Шпион, или Повесть о нейтральной территории

Глава V

В тот вечер члены семейства Уортон склонили головы на подушки со смутным предчувствием, что их привычный покой будет нарушен. Тревога не давала сестрам уснуть; всю ночь они почти не сомкнули глаз, а утром встали, совсем не отдохнув. Однако, когда они бросились к окнам своей комнаты, чтобы взглянуть на долину, там царила прежняя безмятежность. Долина сверкала в сиянии чудесного тихого утра, какие часто выдаются в Америке в пору листопада, – вот почему американскую осень приравнивают к самому прекрасному времени года в других странах. У нас нет весны; растительность не обновляется медленно и постепенно, как в тех же широтах Старого Света, – она словно распускается сразу. Но какая прелесть в ее умирании!. Сентябрь, октябрь, порой даже ноябрь и декабрь – месяцы, когда больше всего наслаждаешься пребыванием на воздухе; правда, случаются бури но и они какие-то особенные, непродолжительные, и оставляют после себя ясную атмосферу и безоблачное небо.

Казалось, ничто не могло нарушить гармонию и прелесть этого осеннего дня, и сестры спустились в гостиную с ожившей верой в безопасность брата и в собственное счастье.

Семья рано собралась к столу, и мисс Пейтон с той педантичной точностью, какая вырабатывается в привычках одинокого человека, мягко настояла на том, чтобы опоздание племянника не помешало заведенному в доме порядку. Когда явился Генри, все уже сидели за завтраком; впрочем, нетронутый кофе доказывал, что никому из близких отсутствие молодого капитана не было безразлично.

– Мне кажется, я поступил очень умно, оставшись, – сказал Генри, ответив на приветствия и усаживаюсь между сестрами, – я получил великолепную постель и обильный завтрак, чего не было бы, доверься я гостеприимству знаменитого ковбойского отряда.

– Если ты мог уснуть, – заметила Сара, – ты счастливее меня и Френсис: в каждом ночном шорохе мне чудилось приближение армии мятежников.

– Что ж, сознаюсь, и мне было немного не по себе, – засмеялся капитан. – Ну, а как ты? – спросил он, повернувшись к младшей сестре, явной его любимице, и потрепал ее по щеке. – Ты, наверное, видела в облаках знамена и приняла звуки эоловой арфы мисс Пейтон за музыку мятежников?

– Нет, Генри, – возразила девушка, ласково глядя на брата, – я очень люблю свою родину, но была бы глубоко несчастна, если бы ее войска подошли к нам теперь.

Генри промолчал; ответив на любящий взгляд Френсис, он посмотрел на нее с братской нежностью и сжал ее руку.

Цезарь, который тревожился вместе со всей семьей и поднялся на заре, чтобы внимательно осмотреть окрестности, а теперь стоял, глядя в окно, воскликнул:

– Бежать… бежать, масса Генри, надо бежать, если любите старого Цезаря… сюда идут кони мятежников! – Он так побледнел, что его лицо стало почти белым.

– Бежать! – повторил английский офицер и гордо выпрямился по-военному. – Нет, мистер Цезарь, бегство не мое призвание!. – С этими словами он неторопливо подошел к окну, у которого, оцепенев от ужаса, уже стояли его близкие.

Примерно в миле от “Белых акаций” по одной из проезжих дорог цепочкой спускались в долину человек пятьдесят драгун. Впереди, рядом с офицером, ехал какой-то человек в крестьянской одежде и указывал рукой на коттедж. Вскоре от отряда отделилась небольшая группа всадников и понеслась в атом направлении. Достигнув дороги, лежавшей в глубине долины, всадники повернули коней к северу.

Уортоны по-прежнему неподвижно стояли у окна и затаив дыхание наблюдали за всеми движениями кавалеристов, которые тем временем подъехали к дому Бёрча, визгом окружили его и сразу же выставили с десяток часовых. Два или три драгуна спешились и скрылись в доке. Через несколько минут они снова появились во дворе с ними была Кэти, и по ее отчаянной жестикуляции можно было понять, что дело шло отнюдь не о пустяках. Разговор со словоохотливой экономкой длился недолго; тут же подошли главнее силы, драгуны передового отряда сели на коней, и все вместе понеслись галопом в сторону “Белых акаций”.

