Путь до города оказался нелегким и долгим, Карс шел твердыми большими шагами. Он не пытался найти поблизости дороги, но уверенно шагал через все препятствия и не сворачивал с прямой линии, которая вела к Джеккере. Плащ мешал ему и он сорвал его. Лицо его было лишено какого-либо выражения, но пот ручьями бежал по щекам, смешиваясь с соленой влагой слез.
Он шел между двумя мирами. Он шел по долине утопающей в жаре летнего дня, и ветви старинных деревьев касались его лица, а сок примятой им травы ложился пятнами на его сандалии. Жизнь — крылатая, бегающая и ползающая — была насыщена и интенсивна. И все же он видел лишь огромную мертвую равнину, где песок волнами вздымался среди сухих рифов. Правду тридцатилетней жизни забыть нелегко.
Солнце медленно склонялось к горизонту. Преодолев последний уступ к городу, он зашагал вниз, залитый пылающим светом. Море горело, и фосфоресцирование приняло цвет облаков. Карс с удивлением наблюдал за тем, как золотые, багровые и пурпурные сполохи отражались в воде.
Теперь гавань была хорошо ему видна. Мраморные доки, так хорошо ему знакомые, те, что изъеденные годами, полузасыпанные песком, одиноко стояли под лунным светом. Это были те же доки, но, как при мираже, гавань сверкала водой.
Торговые корабли стояли на якорях, и во влажном воздухе до него донеслись крики портовых грузчиков. А вдали он увидел рыбацкие суда, возвращающиеся в Джеккеру. Паруса их казались темными на фоне неба.
У дворцовой набережной, неподалеку от того самого места, откуда он отправился вместе с Пенкавром за шпагой Рианона, стояла длинная, темная и тонкая военная галера, похожая на готовую к прыжку пантеру. За ней стояли другие галеры. И над всем этим высокие и величественные, возвышались белые башни дворца.
«Да, я, действительно, вернулся в прошлое Марса! Ибо это — та картина Марса, каким он был миллион лет назад, как ее всегда рисуют археологи!»
Планета ссорящихся цивилизаций, на которой еще очень мало развилась наука, но которая хранила тайну о супернауке великих Куири, существовавших еще раньше этих времен.
«Планета затерянных веков, которую Бог не должен был показывать никому из людей моего времени!»
Мэтью Карс вздохнул, как будто ему стало очень холодно. Медленно, очень медленно он углубился в улицы Джеккеры, и ему показалось в свете заходящего солнца, что весь город запятнан кровью.
Стены сомкнулись за ним, перед его глазами стоял туман, и в ушах у него шумело, но он осознал присутствие людей. Худые, гибкие мужчины и женщины, встречавшиеся с ним в узких проулках, вначале просто проходили мимо него, а потом поворачивались и глядели ему вслед. Темные, подвижные как кошки, люди Джеккеры. Джеккеры Лоу Кэнэл и этого времени.
Он слышал музыку арф и шелестящий шепот маленьких поясов, которые носили женщины. Ветер коснулся его лица, но это был влажный и теплый ветер, тяжелый от дыхания моря, и это было сверх того, что мог выдержать человек.
Карс продолжал идти, но он понятия не имел о том, куда он идет и что собирается делать. Он шел лишь для того, чтобы идти и не останавливаться.
Шаг за шагом, бесстрастный, слепой ко всему, как заколдованный шел он по улицам среди темных джеккериан, высокий, светлоголовый человек с обнаженной шпагой.
Горожане наблюдали за ним. Люди из гавани, со склонов виноградников и из извилистых улиц. Вначале они пропускали его, потом поворачивались и шли за ним, разглядывая его.
Между ними лежала пропасть столетий. Кильт его был сделан из странной, неизвестной им материи. Орнамент на нем изображал нечто, никогда ими не виденное. И лицо его было чужим.
Эта полнейшая чужеродность заставляла их некоторое время держаться на расстоянии. Дыхание чего-то невероятного, исходящего от него, пугало их.
Потом кто-то произнес слово, кто-то другой повторил его, и через несколько секунд не осталось больше ни таинственности, ни страха — только ненависть.
Карс услышал это слово. Смутно, как из далекого далека он услышал его, когда из шепота оно переросло в бурю, прокатившуюся вдоль улиц.
— Кхонд! Кхонд! Шпион Кхондора! — А потом другое слово:
— Слей!
