Нет, в холмах низин. — поправила ее Тиффани.

— Извини, в холмах низин вместе с овцами, а люди время от времени поглядывали на холмы и говорили друг другу — «А что бы сделала Бабушка Болит?», или «Что бы сказала Бабушка Болит, если бы она узнала?», или «А если Бабушка Болит рассердится?» — продолжала мисс Левел. — Верно?

Тиффани прищурилась. Верно. Она вспомнила, как бабушка ударила торговца, нагрузившего осла так, что тот и двинуться не мог, и пытающегося побоями стронуть его с места.

Бабушка редко прибегала к действиям. Она предпочитала слова, которых у нее было не так уж и много. Торговец настолько испугался ее внезапной ярости, что даже пикнуть не посмел.

Тиффани тоже испугалась. Бабушка, которая редко говорила что-либо, не подумав предварительно минут десять, быстрым, неуловимым движением дважды ударила негодяя по лицу. Известие об этом обошло всю округу, весь Мел. И на какое-то время, люди немного помягче обращались со своими домашними животными. Даже спустя несколько месяцев после этой истории с торговцем, возчики, гуртовщики и фермеры по всей округе задумывались, прежде чем поднять плеть или палку. А что, если Бабушка Болит смотрит?

Но…

— Откуда вам это известно? — спросила она.

— О, я догадалась. По мне, она была ведьмой, кем бы она сама себя не считала. И я должна признать, хорошей ведьмой.

Тифани преисполнилась наследственной гордости за бабушку.

— Она помогала людям? — спросила мисс Левел.

Гордости немножко поубавилось. На язык просился немедленный ответ — «да», но тем не менее… Бабушка почти не спускалась со своих холмов, разве что на Страшдество или к началу окота. Ее редко можно было увидеть в деревне, за исключением тех дней, когда опаздывал торговец, привозящий пачки табака Бравый Мореход. Тогда она в спешке и суматохе приходила в деревню, шурша своими черными, засаленными юбками, чтобы занять пригоршню табака у кого-нибудь из стариков.

Но не было человека на Мелу, начиная с самого Барона, кто бы не был чем-нибудь обязан Бабушке. И она делала так, чтобы люди отдавали свой долг перед ней другим. Она всегда знала, кто терпит нужду.

— Она заставляла их помогать друг другу. — сказала Тиффани. — Она заставляла их помогать самим себе.

Последовало молчание и Тиффани услышала, как на дороге пели птицы. Птиц здесь было много, но она скучала по крикам ястребов.

Мисс Левел вздохнула. — Не многим из нас такое под силу. Если бы я так могла, нам не пришлось бы сегодня снова идти к мистеру Ткачику.

Тифани подумала про себя — О, Боже.

Им приходилось ходить к мистеру Ткачику чуть ли не каждый день. Эти визиты приводили Тиффани в содрогание.

Кожа мистера Ткачика была как пергамент — тонкая и желтоватая. Дом, где он жил, пропах старым картофелем, а вокруг рос запущенный сад. Мистер Ткачик всегда сидел в одном и том же старом кресле в крохотной комнатке, выпрямив спину и положив руки на две прогулочные трости, в костюме, лоснившемся от старости, и смотрел на дверь…

— Я должна знать, что он каждый день ест горячее, хоть ему и надо всего ничего. — сказала мисс Левел. — Вдова Тасси, что живет в том конце переулка, стирает для него. Знаешь, ему девяносто один.

У мистера Ткачика были блестящие глаза и он болтал без умолку, пока они прибирались в комнате. Когда Тиффани пришла к нему в первый раз, он назвал ее Мэри. И время от времени он снова обращался к ней так. Еще он с удивительной силой хватал Тиффани за запястье, когда она проходила мимо. Эти руки, внезапно сжимающие, как тисками, были настоящим шоком. Она могла видеть голубые прожилки вен под кожей старика.

— Я никому не стану обузой. — настойчиво твердил он. — Отложил денежки на смерть. Моему Тоби беспокоиться не о чем. Я за себя заплатить смогу! Я хочу приличные похороны, ясно! Чтобы были черные лошади с плюмажами, чтобы была похоронная процессия и пристойные поминки в конце. Я все записал, от и до. Ну ка, проверь мой ящик, хорошо? А то вечно эта ведьма здесь ошивается!

Тиффани с безнадежным видом посмотрела на мисс Левел. Та кивнула и показала на деревянный ящик, засунутый под кресло мистера Ткачика.

Ящик оказался набит монетами, в основном медными, но среди них затесалось и несколько серебряных. Они казались целым состоянием и на какое-то мгновение ей захотелось, чтобы у нее было столько же денег.

— В нем полно денег, мистер Ткачик. — ответила она.

Мистер Ткачик расслабился. — Ага, вот так. Никому я обузой не буду.

Когда они пришли, мистер Ткачик, храпя, спал с открытым ртом, выставив напоказ свои желто-коричневые зубы. Однако, он немедленно проснулся и, уставившись на них, сказал: — Мой Тоби приезжает в субботу.

— Вот и отлично, мистер Ткачик. — ответила мисс Левел, взбивая ему подушки. — Мы здесь все приберем и вычистим.

— Повезло ему с работой, знаете, — продолжал мистер Ткачик с гордостью. — Хорошо устроился, работенка непыльная и тяжести поднимать не надо. Говорит, что хочет поглядеть на меня, как я тут поживаю. А я заверил его, я его заверил, что смогу заплатить за себя сам, когда умру — за все, за соль, за землю и два пенса лодочнику впридачу!

Сегодня мисс Левел побрила его. Сам он бриться не мог, потому что руки у него сильно дрожали. (А вчера она подстригла ему ногти на ногах, потому что сам он не дотягивался. Зрелище не для слабонервных, особенно когда один обрезок разбил оконное стекло.)

— Все у меня в ящике под креслом, — сказал он Тиффани, нервно вытирающей остатки пены с его лица. — Проверь для меня, ладно, Мэри?

О, да. Это была ежедневная церемония.

Под креслом стоял ящик и в нем было полно денег. Он каждый раз просил проверить его. И там всегда было одно и то же количество денег.

— Два пенса для лодочника? — спросила Тифани по пути домой.

— Мистер Ткачик знаток старинных похоронных традиций. — ответила мисс Левел. — Некоторые люди верят, что после смерти, душа человека должна заплатить лодочнику за переправу через Реку Мертвых. В наши дни, похоже, об этом никто не беспокоится. Может быть, там теперь стоит мост.

— Он всегда только и говорит, что… о своих похоронах.

— Ну, что же, для него это важно. Со стариками такое бывает. Им даже подумать немыслимо, что их считают слишком бедными, чтобы они могли оплатить похороны. Мистер Ткачик умрет от стыда, если у него не будет денег на свои собственные похороны.

— Так грустно, что он живет вот так, совсем один. Надо что-то сделать для него. — сказала Тиффани.

— Мы и делаем. — ответила мисс Левел. — И миссис Тасси по дружбе приглядывает за ним.

— Да, но это не должны быть мы, ведь так?

— Кто же это должен быть? — спросила мисс Левел.

— Ну хотя бы его сын, о котором он все время твердит?

— Молодой Тоби? Он уже пятнадцать лет как мертв. И его дочь Мэри умерла совсем молодой. Мистер Ткачик почти ничего не видит, но прошлое для него ясно.

Тиффани не знала, что и сказать, кроме: — Так быть не должно.

— Не бывает так, как должно или как не должно. Бывает лишь то, что случается и то, что мы сами делаем.

— Разве нельзя помочь ему с помощью волшебства?

— Да, я слежу, чтобы не было боли. — ответила мисс Левел.

— С помощью трав, а не магии.

— И тем не менее, это тоже волшебство. Знания такая же магия, если другие этого не знают.

— Да, но вы же понимаете, что я имею в виду. — сказала Тиффани, чувствуя, что проигрывает этот спор.

— О, ты хочешь сказать, вернуть ему молодость? — спросила мисс Левел. — Засыпать дом золотом? Ведьмы такого не делают.

— Все, что мы делаем, это следим, чтоб у одинокого старика было горячее на обед и стрижем ему ногти? — сказала Тиффани с легким сарказмом.

