Штормовое предупреждение

Тем временем в Феодосии

Спрос ли рождал предложение или наоборот, но контрабанда в Феодосии к этому времени оставалась едва ли не обыденным явлением. Привозили то, на что пока ещё никак не могла сподобиться ни Потребкооперация, ни первые частные производители, воскрешённые НЭПом.

Часть контрабанды привозили моряки пароходов, часть, по мелочи, – рыбаки из всех пяти артелей, разбросанных от мыса Ильи и Карантина вдоль дуги Феодосийского залива, до самой Песчанки.

Но было несколько фелюг и баркасов, которые, по наблюдению пограничников, рыбкой баловались так, для прикрытия – никак не стоил их скромный улов трёх, а то и пяти суток болтания в море и никак не покрывал моряцкую гульбу на берегу чуть ли не после каждого их возвращения.

Вот один из таких баркасов, крепкую парусно-моторную смолёную посудину с громким названием «Виктория», пограничники перехватили в море, препроводили в порт и досмотрели как следует.

Первый тайник нашли быстро, в рундуке на юте, даже не понадобилось выгружать снулую чуларку[2]. Но там была мелочь – так, бабская галантерея. И все шестеро «рыбаков» с «Виктории» на успех досмотра прореагировали спокойно, как-то слишком спокойно – и, наверное, не просто потому что за такую партию товара серьёзного наказания не полагалось. Короче, досмотр был продолжен и через некоторое время удалось, заметив наконец, разницу в габаритах трюмного и моторного отсеков, найти второй, куда больший и куда лучше нафаршированный контрабандным товаром тайник.

Это уже тянуло на чаление экипажа за решёткой и конфискацию «Виктории», а тут ещё нашёлся маленький тайничок в рубке, а в нём – документы.

Да такие, что хозяин баркаса, Иван Резников, тут же был препровождён в Особый отдел Феодосийского отделения КрымЧК.

Не только по возрасту и по ухваткам, но и по документам оказался Иван опытным моряком. Но не просто бывшим военным моряком, а ещё и старшиной бригады минных катеров врангелевского флота.

И в допросной чекистские уполномоченные первым делом спросили, просмотрев его документы и регистрационные списки:

– Как же это ты, контра такая-сякая, от регистрации уклонился?

На что Иван с некоторым даже возмущением и неистребимым понтийским акцентом отозвался:

– А на хрена она мне? Я в чинах не ходил. Шо, написано было, штоб боцманов р-регистрировать?

Первый из допрашивающих, уполномоченный Грибков, с синими наколками – якоря и русалка на руках, в тельняшке под френчем, – не стал вдаваться в расшифровку соответствующих абзацев заведомо известного всем категориям «бывших» Приказа. А спросил, выставив перед собой разворот послужного списка Резникова:

– Мало, что ты и Деникину послужил, и Врангелю послужил, так, может, и сейчас служишь Белому делу?

И второй уполномоченный, черноглазый парень из местных греков, подхватил:

– Самое то – в Константинополь на баркасе своём мотаться: передать чего шпионского или сюда притаранить…

– Э, граждане-товарищи! – спохватился Иван. – Вы на меня такое не вешайте. Спроси кого хошь – только чесным товаром промышлял.

– Скажи ещё, что не служил их благородиям! – не унимался Костаниди, чью реплику Иван так неделикатно перебил.

Резников сжал тяжеленные кулаки, чуть помолчал и ответил рассудительно:

– Да, служил – ну и что? Ни в кого не стрелял, никого не убивал. Мои боцманские обязанности – смотреть, чтоб на катере порядок был! Да и в деле-то мы – вот как бог свят! – почитай, что и не были. Так, на сопровождении…

Бывший морячок Грибков спросил, вроде как между прочим, всё изучая старшинские бумаги:

– Например, второго мая двадцатого?

Иван почесал седеющую голову, припоминая.

– А что там – второго мая? Эт когда в Керчи мы стояли? Так там вроде всё тихо уже было…

Грибков внезапно повысил голос:

– Нет, когда вы, белые сволочи, из Мариупольского порта увели сторожевик, нашими рабочими построенный!

– А, слышал, только это без наших катеров, – облегчённо вздохнул Резников. – Я и в Мариуполе-то в двадцатом, почитай, что и не был ни разу.

– А в девятнадцатом? – проявил свою осведомлённость Костаниди, у которого в крепко потрёпанном, но всё же не разорённом начисто Мариуполе находился добрый десяток родственников и свойственников. – Когда целую дивизию вы к нам в тыл забросили?

– Ну, вы скажете – дивизию! – искренне возмутился Иван. – На мой катер если десяток погрузить, так только стоя штоб и дышали по очереди, а то опрокинемся. Двоих только и повозил взад-вперёд, да и тех без оружия.

– Каких ещё двоих, ты что нам байки травишь?! – раздражённо прикрикнул Грибков.

– Да офицеров этих, которые чистый фарватер показали. Ну, проход в минном поле…

– Совсем заврался, – пристукнул кулаком по столу Костаниди. – Ну, надо в мозгах ему фарватер прочистить! – И даже поднялся, не исключено что с намерением приступить немедленно к «прочистке».

Но Грибков, «чекист в тельняшке», осадил товарища.

– Погоди. – И обратился к Резникову, не столько напуганному, сколько удивлённому реакцией Костаниди. – Офицеров, говоришь? Каких это офицеров?

– Ну да флотских. Одного хорошо знал, у него было прозвище «лоцман Ломан», потому как он и вправду лоцманским начальником на Азове служил и сам лоцманил, а второго не очень…

– Стоп-стоп! – приказал Грибков. – Ты как их нашёл? И куда возил?

– Чё – нашёл? – даже удивился Иван. – Сами подгребли на ялике, а командир приказал принять на борт и к ним доставить.

– Куда подгребли?

– Так я же говорю, к нашему катеру, когда мы насупротив гавани стояли, – пояснил бывший боцман, пребывая в уверенности, что всех этих пояснений о том давнем и малозначительном, с его точки зрения, эпизоде совершенно достаточно.

Реплика Грибкова ещё и укрепила его в этой уверенности:

– Говоришь, фарватер они показали?

– Ну да. Тот, второй… Матвеев… Нет, вспомнил – их благородие капитан Матусевич, вот! – карту привёз минных постановок в акватории, командиру на крейсере отдал, а лоцман Ломан потом на моём катере прошёл по фарватеру в гавань.

– И за вами вся эскадра, – покачал головой Грибков и посмотрел даже с некоторым сочувствием на Ивана, по всей видимости, просто не понимающего, участником и соучастником каких событий он тогда был.

Но и с пониманием того, что означает боцманское свидетельство.

Поэтому отправил уполномоченный Грибков бывшего старшину Ивана Резникова и его команду застуканных на контрабанде в обычную следственную тюрьму, к разношерстной компании мелких спекулянтов, ширмачей, базарных мошенников и самогонщиков.

Сам же, хоть и с помощью много более грамотного Миши Костаниди, оформил все бумаги и отправился докладывать начальнику отделения.

И в тот же день в Симферополь ушло телеграфное сообщение:

Через день информация за подписью начальника Особого отдела ушла в Харьков, во Всеукраинское отделение, а Оперативному отделу Реденс поручил проверку по архивам и спискам регистрации, нет ли каких сведений о нахождении в Крыму Матусевича и Ломмана. Предварительная ориентировка была разослана по уездным отделениям.

Харьков же, имеющий прямую связь с агентурой в среде эмигрантов, отреагировал так:

Ответ пришёл спустя неделю по секретному каналу связи: