Схватка оборотней

Глава 6

Продав дом и обстановку, выписавшись с постоянного места жительства, Рыба нелегально поселился в доме у своей сожительницы Евдокии, чему последняя была очень рада.

Подругой Рыбы она была много лет, лелея мечту стать законной женой богатого человека. Однако на ее предложение прописаться у нее в доме Рыба ответил уклончиво, не сказав ни «да», ни «нет». Такая неопределенность ее не очень устраивала, но и происшедший сдвиг в их отношениях был для нее немаловажной победой.

Будучи неглупой женщиной, Евдокия Мироновна обратила внимание на частые отлучки Рыбы из дома как днем, так и ночью. Однако не чувствуя себя полновластной хозяйкой над ним, она не решалась устраивать ему сцены ревности: чего доброго он мог переехать к другой своей зазнобе, которых, как она догадывалась, у него было предостаточно. Мужчины его возраста были в большом спросе у «невест», чему виновницей была война.

За 19 дней, прошедших после ограбления, Рыбе удалось решить массу трудных задач, которые первоначально казались неразрешимыми. Теперь пришло время действовать и обращаться к помощи товарища.

«Крот — единственный верный мне здесь человек, на которого я могу в настоящее время положиться. Он проверен мною в «работе» в моем отряде. Даже немцы оценили его служебное рвение, наградив Крестом военной заслуги 2-й степени. Кроме меня, такой наградой в отряде никто не мог похвастать. Наверное, заждался меня, давно я у него не был», — думал Рыба, не зная, однако, как отнесется Крот к его предложению.

Приезда Рыбы Крот ждал давно, и когда увидел его, подъехавшего к дому, обрадовано поспешил открыть ворота, через которые Рыба заехал во двор. При этом они друг другу вопросов не задавали и все делали молча.

И только закрыв ворота, Крот подошел к Рыбе.

— Я думал, что ты уже смылся из города.

— С чего ты взял? — улыбнувшись как можно беззаботнее, спросил Рыба.

— В твоем доме теперь живут другие хозяева.

— Чего сам не сбежал? Дурной пример заразителен.

— Куда мне теперь убегать? От страха все равно не убежишь, — резонно ответил Крот, угрюмо поглядывая на гостя из-под широких, длинных бровей.

Крот был весь как-то неестественно широк. Будучи среднего роста, он при плотном телосложении был широк в плечах, имел широкие ладони. Не каждый выдерживал его рукопожатие, а туфли он носил 46-го размера. Крот походил на старое мощное; крепкое дерево, которое не боится никаких испытаний природы, надеясь выдержать любое единоборство. Поэтому с Кротом Рыба всегда чувствовал себя уверенно и надежно. До последнего времени тот оправдывал все его надежды.

У Крота к Рыбе накопилось много вопросов, но задавать их он не спешил, так как Рыба не любил, чтобы его расспрашивали, проявляли к нему любопытство. В таких случаях он становился сдержанным, мнительным и откровенно не говорил даже с теми, кому намеревался все рассказать еще несколько минут назад.

«Если Рыба приехал ко мне после продажи дома, то должен без моих вопросов выложить все свои новости», — уверенно подумал Крот.

Увидев вышедшую на крыльцо Галину, жену Крота, Рыба с улыбкой поздоровался с ней за руку и передал ей свой пухлый портфель.

— Галина Степановна, вы уж поухаживайте за нами и сообразите нам чего-нибудь перекусить.

— И выпить поставить не забудь, — добавил Крот.

— В моем портфеле все необходимое есть, — успокоил его Рыба.

— Без своего никогда не приходишь, как будто у меня в доме нечем угостить гостя, — заворчала Галина, а потом, обращаясь к мужу, спросила: — Где думаете расположиться?

— Может быть, в беседке? — обратился Крот к Рыбе.

— Можно и там! — согласился тот, первым проходя и усаживаясь там на скамейке.

— Что-то ты ко мне забыл дорогу, — смахнув со стола сухую веточку, хмуро сказал Крот.

— Не спеши с вопросами, новостей так много, что устанешь слушать, — успокоил его Рыба, а потом подробно рассказал о разбойном нападении на себя, умышленно пропустив лишь свой разговор с главарем банды перед его уходом и свое унижение.

