Уже июнь. До судорог в кистях
пытаюсь лезть по скользкому канату.
Внизу – весна, прошедшая впотьмах.
Что наверху? Признанье, слава, дата
триумфа, ах!
Как доползу, мгновенно пропадёт
боязнь того, что дар меня покинет.
Авось Олимп (высо́та всех высот)
навстречу мне когда-нибудь низринет
запретный плод.
И я борюсь. Схватившись за канат,
мозолю рук невинные ладони.
Уже июнь. Семь лет тому назад
я начал эту долгую погоню –
меня простят.
Коль упаду, останется пятно,
верней сказать, раздавленная клюква.
Зачем тружусь? По-прежнему темно.
Всё озарит единственная буква:
лихое «О».
Окружность знака станет роковой
(его границы – согнутое жало),
поскольку жребий, брошенный судьбой,
не изменить – во что бы то ни стало –
своей мольбой.
Рывок, рывок. Едва ль со стороны
заметен я, так тянущийся к цели.
«Сизифов труд! Поэты не нужны!» –
орёт душа. Сомнения на деле
подтверждены?