— Ну в общем, так оно и есть. — ответила мисс Левел. — Мы делаем то, что можем. Госпожа Ветровоск сказала, что тебе надо привыкнуть к тому, что быть ведьмой, значит заниматься в основном повседневными делами.

— А вы должны делать все, что она скажет? — спросила Тиффани.

— Я прислушиваюсь к ее советам. — холодно ответила мисс Левел.

— Значит, госпожа Ветровоск самая главная ведьма, да?

— Конечно же нет. — возмутилась мисс Левел. — Все ведьмы равны. У нас нет такого понятия — главная ведьма. Это совершенно противоречит самому духу ведовства.

— Понятно. — ответила Тиффани.

— Кроме того, — добавила мисс Левел. — Госпожа Ветровоск никогда бы не допустила ничего подобного.

На Мелу вдруг, ни с того, ни с сего из домов стали пропадать вещи. И не яйцо или цыпленок, как это случалось время от времени, а одежда с бельевых веревок. Совершенно загадочно из под кровати Носатика Хинда, самого старого человека в деревне, испарились ботинки. «И это были чертовски хорошие ботинки, они могли сами дойти до дома из кабака, стоило мне лишь направление им указать», — жаловался он всякому, кто был готов его выслушать. «И они утопали вместе с моей старой шляпой, стоило ей только стать именно такой, как я и хотел — мягкой и обвислой!». Затем с крючка в доме Прочнота Свиндела, разводящего хорьков, исчезли штаны и пальто, в кармане которого все еще обитала пара хорьков. И кто, кто влез в окно спальни Умора Доина и сбрил его бороду, такую длинную, что он мог засовывать ее себе за пояс? Ни волоска не оставили. Ему пришлось обмотать лицо шарфом, чтобы жалкий розовый подбородок не пугал дам…

Все сошлись во мнении, что это, скорее всего, дело рук ведьм, и навесили на окна дополнительные ловушки проклятий.

Как бы то ни было…

Дальняя сторона Мела, та, где над равниной поднимались пологие зеленые склоны холмов, густо заросла ежевикой и боярышником. Обычно из кустов доносилось пение птиц, но сегодня, из одного определенного куста — да, именно из этого — доносились ругательства.

— Ах, кривенс! Ты зырь, куды ступаешь, мутнец!

— Да че тут поделать-то? Думашь, коленом быти легко?!

— А ты думашь, те одному тяжко? Да тя бы сюды в черевики! Энтот старикашка Свиндел сто лет ноги не мыл! Ну и вонища же тут!

— Вонища, да? Да ты в кишеню залезть спробуй! Эти хорьки никогда до тавулету не вылезали, понял?

— Кривенс! Почему бы вам, тупицам, не заткнуться?

— О, айе? Вы тильки послухайте его! Думашь небось, раз ты тама сверху в башке обретаешься, то те все ведомо? Да нам снизу ты всего лишь мертвый груз и ничего боле, парень!

— Айе, верно! Тута я с локтями заодно! Да куда бы ты делся, коли бы мы тя не несли, а? Кем ты ся личишь?

— Робом Всякограб Фиглом, что вам всем ведомо. И до чего ж вы мне все обрыдли!

— Лады, Роб, только уж больно тут душно!

— И я сыт по горло скаргами брюха!

— Джентельмены. — раздался голос жаба; никому другому и в голову бы не пришло назвать Нак Мак Фиглов джентельменами. — Время — деньги. Повозка скоро будет! Нельзя ее упустить!

— Нам треба время для тренировки, Жаб! А то мы ходим, как мешок без костей, у которого понос приключился! — сказал более тонкий голос, чем остальные.

— По крайней мере, вы ходите. Это уже хорошо. Я желаю вам удачи, джентельмены.

Тут из наблюдательного поста, расположенного поодаль в кустах, раздался вопль: — Возок спускается с холма!

— Лады, хлопцы! — закричал Роб Всякограб. — Жаб, ты приглядай за Дженни, лады? Ей треба башковитый хлопец, чтобы она могла рассчитывать на него, пока мя нет! Эй, отвратцы, готовсь! Со щитом али на щите! Всем ведомо, чего делать! Парни с веревками, тягайте нас ввверх! — Кусты затряслись. — Так! Задница, готова?

— Айе, Роб!

— Колени? Колени? Я молвил, колени?

