В гавань Теофы «Молния» прибыла лишь во второй половине декабря. У сходней Иану и Алекса окружили матросы с винтовками и примкнутыми штыками. Безо всякой враждебности, но непреклонно, капитан корабля спровадил жертв кораблекрушения в морской штаб, где в «супружескую чету» вцепился флотский капитан-лейтенант, что примерно соответствует фалько-офицеру гвардейских частей Икарии.
Иана моментально поняла, что обрюзгший военный старается держать марку морского волка, на самом деле вынужденный отираться на берегу. Кабинет рассказал об этом красноречивее всяких слов: огромный штурвал на стене, вымпелы, сигнальные флажки, боцманская дудка, — эти предметы служат для объяснения вошедшему, что хозяин комнаты с морем на «ты». На самолюбии капитан-лейтенанта удалось неплохо сыграть, когда он засыпал вопросами относительно типа парусно-парового судна, подвернувшегося под форштевень «Ламбрийской звезды».
— Простите великодушно, благородный господин офицер! Мы с мужем от морских дел далеки, как и все в Икарии. Не разбираемся-то в кораблях, извините нас.
— Ну да, ну да, — тон чуть смягчился. — Ламбрийцы — единственные настоящие моряки и корабелы в нашем мире.
А моряк номер один — этот самый капитан-лейтенант, каждому ясно.
— Зачем же вас в море потянуло? — продолжил сухопутный мореман.
— Нужда, — тоскливо признался Алекс, и так правдоподобно, что ему поверил бы самый придирчивый слушатель. Действительно, не только честь и дела возвышенные сорвали его с северных гор, приведя теперь на западный материк, а вполне объяснимое желание выбраться из бедности. — Мы натурально голодали, когда меня за излишнюю щепетильность выгнали из городской стражи. Продали дом, а деньги…
Голодающий повернулся к капитану, который напялил на лицо выражение категорического отрицания. Разведчик моментально догадался.
— Капитан?
— Я не… — замялся командир рейдера.
— Золото утонуло вместе с «Ламбрийской звездой», благородные господа.
Иана чуть рот не открыла от удивления — не ожидала от Алекса находчивости.
Новый владелец золота тотчас закивал — само собой, утонуло. Так постарался, что будто бы сам видел, как жёлтые кружочки ныряют в пучину.
— Поня-атно, — протянул капитан-лейтенант. — У нас с вами, командир, похоже, есть о чём поговорить. А насчёт спасённых вами новых жителей королевства — благодарю за службу. К ним нет претензий, как и у них, я полагаю — тоже.
— Конечно! — покорно улыбнулся легионер. — Есть лишь просьба. Документы остались в каюте. Мы, честные люди, теперь как бродяги. Нельзя ли выправить какую-то бумагу, что очутились в замечательном Ламбрийском королевстве в роли жертв кораблекрушения?
— Пожалуй, это не трудно устроить, — веско обронил офицер, и «супружеская чета» обзавелась полновесными удостоверениями личности с большими королевскими львами на печатях.
Однако только документы, подаренный на память матросский нож да тайный конверт за пазухой у Ианы составили всё «семейное» имущество. На теле — нижняя одежда, матросские бушлаты без знаков различия. Сверху — плащи, в которых купались в океане. В чужой стране, под Новый Год, у стен военного порта, в мороз и под медленно падающим снегом… Романтика! Которой лазутчики с радостью поделились бы с врагом. К тому же за время допроса и заполнения бумаг стемнело.
— Одно утешает, высокородная синьора, — вздохнул Алекс. — Наше положение куда оптимистичнее, чем в шлюпке.
— У вас появляется чувство юмора, тей?
— Вы ещё многого обо мне не знаете. Как, вероятно, и я о вас, — он обернулся к огням пропускного пункта, за которыми скрылись недоступные более тепло и свет. И даже еда, жирная, полнящая, совсем не подходящая летучему дворянству, привыкшему считать каждую толику взлётной массы. Но давно уже обычная после стряпни на двух корабельных камбузах.
— Знаю главное — вы не унываете.
— Тогда — вперёд, Иана. Гребём, вычёрпываем воду и согреваемся в движении. Однажды эта тактика нас выручила.
