Шпион против алхимиков (авторский сборник)

Шпион в Юрском периоде

С. Абрамову

Часть первая

Угнать машину Парка!

1

Приказ, отданный по Консультации, был лаконичен: «Инженеру Д.К. Берримену предоставлен внеочередной отпуск…»

Отпуск…

Преисполненный самых мрачных предчувствий, я прошел мимо окаменевшей от одного моего появления машинистки Джоан Стайлз (двадцать пять лет, стаж работы в Консультации – семь дней, нового места боится, вдова, отец ребенка Ричард Стайлз, автомеханик, погиб в автомобильной катастрофе, кажется, как–то связанной с акцией, которую проводил наш агент Шмидт) и прямо в дверях приемной столкнулся с секретаршей шефа Геленой Джукс (безупречная репутация, острый ум, умение ориентироваться в самой сложной ситуации, единственная слабость – театр, впрочем, простительная).

– Вас ждут.

Я кивнул Гелене, но прошел не в приемную, а в мастерскую нашего рыжего радиста Штайберга. Трещала голова. Вчерашний перебор давал о себе знать, но как спасаться от скуки?

Штайберга не было. На столе стояла бутылка минеральной воды, наполовину пустая. Я опорожнил ее до дна, видеть никого не хотелось. «Внеочередной отпуск…». Чертыхаясь, я зажег сигарету.

Джек Берримен такой же инженер, как и я. Никто не станет писать в платежной ведомости: промышленный шпион. Предпочтительней обычные термины.

Я зябко повел плечами.

Отпуск…

«Неужели провал?»

Последней в Консультации влипла в неприятную историю сестра Берримена – Джой, но ее удалось вытащить. Провал так на нее подействовал, что, подписав все необходимые бумаги, она исчезла с наших горизонтов. Только я знал, в каком баре можно ее найти, хотя, похоже, я и Джой теряли друг друга.

Но Джек Берримен!..

Джек и я, мы оба подпадали под статью тринадцатую списка средств добычи информации у конкурентов. Не буду скрывать, все остальные статьи тоже имели к нам отношение, вот почему приказ о предоставлении инженеру Д.К. Берримену внеочередного отпуска так ударил по моим нервам. Фирма «Трэвел» (а именно под нее копал Джек) никогда не относилась к числу спокойных. Если Берримен попался спецохране «Трэвел» в неположенном месте и в неположенное время, я ему не завидую.

Дела фармацевтов и эксперта, алхимики, комбинат «СГ», беженцы из Альтамиры… Я устал. Мне следовало отдохнуть. Провал сразу двух агентов – сперва Джой (дело «Де Роя», которое мы все–таки выиграли), а теперь Джека – не подействовал на меня успокаивающе.

Я устал.

Меня томил постоянный привычный страх. Страх лишнего слова, жеста, случайной встречи (скажем, алхимики). Страх искусственного провала. В секретном сейфе (о нем ничего не подозревали ни шеф, ни доктор Хэссоп) я хранил кое–какие магнитные записи, которые могли сразу и навсегда уничтожить Консультацию, а шефа посадить на электрический стул. Страх. Всепроникающий, вечный…

– Вас ждут, – приоткрыв дверь, повторила секретарша шефа.

Я мрачно кивнул.

– И не следует так много пить, – с профессиональной озабоченностью посоветовала Гелена. – Печень у нас всего одна.

2

Страх. Постоянный.

Я мрачно кивнул Гелене:

– Буду через минуту.

Но из мастерской Штайберга я пошел не в разборный кабинет шефа, а спустился в примерочную, так мы называли свой тренировочный зал.

Бросил сигарету.

И отправил перед собой мишень – бегущего, ныряющего в стороны человечка. Пять выстрелов из «магнума», и все пули легли в цель, хотя я стрелял с расстояния в тридцать шагов.

Я сплюнул.

Рука еще была твердая.

Даже Гелена, заглядывая в примерочную, одобрила:

– Неплохо.

И назойливо добавила:

– Вас ждут.

3

– Прости, Эл, – негромко сказал шеф, вытирая руки бумажной салфеткой. – Я заправлял лампу. Керосин страшно пахнет.

Он постарел. Кожа на лице обвисла, движения замедлились, только глаза время от времени вспыхивали прежним энтузиазмом.

Не оставляя своего занятия, он подсказал:

– Подойди к столику.

– Новинка?.. – Я с трудом ухватил пальцами крошечный, почти невидимый шарик. Он так и лип к коже.

– Чувствуешь? Он цепляется даже за пластик, – не без гордости пояснил шеф. – Подарок наших друзей… А слышать эту малютку ты можешь за милю, через любой приемник, работающий в диапазоне от восьмидесяти до девяноста мегагерц!

Я разжег сигарету и подошел к окну.

Было рано, но в ущелье улицы рычали, чуть ли не притираясь друг к другу, сотни автомобилей. Сизые облака смога смазывали очертания зданий, даже реклама отсюда казалась тусклой.

И голос шефа вдруг потускнел.

– Эл, Берримен не вернулся…

Не оборачиваясь (что это изменит?), я попросил:

– Детали.

И, сжав кулак, включил вмонтированный в кольцо магнитофон.

– Джек вышел на фирму «Трэвел». Мы работаем сейчас с нею.

– Да, – сказал я. – Крупный наземный комплекс. И такой же, если не больше, под землей. Джек не хотел заниматься «Трэвел».

– Спасибо за откровенность. Я подписал приказ о внеочередном отпуске.

– Провал?

– Похоже.

– Электронный пост, – вспоминал я вслух. – Четыре ключевых. Естественно, телеаппаратура, спецохрана… Какой пост не удалось пройти Джеку?

– Этого мы не знаем.

– Печально, – заключил я.

Разумеется, слово «печально» не отражало суть ситуации, но слово «отпуск» тоже не отличалось точностью. Бессрочный отпуск, – это вернее.

– Подробности?

– Все, что мы знаем, так это то, что Джек вышел на прямой контакт и, возможно, дошел прямо до сейфа. Мы купили потерянную им записную книжку. Бешеные деньги, но с этим приходится мириться. К тому же, не все еще потеряно. Уверен, мы свое вернем.

– Что в записной книжке?

– На первый взгляд, ничего существенного, никаких зацепок, но разбираться с этим придется тебе.

– Вы настаиваете на акции?

– Категорически. Это не алхимики, здесь существует объект. Есть сведения, что машина, над которой работают конструкторы фирмы «Трэвел», может разорить весь колесный транспорт. Не забывай, автомобильные и железнодорожные компании чаще других прибегали к нашим услугам. Наш долг помочь им и теперь. К тому же, они никогда не обирали нас.

– У фирмы «Трэвел» есть испытательный полигон. Почему надо лезть к сейфу?

– Полигон – блеф. Это выяснил еще Джек. Машины на полигоне для отвода глаз. Настоящая, действующая модель – в сейфе. Возможно, она же и испытывается.

– Когда вы планируете начать акцию?

– Она уже началась, – шеф усмехнулся. – Но если ты о прямых действиях, то это завтра… А пока изучи это, – шеф протянул мне крошечную записную книжку Берримена. – Просмотри каждую страницу, обработай каждый клочок. Не исключено, что Джек выбросил книжку намеренно. Изучи каждый знак, помарку, попробуй понять, с какой целью они сделаны. Ты лучше всех знал… знаешь Берримена. Ты можешь заметить то, что ускользнет от самого внимательного эксперта. Жду тебя завтра утром, Эл.

Когда я двинулся к выходу, шеф усмехнулся:

– Сотри запись, сделанную тобой, здесь. Не надо думать, что я так постарел.

За все эти годы я не проиграл ни одного дела. Не могу похвастать результатами дела алхимиков, но, видимо, я и не мог переиграть их. Лесли, бывало, ставил меня в тупик, но я его неизменно обыгрывал. Мне везло, это признавали и шеф, и доктор Хэссоп. Но везение не может быть постоянным, и пример Джека Берримена как бы предостерегал меня. Я внимательно прислушался к этому звонку судьбы. Но некуда было пойти, и не с кем было поговорить. Конечно, есть доктор Хэссоп – военный медик, отдавший Консультации много сил. Уйдя в отставку, он коллекционировал живопись, причем не только тексты и гравюры алхимиков. Ко мне он относился чуть ли не по–родственному (именно он и ввел меня в Консультацию). Наше взаимное доверие было так велико, что время от времени я признавался ему в переутомлении или, скажем, в случайной интрижке; как правило, старика это трогало.

Я запарковал машину недалеко от дома, в котором снимал квартиру доктор Хэссоп. Но из машины не вышел.

О чем мне говорить со стариком? О своем назревающем желании выйти из игры? О провале Джека? О судьбе промышленного шпиона?

Нет. Я не хотел, не мог касаться этого сейчас.

Подумав, я направил машину к бару «Комета». Нелепое название, но рекламная комета великолепно развевала свой зеленый неоновый хвост. Увидеть Джой – это тоже утешение. Почему нет? Заняв столик у окна, я стал ждать.

После того, как в «Комету» зачастил Нил Формен (сорок два года, радиоконструктор, разведен, двое детей в частном пансионате «Сеймур», бывшая жена в Европе, автор нескольких монографий, котирующихся, говорят, в среде специалистов), Джой недвусмысленно указала на неуместность моих визитов в бар. Джек Берримен тоже намекал на это (он пекся о сестре), но я отшучивался.

Вот дьявол! Берримен исчез, и мир сразу стал пустым и огромным.