— Айе, Роб, но…

— Ноги?

— Айе, Роб!

Кусты снова затряслись.

— Вот так! Памятуйте: право, лево, право, лево! Задница, колени, ступня на земле! Ноги, не забывайте от земли отскакивать! Готовы? Ну-ка разом… пошли!

Мистер Краббер, возчик, был изрядно удивлен. Он пялился куда-то в пространство, мечтая лишь о скором возвращении домой, как вдруг из кустов на дорогу что-то вылезло. Оно походило на человека, вернее, оно в большей степени походило на человека, чем на что-либо другое. По видимому, у него было не все в порядке с коленями и оно двигалось, как будто их связали.

Однако, извозчик не стал тратить время на размышления, потому что в руке существа, было зажато что-то золотое.

Кому кому, а возчику упомянутый факт сразу помог установить личность незнакомца. Это не был старый бродяга, как это могло показаться на первый взгляд, мимо которого спокойно проезжаешь мимо. Совершенно очевидно, перед ним находился джентельмен, попавший в беду, и его, возчика, долг состоял в том, чтобы помочь ему. Возчик остановил повозку.

Лица, как такового, у незнакомца, не было. Между обвисшими полями шляпы и поднятым воротником пальто мало что можно было разглядеть, кроме бороды. Из недр бороды раздался голос:

— … Заткнисьзаткнисьзаткнись… заткнитеся все, пока я речи молвлю… Кхм. Доброго те денечка, дружище извозчик, ты мой добрый старина! Коли подвезешь нас… — мя, докуда ты направляешься, мы… — я дам те вот эту дивну блестящу золоту монетку!

Незнакомец наклонился и сунул руку прямо в лицо мистеру Кабберу.

Монета была довольно крупная и, без всяких сомнений, золотая. Ее взяли из скоровищницы древнего короля, похороненного в главной камере фигловского кургана. Любопытно, стоило фиглам украсть золото, они тут же теряли к нему интерес — его же никак не выпьешь, да и съесть весьма затруднительно. У себя в кургане они ставили золотые монеты и блюда напротив свечей, чтобы отражать свет, наполняя помещение приятными отблесками.

Возчик уставился на монету. Она стоила столько денег, сколько он никогда в жизни не видел.

— Не будет ли… сэр… так любезен… и запрыгнет в повозку. — ответил он, бережно забирая монету.

— И то правда, — ответил после паузы таинственный бородач. — Одну хвилиночку, то требует мальца организации… Так, вы, руки, хвать за край возка и ты, лева нога, те треба стать бочком… Ах ты, кривенс! Те сгибаться треба! Сгибайся! Ну чего те не понятно! — заросшее волосами лицо повернулось к возчику. — Прощения просим. Я тут с коленками балакаю, а они мя не слухают!

— Да что вы говорите? — пробормотал возчик. — Мне тоже коленки досаждают в сырую погоду. Их надо смазывать гусиным жиром.

— Да тьфу ты! Я ща эти коленки не только смажу, коли мне придется к ним на разборки спуститься. — сердито проворчал бородач.

До возчика доносились шум и похрюкивание, с которыми незнакомец переваливался через край повозки.

— Добре, поехали что ли. — сказал бородач. — Время не ждет. И вы, коленки, я вас увольняю! Кривенс, да я передвигаюсь, как на ходулях. Убирайтесь в брюхо, а для коленей пришлите пару справных хлопцев!

Возчик задумчиво прикусил монету, подгоняя коня. Золото было такое чистое, что на монете остались отпечатки его зубов. Это значило, что его пассажир был очень и очень богатым и это придавало ему особую важность.

Через несколько ярдов, позади него снова раздался голос — Не мог бы ты ехать мальца пошвыдче, дружище, а дружище?

— Понимаете, сэр. — ответил возчик. — Видите все эти ящики и коробки? Я везу яйца и яблоки, их надо везти аккуратно, чтобы не побить, сэр, и еще у меня там банки…

Что-то позади повозки посыпалось на дорогу с грохотом, стуком и хлюпащим звуком, который издала большая коробка яиц, шмякнувшись о землю.

— Ну как, теперя ты могешь ехать пошвыдче? — спросил бородач.