До сих пор никто из семейства Уортон не нашел в себе достаточно присутствия духа, чтобы подумать, как спасти капитана; только теперь, когда беда неминуемо надвигалась и нельзя было медлить, все начали поспешно предлагать разные способы укрыть его, но молодой человек с презрением отверг их, считая для себя унизительными. Уйти в лес, примыкавший к задней стороне дома, было поздно – капитана не преминули бы заметить, и конные солдаты несомненно догнали бы его.

Наконец сестры дрожащими руками натянули на него парик и все прочие принадлежности маскарадного костюма, бывшие на нем, когда он пришел в дом отца. Цезарь на всякий случай хранил их под рукой.

Не успели наскоро покончить с переодеванием, как по фруктовому саду и по лужайке перед коттеджем рассыпались драгуны, прискакавшие с быстротой ветра; теперь и дом мистера Уортона был окружен.

Членам семейства Уортон оставалось только приложить все усилия, чтобы спокойно встретить предстоящий допрос. Кавалерийский офицер соскочил с коня и в сопровождении двух солдат направился к входной двери. Цезарь медленно, с большой неохотой открыл ее. Следуя за слугой, драгун направился в гостиную; он подходил все ближе и ближе, и звук его тяжелых шагов все громче, отдавался в ушах женщин, кровь отливала от их лиц, а холод так сжимал им сердце, что они едва не потеряли сознание.

В комнату вошел мужчина исполинского роста, который говорил о его недюжинной силе. Он снял шляпу и поклонился с любезностью, никак не вязавшейся с его внешностью. Густые черные волосы в беспорядке падали на лоб, хотя и были посыпаны пудрой по моде того времени, а лицо почти закрывали уродовавшие его усы. Однако его глаза, хотя и пронизывающие, не были злыми, а голос, правда низкий и мощный, казался приятным.

Когда он вошел, Френсис осмелилась украдкой посмотреть на него и сразу догадалась, что это тот самый человек, от чьей прозорливости их так настойчиво предостерегал Гарви Бёрч.

– Вам нечего бояться, сударыни, – после короткого молчания сказал офицер, оглядев окружавшие его бледные лица. – Мне надо задать вам лишь несколько вопросов, и, если вы на них ответите, я немедленно покину ваш дом.

– А что это за вопросы? – пробормотал мистер Уортон, поднявшись с места и с волнением ожидая ответа.

– Останавливался ли у вас во время бури посторонний джентльмен? – продолжал драгун, в какой-то степени и сам разделяя явное беспокойство главы семьи.

– Этот джентльмен… вот этот… находился с нами, во время дождя и еще не уехал.

– Этот джентльмен! – повторил драгун и повернулся, к капитану Уортону. Несколько секунд он разглядывал капитана, и тревога на его лице сменилась усмешкой. С комической важностью драгун подошел к молодому человеку и, низко ему поклонившись, продолжал:

– Сочувствую вам, сэр, вы, наверное, жестоко простудили голову?

– Я? – с изумлением воскликнул капитан. – Я и не думал простужать голову.

– Значит, мне показалось. Я так решил, увидев, что вы покрыли такие красивые черные кудри безобразным старым париком. Извините меня, пожалуйста.

Мистер Уортон громко застонал, а дамы, не зная, что, собственно, известно драгуну, в страхе застыли на месте.

Капитан невольно протянул руку к голове и обнаружил, что сестры в панике убрали под парик не все его волосы. Драгун все еще с улыбкой смотрел на него. Наконец, приняв серьезный вид, он обратился к мистеру Уортону;

– Значит, сэр, надо понимать, что на этой неделе у вас не останавливался некий мистер Харпер?

– Мистер Харпер? – отозвался мистер Уортон, почувствовав, что с души у него свалилась огромная тяжесть. – Да, был… я совсем позабыл о нем. Но он уехал, и, если его личность чем-нибудь подозрительна, мы ничем но можем вам помочь – мы ничего о нем не знаем, он мне совершенно не знаком.

– Пусть его личность вас не беспокоит, – сухо заметил драгун. – Так, значит, он уехал… Как… когда и куда?