Джек Берримен не из тех агентов, которые проваливаются. Он провел несколько акций, делающих честь самому классному специалисту, он не мог просто попасться… Нет, не мог… Это дело держало меня в напряжении.

Вынув из кармана записную книжку, я внимательно просмотрел ее. Не упустил ни одного знака, ни одной запятой, ни одной цифры.

Бесполезное занятие.

Домашние расходы (Джек был бережлив), маршруты автобусов (неужели он пользовался общественным транспортом?) – самый обыкновенный бытовой набор…

И лишь одна запись – торопливые, наползающие друг на друга буквы, задержала мое внимание.

«Эвремясейфе»

Эвремясейфе… Что это могло означать?

Время – наверное, так. Время в сейфе – звучит странно, но почему бы и нет? А буква «э»? Это была заглавная буква. Логика записи (если такая логика существовала) не требовала заглавных букв. «Э» – это Эл? Джек обращался ко мне? Он торопился? Он надеялся, что его записная книжка попадет в мои руки?

Но причем тут время? И как можно заключить время в сейф?

Я усмехнулся.

После алхимиков ничего невероятного для меня не существовало.

Потом я подумал о ловушке. Подделать почерк (тем более сбивчивый, торопливый) совсем не трудно. К тому лее книжка побывала в чужих руках, эту надпись не могли не заметить… Провокация?

Но к чему провоцировать новую акцию, если они по–настоящему не разобрались еще в первой?

– Эл? Привет.

Джой…

Она подошла, и я вздрогнул. Зеленые глаза, длинные, выразительные… Она, как всегда, меня волновала… Я глубоко вдохнул запах знакомых духов.

– Ты свободна?

– Не для тебя, Эл.

Она отвечала прямо, и я почувствовал кислый при вкус металла – на нёбе и на языке. Мне не однажды представлялась возможность прицепить к ее белью какую–нибудь из наших игрушек, но меня останавливало нежелание терять Джой… Я был взбешен.

– Где Джек, Эл? Ты его видел?

Она спросила, и я вновь почувствовал на языке мерз кий привкус металла.

Наклонившись к Джой (она присела на стул) так близко, что мог шептать, я выдохнул:

– Ты не знаешь?

Она испуганно отпрянула:

– Ты похож на стареющего хищника, Эл. На грифа с ободранной шеей, видел таких? Ты псих. Вы все такие!

Я выпрямился.

Теперь, когда крошечная новинка шефа прилипла к чулку Джой, меня охватило разочарование. Стареющий хищник? Гриф с ободранной шеей? Псих?.. Почему нет?.. Она ничего не знала о Джеке… Странно, но меня это успокоило, будто чем меньше людей знало о провале Берримена, тем больше было шансов на мой успех.

Покачивая бедрами и не оглядываясь, Джой ушла к стойке.

Я не выдержал и включил вшитый в мочку уха микрофон. Шеф был прав: новинка работала превосходно. Электронный «клоп», вцепившийся в чулок Джой, фиксировал все, что происходило вокруг. Я слышал звон протираемой посуды, голоса облепивших стойку мужчин, звяканье миксера. Уже сегодня, подумал я с растерянностью и злорадством, я узнаю, чем занимается вечерами моя бывшая подружка, кто делит ее внешне такую одинокую жизнь? В этом и заключается наше главное преимущество перед миром – знать все, оставаясь незамеченными.

Рядом с Джой за стойкой появился Нил Формен. Типичный интеллектуал, очкастый, рассеянный. Не знаю, что. Джой нашла в нем… Правда, он умел говорить, а у Джой всегда была страсть к краснобаям. Профессиональное? Не знаю… Сейчас Формен явно торопился. Я услышал:

«У меня?..»

«Нет, нет, Нил. Сегодня нет. Если я приду, ты меня не отпустишь, а завтра я хочу встать пораньше…»

«Как же быть?»

«Загляни ко мне… В десять… Идет?..»

Издали я видел улыбку Джой. Нормальную улыбку нормальной женщины, но бешенство вновь вскипало во мне. «Загляни ко мне… В десять…»

Я запил горький привкус во рту не менее горьким виски и молча вышел из бара.

4

Я выпил немного, но и выпив больше, все равно бы определил: в моей квартире побывали «гости».

Я никогда не ставлю кресло перед окном, там высокий подоконник. Я люблю смотреть вниз, вслушиваться в уличный шум, но это удобнее делать не в кресле.

Во–вторых, потянув носом, я почувствовал запах не знакомых мне сигарет.

В–третьих…

Я медленно прошелся по комнате. Внимательно изучил книжную полку, заглянул под заднюю стенку телевизора, слегка сдвинул репродукцию Виани.

Пусто.

Никаких следов.

Обычная проверка со стороны Консультации?

Грубо.

Я понял: квартиру надо менять. Слишком много людей, встреча с которыми не сулила мне ничего утешительного. Я не люблю неожиданных встреч…

5

Не помню, что меня разбудило. Что–то темное клубилось в моих снах, подсознание бунтовало. Я услышал щелчок? Шорох? Не помню.

Но я проснулся.

Было около одиннадцати.

Набросив на плечи халат, прикурив сигарету, я прошел в угол, где прямо на полу стоял мощный радиоприемник. Я включил его, настроил на определенную волну и, упав в кресло, сразу же услышал:

«Нет, нет, так нельзя… Не гаси свет… Я сама… Вот так… Сделай мне больно… О, ты делаешь мне больно!.. Еще, еще!..»

Этот птичий язык, эта сладкая тарабарщина…

Звук поцелуя.

«У тебя добрые руки…»

Мне не раз приходилось вторгаться в тайное тайных, но никогда я не испытывал такого бешенства, такой боли. Джой не оставила мне надежд.

Потом они долго молчали.

Плеснув в стакан виски, я ждал.

Наконец Формен заговорил. Я слышал каждое его слово. Со смехом и с торжеством чистого интеллектуала он описывал пляску святого Витта, исполненную болваном, пытавшимся попасть в сейф фирмы «Трэвел».

Джек! Он говорил о Джеке!

Джой засмеялась. Ей и в голову не приходило, кем мог быть этот «болван». Она засмеялась:

«Оставь… Ну зачем сейчас? Мы не можем найти более интересной темы?..»

Звук поцелуя.

Смех.

Ты смеялась бы по–другому, ухмыльнулся я, знай, что пляску святого Витта исполнял твой брат. Видеть такие концерты, даже знать о них – это не каждому по силам.

Ладно.

Я выключил приемник. Меня ничто больше не связывало с этим миром, а это ли не предпосылка для успеха? Я проведу эту акцию, но она будет последней.

Почти с нежностью я вспомнил о магнитных записях, хорошо упрятанных в надежном месте. Это гарантия того, что шеф не будет на меня сердиться. Я обеспечил себе будущее. Теперь я хочу сделать его настоящим. С меня хватит.

6

Зная, как забиты по утрам центральные улицы, я вел машину по окружному шоссе. Но и тут нарвался на пробку. Под желтой кирпичной стеной, окружающей наземный комплекс фирмы «Трэвел», на фоне сбившихся в стадо автомобилей полыхал гигантский костер – взорвался бензовоз, столкнувшийся с тяжелым грузовиком. Шумно суетились пожарники, лезли к огню зеваки, на лицах которых читались восторг и плохо скрываемая тревога.

Кто–то прыгнул через обочину, полуголый, оборванный. Рванув на себя дверцу оставленного хозяином автомобиля, он сразу дал газ.

Виновник аварии?

Какое мне дело? Пусть бежит. Да и куда он денется.

Наши взгляды на мгновение встретились.

Страх и изумление перекосили тяжелое небритое лицо незнакомца, но я же видел – он узнал меня !

Кто он?

Жалкий, измотанный, но не растерявший силу, он мгновенно развернул автомобиль и исчез.

Я вспотел. Вытер ладонью лоб. Алхимик? Один из тех, кто всегда так интересовал доктора Хэссопа? Промышленный контрразведчик, случайно узнавший меня? Кто–то из тех, кого я разорил в Бэрдокке?

Всю дорогу я мучительно размышлял, так и не придя ни к какому выводу. Я боялся глядеть на прохожих. Даже Гелена, впуская меня в разборный кабинет шефа, неодобрительно хмыкнула.

Шеф покачал головой:

– Плохо спишь, Эл?

– Не имеет значения.

Он, кажется, колебался, но я уже пришел в себя.

– Просмотри письма и документы.

Я сел за стол.

«Симон Ла Пар, – это было удостоверение личности. – Южно–Африканская Республика, газета «Стар“, собственный корреспондент».

Письмо, адресованное Симону Ла Пару. Адресат – жена, Элизабет Тарр.

Еще письмо, адресованное журналисту Ла Пару. Адресат – инженер Н.Формен. Приглашение посетить фирму «Трэвел». Что их связывает?

Я поднял голову.

– В восемь утра инженер Нил Формен уезжает в дочернее отделение Сиксби, – неторопливо пояснил шеф. – В десять, пока настоящий Ла Пар будет отсыпаться, так как вчера с ним прекрасно поработали ребята Шмидта (они выступали за конкретные связи с ЮАР), – одобрительно хмыкнул шеф, – ты, забрав документы Ла Пара, войдешь на территорию фирмы «Трэвел». Тут, именно с этого момента, начинается риск. Риск существует всегда, Эл, не тебе говорить это. Он уменьшается, если не делать явных ошибок. Неявных тоже, – впервые улыбнулся он. – Я уверен: ты справишься. Мы разрешаем тебе применять все подручные средства. Абсолютно все.