— Эй, это был мой… — начал мистер Краббер.

— А вот те еще мальца великучих золотых монеток! — тяжелая, вонючая рука опустилась на плечо возчика. С пальцев перчатки и в самом деле свисала еще одна монетка. Она стоила в десять раз больше, чем весь груз в повозке.

— Ох, ну раз так… — ответил извозчик, бережно принимая монету. — Может ведь произойти несчастный случай, а, сэр?

— Айе, могет, особливо коли мне задастся, что еду я не достаточно швыдко. — согласился голос позади него. — Мы… — я хочу сказать — я, дюже тороплюсь попасть вон в те горы, вишь ли.

— Да, но у меня не почтовая карета, сэр, — укоризненно сказал возчик, подгоняя коня в рысь.

— Почтовая карета, а? Что это за штуковина?

— Вы должны пересесть на нее, чтобы попасть в горы, сэр. Вы можете перехватить ее в Дурубахах, сэр. А я никогда не заезжаю дальше Двурубах. Но сегодня вы на почтовую карету уже не успеете, сэр.

— Почему нет?

— Я должен сделать остановки в других деревнях, сэр, а на это требуется время, и карета рано отправляется по средам, да и повозка не может ехать быстрее, сэр, и…

— Коли мы… Я не перехвачу карету сегодня, я те таку трепку задам, — зарычал пассажир. — Но коли я поспею, ты получишь еще пять гарных золотых монеток.

Мистер Краббер набрал полную грудь воздуха и завопил:

— Но! Пошел! Пошел, Генри!

В конечном счете, Тиффани пришла к выводу, что то, чем занимались ведьмы, было просто работой. Скучной работой. Мисс Левел даже на метле летала не часто.

Все это не могло не наводить тоску. Слишком уж это было… приторно хорошим. Разумеется, уж лучше так, чем злостно отвратительным, но немного… азарта, не помешало бы. Тиффани не хотелось, чтобы про нее думали, что она ожидала выдачи волшебной палочки в Первый День ученичества. Но мисс Левел говорила о магии так, что весь смысл ведовства, казалось, заключался в том, чтобы эту магию не применять.

Да чего уж там, думала Тиффани, не применять магию у меня и так прекрасно получается. А вот что мне не удается, так это сотворить хоть простейшее волшебство.

Мисс Левел терпеливо показывала ей, как можно делать запутку из практически чего угодно, если оно кажется тебе подходящим, с условием, что в нее вплетается что-нибудь живое, например, жук или свежее яйцо.

Но Тиффани никак не могла освоиться с плетением. Это было просто… обидно. Разве не была она обладательницей воображаемой остроконечной шляпы? Разве не было у нее Первого Взгляда и Второго Помысла? Мисс Тик и мисс Левел могли спелсти запутку за несколько секунд, но у Тиффани получался спутанный клубок, с вытекающими из него остатками яйца. Снова и снова.

— Я знаю, что все делаю правильно, но она лишь перепутывается! — пожаловалась Тиффани. — Что мне теперь с этим делать?

— Может нам приготовить омлет? — бодро предложила мисс Левел.

— Ох, мисс Левел, прошу вас! — воскликнула Тиффани.

Мисс Левел похлопала ее по плечу. — Все получится. Может ты чересчур сильно стараешься. Придет день, и у тебя все получится. Знаешь, сила вдруг приходит. Тебе надо лишь оказаться у нее на пути…

— Не могли бы вы сделать запутку для меня, чтобы я потренировалась?

— Боюсь, что нет. — ответила мисс Левел. — Запутка — вещь очень прихотливая. Ее даже нельзя переносить с места на место, разве что как украшение. Ты должна сделать ее сама, там и тогда, где и когда ты хочешь ее применить.

— Почему? — спросила Тиффани.

— Чтобы уловить момент. — сказала вторая половина мисс Левел, подходя к ним. — Способ завязывания узлов…

— … свежесть яйца и, возможно, влажность воздуха… — продолжила первая мисс Левел.

— … упругость прутиков, а также какие вещи оказались у тебя в кармане в эту минуту…

— …даже то, в какую сторону дует ветер. Все вместе создает что-то вроде сиюминутного образа действительности. Надо лишь правильно потянуть запутку. — закончила первая мисс Левел. — И я даже не могу объяснить тебе, как ее надо тянуть, потому что я сама этого не знаю.

