Они подъехали к её квартире в начале седьмого.
— Я быстро приму душ и переоденусь, — сказала она, отпирая дверь и входя.
— Могу я воспользоваться твоим душем после? — Он поднял сумку с костюмом, которую взял с собой. — Я попросил товарища по стае заскочить ко мне и принести вещи на пикник. Хочу произвести хорошее первое впечатление на твоих родных.
Её желудок сжался.
— Вероятно, это будет неважно.
— Я же сказал, не волнуйся. — Повесив сумку с костюмом на спинку дивана, он подошёл ближе. — Иди, прими душ. — Его шёпот подразумевал всевозможные греховные вещи. — Я посижу и представлю, как капли бегут по твоему телу, касаются тебя… гладят.
Она почувствовала, как у неё задрожали ноги.
— Пошли со мной. — Это самое смелое приглашение, которое она делала.
Он улыбнулся.
— Я планирую это. Но не сегодня. — Он провёл губами по её губам. — Когда я буду принимать душ с тобой, не хочу временных ограничений.
— О. — Разум бомбардировал ее, несомненно, восхитительными образами, где он что-то делал с ней в душе. — Я пойду…
Он провёл большим пальцем по её нижней губе, прежде чем покачать головой и отстраниться.
— Уходи, пока я не забыл о благих намерениях. Иначе мы так и не доберёмся до ужина.
Она колебалась.
Он легонько хлопнул её по попке.
— Даже не пытайся. Я встречаюсь с твоими родителями. — Чтобы он мог посмотреть им в глаза и дать понять, что независимо от их мыслей на его счёт, теперь он будет в жизни их дочери, и им придётся смириться. Больше никаких подстроенных свиданий.
— Властный. — Энни бросила на него хмурый взгляд, но пошла в спальню, чтобы взять вещи.
Скоро она будет вся горячая, мокрая и обнажённая.
— Господи. — Запустив руки в волосы, он попытался успокоить жёсткую пульсацию члена. Не вышло. Особенно из-за шороха ткани, скользящей по коже, стук ботинок о кафель, шелест снимаемых кружев… Или, может, это его воображение.
Но он определённо слышал, как включился душ. Застонав, он начал расхаживать по комнате, отвлекая себя разглядыванием вещей Энни. Помимо книг, у неё на стенах висело несколько голографических рамок. Семейные фотографии, догадался он, отметив сходство с пожилой женщиной на центральном портрете. Мужчина на фотографии — её отец, предположил он, — добродушно улыбался, но было в нём что-то такое, что казалось отстранённым.
Душ выключился.
— Душ свободный! — раздался крик через несколько минут.
Он дал ей ещё пару минут, чтобы закрыться в спальне, не уверенный, что смог бы устоять, увидь её, закутанную в соблазнительное непостоянство легко снимаемого полотенца.
Когда он, наконец, вошёл в маленькое, выложенное плиткой помещение, то обнаружил, что оно пропитано щедрым ароматом какого-то женского дезодоранта. Но мыло, как он был рад видеть, не слишком девчачье. У мужчины должны быть стандарты, подумал он, и запрограммировал душ на прохладный. Наконец-то ему удалось охладить тело.
Энни сидела в машине Зака на подъездной дорожке к дому своих родителей и теребила пальцы.
— Я никогда не приводила мужчину домой, — выпалила она. — Мне показалось, что это не стоит такой суеты.
— Я польщён.
Она нахмурилась, глядя на него.
— Не дразни. — Но она почувствовала, что немного расслабилась. — Пошли, быстрее покончи с этим. — Открыв дверь, она вышла.
Они встретились в передней части автомобиля.
— По крайней мере, вечер сегодня прекрасен, — заметила она.
Зак обнял её с ленивой грацией леопарда.
— Мне нравится твоё платье, — пробормотал он, проводя кончиками пальцев по её бедру.