– Дублируя Джека, – продолжал он, помолчав, – ты досконально изучил систему защиты фирмы «Трэвел». Пост первый и второй – специализированная охрана. Это специальная полиция фирмы, там прежде всего интересуются документами. Они у тебя настоящие… Пост третий куплен. Сумасшедшие деньги, – поджал он губы, – но твой успех все окупит. Обращайся к человеку с прямым пробором. Он будет в клетчатом костюме, этакий франт, он узнает тебя. Следующий пост – электронный. Под мышкой у тебя будет «магнум», хорошее оружие, не жди, когда тебя просветят. Сразу берись за «магнум» – только так можно пробиться в кабинет Нила Формена и к сейфу. В коридорах работает телесеть защиты, это ограничит твое время – от силы пять минут. Спеши. Укладывайся в четыре. Поднимай любой шум. Не дай остановить себя. Попав в сейф, катапультируйся прямо на машине, она так устроена. И пусть тебя ничто не смущает. Куда бы тебя ни выбросило, мы найдем тебя.

– Этот Формен… Я встречал его без охраны… Почему нам не начать с него?

– Он всего лишь наладчик, Эл. Он знает о машине Парка, так ее называют, чуть больше нашего.

– А что знаем мы?

– Почти ничего.

– Что входит в это «почти»?

– То, что машина Парка движется по вертикали.

– Не понимаю.

– Я тоже. Но и эта невнятная информация обошлась нам в большие деньги.

– А информация с внешних рынков?

– В Японии и в ЮАР – видимо, с этим и связано появление Ла Пара – отмечен повышенный интерес к деятельности фирмы «Трэвел». Но попыток внедрения в фирму мы не знаем.

– А подкуп?

– Сотрудники фирмы, с которыми имел дело Кронер–младший, сотрудничать с Консультацией отказались.

– Кто способен украсть яйцо, тот способен украсть и курицу. Неужели никому не хочется получить кое–что с хозяина?

– У фирмы «Трэвел» нет конкретного хозяина.

– Означает ли это, что она напрямую связана с государством?

– Да.

– Но тогда…

– Эл, я же говорю – это непростое дело. Именно потому им занимался Берримен, а теперь занимаешься ты.

– Но ведь сказанное вами сразу во много раз увеличивает число моих потенциальных противников. Это означает, что я буду иметь против себя не только личную полицию фирмы, но и парней из «Бранс» и из «Уэкенхат». Не слишком ли? Один Миллер против всей промышленной контрразведки! Почему вы думаете, что они не обратят внимания на появление какого–то там Ла Пара?

– Тут как раз все в порядке. Ла Пар – лицо официальное, он приглашен инженером Форменом. Фирме «Трэвел» нужны внешние рынки. Это только подтверждает важность нашей акции. Мы стоим перед чем–то необычным. А необычное не может не вызывать интереса… Что бы ни случилось, Эл, какое бы сопротивление ты ни встретил, умоляю, двигайся только к сейфу. Другого пути у тебя нет. Если ты повернешь, в тебя будут стрелять даже купленные нами люди. А они не промахнутся.

– Кто навещал мою квартиру?

– Тебя берегут, Эл, – уклонился шеф от прямого ответа.

– А Джой Берримен… Она работает на кого–нибудь?

– У тебя подозрения? – Шеф задумался, он походил сейчас на огромную сову. – Вряд ли. Мы следим за Джой. Ее отношения с Форменом, несомненно, задевают тебя, но будь шире. Джек, кажется, говорил тебе то же.

Он хотел что–то добавить, но не успел.

В разборный кабинет (неслыханное нарушение всех правил!) без стука вошла Гелена. На ее длинном лице был написан такой откровенный ужас, что шеф, не ожидая объяснений, сам вырвал у нее телефонную трубку.

– Ты?! – изумился он, вытаращив глаза.

Я отвернулся. За окном по табло далекого информа бежали цветные неоновые буквы: «Хари Мейл всегда утешала нас. Хари Мейл требует утешения…» Я не стал ожидать, каких, собственно, утешений требует Хари Мейл и чем она меня утешала. Мне было не до этого. Я оглянулся.

Шеф медленно, как святыню, как чашу Святого Грааля, передавал телефонную трубку застывшей, как статуя, Гелене Джукс. Я давно не видал на его тяжелом обрюзгшем лице такой жадной, откровенной радости.

– Идите, Гелена. В списке премий вы будете не последней.

Гелена кивнула и вышла. У нее беззвучно открывался рот, она походила на оглушенную рыбу и, конечно, не произнесла ни слова.

– Эл, ты справишься! – глаза шефа сияли. – Но прошу, умоляю тебя, что бы ни случилось, двигайся только к сейфу.

7

Минут через десять, заметно повеселевший, он вез меня по окружной магистрали, растолковывая, где именно в случае необходимости я должен разыскивать сотрудников Консультации, если каким–то образом машина Парка катапультирует меня за пределы территории фирмы «Трэвел».

– Здесь, – указывал шеф, – будут вестись санитарно–дорожные работы. Это майор Даннинг. Ты его встречал… Там будет стоять будка. Газовый контроль. Кронер–младший. Он умеет видеть необходимое даже на метр под землей… Южнее, в ту сторону, учения вертолетчиков. Это Шмидт… Какие расходы, – покачал он головой, вдруг впадая в уныние, и тут же воспрянул: – Они окупятся!

Он даже потрепал меня по плечу:

– У тебя почти два свободных часа. Чем займешься?

– Высадите меня у «Кометы».

– В это время Джой там не бывает, – шеф отвел глаза в сторону.

– Неважно. Я суеверен.

8

В баре не было никого. Посуду за стойкой перетирала незнакомая девица. Когда она наклонялась, длинные волосы сползали на голое плечо. Я кивнул ей и заказал кофе.

Прижимая левую руку к телу, я чувствовал под мышкой успокоительное тепло «магнума». Глотнув кофе, прикинул возможности. Их было немного.

Странное ощущение.

Мне вдруг показалось, что когда–то, давно–давно, в какое–то другое время я уже переживал все это…

Когда? Где?..

Краем глаза я отметил: в бар вошли двое. Они вошли с улицы. Один, длинный, вертлявый, сразу полез к девице за стойкой, и она, выпрямившись, издали улыбнулась мне.

Я ответил улыбкой.

Длинный что–то спросил, девица ответила. Второй – невысокий, румяный, ну прямо ковбой с рекламы, взял в левую руку свой стаканчик и, улыбаясь, двинулся прямо ко мне.

Я следил за ним, положив обе руки на стол.

Он подошел и, не поставив стаканчик на стол (правая его рука уже лежала в кармане), негромко сказал:

– Парень, у тебя пистолет под мышкой, а у меня в кармане. Есть разница, правда? – похоже, он ничуть не желал мне зла. – Встань и потихонечку, никого не смущая, топай прямо вон к той двери за стойкой. Там и поговорим. Учти, я не шучу. Бар закрыт, я об этом позаботился, а мой приятель стреляет отменно.

Он с удовольствием повторил:

– Отменно.

Я пожал плечами и повиновался.

Так мы с ним и спустились – я впереди, он сзади – в довольно просторную подвальную комнату, о существовании которой я, конечно, не подозревал. Здесь они забрали мой «магнум» и документы.

– Хорошие бумаги, – сказал длинный.

– Положи их на стол! – Звучный металлический голос заставил меня обернуться.

Никого. Я догадался: обращались через транслятор.

– Перечисли посты, которые тебе следует миновать, – голос, правда, был звучен. – Я, как ты понимаешь, имею в виду фирму «Трэвел».

Вот это уже было серьезно, и возражать я не стал. Перечислил все посты, как отбарабанил, воскресный урок.

– Умеешь вскрывать сейфы?

– Как Батист Травай.

Разумеется, я преувеличивал. Батист Травай, известный в свое время под кличкой «Король алиби», дал бы мне пару очков вперед, но нас учили тоже не худшие специалисты.

– Коридоры фирмы «Трэвел» оборудованы надежной телесетью, там нельзя скрыть ни одного движения. На что ты надеешься?

– На реакцию.

Невидимка одобрительно фыркнул:

– Похоже, ты из тех, на кого можно ставить. – И спросил: – Ты не удивлен, что на одной тропе встретились два охотника?.. Нас тоже интересует машина Парка.

– Но что это? – спросил я вполне искренне.

Невидимка ответил:

– То, за чем ты идешь. Машина, способная предоставить человеку абсолютное алиби.

– Не понимаю.

– И не надо, – невидимка умел говорить повелительно. – Не надо этого понимать.

– Вы хотите помочь мне?

– Правильно мыслишь. Чертежи, бумаги – все вам, Консультацию это вполне прокормит, но машину передашь мне. Она наша. – И как–то непонятно пояснил: – Мы – механики.

– С кем вы разговариваете? – быстро спросил я, снимая последние сомнения.

– Разумеется, не с Ла Паром, – фыркнул невидимка. – Ты – Миллер из Консультации. Эл Миллер. Достаточно?

– Вполне.

Фил Номмен, – вот с кем я говорил, таким было имя этого невидимки. За его спиной стояли сложные гангстерские ответвления, не империя, а система империй. Действительно, почему не усилить их мощь таким изобретением, как абсолютное алиби? Что бы это ни означало.