— Но вы тянули ее, — сказала совершенно запутавшаяся Тиффани. — Я сама видела…

— Да, тянула, но я не знаю, как я это делаю. — ответила мисс Левел, беря в руки пару прутиков и длинный отрезок нитки. Мисс Левел сидела за столом напротив себя самой и плела запутку всеми четырьмя руками.

— Помню время, когда я работала в цирке. — сказала она.

— За мной тогда ухаживали Марко и Фалько, Летающие Братья Пастрами. — продолжала другая часть мисс Левел. — Они могли делать…

— … тройное сальто на высоте пятьдесят футов без страховочной сетки. Какими лихими парянми они были! Похожи друг на друга, как две…

— … горошины, и Марко мог поймать Фалько с завязанными глазами. Помню, я тогда еще подумала, если бы они были такими же, как и я…

Мисс Левел замолчала и обе ее части покраснели и закашлялись.

— Ну да ладно. - продолжила она. — Однажды я спросила у них, как им удается балансировать на тонкой проволоке и Фалько ответил — «Никогда не спрашивай канатоходца, как он держит равновесие. Стоит ему остановиться, чтобы подумать об этом, как он упадет». Вообще-то, на самом деле…

— … он произнес это так, — «Никагда нэ спрашивай, да?…», потому что ребята выдвали себя за уроженцов Бриндисии, представляешь. Они думали, что это производит впечатление, потому что звучит по иностранному, и еще они боялись, что никто пойдет на акробатов, по имени Летающие Сидней и Франк Картрайт. Тем не менее, это хороший совет, от кого бы он не исходил.

Руки споро плели запутку. Мисс Левел больше не была суетливой одинокой леди, она была полноценной мисс Левел, работающей всеми двадцатью пальцами.

— Конечно, — сказала она. — Полезно держать в карманах разные штучки, подходящие для запуток. Я всегда ношу с собой блестки…

— … ради приятных воспоминаний, которые они пробуждают. — сказала мисс Левел с другой стороны стола, снова краснея.

Она держала в руках запутку. В нее были вплетены блестки и куриная косточка. Свежее яйцо покачивалось в маленьком плетенном мешочке и еще много всяких разных штучек свисало с нее, поворачиваясь на длинных нитках.

Каждая часть мисс Левел взялась обеми руками за нити и потянула…

Нить сформировалась в узор. Не перепрыгнули ли блестки с одной нитки на другую? Похоже, что да. Прошла ли куриная косточка сквозь яйцо? Кажется, так оно и было.

Мисс Левел не сводила глаз с запутки.

— Что-то приближается… — сказала она.

Почтовая карета выехала из Двурубах наполовину пустой и уже довольно высоко поднялась в предгорья, когда один из пассажиров похлопал кучера по плечу.

— Прошу прощения, но вы знаете, нас пытаются догнать. — сказал он.

— Боги с вами, сэр, — почтительно ответил кучер, потому что он надеялся на хорошие чаевые в конце пути, — Кому нас здесь догонять.

Затем он услышал крики, становящиеся все громче и громче.

— Эээ, по моему, он именно это и пытается сделать. — сказал пассажир, когда повозка нагнала почтовую карету.

— Тпррру! Стой, ради всего святого, стой! — вопил возчик, обгоняя карету.

Но ничто не могло остановить Генри. Долгие годы он не спеша развозил грузы по окрестным деревням, но в своей большой лошадиной голове он всегда мечтал о великом предназначении скакуна, стремительного, как ветер. Годами он плелся по дороге, обгоняемый всеми, кому не лень — каретами, телегами и трехногими собаками, и вот пришел его зведзный час.

К тому же повозка была намного легче, чем обычно, и дорога шла под гору. Все, что ему приходилось делать, это скакать достаточно быстро, чтобы держаться перед повозкой. И в итоге, он обогнал почтовую карету. Он, Генри!

Генри остановился лишь потому, что встала почтовая карета. Кроме того, кровь струилась по его жилам с удесятеренной силой и в упряжке кареты были две кобылы, с которыми ему захотелось познакомиться поближе — узнать, когда у них свободный день, какое сено они предпочитают и всякое такое.