— Теперь понял, почему я тебя не посещал и позвонил тебе, чтобы ты не приходил ко мне домой? — вновь пережив событие, взволнованно спросил Рыба.

— Все ясно как день. Только не пойму, зачем тебе понадобилась такая конспирация, и почему я о трагедии узнаю лишь сейчас? — с нескрываемым сочувствием в голосе спросил Крот.

— А тебе что, хотелось увидеть меня плачущим, поохать вместе со мной? Нет, дорогой, я в таких утешениях не нуждаюсь. Сейчас у меня появились хорошие новости, которые мне с тобой нужно обсудить. Потом, может быть, и примем какое-то решение, — Рыба дружески похлопал Крота по широкому плечу.

Из дома вышла Галина с подносом в руках. Зайдя в беседку и поставив поднос на стол, она включила электрический свет.

— Чего, как сурки, сидите в темноте?

— Так без твоего подноса на столе и разглядывать нечего, — оправдался Рыба.

Прекратив деловой разговор, друзья с удовольствием стали наблюдать, как она быстро и умело сервировала стол, ставя на него тарелки с балыком, паюсной икрой, сухой колбасой и другими купаниями.

Освободив поднос, Галина удалилась за новыми закусками.

— Пускай твоя половина побудет с нами немного. О деле поговорим попозже. Я сегодня останусь у вас ночевать.

— Как хочешь.

Возвратившись в последний раз из дома в беседку, Галина принесла и поставила на стол две бутылки коньяку и бутылку шампанского.

Крот от предвкушения пьянки довольно потер руки и, обращаясь к Рыбе, пошутил:

— Ты так и разориться можешь.

— Лишь бы у вас хватило пороху на войну с этими портящимися продуктами, — барским жестом показывая на стол, отшутился Рыба, — а разоряться будем в другом веке, если доживем до него.

После некоторой паузы Рыба попросил:

— Галина Степановна, вы уж пожалуйста поддержите нашу мужскую компанию, а то без вас будет скучно.

Она вопросительно посмотрела на мужа и, увидев его разрешающий кивок, с удовольствием присела за стол.

…Когда за столом общий разговор стал иссякать, Галина дипломатично оставила мужчин одних.

Продолжая прерванную «мужскую» беседу, Рыба признался:

— После всей той кутерьмы мне в городе оставаться нельзя.

— Конечно, — поддержал его Крот, поднявшись и выключив электрический свет в беседке. — Они слишком много о тебе знают. Ума не приложу, как они до всего докопались. Может быть, и мне вместе с тобой придется отсюда сматываться. Это который же раз мы так кочуем с места на место?

— Седьмой! — быстро подсчитал Рыба, отлично понимая, что и Крот хорошо помнит все свои переезды. — Ты можешь оставаться здесь, если веришь, что я тебя не заложу, ведь они о тебе ничего не знают, — не опьянев от выпитого спиртного, по-трезвому предложил он.

— А не заложишь?

— Сам подумай, какой мне резон тебя закладывать? На тебе я капитала не заработаю, так же, как и ты на мне, а лишний свидетель по делу только усугубит мое положение, как и твое, — не преминул он заострить внимание Крота на данном моменте.

Обдумав услышанное, Крот решительно заявил:

— Тогда я никуда отсюда не поеду. Правда, очень рискую, если не всем, то многим. Но мне, — он провел по горлу рукой, — вот так надоело бегать и прятаться. — Посмотрев изучающе на Рыбу, он спросил: — А, может, мне лучше тебя угробить, чтобы концов не нашли?

Вопрос был задан в шутливой форме, но не исключалось, что за ним скрывались серьезные намерения. На такой «деловой'«вопрос Рыба даже не подумал обидеться, так как ранее сам обдумывал подобный вариант, но он для него оказался неприемлем.

— Узнают, кого убили, тогда милиции легче будет искать того, кто убил. Как никак, а многие в городе знают, что мы с тобой корешевали. Понял?

— Понять-то понял, но ты подумал над тем, как заткнуть глотки твоим грабителям? — Крот медленно почесал грабастой рукой свою волосатую грудь.