– Сейчас ты уйдешь, – повелительно сказал Фил Номмен. – Тебе вернут «магнум» и документы. Запомни: тебя не будут просвечивать на электронном посту, значит, тебе не надо будет начинать драку на полдороге. Прими этот как аванс. Все остальное позже. Сумму назовешь сам.

– Что представляет собой машина Парка?

– Не знаю. Но человек, получивший ее, уже не зависит от окружающих.

– И от вас тоже?

– И от нас, – усмехнулся Фил Номмен. – Однако не забывай: даже хищники тянутся к стаям. Человек – общественное животное. Тебя мы найдем в любом случае.

– Я могу полагаться на электронный пост?

– Как на себя.

Я кивнул. Я не сомневался в заинтересованности Ном–мена. Он не мог лгать: эта машина стоила большой игры.

– Верните ему вещи.

Дохнув табаком (я сразу вспомнил «гостей», посетивших мою квартиру), длинный (я постарался запомнить его, чтобы потом иметь возможность найти его в любом случае) протянул мне «магнум» и документы.

«Им можно верить», – окончательно решил я.

Но когда я шел к выходу, повелительный голос Номмена вновь остановил меня:

– Миллер!

Я оглянулся.

– Захочется поиграть в игры более занятные, чем те, которые тебе поручают сейчас, дай знать.

– Я подумаю.

9

В баре ничего не изменилось. Длинный и его напарник выскользнули за дверь. Я подумал: «Вонючки». Но что–то изменилось уже во мне самом. Два поста из шести… Игра началась крупная. Я улыбнулся девушке за стойкой:

– Хочешь со мной встречаться?

Суеверное чувство останавливало: не спрашивай, «нет» будет плохой приметой. Но девушка улыбнулась:

– Сегодня я не могу.

– Отлично. Разве это последний день? Она улыбнулась.

Не знаю, что отразилось на моем лице, – девушка вздрогнула. «Неужели я пугаю людей?» Но это, наверное, было не так, потому что девушка улыбнулась:

– Возвращайся.

И я опять почувствовал надежду.

10

Теперь, когда за моей спиной стояли шеф и Фил Номмен, я успокоился. Внимательно осмотрел глухие металлические ворота фирмы «Трэвел». Вполне мирный индустриальный пейзаж, но что там, внутри? Я–то знал, какое там царит напряжение. Любой человек, будь то мойщик окон, санитар или просто водитель грузовика, мог оказаться шпионом. Не случайно фирма «Трэвел» окружила себя стенами, пустырем, ушла под землю, зашторила окна непроницаемыми портьерами, срабатывающими при любом подозрительном шуме с воздуха.

И все же охрану всегда можно обойти. Я это знал.

И уже не колеблясь нажал звонок.

– Документы.

Только минут через пять меня впустили в контрольный пункт. Сунув мощные мускулистые руки в карманы длинного пиджака, прислонившийся плечом к стене багроволицый приземистый человек внимательно, как телевизионная камера, уставился на меня. Похоже, мой вид его удовлетворил – я оказался в длинном коридоре, где документы забрал другой тип, тоже на вид серьезный, и проводил под зарешеченную арку второго поста.

Опять узкий каменный коридор без окон, без дверей. Именно тут мне выдали на руки желтый жетон. Сделал это человек с прямым пробором, он действительно носил яркий клетчатый костюм. Перед пультом он сидел совершенно один, но это не могло обмануть и новичка: тут прослушивалось каждое слово.

– Симон Ла Пар?

Я протянул ему документы.

Сосредоточенно перелистав их, человек в клетчатом костюме перевел глаза на меня. Что он там сравнивал?

Впрочем, молчание длилось недолго.

– Вас ждут.

Следующий пост был электронный.

Если бы Номмен не заинтересовался машиной Парка, я уже тут должен был пустить в ход свой «магнум». Но я даже не потянулся к ремню. Я верил Номмену и знал, что скрытые камеры внимательно следят за мной.

Человек в плотной коричневой рубашке (рукава закатаны), загорелый, безбровый (его порядочно когда–то опалило), неторопливо поднялся с высокого табурета:

– Симон Ла Пар?

Я кивнул.

– Зачем вам оружие? – он указал на оттопырившийся нагрудный карман.

– Это не оружие. Это вечное перо.

– Выложите на стол имеющиеся при вас предметы.

Ключи от машины, вечное перо, зажигалка… Я выложил все это перед дежурным. «Магнум» под мышкой жег кожу. Чем я мог вызвать подозрение?

Затрещал телефон.

Не спуская с меня внимательных глаз, дежурный поднял трубку.

– Сопровождение?

Брови его взметнулись вверх, он спросил меня:

– Почему вы без сопровождения?

– Я журналист. Привык обходиться без свиты. Меня курирует инженер Формен.

– Личная инициатива, – выдохнул в трубку дежурный, и я не стал поправлять его, поскольку он улыбнулся.

Повесив трубку, дежурный долго смотрел на меня, потом, наконец, сказал:

– Инженер Формен ждет вас.

Мне показалось, он подмигнул. Нет, конечно, мне это только показалось. Инженер Формен не мог ждать меня. Инженер Формен должен был находиться далеко от этого места. И дежурный не мог мне подмигнуть.

Но в проеме двойных дверей, ведущих в кабинет Формена, я ослабил удерживающий кобуру ремень, затем толкнул дверь и представился:

– Симон Ла Пар…

Эти слова оказались лишними.

Прямо передо мной, за столом, положив руку на пистолет («У тебя добрые руки…»), презрительно щурясь, сидел… инженер Нил Формен! Широкая, окованная медными пластинами дверь за его спиной, несомненно, вела в сейф. И она была приоткрыта.

Упущение?

Ловушка?..

– Ну? – грубо спросил инженер Формен. – Что означает ваша комедия?

Он дал мне пятнадцать секунд, ровно столько потребовалось ему на то, чтобы задать вопрос, и мне этих секунд хватило. Я выхватил «магнум» и выстрелил прямо в живые, еще так недавно касавшиеся тела Джой шевелящиеся губы Нила Формена.

И бросился к сейфу.

Сирена взвыла в момент выстрела – автоматика, как всегда, опережала людей. Когда я прыгнул в проем двери сейфа, дежурный, стоявший в углу, только еще поворачивался. Я дважды выстрелил ему в спину и захлопнул за собой обшитую медными пластинами дверь.

Стальная комната. Со стальными стенами и потолком. Отсюда не то что машину, – мышь нельзя было увести. И сомневаюсь, могли ли вообще двигаться те конструкции, что возвышались посреди сейфа – две огромные, выше человеческого роста, капсулы, лишенные как колес, так и крыльев.

– Мы вас видим, – раздался резкий голос. – Бросьте оружие, откройте сейф!

Другой голос, явно обращенный к сотрудникам, торопливо произнес:

– Снимите электронный пост!

Я ухмыльнулся. Я не завидовал человеку, купленному Филом Номменом. Энергичный допрос – малое удовольствие. Но это были их проблемы. Я шагнул к капсулам.

– Машины под напряжением, – услышал я все тот же голос.

Под напряжением… Будто у меня был другой выход…

«Зеро» – так было начертано на ближайшей капсуле. Вторая была номерной, на ней красовалась жирная единица. Доверившись интуиции, я выбрал «зеро».

«Трэвел»… – почему–то вспомнил я. – «Путешествие…»

Влезая в капсулу (все это время где–то рядом злобно и надсадно выли сирены), я ткнулся головой в тумблер. В капсуле вспыхнул свет. Никаких приборов. Одна только рукоять прямо передо мной, чем–то похожая на штурвал самолета.

Мне нечего было терять.

Я схватил эту рукоять и медленно повел на себя.

Низкое гудение… Лампа над головой потускнела… Я обрадовался: источник энергии был автономным.

Гудение усилилось.

Я глянул в крошечный, находящийся прямо напротив моего лица иллюминатор, но за чудовищно толстым кварцевым стеклом ничего не увидел. Перед глазами, отливая всеми цветами радуги, плясала смутная дымная полумгла, а потом сразу, прямо под сердце, ударила боль.

Она была короткой и жестокой и заставила меня закричать. Но и вопя от боли, я торжествовал. Ведь даже Джек Берримен, кажется, не верил в то, что машину Парка можно угнать. А я сделал это.

Часть вторая

Мое самое короткое дело

1

Очнулся я все с тем же ошеломительным чувством гордости и торжества. Я сделал это!

Лампа еще светила. Я с трудом повернулся в тесной капсуле, почему–то лежащей теперь на боку. Свет лампы падал на кварцевое стекло иллюминатора, и за его таинственной льдистой толщиной я увидел раздавленные зеленые листья.

Где я? Кто первый наткнется на меня? Спецохрана фирмы «Трэвел»? Долговязые ребята Фила Номмена? Или все–таки Консультация?

Сунув «магнум» за пояс, я с трудом откинул тяжелую крышку люка. Тяжелый воздух дохнул мне в лицо, он чуть ли не обжигал и был влажным, как в бане. Из–под ботинка с чавканьем выдавилась густая грязь, разбежалась в разные стороны врозь стайка суетливых паукообразных насекомых. Гигантский ствол дерева, весь покрытый уродливыми наростами и колониями ядовито–зеленых грибов, нависал над машиной, закрывая видимость.

Я отступил в сторону. Где я?

Машина Парка лежала почти посредине большой, неправильной формы поляны, густо заросшей травой и тучными древовидными папоротниками. Поляна была взгорблена и перерыта, будто ее не раз вспахивали, а потом снова заравнивали. Она полого спускалась вниз, к крутому оврагу.