Слово «кхонд» ничего не значило для Карса, но он догадался, что оно означает ругательство и угрозу. Голос толпы предупреждал его и угрожал смертью, и он попытался вызвать в себе инстинкт самосохранения. Но мозг его не желал пробуждаться к жизни.
Камень ударил его в щеку. Физический шок немного привел его в себя.
Кровь пробежала по его губам. Солоновато-сладкий вкус ее сообщил ему о том, что разрушение уже началось. Он попытался прогнать черную пелену хотя бы настолько. чтобы увидеть угрожавшего ему врага.
Он вышел на открытое пространство возле доков. Теперь, в сумеречном свете, море светилось холодным белым огнем. Силуэты кораблей высились над ним темными массами. Поднялся Фобос и в его таинственном свете Карс увидел, что по снастям кораблей снуют какие-то существа и что они покрыты шерстью и не очень-то похожи на людей.
А на пристани он увидел двоих стройных белокожих людей с крыльями. На них были набедренные повязки рабов, а крылья их были сломаны.
Площадь была полна людей и они продолжали вливаться в толпу из жерл узких улиц, привлеченные криком «шпион!». Слово это эхом отдавалось от стен зданий и кличка «кхондор» звенела у него в ушах.
И крылатые рабы на пристани, и существа на кораблях, закованные в цепи, обратили на него свои взоры. Он услышал их громкие крики:
— Слава Кхондору! Бейся, человек!
Женщины визжали, как гарпии. Толпа напирала и угрожала, но те, кто находился за спиной Карса, держались поодаль, опасаясь огромной сверкающей шпаги с обнаженным клинком.
Карс закричал. Он сделал выпад по направлению к окружавшим его джеккерианам, шпаги которых были более короткими, и те отпрянули назад.
И снова с пристани послышалось:
— Слава Кхондору! Долой Змею, долой Сарка! Бейся, кхонд!
Он знал, что рабы помогли бы ему, если бы могли.
Теперь часть его мозга начала активно действовать — та часть, которая обладала богатым опытом спасения его головы. Он находился лишь в нескольких шагах от зданий за его спиной. Внезапно он круто повернулся и прыгнул, сверкнув шпагой.
Он дважды попал в чью-то плоть, прежде чем ему удалось пробить себе путь к дверям в корабельный склад, так что нападать на него теперь могли только спереди. Небольшое преимущество, но каждая секунда жизни зарабатывалась секундным преимуществом.
Сделав несколько ловких выпадов, он крикнул на наречии этих марсиан (а знал он их достаточно).
— Подождите, я не кхонд!
Толпа разразилась издевательским смехом.
— Он говорит, что он не кхонд!
— Твои собственные друзья приветствуют тебя, кхонд! Послушай Пловцов и Людей Неба!
Карс крикнул:
— Нет! Я не кхонд! Я не… — он резко осекся. Он едва не сказал, что он не марсианин.
Зеленоглазая девушка ростом не больше земного ребенка пробилась в очерченный им смертоносный круг и остановилась прямо перед ним. Ее оскаленные белые зубы блестели, как крысиные.
— Трус! — закричала она. — Дурак! Где как не в Кхонде мог родиться человек, подобный тебе, с бледными волосами и шелковистой кожей? Откуда бы еще мог взяться ты, неуклюжее существо с варварской речью?
Странное выражение вновь вернулось на лицо Карса и он сказал:
— Я из Джеккеры.
Они засмеялись. Смех становился все громче и громче, пока вся площадь не заполнилась его раскатами. Теперь они окончательно потеряли то чувство суеверного ужаса, которое испытывали перед ним поначалу. Слова, которые сказала девушка, почти прилипли к нему — трус и дурак. Почти с презрением они перешли в нападение.
Это было для Карса слишком большой реальностью — масса перекошенных ненавистью лиц, лес направленных на него коротких шпаг. Он принялся яростно работать длинным клинком шпаги Рианона, сокрушая не столько это стадо убийц, сколько судьбу, забросившую его в этот мир.
Некоторые из них умерли, пораженные острием блестящей шпаги, остальные подались назад. Они стояли и смотрели на него как шакалы, поймавшие в капкан волка. Потом их шипение прорезал ликующий крик:
— Идут солдаты Сарка! Они повергнут для нас этого шпиона Кхонда!
Карс, прижавшись спиной к запертой двери, тяжело дышал. Он увидел, что сквозь толпу, как корабль сквозь гряду волн, пробирается небольшой отряд воинов в черных туниках и с черными шлемами на головах.
Они шли прямо к нему, и джеккериане уже вопили, предвкушая предстоящее убийство.