— О. — Она снова напряглась, но по другой причине. Энни выбрала чёрное платье, потому что в нём её матери не на что было бы жаловаться. Но слова Зака заставили её понять, что оно может быть квалифицировано как сексуальное. — Ты же не думаешь, что я полная для него?
— Я расскажу тебе потом… после того, как сниму его с тебя.
Она округлила глаза, а пульс ускорился.
— Веди себя прилично.
— Если смогу его снять?
Мгновение тишины, под ночным небом, изрезанным осколками сверкающего алмаза.
— Да. — Она хотела танцевать с дикостью в нём, хотела почувствовать, каково это, когда к тебе относятся как к красивой, чувственной женщине. Но ещё больше хотела секса с этим мужчиной, который уже занял место в сердце. Энни знала, что собиралась нарушить одно из самых фундаментальных правил, углубляя эти отношения, рискуя сердцем, но также знала, что если не будет любить Зака, то будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Возможно, впервые подумала она, возможно, выбор её матери был не таким простым, как всегда верил ребёнок в Энни. Возможно, с этим единственным мужчиной, который имел значение, не было выбора, не было защиты от неизбежного конца мечты.
— Да, — повторила она. — Ты можешь.
— Тогда я буду вести себя наилучшим образом. — Он поцеловал её в висок. — Пойдём, Ангел.
Она уже привыкла к этому прозвищу. Как ни странно, ей казалось, что он называл её так целую вечность… будто это правильно. Подходя к двери, она вцепилась в это чувство, как в талисман.
— Ну, вперёд. — Она нажала на дверной звонок.
Мать открыла дверь через пару секунд. Одетая в строгое чёрное платье, украшенное неброской ниткой жемчуга, с тёмными волосами, скрученными в изящный узел, Кимберли Килдэр выглядела успешной, утончённой, профессиональной. Никто не мог догадаться о глубокой уязвимости, которая, как знала Энни, скрывалась под полированной поверхностью.
— Анжелика. — Её мать подалась вперёд, чтобы позволить Энни чмокнуть себя в щеку.
Отстранившись, Энни сказала:
— Мам, это Зак Куинн.
Выражение лица её матери не изменилось, но Энни знала, что Кимберли заметила в мужчине всё — от чёрного костюма до блестящей серебряной пряжки ремня и накрахмаленной белой рубашки. Расстёгнутый воротник придавал одновременно официальный и непринуждённый вид. Она чуть язык не проглотила, когда вышла из спальни и увидела, что он ждёт её у двери. Дикого Зака хватало, чтобы свести с ума, но Зак, притворяющийся ручным… Вау.
— Мистер Куинн, — поздоровалась её мать, протягивая руку — профессор Килдэр, возможно, не особенно высокого мнения о Верах, но никто никогда не стал бы критиковать манеры.
— Миссис Килдэр.
Отпустив его руку, Кимберли отступила.
— Проходите, пожалуйста. — Она провела их по коридору в гостиную с углублением справа. Внизу собралось гораздо больше людей, чем ожидала Энни.
— Я думала, будет скромный ужин.
Улыбка матери никак не смягчила холодного неодобрения в глазах.
— Я пригласила несколько человек из университета, подумала, что твоему… другу будет комфортнее в присутствии не только членов семьи.
Очень тонкое оскорбление. Профессор Марксон удостоился семейного ужина. Зак нет. Внутри Энни вспыхнул гнев, не столько из-за пренебрежения к Заку — он и сам может позаботиться о себе, — а потому, что мать пытается испортить отношения между Энни и Заком такой рассчитанной грубостью. Но прежде чем она смогла сказать что-то неприличное, Зак слегка сжал её бедро и сказал:
— Для меня большая честь, что вы приложили столько усилий для моего комфорта. — Его голос был мягким, как виски, и непринуждённо тёплым. — Я знаю, как близка вам Энни, поэтому в восторге от такого приёма.
Энни увидела, как выражение лица её матери на секунду дрогнуло, но Кимберли Килдэр очень находчива.
— Конечно. Пойдёмте, я вас представлю. — Она подвела их к кучке любопытствующих внизу.
Каролайн подошла первой. Хотя Энни говорила себе не делать этого, почувствовала, что напряглась, ожидая увидеть реакцию Зака на кузину. Каро — один из её самых любимых людей в мире. А ещё невероятно красивая. Энни никогда раньше не ревновала к тому, что кузина притягивала к себе мужчин, как мотыльков на пламя, — ни один мужчина не имел для неё большого значения. Но Зак другое дело. Она видела, как он улыбнулся бурному приветствию Каролайн… Но такой же улыбкой он делился со своими сёстрами.
— Поздравляю с беременностью, — сказал он нежным голосом.
Каролайн просияла.
— Ты заметил? Я стараюсь не показывать, хотя не могу дождаться, когда стану большой и похожей на Мадонну! О, и я хочу сиять, о чём все говорят!
Губы Зака скривились.
— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться. Ты уже светишься.
Каролайн рассмеялась.
— Ты очарователен. — Она посмотрела на Энни. — Он мне нравится, Энни. От него у тебя будут прекрасные дети.
— Каро! — Энни не знала, краснеть или благодарить кузину за то, что она так решительно растопила лёд. Несколько человек засмеялись, и Зак послал ей дразнящую улыбку.
— Как ты узнал? — многозначительно спросила её мать. — Каролайн права — она почти не показывается. Даже большинство женщин не замечают.
— По запаху, миссис Килдэр, — ответил Зак с открытой откровенностью. — Веры всегда чуют, когда женщина носит в себе жизнь.
— Нарушение неприкосновенности частной жизни, да? — Кимберли выгнула бровь.
Зак пожал плечами.
— Мы просто по-другому чувствуем. Просто так случилось, что наши ощущения более проницательны — ничем не отличаются от М-Пси, способной видеть изнутри тела, или от вас, способных определить состояние, потому что знаете тонкие физические признаки.
Энни прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не вмешиваться. Каро воспользовалась шансом прошептать:
— О, он хорош. Где ты нашла мистера Восхитительного?»
Энни бросила на неё уничтожающий взгляд.
— Где Араан? — спросила она.
— Мой дорогой муж возвращается со встречи в Тахо. Возможно, успеет к десерту. — Она улыбнулась. — Я знаю, что ты останешься на десерт.
Энни почувствовала, как рука Зака переместилась на талию. Было очевидно, что он слышал возмутительное предсказание Каро, и что ему понравилась эта идея. Однако когда подняла глаза, обнаружила, что его внимание сосредоточено не на ней, а на ком-то другом — незнакомце, которому мать только что помахала рукой.
— Это профессор Джереми Марксон, — проговорила она. — Это… друг Энни, Зак Куинн.
Учитывая, что она готова была вспылить, решила, что на этот раз Зак сорвётся — он ясно дал понять, что не будет делиться. Но, к её удивлению, он оставался совершенно расслабленным.
— Марксон. — Зак наклонил голову в знак мужского признания. — В какой области вы работаете, профессор?
— Молекулярная физика, — сказал Марксон. — Увлекательная тема. Ты что-нибудь знаешь об этом?
Высокомерный болван, подумала Энни.
— Нет, не знаю, профессор, — сказала она, прежде чем Зак смог ответить. — Возможно, вы потрудитесь просветить меня.
Профессор моргнул, как будто не ожидал, что она заговорит.
— Ну, я…
— Расскажи им о своём последнем проекте, — подбодрила мать, метая взглядом в Энни кинжалы.
Марксон кивнул и начал рассказ. Энни стало скучно после первых нескольких минут.
— Как интересно, — сказала она, когда он сделал паузу, чтобы перевести дух. — Работаешь с моим отцом?
— Да. — Он просиял.
— Где папа? — спросила Энни, намеренно меняя тему разговора.
Её мать махнула.
— Ты знаешь своего отца. Он, вероятно, с головой ушёл в исследования. — Слова были обыденными, но Энни услышала обиду, которую Кимберли никогда до конца не переставала чувствовать. — Он обещал, что постарается появиться к моменту, когда подадут ужин.
Энни знала, что повезёт, если они вообще увидят его сегодня вечером.
— Что подадут на ужин? — спросила она с улыбкой, ненавидя эту затаённую боль в глазах матери.
Кимберли просияла.
— Я приготовила твоё любимое овощное рагу. — Её слова были искренними, а любовь открытой. — Не начинай, Каро, — сказала она, когда Каролайн открыла рот. — И твой любимый пирог я тоже испекла.
— Вот почему ты моя самая лучшая тётя.
К счастью, после этого беседа оставалась лёгкой и непринуждённой. Они уже собирались перейти в столовую, когда, — чудо из чудес, — вошёл её отец. Эрик Килдэр был одет в помятую одежду, словно для него внешность мало что значит, но сегодня, казалось, Эрик был с людьми, а не в своих мыслях. Лицо её матери озарилось, и Энни улыбнулась.
— Рада видеть тебя, папа, — сказала она, принимая восторженный поцелуй отца в щеку. Любовь разлилась в сердце, но эта любовь всегда была осторожной.
У Энни никогда не было таких запутанных отношений с отцом, как с матерью, но, вероятно, потому, что его никогда не было рядом, чтобы спорить. Совсем другой вид боли.
— А это кто? — спросил он, оглядывая Зака с ног до головы, одновременно обнимая за талию свою жену. Энни представила их друг другу, но реакция отца была не такой, как она ожидала.
— Зак Куинн, — пробормотал он. — Знакомое имя… Зак Куинн… Зак… — Туман рассеялся. — Тот самый Закари Куинн, который опубликовал исследование о популяции диких кошек в Йосемити в прошлом году?
Зак кивнул.
— Я удивлён, что вы запомнили моё имя.
— Не моя направленность, — признал отец, — но мой хороший друг Тед, профессор Ингрэм, был очень взволнован. Сказал, что это лучшая докторская диссертация, которую он видел за всё время своего пребывания в должности.
У Зака степень доктора философии?
Энни могла бы ударить его за то, что скрыл это, особенно когда мать бросила на неё обвиняющий взгляд. К счастью, в этот момент её отец что-то сказал и увёл маму, оставив Зака и Энни наедине впервые с момента приезда. Она выгнула бровь.
— У тебя есть секреты?
У него хватило такта выглядеть застенчивым.
— Честно говоря, я не думал, что кто-то это поймёт или даже будет беспокоиться. Ты сказала, что они занимаются математикой и физикой.
— Мой отец знает всё обо всех. А докторская степень есть докторская степень… — Она легонько постучала кулаком по его груди. — Если бы ты сказал, что она у тебя есть, я бы не так сильно переживала о реакции матери — даже она не может оспорить докторскую степень.
— Не только мнение твоей матери меня волнует. Степень доктора философии для тебя важна, Энни? — Выражение его глаз было настороженным.
Намёк на незнакомую уязвимость застал её врасплох.
— Зак, если бы учёные степени имели для меня значение, — честно ответила она, — я бы вышла замуж за физика с тремя степенями доктора философии, которого моя мать выбрала, когда мне было двадцать два. Или за доктора медицины, у которого после имени больше букв, чем в алфавите. Или многотиражный гранд-что-то там, который весь обед пялился только на мою грудь.
От улыбки на его щеках появились ямочки.
— У этого мужчины превосходный вкус.
— Хватит вгонять в меня в краску. — Но это не так, больше нет — каким-то образом Зак Куинн заслужил доверие её ранимого женского сердца.
Это поразило и испугало.
Но, не дав мрачным эмоциям разрастись, Зак наклонился и нежно прикоснулся губами к её губам, действуя как Вер, которому плевать, что присутствуют зрители. Когда он отстранился, она прижалась к нему, боясь — если не быть забытой — то, по крайней мере, оказаться временно загнанной в клетку.