Я с изумлением озирался.

Откуда вся эта тропическая пышность? Эти тучные огромные, встающие выше моей головы, папоротники? Откуда странное, похожее на гигантскую, ощетинившуюся голубоватыми перьями репу, дерево?

Я так и подумал – «перьями», – хотя между ними висели белые, прямо–таки молочные цветы.

А из–за плотной стены зарослей, обступивших поляну, вырывались время от времени облака пара, будто там работала невидимая и неслышимая паровая машина. Я сразу вспомнил, как шеф предупреждал: «Катапультируйся прямо на машине, она так устроена. И пусть тебя ничто не смущает. Куда бы тебя ни выбросило, мы найдем тебя».

Мы найдем тебя…

Впрочем, Фил Номмен обещал мне то же.

Уже не скрываясь (от кого?), я вернулся к машине и плотно прикрыл люк. Зеленоватая бородавчатая тварь – нечто вроде некрупной жабы – уже успела побывать внутри, размазав по сиденью клочья омерзительной студенистой слизи. Я вовсе не хотел, чтобы вся эта дрянь заселила мою машину.

Закрывая люк, я обратил внимание на яму, из–за которой, попав на ее край, перевернулась капсула. Эта яма выглядела свежей. Она как будто была продавлена какой–то неимоверной тяжестью и походила на овальную ванну. Я вполне мог в ней искупаться. Такие же ямы – это–то меня и смутило – аккуратно тянулись в сторону туманной рощи, будто тут недавно окапывалось специальное воинское подразделение.

Я замер в смятении. Уж очень эти ямы смахивали на следы. На следы исполинского зверя, который, возможно, все еще бродит где–то рядом.

Будто подтверждая мои самые худшие опасения, вдали раздался пронзительный, сейчас лее смолкший вопль. Зверь это кричал или человек, я не понял, но рука машинально легла на рукоятку «магнума».

Оглядываясь, медленно исследуя каждый дюйм, я прошел по краю поляны.

Да, эти ямы походили на след, а деревья, оплетенные сетью лиан или воздушных корней и густо усыпанные плотными, как пластик, листьями, были мне незнакомы. Правда, северная сторона рощи просвечивала насквозь. Я рискнул пройти сквозь нее и сразу оказался на берегу плоской туманной лагуны.

Наверное, она была мелкой, лишь легкий накат тревожил белые, как соль, пески. Сквозь туман, фосфоресцирующий под горячим солнцем, проглядывали далекие скалистые островки. Мир тишины, покоя… Но именно здесь тревога моя возросла втройне: весь пляж был вытоптан так, будто тут торопливо прошлось стадо не самых мелких слонов. И бежали они не просто так, не с целью разминки – их следы на всем пути сопровождались отпечатками громадных когтей, чем–то вроде невероятно увеличенной и принадлежащей, несомненно, хищнику птичьей лапы.

Еще более настороженный, внимательно оглядывая пески, я двинулся вдоль опушки. Этот хищник, преследовавший стадо каких–то неизвестных мне животных, был двуногим! Теперь я ясно видел его следы, даже понял, что на одной из его ног не хватало когтистого пальца. Непонятно, кто мог так его отделать. Это открытие ничуть меня не утешило и не успокоило. Я бы предпочел видеть все это в Иеллоустонском парке, а вовсе не наяву.

На берег, скрывая скалистые острова, медленно на ползал белесый, фосфорически поблескивающий душный и горячий туман. Из низких облаков пролился мгновенный тяжелый дождь, плоские пузыри зашипели на широких лужах. Не знаю почему, но мне вспомнилась подаренная мне Джой два года назад игрушка – зеленый доисторический ящер, двуногий, весь в пупырчатой колючей броне, клыкастый, пучеглазый. Я сильно надеялся, что не встречу тут ничего подобного.

А хищник, – подвел я итог своим наблюдениям, – что недавно носился по пляжу, имел еще и здоровенный хвост – об этом свидетельствовала глубокая борозда на песке, будто по нему таскали бревно. «Что ж, – пожелал я могучей твари, – беги, беги куда подальше. На ту сторону рощи, а еще лучше, на другой берег лагуны, и дай тебе Бог заняться там каким–нибудь упитанным гиппопотамом».

Теперь я не сомневался в ценности машины Парка. Она – и я был восхищен этим! – могла покрывать невероятные пространства. Ведь судя по всему, я находился где–нибудь в болотах Флориды, а то и Амазонии.

Но тут же в голову пришла другая, более дикая, невероятная мысль – машина Парка могла проходить сквозь время ! Ведь что–то же должна была значить запись, найденная мною в записной книжке Джека Берримена: «Время в сейфе…»

Но если так, то я вполне мог оказаться в веках, где человека попросту еще не существовало.

Эта дикая мысль отрезвила меня. Вглядываясь в преющий душный мир, я вспомнил все, что мне говорили о машине, которую я угнал. «Машина Парка движется по вертикали… Машина Парка ликвидирует весь колесный транспорт… Машина Парка – ключ к абсолютному алиби…»

Думая так, я искал контраргументы и не находил их. В конце концов, все мы постоянно путешествуем во времени, из настоящего в будущее, и каждый из нас, соответственно, бывал в прошлом. Другое дело – длина наших путешествий во времени. Юнец 1975 года рождения никогда не попадет в Итаку времен второй мировой войны, но я – то был там! И я знаю людей, которые проникали в прошлое гораздо глубже. Мой отец или, скажем, тот же доктор Хэссоп – для них вовсе не историей была и первая мировая. Они были там! Так что путешествия во времени – вещь более обычная, чем мы склонны об этом думать. Просто природа поставила некий ограничитель, и мы никогда не можем попасть в прошлое, которое ограничено от нас днем нашего рождения.

«Возможно, – решил я, – машина Парка каким–то образом снимает этот ограничитель…»

Туман снесло, и я снова увидел далекие скалистые островки. Их черные уступы казались живыми от изобилия каких–то копошащихся тварей. Вдруг, срываясь со скал, они с пронзительным писком начинали рвать крыльями воздух. Да и крылья ли это были? Голые кожистые перепонки между телом и коленчатыми вывихнутыми ручонками – уродливые подобия летучих мышей. А зубов у них было так много и они оказались такими частыми и мелкими, что казалось, на каждой челюсти их во много раз больше, чем положено.

Нет, я был очень рад, что между островками и мной лежала лагуна. Эти твари в полете так судорожно дергались, так странно меняли курс, что я никогда, наверное, не смог бы привыкнуть к их присутствию.

Подобрав с песка красивую свернутую раковину, я машинально сунул ее в карман. Огромный закругленный валун преградил мне путь. Я хотел обойти его и вдруг понял, что это тоже раковина. Но какая! Дюймов тридцать в диаметре, не меньше, и так безобразно завита, будто над нею издевался сам Геркулес. Не порождение природы, а выплеск фантазии какого–нибудь беспредметника. Нечто подобное я встречал на выставках современной скульптуры.

А это?.. Что это?

Я изумился, обнаружив на каком–то сухом стволе самых обыкновенных муравьев. Таких можно увидеть где угодно. И я сразу засомневался – действительно ли я попал в прошлое? Конечно же, нет. Просто это разбушевалась моя неконтролируемая фантазия. Флорида, Уганда, уж не знаю что там еще, но, конечно, никак не прошлое!

И как бы подтверждая эту здравую мысль, на поляне, где я оставил машину Парка, раздался выстрел, затем еще два.

Стреляли из автомата.

Одиночными.

2

Люди!

Конечно же, прошлое – это мои домыслы.

Это и обрадовало, и насторожило меня. В конце концов еще неизвестно, как ко мне, к человеку с удостоверением южноафриканского журналиста, отнесутся, скажем, кубинцы или карабинеры Перу. Я сделал ошибку, не спрятав машину. Ее следовало срочно спрятать.

Я изо всех сил заспешил к знакомому месту. И услышал:

– Ла Пар!

«Ла Пар…» Те, кто меня звал, не могли быть друзьями.

– Ла Пар!

– Не рви глотку, – оборвал кто–то кричавшего. – Этот сукин сын разделил судьбу Берримена.

«Берримена?..» Они говорили о Джеке!

Я замер.

Я не хотел упустить ни слова.

Упав на траву, я перевернулся на спину и извлек из кармана крошечный, но обладающий немалым весом микрофон. Брошенный мной довольно сильно, он опустился где–то рядом с капсулой. Вряд ли я сумею его отыскать, подумал я. Но сейчас это было неважно.

И сразу услышал:

«…Берримен? Мы его бросили в роще. Он был еще жив, но не двигался. Его хорошо отделали. Не знаю уж, кто там его догрыз».

Второй рассмеялся:

«Голова кругом идет, как подумаешь, куда мы попали! Юрский период. Я правильно говорю? Это же сколько миллионов лет до нашей конторы?»

«Сотни полторы, не меньше. Врагу такого не пожелаешь. Даже воздух тут не такой, как там. Чувствуешь?»

«Плевать! Мы свое дело сделали. Вот она, наша модель, наш «зеро“. Этот подонок Ла Пар или как его там, похоже, попросту бросил ее с перепугу. Он, наверное, не допер, куда умудрился въехать. Честно говоря, нам повезло, что он захватил «зеро“, а не «единицу“. Аккумуляторов «зеро“ хватает лишь на один пробег…»

Выходит, мне и впрямь не повезло. Я захватил не ту машину.

«Тут хорошая охота, как ты думаешь? – кто–то из них пыхтел, наверное, разгребал траву, искал следы. – Беднягу Берримена не спросишь».