Побледневший возчик медленно слез с козел, лег на землю и вцепился в пыль.

Его единственный пссажир, выглядящий по мнению кучера как какое-то пугало, нетвердо слез с повозки и заковылял к карете.

— Извините, мест нет. — солгал кучер. Места в карете были, но совершнно очевидно, не для такого чучела.

— Ах, а я то хотел заплатить золотом. — сказало создание. — Таким, как вот энто. — добавило оно, размахивая драной перчаткой.

Внезапно, в карете нашлось достаточно места для эксцентричного милионера. В несколько секунд его усадили и, к досаде Генри, почтовая карета тронулась в путь.

Через деревья к дому мисс Левел летела метла. Юная ведьма — или, кто-то, одетый как ведьма: никогда не стоит делать поспешных выводов — сидела на ней бочком.

Полет ей не очень хорошо удавался. Метла то и дело дергалась и было заметно, что девочка не справлялась с поворотами, потому что время от времени она останавливалась, спрыгивала и рукой поворачивала метлу в нужном направлении. Когда метла подлетела к садовой калитке, девочка снова быстро спрыгнула и привязала транспортное средство за веревочку.

— Молодец, Петулия! — похвалила ее мисс Левел, захлопав во все четыре ладоши. — У тебя получается все лучше и лучше!

— Ммм… Спасибо, мисс Левел. — ответила девочка, кланяясь. Она так и осталась стоять согнувшись и пробормотала: — Ммм… о, Боги…

Половина мисс Левел подошла поближе.

— Ох, я вижу в чем дело. — сказала она, приглядываясь. — Твой амулет с маленькими совами перепутался с ожерельем с серебряными летучими мышами и они оба зацепились за пуговицу. Постой немного спокойно, хорошо?

— Ммм… Я прилетела узнать, не захочет ли ваша новая девочка прийти сегодня ночью на шабаш. — сказала согнувшаяся Петулия слегка сдавленным голосом.

Тиффани не могла не заметить, что Петулия была вся в украшениях. Позже она обнаружила, находясь в обществе Петулии, вам все время придется отсоединять какой-нибудь из ее браслетоа от одного из ожерелий, или, как это однажды случилось, сережку от ножного браслета (никто так и не смог понять, как это смогло произойти). Против оккультных украшений Петулия устоять не могла.

Эти украшения предназначались для магической защиты от всяких неприятностей. К сожалению, Петулия не нашла амулета, который защитил бы ее от нелепого вида. Она была низенькой, пухленькой, краснощекой, с постоянно озабоченным выражением лица.

— Шабаш? А, эти ваши собрания, — сказала мисс Левел. — Это было бы замечательно, правда, Тифани?

— Да. — ответила Тиффани, не совсем в этом уверенная.

— Девочки время от времени собираются в лесу по вечерам. — пояснила мисс Левел. — Отчего-то к нашему ремеслу возвращается популярность. Конечно, этому можно только радоваться.

Однако, прозвучало это так, как будто сама мисс Левел не была в этом полностью уверена. Затем она добавила: — Петулия помогает Матушке Черночепчик, что живет в Безоткосах. Она специализируется на животных. Поросячьи болезни ей особенно хорошо удаются. Я имею в виду, лечить поросячьи болезни, а не наводить. Здорово было бы, если бы ты подружилась здесь с кем-нибудь. Почему бы тебе не сходить? Ну вот, все распутано.

Петулия выпрямилась и смущенно улыбнулась Тиффани.

— Ммм, Петулия Хрящик. — сказала она, протягивая руку.

— Тиффани Болит. — ответила Тиффани и с осторожностью тряхнула руку Петулии, опасаясь быть оглушенной дружно забренчавшими браслетами и ожерельями.

— Ммм, ты можешь полететь вместе со мной на метле, если хочешь. — предложила Петулия.

— Лучше не стоит. — ответила Тиффани.

Петулия с облегчением взглянула на нее и затем сказала — Ммм, а ты не хочешь одеться?

Тиффани поглядела на свое зеленое платье. — Я одета.

— Ммм, у тебя нет каких-нибудь украшений — бус, амулетов, или чего-то такого?