До ближайшего города — пара часов на лошади. А пешком по заснеженной лесной дороге?
Стемнело окончательно. На небе появились алмазные искорки.
— Иана! Смотрите — звёзды.
— О да… Впервые за два месяца вижу чистое небо, муженёк. Но меня занимает другое.
— Весь внимание, синьорина.
— Перестань называть меня так. Во-первых, давай как на корабле — муж и жена. Там, между прочим, тоже называл меня на «вы», думая, что никто не слышит. Слышали! Хорошо хоть, списали на чудачества презренных икарийцев.
— Как вы считаете нужным… Простите. Прости.
— Во-вторых, нам необходимо научиться поменьше выделяться. В разговоры с местными вступаю я, ты только поддакивай. Лучше — движениями головы.
— Ого. А ты, выходит, сумеешь затеряться между ламбрийцами.
— Надеюсь. Посмотри на себя. Темноволосый, глаза тёмно-серые. Типичный икарийский северянин. Жители равнин светлые и даже рыжие, как мой поклонник.
— Твоя Ева — блондинка.
— Да! Потому что несёт в себе кровь икарийских поселенцев. Они же, смешавшиеся с ламбрийскими туземцам, черноволосые и черноглазые. Как я. Прожив год с Эрландами, я могу говорить похоже, в тебе же любой признает чужака. А шрамы на лице — очень приметные, и борода никак не растёт, один мальчишеский пух.
Алекс обиделся. Он с августа по ноябрь яростно скрёбся бритвой, и теперь покрылся редкими чёрными волосиками, отчего принять грозный вид практически невозможно. Но не стоило тыкать в нос.
— Не грусти. Мне мой вид тоже абсолютно не нравится. На корабле обходилась гребнем, подаренным одним из матросов. А женщине нужно очень многое. Наверно, представить меня в бальном платье, на каблуках, с высокой причёской ты не в состоянии.
— Не думал об этом.
Иана постаралась вздохнуть как можно незаметнее. Конечно. Девушка, предназначенная другу Терону. Ни в вечернем наряде, ни в каком ином виде вообразить её нельзя. Зануда!
— Ты — красивая и без этих очень многих вещей, — продолжил Алекс.
Надо же — комплимент. Почему без малейшего воодушевления? Разъяснение не обрадовало.
— Если тебя приодеть и… не знаю, что вы там делаете. Причесать, наверно. Ты будешь выглядеть благородной, а не червём. Нас тут же разоблачат. Лучше уж так — по простому.
Ни малейшего любопытства? Ах, так… Иана не на шутку рассердилась. Дала себе зарок непременно отомстить спасителю: явиться на бал или раут, где бывают гвардейцы и легионеры, во всеоружии, лучше — императорский, заставить его охнуть и пожалеть, что не ценил, месяцами находясь рядом…
Она сбросила наваждение. В грубом плаще поверх матросского бушлата бредёт по зимнему ночному лесу и мечтает об успехе на балу в императорском дворце? Шагай дальше, наивная дурочка. Мечтать не вредно, но ни к чему хорошему это не приводит.
Когда мороз основательно прихватил пальцы ног в тонких кожаных сапогах, вдали послышался бубенчик.
— Я захвачу этот экипаж, даже если придётся убить его кучера и пассажиров.
— Не смей и думать, благоверный. Нас схватят, и мы никогда не сможем отвезти конверт.
— А так не сможем дожить до момента отдачи конверта. Эй! Эй!
Алекс кинулся на дорогу, размахивая руками и не пытаясь выполнить пожелания Ианы — не высовываться и молчать.
Кучер даже не вздумал придержать упряжку. Он свистнул, гикнул, стеганул лошадей, которые понесли прямо на молодого легионера. Тот бросился в сторону в последний момент, а возница снова ударил кнутом, пытаясь огреть.
Возможно, пригодился опыт боя на набережной канала. Алекс принял ременный раздвоенный наконечник на предплечье, обмотал его и резко рванул. Кучер сжимал древко кнута, накинув петлю на запястье, так что кубарем вылетел с облучка и зарылся в снег.