«Это уж точно».

Чуть приподнявшись, я глянул в просвет ветвей. Говоривший как раз повернулся, и я сразу узнал его.

Джон Лесли!

Судьба не впервые сталкивала меня с этим человеком. Я переиграл его в Бэрдокке, переиграл в деле эксперта. Меня чуть не раздуло от идиотской профессиональной гордости: в деле, развернувшемся вокруг таинственной машины Парка, встретились настоящие асы!

«Что ж, – решил я холодно. – Я устрою вам охоту. Хорошую, вы о такой и не мечтали. – Я внимательно разглядывал Лесли и его напарника: пятнистые комбинезоны, автоматы, несомненно, есть и ножи. – Я устрою вам хорошую охоту, и пусть для кого–то из нас она станет последней».

Я снова напряг слух.

«Итак?» – спросил Лесли. Кажется, он не нашел никаких следов.

«Этот подонок сжег всю энергию. Нам необходимо вернуться за батареями».

«Что ж, вернемся, – Лесли лениво сплюнул. – Надеюсь, они уже разобрались там, что это за Ла Пар. Никакой это не Ла Пар! – выругался он. – Скорее, Халл из «Орландии“, они нами здорово интересовались. Хотя вряд ли… Этот Берримен, он из Консультации. Дерьмовая контора. Они вполне могли дублировать Берримена, значит, это может быть Миллер».

Ты угадал, шепнул я себе.

Я вовсе не хотел, чтобы они меня услышали. Достаточно того, что они собираются обратно в свой мир, а я остаюсь.

Восклицание Лесли заставило меня вздрогнуть.

– Смотри!

Я невольно вжал голову в плечи.

– Где?

Медленно приподняв голову, в узком просвете ветвей я увидел Лесли. Он шел в мою сторону, и я вытащил из–за пояса «магнум».

Лесли остановился. Конечно, он не видел меня. Он нашел мою куртку, которую я бросил на траву, выбравшись из капсулы. Я отчетливо слышал его голос.

– Надеюсь, этот Ла Пар разделся не сам…

Не знаю, что он имел в виду. Может, хищников. Но над поляной снова поплыл душный белый туман. Он клубился, опутывал каждую ветку, ложился на траву, глушил звуки. А когда туман рассеялся, никого на поляне не было. Ни Лесли, ни его напарника, ни их «единицы». Только на боку, нижним краем завалившись в яму, лежала моя машина «зеро», разучившаяся покорять время.

«Они вернулись, – я сжал зубы и на мгновение ткнулся лицом во влажную горячую землю. – Они вернулись в свой мир, где им не надо бояться каждого куста, каждой тени. Разумеется, они не из тех, кто живет в покое, но они среди людей… А я?.. Я жил в безвестности и сгину в ней. А они лет через десять, покуривая трубки у камина, живописуют свои приключения на весь мир. Конечно, то, что им позволят живописать… Возможно, они затеют цикл телевизионных выступлений…» Я живо представил, как два пожилых агента, сидя спинами к камере, рассказывают о том, как счастливо и просто они сплавили двух своих отчаянных конкурентов, точнее, открытых врагов, не куда–нибудь, а в далекое прошлое, за миллионы лет до их рождения.

Я скрипнул зубами. Мне бы не хотелось увидеть такую передачу. Я надеялся, что ее никогда не будет.

Прихрамывая (кажется, я потянул связку), я поднялся и медленно двинулся к своей машине. В тумане что–то мелькнуло, и передо мной явилась и снова растаяла какая–то гигантская смутная тень. Из рощи раздался омерзительный долгий вопль. «Если здесь и находится пресловутая мастерская по перечеканке живых существ, – подумал я, – то она работает в полную мощь».

3

Не успел я укрыться в машине, как из рощи выскочило вопящее существо. Оно походило на кенгуру и передвигалось такими же прыжками, помогая себе еще и хвостом, служившим ему чем–то вроде балансира. В своем великом и слепом ужасе это существо не видело перед собой ничего: с маху врезавшись в невысокое тыквоподобное растение, оно буквально разнесло его на куски и рванулось дальше. Почти сразу же из тумана выступил мрачный гигант, тень которого я, наверное, и видел недавно. Высокомерно и тупо задирая в небо плоскую, украшенную кривым рогом морду, он шествовал через поляну с гордостью истинного хозяина этих мест.

Должен сказать, земля эта была щедра на сюрпризы.

Я так и не успел влезть в люк машины Парка – где–то подо мной, в земных недрах, под травами и деревьями, тянущимися корнями в глубь земли, под базальтовыми подстилками материков прокатился, расширился, пополз низкий тревожный гул. Деревья содрогнулись, прыгая по воде, зашуршали болотные пузыри, из–под машины вдруг выплеснулась струя жидкой грязи. Толчок! Еще один. Машину подбросило, и она покатилась вниз, к оврагу.

Вскрикнув, я бросился за нею. Я не мог ее потерять. Это единственное, что связывало меня с людьми.

Я догнал машину Парка, когда ее надежно заклинило между бугром и рухнувшим деревом. Вне себя от безумия, растворенного и во мне, и в природе, я забрался внутрь и рванул на себя рукоять.

Никакого эффекта.

В бешенстве я ударил кулаком по иллюминатору.

Ну да, Лесли интересовался охотой. Его интересовало, хорошая ли тут охота. Я доставлю ему удовольствие. Из этих болот вырвется только один человек – он или я.

4

Солнце к моей поляне так и не пробилось.

Стена душных испарений размывала, размазывала очертания и без того нечетких и таинственных, как бы увеличенных призмой растений. Выбравшись наружу, прижавшись спиной к теплой броне «зеро», я сидел, уставившись в низкую крону дерева гинкго, единственного, что я здесь узнал. И вдруг из его похожих на сердечки листьев прямо на меня глянули огромные мерцающие глаза не известного мне животного. Оно было невелико, неторопливо, ничем не походило на гигантских обитателей этого мира, оно смотрело на меня с робостью, но и доверчиво. Оно будто спрашивало: «Кто ты?»

И я ответил.

Выхватив «магнум», двумя разрывными пулями я разнес зверька на куски.

А потом сгустились сумерки и пришла гроза.

Я просто не представлял, что могут существовать такие кривые, такие чудовищные молнии! С грохотом, с ревом они падали с низкого неба, как крючья, впивались в землю, отчаянно трепетали тысячами ответвлений, заставляя замирать весь мир. А через секунды горячую тропическую мглу разрывали еще более бешеные вспышки. Атмосферное электричество дыбом подымало волосы на голове, покалывало каждый сустав. Я каждым нервом ждал дождя, который бы смирил, наконец, этот чудовищный разгул электричества.

И дождь пришел.

Не дождь. Ливень.

Он склонил деревья к земле, превратил близкий овраг в русло ревущего, как водопад, потока. Полузахлебнувшийся, мокрый, я укрылся в машине Парка, одинаково боясь ливня и возвращения Лесли. Всю ночь грохот молний, треск рушащихся деревьев держали меня в напряжении, а взбесившиеся потоки воды подтащили машину почти к оврагу. Утром я с трудом открыл замытый тяжелым илом люк.

Я сбросил изодранную рубашку (куртку забрал с собой Лесли), умылся, наклонившись к ручью, проверил «магнум». Хотелось есть, уши терзало непонятное поскрипывание. Я догадался – микрофон! – и выключил его.

Ждать?

Конечно.

Но я решил прогуляться.

5

Всю поляну забросало сбитыми с деревьев листьями. Преодолевая сердцебиение, задыхаясь в тягучих душных испарениях, я брел иногда чуть ли не по колено в сыром месиве этих листьев. Увяжись за мной хищник, я бы не смог ни убежать, ни отбиться. Но именно беспомощность делала меня агрессивным. Я не думая выстрелил в показавшийся мне подозрительным куст и едва не поплатился за это. Нечто вроде страуса – голое, лишенное оперения, – чуть не сбило меня с ног. В передних, рахитичных по сравнению с нижними, конечностях это существо сжимало то ли продолговатое серое яйцо, то ли крупную шишку. Клыков у него не было, морда заканчивалась клювом, похожим на клюв попугая, и выглядел уродец столь вызывающе, что я отступил.

Должен признать, этот мир был заселен густо.

Я то и дело наталкивался на ведущие в сторону лагуны чудовищные следы. Трудно было не оценить преимущество снабженных перепонками крепких птичьих лап, но не думаю, что следы эти были оставлены птицами. В просвете ветвей, вдали, под короткой, похожей на саговую, пальмой я увидел и обладателя этих лап, как две капли воды похожего на подаренную мне когда–то Джой игрушку.

Игуанодон! – я вспомнил даже название.

Кто–то из философов определил человека как двуногое существо, лишенное оперения. Остроумная формулировка, но этот философ, несомненно, отказался бы от нее, явись перед ним игуанодон. Голый, как черная, поставленная на треножник птичьих лап и крокодильего хвоста морщинистая дыня, игуанодон медлительно и важно поедал листья саговника, пригибая ветки ко рту передними лапами. А когти на лапах были такие, что ими можно было растерзать слона.