– Он уехал так же, как и явился, – ответил мистер Уортона, успокоенный словами драгуна. – Верхом, вчера вечером, и отправился по северной дороге.

Офицер слушал с глубоким вниманием. Его лицо осветилось довольной улыбкой, и, как только мистер Уортон замолчал, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты. На этом основании Уортоны решили, что драгун собирается продолжать поиски мистера Харпера. Они увидели, как он появился на лужайке, где между ним и его двумя подчиненными завязался оживленный и, по-видимому, приятный разговор. Вскоре нескольким кавалеристам был отдан какой-то приказ, и они во весь опор разными дорогами умчались из долины.

Уортонам, с напряженным интересом следившим за этой сценой, не пришлось долго томиться в неизвестности – тяжелые шаги драгуна возвестили о том, что он возвращается. Войдя в комнату, он снова вежливо поклонился и, приблизившись к капитану Уортону, как прежде, с комической важностью сказал:

– Теперь, когда моя главная задача выполнена, я хотел бы, с вашего позволения, разглядеть ваш парик.

Английский офицер неторопливо снял с головы парик, протянул драгуну и, подражая его тону, заметил:

– Надеюсь, сэр, он вам понравился?

– Не могу этого сказать, не погрешив против истины, – ответил драгун. – Я отдал бы предпочтение вашим черным как смоль кудрям, с которых вы так тщательно стряхнули пудру. А эта широкая черная повязка, наверное, прикрывает ужасную рану?

– Вы, видимо, тонкий наблюдатель, сэр. Что ж, судите сами, – сказал Генри, сняв шелковую повязку и открыв ничуть не поврежденную щеку.

– Честное слово, вы хорошеете на глазах! – невозмутимо продолжал драгун. – Если бы мне удалось убедить вас сменить этот ветхий сюртук на великолепный синий, который лежит рядом на стуле, я был бы свидетелем самого приятного из всех превращений с той поры, как сам превратился из лейтенанта в капитана.

Генри Уортон очень спокойно сделал то, о чем его просили, и перед драгуном предстал очень красивый, изящно одетый молодой человек.

Драгун с минуту смотрел на него с присущей ему насмешливостью, потом сказал:

– Вот и новое лицо на сцене. Обычно в таких случаях незнакомые люди представляются друг другу. Я – капитан Лоутон из виргинской кавалерии.

– А я, сэр, капитан Уортон из шестидесятого пехотного полка его величества, – сухо поклонившись, сказал Генри, к которому вернулась его обычная уверенная манера держаться.

Выражение лица капитана Лоутона мгновенно изменилось, от его напускного чудачества не осталось и следа. Он посмотрел на капитана Уортона, который стоял выпрямившись, с надменностью, говорившей, что он не намерен больше таиться, и самым серьезным тоном промолвил:

– Капитан Уортон, мне жаль вас от всей души!

– Если вам его жаль, – в отчаянии воскликнул старый Уортон, – так зачем его преследовать, дорогой сэр! Он не шпион, только желание повидаться с близкими заставило его изменить свой внешний вид и уйти так далеко от своего полка в регулярной армии. Оставьте его с нами! Я с радостью вознагражу вас, я заплачу любые деньги!

– Сэр, только беспокойство за сына может извинить ваши слова, – высокомерно сказал капитан Лоутон. – Вы забыли, что я виргинец и джентльмен! – Обратившись к молодому человеку, он продолжал:

– А вы, капитан Уортон, разве не знали, что наши пикеты уже несколько дней стоят здесь, на юге долины?

– Я узнал об этом, только когда поравнялся с ними, но уже было поздно возвращаться, – хмуро ответил молодой человек. – Я пришел сюда, как сказал отец, чтобы повидаться с родными; я думал, что ваши части стоят у Пикскилла, невдалеке от нагорья, иначе он не отважился бы на такой поступок.

– Возможно, что все это истинная правда, но дело Андре заставляет нас быть настороже. Когда в предательстве замешано командование, защитники свободы обязаны быть бдительными, капитан Уортон.