Иана бегом поравнялась с передком повозки. Лошади, верно, изумились непоследовательности рода человеческого: сначала удар хлыстом и понукание, потом натянутые вожжи и громкое «тпру». Но кого интересует лошадиное мнение?
Оставив бедолагу барахтаться в снегу, Алекс неторопливо двинул к экипажу.
Дверца отворилась. Сначала на ладонь, потом шире. Из неё высунулось напуганное лицо человека в преклонном возрасте, при бакенбардах и в котелке.
— Доброй ночи, мессир! — весело крикнула Иана.
— Мы из простых… Вы — грабители?
— Что вы! Вдвоём, без оружия? Просили подвезти до города, но ваш невежливый кучер ни с того ни с сего набросился с кнутом, ударил мужа. Мы тоже не из знатных, но есть же предел…
— Простите великодушно!
Смирения в голосе пожилого поубавилось. Наверно, на три четверти. Не господа, не грабители, без оружия — чего, собственно, перед ними распинаться?
— Мы не грабители, — подтвердил Алекс, тщательно подстраиваясь под матросский говорок. — Но вы на нас напали. Одного только «простите» маловато будет.
— Сколько? — заволновался дед.
— Довезти до Арадейса, — быстро вставила Иана, пока спутник не приступил к откровенно криминальному вымогательству.
— У нас мало места…
— Уместимся вдвоём на облучке, — она сверкнула глазами в неверном свете масляной лампы, болтающейся у дверцы, недвусмысленно показывая Алексу: молчи!
— Но мой Анжос…
— Пойдёт пешком, если не усвоил хороших манер, — легионер присовокупил матросское ругательство, подтверждая принятый образ и игнорируя знаки Ианы.
— Одно место внутри как-нибудь найдётся. Для дамы. А вы уж пожалуйста с Анжосом снаружи. Прошу вас.
Алекс красноречиво опустил руку в карман с матросским ножом. Иана нахмурила брови и сердито качнула головой. Украдкой показала кулак. Но и с этой предосторожностью она не поручилась бы, что дерзкий кучер доберётся до Арадейса без дополнительных отверстий на теле. После унижений на «Молнии» её северный добрый ангел дрожал от нетерпеливого желания отвернуть голову дюжине-другой ламбрийцев.
Но он просто замёрз. Поэтому отобрал полость у кучера и закрутился в неё до ушей, предоставив несчастному малому кутаться в потёртый тулупчик и стучать зубами на морозе, погоняя пару лошадей. И в Арадейсе пара навязчивых пассажиров не оставила его в покое — мужчина с замашками моряка заявил, что они переночуют в конюшне.
После матросского кубрика запахи пота и конских яблок уже не смогли смутить благородный дуэт.
Эльза Мейкдон не страдала от тяжёлого амбре и не ночевала в сомнительных помещениях. Она не хотела примириться с мыслью, что такая длинная, с любовью выпестованная интрига, благодаря которой Мэйкдон мог бы уже через год примерить императорскую корону, а Эльза стать императрицей, рассыпалась из-за неуместной энергии Алекса, слишком прямолинейно трактующего честь и долг дворянина.
Наконец, она предложила супругу: если нет более шанса перекрыть утечку сведений, следует предпринять хотя бы возможное, не дать парочке авантюристов доставить императорскому окружению ответ ламбрийских пэров.
Герцог задумчиво поглядел на углём рисованный портрет.
— Вот он какой, источник наших неприятностей. Занятно. Синьора, вы до такой степени неравнодушны к нему?
Эльза почувствовала предательский прилив крови к щекам.
— С чего вы это взяли? Он — игрушка в моих руках, беда лишь в том, что я не успела привязать марионетку к нужным ниткам.
Тонкие и бледные губы претендента на императорский престол скривились в ухмылке.
— Почему тогда глаза выписаны с редкостным тщанием? Даже на рисунке заметно — они влажные и выразительные как у породистой собаки. Смешно! Держите себя в руках, дорогая. Чувства вредят делам.
Герцогиня покорно склонила голову.
— Да, синьор. По возвращении тея Алайна вы сами решите его судьбу, а я приму любой ваш приговор.