Но вдали, в узком, вдающемся прямо в лес заливчике, возилось в развалах сырого ила еще более причудливое и еще более крупное существо. Оно было поистине огромно! А шея его была столь длинна, что, встав на задние лапы, оно запросто могло заглянуть в окно третьего этажа Консультации. И если бы подобное вдруг случилось, я думаю, шеф был бы весьма изумлен, увидев за стеклом мутные бессмысленные глаза гиганта. Обляпанный илом, зеленой слизью и водорослями, хозяин лагуны или ее побережья мрачно и упорно возился на мелководье, постепенно укореняясь в ил. Всем своим видом он утверждал: я огромен! огромен! огромен! Говорил: не надо меня трогать!

Одно меня утешало: все эти гиганты вымрут задолго до моего рождения.

Парадокс?

Да.

Но разве в нас самих не таится нечто парадоксальное? Ведь не исключено, что лет через двести какой–нибудь любознательный эрудит с другой планеты, посетив нашу мертвую, убитую бомбами и отходами промышленности Землю, с изумлением обнаружит и поймет, что виновниками свершившегося были мы сами.

6

Я искал место, где, по словам Лесли, был брошен Джек Берримен.

Джека (точнее, то, что от него осталось) я нашел. Обглоданный хищниками, валяющийся в траве скелет и уже заржавевший «магнум». Он тоже пользовался этой надежной, никогда не отказывающей машинкой.

Толкнув носком ботинка тут же рассыпавшуюся фалангу, я заметил, что в траве что–то тускло сверкнуло.

Серебряное кольцо.

Этот Лесли!..

Я не впервые ловил его на грубых просчетах. Он не снял кольцо с пальца Джека. Прошляпил его магнитофон.

Сунув кольцо в карман, я с минуту постоял над останками великого профессионала. Полуотравленный, измученный, я не собирался предавать его останки земле, у меня попросту не было на это времени; зато я услышал голос Лесли. Микрофон, брошенный на поляне, продолжал работать.

«Это Миллер… – услышал я. – Настоящего Ла Пара чем–то одурманили. Он сам сообщил об этом в полицию… Миллер – настырный парень. Это он пристрелил эксперта. Я этого ему никогда не прощу… Впрочем, он влип. Лучшего случая утопить Консультацию нечего и желать… А жаль… Было время, я предлагал Миллеру бросить его грязный бизнес.»

«Одарен?»

«Слабо сказано. Талантлив!»

«Он отказался?»

«У него не было выбора. Он уже тогда был запачкан. Он боялся».

«Черт с ним, – заметил напарник Лесли. – Ты взгляни, как поработала тут гроза. «Зеро“ отнесло прямо к оврагу… Дай мне ключи… – Послышался грохот, царапанье по металлу. – Ну вот, все в порядке. Я зарядил «зеро“. Теперь ее можно гонять, как электропоезд: сейф – юрский период, юрский период – сейф. Не потеряешься».

Сейф – юрский период!.. Меня как током ударило. Теперь я действительно влип. Если мне и удастся отбить машину, вернусь я в ней прямо в сейф, прямо в руки спецохраны фирмы «Трэвел».

«Держу пари, твой приятель давно загнулся… – напарник Лесли хихикнул. – Утонул в болоте, попал под молнию или напоролся на какую–нибудь ядовитую тварь… Смотри, какие там пауки… Дай автомат, я пройдусь по краю поляны… Доктор Парк просил меня привезти пригоршню камешков и листьев… Почему не удружить старику?»

«Я с тобой… Когда еще увидишь такое?..»

Что ж, решил я. Охота началась.

Тварь, похожая на голого страуса, вновь выглянула из–за куста. Она наблюдала за мной, тараща полуприкрытые мутными пленками, как у змеи, глаза. Я не собирался ломать его попугайский клюв, а просто обошел и осторожно двинулся к поляне. На опушке залег и сразу увидел обе машины. «Единица» стояла на прежнем месте, почти в центре поляны, а «зеро» (Лесли и его напарник уже установили ее вертикально) в стороне, вблизи оврага. Что делать, я еще не решил. Но не исключался, скажем, вариант торговли. Я угоняю машину и веду переговоры с фирмой «Трэвел».

Скорее всего, это был единственный вариант.

А Лесли и его напарник охотились. Я слышал прозвучавшие на берегу лагуны выстрелы. И сразу почувствовал на языке привкус металла.

Забыв обо всем, я набросился на большую машину.

Рвал куски проводов. Дробил детали. Крошил стекло. Конструируйте! Изобретайте! Создавайте все заново! Времени у вас хватит – миллионы лет только до появления человека. Жгите костры, выплавляйте медь, ставьте изоляцию из брони динозавров. Ухищряйтесь, если хотите выжить!

Только когда меня здорово долбануло током, я остановился.

Большая машина была изуродована, она ни на что больше не годилась. Убедившись в этом, я побежал к «зеро» и захлопнул за собой люк. Рычаг на этот раз мне повиновался.

«Это все!» – решил я.

И сразу пришла боль.

7

Реакция – вот что меня не раз выручало.

Когда машина Парка со страшным хлюпающим звуком вынырнула из времени, я сразу выбросился наружу.

К моему изумлению, «зеро» стояла не в сейфе, а почти посреди обходящего кирпичные стены фирмы «Трэвел» шоссе.

«Ну да, – дошло до меня. – Это как раз то расстояние, на которое машину откатило ливневыми потоками…»

Из–за поворота с ревом вылетел бензовоз, я даже успел рассмотреть изображение раковины на его борту. Скорость он набрал порядочную, и поняв, что сейчас произойдет, я прыгнул через обочину. Взрывная волна, догнав, жестко толкнула меня в спину и опалила неимоверным жаром. За спиной, над шоссе, поднялся черный, пронизанный молниями, столб. Весело и резво захлопотало всепожирающее пламя, и в этот черный костер, одна за другой, влетели еще три грузовых машины.

Поднявшись с обочины, ободранный и закопченный, я, прихрамывая, побрел вдоль мгновенно возникшей пробки. Никто меня не замечал, все смотрели на огонь – одни с тревогой, другие с жадным, болезненным любопытством. Не замеченный никем, оглядываясь, я проскользнул к пустому, брошенному водителем автомобилю и, прыгнув за руль, до отказа выжал акселератор.

Разворачиваясь, я увидел изумленные глаза уставившегося на меня из–за стекла соседней «дакоты» человека.

Я замер.

Моя машина! Моя куртка!

Это был я !

Но если это так, значит, я вернулся как раз в то утро, когда акция против фирмы «Трэвел» только еще замышлялась.

Ну конечно!

Я вспомнил пробку, забившую в то утро шоссе, пылающий бензовоз… Это «зеро» возникла перед ним, и водитель не смог справиться с управлением.

«Кретин! – хотелось мне крикнуть своему двойнику. – Зачем тебе сейф? Кроме трупов, ты ничего не получишь!»

Но я не крикнул. Просто перестал спешить.

Если это и впрямь то утро, тот Миллер еще ничего не знает, и я ничем и никак не смогу его убедить.

Да и зачем? Его ничто не остановит.

Он заберет документы у шефа, попадет в лапы Фила Номмена, будет стрелять…

Нет! Я не желал вступать в контакт с самим собою – с тем, прежним.

Остановившись у ближайшего автомата, я позвонил.

Я был краток:

– У Хэссопа.

Не этот ли звонок в то утро так изумил Гелену? И так вдохновил шефа?

Я жал на газ, встречные водители на мгновение цепенели. Их, видимо, пугало мое лицо – исцарапанное, закопченное. Было чего пугаться. Они пугались бы еще сильнее, знай, с какой каторги я сбежал.

8

– Ах, Эл, грешен и я. Меня никогда не отпускало странное подспудное чувство, что наша заманчивая профессия, как бы это сказать… все же не совсем настоящая.

Доктор Хэссоп, тощий и сухой, как мумия, потянулся и помог мне содрать прилипшие к коже лохмотья рубахи.

– Разве это мешало вашим занятиям?

– Не знаю… Наверное, нет… – вздохнул доктор Хэссоп. – Упорядочивать информацию, признайся, это все же не худшее из многих человеческих занятий.

Он поднял глаза на украшающую его кабинет гравюру.

Эту гравюру я помнил еще с тех дней, когда доктор Хэссоп надеялся выйти на современных алхимиков.

Король в мантии, с жезлом в руке. Королева с цветком. Лисица, прыгающая через огонь, старик, его раздувающий. Вдали замок с высокими башнями.

Философский камень мы не нашли.

Еще раз вздохнув, доктор Хэссоп поставил негромкую музыку.

Я не счел выбор удачным.

Хриплый бас Гарри Шледера раздражал меня. Он вопил, хрипел, вымаливал у кого–то прощение.

«Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо.

Мое имя смрадно более, чем рыбная корзина днем, когда Солнце палит во всю силу.

Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей неправду мужу…»

«О–о–о! – вопил Гарри Шледер. – Почему мое имя смрадно? Разве я творил неправду? Отнимал молоко у грудных детей? Убивал птиц Бога? Я чист! – вопил Гарри Шледер. – Я чист чистотой феникса!»

– Тебе не мешает?

Я махнул рукой и побрел в ванную. Доктор Хэссоп притащился туда же и с чашкой кофе в руках пристроился на плетеном стуле.

– Эл, ты никогда не задумывался над тем, почему человек мыслящий разделен на нашей планете на несколько весьма отличных друг от друга видов?

– С точки зрения кролика или тигра, – возразил я, намыливаясь, – это, наверное, не совсем так.

