Тяжело было нашей стране в начале 1920 года. У нас ещё не кончилась гражданская война, и послевоенная разруха давала себя знать на каждом шагу: стояли фабрики и заводы, поезда не ходили, не хватало продовольствия, в стране был голод.
И вот в это трудное время Владимир Ильич созвал нас, русских учёных и инженеров, и поручил нам составить единый государственный план электрификации России. Могучая сила электричества должна была помочь нам перестроить всё хозяйство, построить в нашей стране социализм. Этот план Владимир Ильич называл впоследствии программой нашей партии.
Многим смелый план Владимира Ильича казался дерзкой, несбыточной мечтой. Английский писатель Уэллс, приехав в Россию, беседовал с Владимиром Ильичём о плане ГОЭЛРО. Он был убеждён, что электрификация возможна в такой стране, как Англия, но по отношению к огромной, разорённой войной России — это фантастика. И всё же убеждённость Владимира Ильича, его неиссякаемая энергия поколебали даже Уэллса, и он признал, что считает электрификацию России возможной, если за это дело возьмётся Владимир Ильич.
Как председатель комиссии по составлению плана ГОЭЛРО и как председатель Госплана я часто приходил к Владимиру Ильичу в Кремль, советовался с ним по делам электрификации.
Комиссия должна была подготовить проект плана в очень короткий срок. Работали мы с лихорадочной поспешностью, отправляя книгу в типографию по частям, как только были готовы отдельные главы. Один экземпляр набранной рукописи прямо из типографии посылали Ленину. Как мы волновались, ожидая его телефонного звонка!
Владимир Ильич остался доволен нашей работой. Помню, что он внёс в корректуру лишь одну поправку. Между тем в других случаях, когда приходилось показывать Ленину свои статьи, он возвращал их, испещрённые выразительными подчёркиваниями и не менее выразительными замечаниями на полях. «Да!» — писал он на полях той страницы, с которой соглашался. «Гм-гм», — иронически помечал он в тех местах, где я был неточен. А найдя пометку «Ха!», я знал, что уж тут-то я совсем провалился, недодумал чего-то.
С необычайным душевным подъёмом шли мы всегда к Ленину в Кремль. Присутствие Владимира Ильича заставляло особенно напряжённо работать мысль. Бывало, идёшь к нему и как-то незаметно для себя подтягиваешься, стараешься сам решить трудные вопросы, чтобы не отнимать у Владимира Ильича лишнего времени.
Владимир Ильич удивительно умел выслушивать людей. Он обладал особым даром с полуслова подхватывать и направлять мысль собеседника, не прерывая его, не навязывая своего мнения. В самых сложных, неизвестных ему вопросах, например в вопросах техники, он разбирался удивительно быстро. Я даже подшучивал над ним, что техника много потеряла от того, что в юности он изучал юриспруденцию.
Всё, что было связано с вопросами науки, очень интересовало Ленина. Даже в те немногие минуты отдыха, которыми располагал Владимир Ильич, не было лучшего средства отвлечь его от повседневных забот, чем беседа о новостях науки и завоеваниях техники.
В период нашей работы над планом ГОЭЛРО Владимир Ильич входил во все подробности плана, интересовался, как можно использовать торфяные болота, где лучше ставить электрические станции, сколько областей возможно осветить в первую очередь при тогдашнем нашем состоянии техники, сколько лампочек мы можем сделать, сколько надо заготовить столбов, изоляторов, проводов. По указанию Владимира Ильича в уезды и волости рассылались анкеты с подробными вопросами относительно электрификации. Владимир Ильич стремился привлечь весь народ к обсуждению плана ГОЭЛРО и его выполнению.
Когда он прочитал наш план, он написал в письме: «Нельзя ли добавить план не технический, а политический или государственный, т. е. задание пролетариату?»
Он говорил, что надо доказать народу громадную выгодность, необходимость электрификации, надо увлечь рабочих и крестьян этой великой программой.
Глубокая, неиссякаемая вера в народ, в его могучие творческие силы жила во Владимире Ильиче. И он, как никто другой, умел вызвать к жизни эти силы, направить их. Он был подлинным вождём народа.