В ответ на это замечание Генри молча поклонился, а Сара решилась сказать несколько слов в защиту брата. Драгунский офицер учтиво, даже сочувственно выслушал ее и, чтобы избежать бесполезных и неприятных для него просьб, успокоительно сказал:

– Я не командир отряда, сударыня. Майор Данвуди решит, как поступить с вашим братом; при любых обстоятельствах с ним обойдутся вежливо и мягко.

– Данвуди! – воскликнула Френсис, и бледность сменилась румянцем на ее испуганном лице. – Слава богу, значит, Генри спасен!

Капитан Лоутон смотрел на нее со смешанным выражением восхищения и сострадания, потом, недоверчиво покачав головой, добавил:

– Будем надеяться. С вашего разрешения, предоставим ему разобраться в этом деле.

Еще недавно бледное от беспокойства лицо Френсис засияло надеждой. Мучительный страх за брата уменьшился, но все же ее бросало в дрожь, она дышала часто и прерывисто, ею овладело необычайное волнение. Она подняла взгляд от пола, посмотрела на драгуна и тут же опять уставилась на ковер – она явно хотела что-то сказать, но не находила в себе силы вымолвить слово. Мисс. Пейтон внимательно наблюдала за племянницей. Держась с большим достоинством, она спросила:

– Это значит, сэр, что мы скоро будем иметь удовольствие видеть майора Данвуди?

– Немедленно, сударыня, – ответил драгун, отводя восхищенный взгляд от лица Френсис. – Гонцы, которые сообщат ему о случившемся, уже в дороге, а получив известие, он тотчас явится сюда в долину, если только по каким-нибудь особым причинам его посещение не доставит кому-нибудь неудовольствия.

– Мы всегда рады видеть майора Данвуди.

– Конечно, он всеобщий любимец. Могу я по этому случаю велеть моим солдатам спешиться и подкрепиться? Ведь они из его эскадрона.

Мистеру Уортону не понравилась эта просьба, и он отказал бы драгуну, но старику очень хотелось его задобрить, да и что толку отказывать в том, что, возможно, взяли бы силой. Итак, он подчинился необходимости и распорядился, чтобы желание капитана Лоутона было выполнено.

Офицеров пригласили позавтракать вместе с хозяевами: покончив со своими делами вне дома, они охотно приняли приглашение. Бдительные воины не забыли ни одной из мер предосторожности, которых требовало их положение. На отдаленных холмах кругом ходили дозорные, оберегая своих товарищей, и те, благодаря привычке к дисциплине и равнодушию к удобствам, могли наслаждаться покоем, несмотря на грозившую им опасность.

За столом мистера Уортона было трое чужих. Офицеры огрубели от каждодневной тяжелой службы, но у всех были манеры джентльменов, поэтому, хотя уединение семьи и было нарушено вторжением посторонних, правила приличия соблюдались со всей строгостью. Дамы уступили свои места гостям, и те без излишних церемоний принялись за завтрак, отдавая должное гостеприимству мистера Уортона.

Наконец капитан Лоутон, усиленно налегавший на гречневые лепешки, на миг остановился и спросил хозяина дома, нет ли сейчас в долине разносчика Гарви Бёрча, который иногда там бывает.

– Только иногда, сэр, – с опаской ответил мистер Уортон. – Он бывает здесь редко, а я его вовсе не вижу.

– Вот странно! – произнес драгун, пристально глядя на смущенного хозяина. – Ведь он ваш ближайший сосед и, казалось бы, должен был стать своим человеком в вашем доме, да и дамам было бы удобно, если бы он заходил к вам почаще. Я уверен, что за муслин, который лежит на стуле у окна, заплачено вдвое больше, чем спросил бы у вас Бёрч.

Мистер Уортон в замешательстве обернулся и увидел, что кое-какие покупки еще разбросаны по комнате.

Младшие офицеры с трудом удержались от улыбки, но капитан с таким усердием снова принялся за свой завтрак, что, казалось, он не рассчитывал еще раз когда-нибудь поесть вдоволь. Однако необходимость в подкреплении из кладовой Дины вызвала еще одну передышку, и капитан Лоутон не преминул ею воспользоваться.

– Я собирался побеспокоить мистера Бёрча в его уединении и утром побывал у него дома, – сказал он. – Если бы я его застал, то отправил бы в такое местечко, где ему не пришлось бы изнывать от скуки, во всяком случае на некоторое время.