Доктор Хэссоп фыркнул:

– Даже в этой ванной находится сейчас два вида людей. Я представляю более древний, почти вымерший, а ты – новый, который, подозреваю, и завоюет окончательно всю планету. Мы действительно совершенно разные люди, Эл… Это так. Мы и не можем не быть разными. Такие люди, как я, годами валялись в сырых окопах, жили нелепой надеждой возвращения в чистый мир. Это не могло не изменить нас. И изменения эти, замечу, коснулись в нас как раз того странного и загадочного, что передается от одного человека к другому вместе с его кровью и плотью, но никогда при этом не является ни тем, ни другим. Как электричество. Все знают, что оно зажигает лампу, вертит колеса поездов и турбины, но никто не может сказать, как оно выглядит… Разрушенные дома, Эл, можно восстановить, вместо потопленных кораблей можно построить новые, вот только человека нельзя ни вернуть, ни восстановить… – Доктор Хэссоп усмехнулся: – Соорудить человека, в общем–то, проще простого, и уж конечно, проще, чем, скажем, срубить дом или вырезать деревянную табакерку, но некоторые вещи, делающие человека человеком, соорудить нельзя. Те, кто, как я, пережил первую мировую войну, эпидемию испанки, великий кризис и большой бум, кто, как я, видел результаты второй мировой и остался все–таки жив, все мы сейчас – ископаемые, нечто вроде шумерских городов или римского Колизея. Я говорю это потому, Эл, что, гуляя по улицам, обращаю внимание не только на рекламу, но и на людей. И мне все больше и больше кажется, что они – другие.

– Не понимаю…

– Мой вид, – терпеливо пояснил доктор Хэссоп, – развивался более миллиона лет. Он питался личинками и жуками, зернами и кореньями, мясом и рыбой, он испытывал голод и жажду. Руки и мозг, способные изменять мир, сделали нас людьми, но эти же руки и мозг постепенно отняли у нас наше же истинное дело. Символ сегодняшней жизни – машина. Вся наша жизнь отдана на откуп машинам. А ведь люди моего вида участвовали в создании так называемой культуры непосредственно. Каменотес, ремесленник, ученый… А вот ваш вид, Эл, кажется, навсегда утратил связь между собой и вещами. Вещи вам выдает машина, которую вы замечаете лишь тогда, когда она останавливается. Цветение яблони или восход солнца над океаном оставляют вас равнодушными. Люди, подобные мне, знали истинный вкус хлеба и соли. Они умели любоваться цветком, восходом или прибоем. Они не знали точно, что именно связывает их с цветущим деревом, но они чувствовали, догадывались – такая связь есть… А вы, Эл… Вы едите химию, пьете и дышите химией. Жизнь для вас сосредоточивается в дансинге или в кино. Ваши фрукты давно утратили естественный вкус, а ведь когда–то они были такими же шедеврами природы, как мозг Шекспира и Леонардо. Вы – другие. Не умея воссоздать даже самого крошечного моллюска, вы научились разрушать целые миры.

– У нас были учителя, – хмыкнул я. – Вы же не принимаете меня за идиота?

– Нет, ты не идиот. К твоему счастью, жизнь твоих родителей текла ровно, щитовидная железа у тебя в порядке, организм в меру напитан йодом, эндокринные железы функционируют тоже нормально. Я военный врач, можешь мне верить. Ты получил совершенный организм, я не первый год слежу за его состоянием. Твоя кожа к тому же не пигментирована до черноты, и адисонова болезнь тебя минула. Ты совершенно нормален, Эл, но нормален не в нашем смысле…

Он хотел продолжать, но я в бешенстве ударил кулаком по воде:

– Замолчите!

– Ладно, – сказал он и, замолчав, медленно допил кофе.

9

Не в пример доктору Хэссопу, шеф кинулся ко мне чуть ли не с объятиями:

– Эл! Это было самое короткое твое дело! И какой эффект!

Я не знал, о каком эффекте он говорит. О двух выведенных из строя машинах Парка?

Я потребовал усилитель.

Они переглянулись. Я был для них победителем. Они готовы были выполнить любое мое условие.

Ничего не объясняя, я подключил к усилителю вмонтированное в кольцо записывающее устройство Джека Берримена.

Мы наклонились над усилителем.

Странный шорох… Джек полз?.. Стон… Он был ранен?..

Мы вздрогнули от грохота выстрела. Судя по звуку, стрелял сам Джек. А еще дыхание загнанного, вконец отчаявшегося человека. И снова выстрел. Вопль!

Нечеловеческий, мертвящий вопль!

Шеф, морщась, потянулся к настройке, но я жестом остановил его руку. Вопль был страшен, в нем действительно не осталось ничего человеческого, но ведь это вопил Джек Берримен, величайший из профессионалов.

– Господи! Господи! Господи! Господи! – вопил Джек униженно и страшно. – Господи! Господи! Господи! Господи! – вопил он униженно, без надежды.

И пока пленка не кончилась, мы так и слышали его постепенно стихающий, переходящий в шепот вопль:

– Господи! Господи! Господи! Господи!

Доктор Хэссоп потрясенно поднял на меня глаза, но шеф уже пришел в себя. Он сунул мне вечное перо и бумагу:

– Пиши.

Я взглянул на шефа и усмехнулся. Он даже не спросил, что случилось с Джеком.

Но этой усмешкой я и ограничился.

Сел за стол, положил перед собой лист бумаги.

О чем мне писать?

О страхе?

До меня, наконец, дошло: мы, сотрудники Консультации, годами тренирующие свои мозги и тело, мы, хозяева положения, постоянно, всегда и всего боимся.

Газеты то с удовольствием, то с тревогой и всегда без иронии рассказывают своим подписчикам об устройствах, превращающих любую энергетическую цепь в источник информации; эти же газеты с удовольствием описывают тайное, почти абсолютное и всегда устаревшее оружие для тайной войны – и все же мы, тайные владельцы и основные пользователи этого оружия, всегда и всего боимся.

Черт побери! За мизерную сумму вы можете купить миниатюрное записывающее устройство, которое тут же самоуничтожится, если вдруг не вы, а кто–то другой решит воспользоваться вашими записями. Батарей ему не надо, его питает рассеянная в воздухе энергия радиоволн.

Тайная, жестокая, нескончаемая война, объявленная нами самим себе.

Общество, лишенное частной жизни.

А когда люди перестают верить во всех и вся, разве это не конец?

Я отложил перо.

– Я вступил в контакт с людьми Фила Номмена, – сообщил я шефу.

– Знаю, – ответил он терпеливо. – Пиши.

– Мне нельзя оставаться в городе. Меня все равно найдут.

– Тебе и не надо оставаться в городе, тем более, что вся необходимая документация уже в наших руках.

– Но я не добыл никакой документации.

– А тебе и не надо было ее искать. Этим занималась Джой. Ты был ее прикрытием. И то, что ты сделал, это по силам только тебе, Эл!

Джой… Этим занималась Джой…

Еще один обман. Что ж, тем лучше.

Я подвел краткий счет: первым пал Берримен, вторым Формен, затем тот охранник, стоявший перед сейфом, двоих я оставил в юрских болотах… Несомненно, надо было приплюсовать сюда дежурного с электронного поста и погибших на шоссе водителей… И все это, чтобы отвлечь внимание от Джой…

«Сделай мне больно…»

Ей это удалось.

Я быстро и коротко набросал на бумаге суть действий. Всего–то на пол–листа и… на десяток человеческих жизней.

– Кто говорил с вами по телефону, когда перед началом акции я сидел у вас в разборном кабинете?

– Ты, Эл! – Шеф все еще не отошел от восторга. – Ты замкнул петлю времени. Разве мой тон тогда не придал тебе уверенности?

Я усмехнулся:

– Наверное. Но что вы будете делать с добытой Джой документацией? Ее же нельзя использовать. Фирма «Трэвел» этого не простит.

– Правильно мыслишь. Но именно переговорами с фирмой «Трэвел» мы теперь и займемся. Кронер–младший обещал прыгнуть выше себя.

Он засмеялся:

– Но выше тебя, Эл, никому не прыгнуть.

Он двумя пальцами залез в карман и извлек авиабилет:

– Ближайшим бортом ты улетишь в Европу.

– Что мне там делать?

– Отдыхать! – Он сказал это, как приказал. – Только отдыхать! Лежать на песке, смотреть в небо, вспоминать… Нам ведь всегда есть что вспомнить, правда?

Я промолчал. Но билет у шефа уже забрал.

10

Пройдя паспортный контроль, я вышел в нейтралку. В нижнем баре уютно светились неяркие огни. Я сел в самый угол, бармен принес мне бокал ничем не разбавленного, очень крепкого сантори.

Отыскивая монету, я нащупал в кармане куртки, выданной мне доктором Хэссопом, что–то твердое.

Презент?

Нет.

Развернув мягкую папиросную бумагу, я увидел нежно–желтые, похожие на крошечные сердечки и тронутые первым увяданием листья гинкго, – через столько миллионов лет после своего появления на планете! – и крошечную машинально поднятую мной с песков юрского пляжа розоватую раковину. Прямо на раковине рукой доктора Хэссопа было мелко написано: «Астарта субморфоза – пластинчатожаберное мелких юрских морей».

Когда он успел это определить?

Я бросил презент доктора Хэссопа в урну.

Лист гинкго прилип к потной ладони. Я брезгливо сдул его, и он, вращаясь, тоже полетел в урну.

И вдруг, будто испугавшись чего–то, я бросился к выходу. Тоска, отчаяние и ненависть ко всему живому раздирали мне сердце так, что я далеко не сразу заметил двух хмурых коренастых парней, медленно поднимавшихся за мной на борт ревущего «Боинга»…