— Увы, нет. — ответила Тиффани.

— Ммм, тогда ты должна взять собой хотя бы запутку?

— Ммм, я не смогла с ними разобраться. — сказала Тиффани. Она не хотела говорить «ммм», но от было невозможно не заразиться этим от Петулии.

— Ммм… может у тебя есть черное платье?

— Я не люблю черное. Я предпочитаю синее или зеленое. — ответила Тиффани. — Ммм…

— Ммм. О, ну да, ты же только начала. — великодушно предположила Петулия. — Я уже три года Мастерю.

Тиффани обескуражено поглядела на ближайшую половину мисс Левел.

— Изучает ремесло. — подсказала мисс Левел. — Ведовство.

— О. — Тиффани сознавала, что ведет себя недружелюбно и розоволицая Петулия казалась очень славной девочкой, но она чувствовала себя неловко перед ней и не могла понять почему. Это было глупо, она знала. Она могла бы подружиться с Петулией. Мисс Левел тоже была вполне славная и Тиффани умудрилась поладить с Освальдом, но хорошо было бы общаться и с кем-то одного с собой возраста.

— С радостью пойду. — ответила Тиффани. — Я знаю, мне надо многому учиться.

Пассажиры, сидящие в карете, заплатили немалые деньги, чтобы сидеть внутри на мягких сиденьях, укрывшись от ветра и пыли. Поэтому довольно странным было то, что многие из них пересели на крышу на следующей остановке.

Те же немногие, кто не захотел выйти или не был в состоянии вскарабкаться наверх, сидели, сбившись в кучку, напротив нового пассажира и, стараясь не дышать, глядели на него, как кролики на лисицу.

Не то, чтобы им мешал запах хорьков. Да, это мешало, но по сравнению с другой, большой проблемой, запах почти ничего не значил. Пассажир разговаривал сам с собой. Вернее, части его тела разговаривали друг с другом. Не замолкая.

— Ну и трясовина тут внизу, я те кажу! Теперя мой черед в башке сидеть, уж то верно!

— Ха, да вы, братцы, устрились там в тепленьком местечке, в брюхе. Это нам — ногам всю работу робить приходиться!

На что правая рука сказала: — Ноги? Да вам даже значення слова «работа» не ведомо! Вот засунуть бы вас в рукавичку! Ах, да пропади оно все пропадом! Пойду и разомну се ноги!

В наполненной ужасом тишине, пасажиры увидели, как одетая в перчатку рука мужчины отвалилась и пошла вдоль сидения.

— Айе, пропасть, тута в штанах тоже не курорт. И я зараз тута все проветрю!

— Вулли Валенок, не смей…

Пассажиры придвинулись еще ближе друг к другу, как зачарованные не сводя глаз со штанов. В штанах что-то задвигалось, послышались какие-то тихие проклятия из места, откуда никак нельзя было ожидать какого-либо голоса вообще. Затем пара пуговиц отскочили и очень маленький рыжеволосый синекожый человечек высунул свою голову и заморгал от света.

Увидев людей, он застыл.

Человечек уставился на пассажиров.

Пассажиры уставились на человечка.

Затем его лицо расплылось в безумной улыбке.

— Как дела, робята? — отчаянно спросил он. — Вот здоровски! Про меня не беспокойтися! Я всего лишь опа-тическа иллюзя, ясно?

Он скрылся в штанах и пассажиры услышали, как он прошептал: — Да я их запросто обдурил, нае проблемо!

Через несколько минут карета остановилась, чтобы сменить лошадей. Дальше она поехала уже без тех пассажиров, что сидели внутри. Они вышли и попросили вынести их багаж. Нет, спасибо, мы не хотим ехать дальше. Нет, мы поедем завтра, спасибо. Ничего страшного, мы вполне можем подождать в этом очаровательном маленьком городке под названием, ээээ, Опасный Закоулок. Спасибо. Вего хорошего.

Карета продолжила свой путь, став в некоторой степени легче и быстрее. Она ни разу не остановилась ночью. Она должна была остановиться, но пассажиры с крыши все еще ели свой ужин, когда услышали, как карета отъехала без них. И причиной столь поспешного отъезда могла оказаться большая кучка монет, бренчавших в камране у кучера.