– Что же это за место? – спросил мистер Уортон, полагая, что следует поддерживать разговор.

– Гауптвахта, – сдержанно ответил драгун.

– А в чем провинился бедный Бёрч? – спросила капитана мисс Пейтон, подавая ему четвертую чашку кофе.

– “Бедный”! – воскликнул драгун. – Ну, если он бедный, значит, король Георг плохо вознаграждает за услуги.

– Его величество, – заметил один из младших офицеров, – задолжал ему, наверное, титул герцога.

– А конгресс – веревку, – присовокупил капитан Лоутон, принимаясь за новую порцию лепешек.

– Я огорчен, что один из моих соседей навлек на себя немилость нашего правительства.

– Если я его поймаю, – крикнул драгун, намазывая маслом еще одну лепешку, – он у меня будет качаться на суку березы!

– Он послужит недурным украшением для собственного дома, если будет висеть у входа, – добавил младший офицер.

– Как бы там ни было, – продолжал драгун, – он попадется мне раньше, чем я стану майором.

Офицеры – это было совершенно очевидно – не шутили, и говорили они языком, каким свойственно выражаться людям их грубой профессии, когда они раздражены, и Уортоны решили, что благоразумнее переменить тему. Ни для кого из них не было секретом, что Гарви Бёрч на подозрении у американской армии и что его не оставляют в покое. О том, как он неоднократно оказывался за решеткой и так же часто ускользал из рук американцев при весьма загадочных обстоятельствах, слишком много толковали в округе, чтобы можно было это забыть. В сущности, раздражение капитана Лоутона в немалой степени было вызвано последним необъяснимым побегом разносчика, когда капитан поручил караулить его двум самым верным своим солдатам.

Примерно за год до описываемых событий Бёрча видели у штаб-квартиры американского главнокомандующего, как раз в то время, когда ежечасно ждали важных передвижений войск. Как только об этом доложили офицеру, которому была доверена охрана дорог, ведущие к американскому лагерю, он тотчас послал вдогонку за разносчиком капитана Лоутона.

Знакомый со всеми горными переходами, неутомимый при исполнении своих обязанностей, капитан ценою огромных усилии и трудов выполнил возложенную на него задачу. С небольшим отрядом он остановился передохнуть на одной ферме, собственноручно запер пленника в отдельной комнате и оставил под охраной двух солдат, как уже было сказано выше. Потом припоминали, что недалеко от караульных какая-то женщина усердно хлопотала по хозяйству; особенно старалась она угодить капитану, когда тот со всей основательностью уселся ужинать.

И женщина и разносчик исчезли; найти их не удалось. Обнаружили только короб, раскрытый и почти пустой, а маленькая дверца, ведущая в комнату, смежную с той, в которой заперли разносчика, была распахнута настежь.

Капитан Лоутон никак не мог примириться с тем, что его одурачили. Он и прежде яростно ненавидел врага, а это оскорбление уязвило его особенно глубоко. Капитан сидел в мрачном молчании, размышляя о побеге своего бывшего пленника и машинально продолжая поглощать завтрак, хотя прошло уже порядочно времени и он мог бы наесться досыта. Вдруг по долине прокатился звук трубы, игравшей воинственную мелодию. Капитан мгновенно встал из-за стола и крикнул:

– Джентльмены, по коням, это Данвуди! – ив сопровождении младших офицеров выбежал из дома.

Все драгуны, кроме часовых, оставленных караулить капитана Уортона, вскочили на лошадей и понеслись навстречу своим товарищам. Лоутон не забыл принять все необходимые меры предосторожности – в этой войне нужна была удвоенная бдительность, так как враги говорили на одном языке и не отличались друг от друга ни видом, ни обычаями. Приблизившись к отряду кавалерии, вдвое большему, чем его отряд, так, что уже можно было различить лица, капитан Лоутон пришпорил коня и через минуту оказался подле своего командира.

Лужайку перед домом мистера Уортона снова заполнили кавалеристы; соблюдая те же предосторожности, вновь прибывшие поспешили разделить со своими товарищами приготовленное для них угощение.