— Думать нечего, когда я двоих уже нашел, — удивил его Рыба.

— Как ты смог выйти на них?

— С помощью уголовного розыска, — довольный своей изобретательностью, сообщил Рыба.

— На старости лет с ума спятил или решил умышленно засветиться? — с тревогой в голосе отчитал его Крот.

— Моя милиция меня бережет! Ты думаешь, это Маяковский сказал? Ошибаешься! Это я тебе говорю, — балагурил Рыба, но, увидев в глазах Крота злобный огонек, решил прекратить свое шутовство и перейти к серьезному разговору.

— Я тебе говорил, что одного грабителя запомнил в лицо?

— Говорил! — подтвердил Крот. — Ну и что из того?

— По почерку их и выходкам я понял, что они рецидивисты, а поэтому должны стоять на учете в ментовке. Я пришел к выводу, что они местные, а не приезжие, как мне пытались запудрить мозги, так как наскоком подробно обо мне такую информацию получить невозможно.

— Дальше ты хочешь сказать, что пошел в милицию и заложил их? — перебил Крот, с недовольством хлопнув рукой по столу.

— Ты не перебивай, а слушай. Все равно до моего не додумаешься, — жестко осадил Рыба Крота. — Дело в том, что на ранее судимых в ментовке имеются фотоальбомы. Я обратился к одному молодому оперу из уголовного розыска, дежурившему в отделении, с устным заявлением. Рассказал ему басню, как один мужик на улице ночью пытался меня ограбить, сообщил ему приметы грабителя, которые успел запомнить до того, как тот меня чем-то тяжелым ударил по голове, отчего я потерял сознание.

— А он тебя не спросил, почему грабитель пытался, но не ограбил? — задал каверзный вопрос Крот.

— Спрашивал. Думаешь, ты один такой умник?

— И чего же ты ему смикитил? — продолжал допытываться Крот.

— Найдете грабителя, у него и спросите, а я считаю, что ему кто-то помешал, — пояснил Рыба.

— То, что ты хороший темнила, к давно знаю, — довольно пробурчал Крот.

— Ты послушай, что было дальше. Товарищ из уголовного розыска спрашивает у меня, а не смогу ли я по фотографии опознать грабителя? К этому вопросу я его очень тонко и долго подводил. «Вполне должен опознать», — решительно заявил я ему. Он предъявил мне один фотоальбом, где под номерами были фотографии бывших зэков, а их фамилии под соответствующими номерами записаны на первых страницах альбома. Стал я просматривать его и обнаружил фотку одного из своих крестных. Я показал оперу на фотографию рядом с опознанным «другом». Он посмотрел в свой заветный список, я не поленился тоже туда заглянуть и прочитал не только фамилию своего «дружка», но и его кличку. Я его про себя прозвал Гамбалом, а у него кличка Лом. Потом я для понта показал еще на несколько фотографий, а в конце вежливо заявил: «Вы знаете, я боюсь ошибиться, и по моей вине может пострадать безвинный человек. Сейчас я убедился, что по фотографии опознать налетчика не смогу». Сам понимаешь, заявления я не стал писать, да и опер не настаивал на этом. По его глазам я понял, что моей забывчивостью он остался очень доволен.

— Как он мог поверить в такое фуфло? — воскликнул Крот. — Твой опер не умеет работать, — добавил он пренебрежительно.

— Только добавь: с такими подлецами, как мы с тобой, — заступился за оперативного работника Рыба. — Если бы я был искренним с ним, то мы могли в первый же день установить и задержать одного из участников нападения на меня. А так не поверить моей легенде опер не мог. Если бы тебя Лом хрястнул своей кувалдой по башке, ты сразу бы поверил моей, как ты сказал «ерунде». Между прочим, судебно-медицинский эксперт, к которому меня направлял опер, установил у меня сотрясение головного мозга и легкую степень телесных повреждений с кратковременным расстройством здоровья.

— Ну ты и фрукт! — восхищенно протянул Крот, дружески похлопав его по плечу. — Никогда в жизни не додумался бы до такой петрушки.

— Ты не додумаешься до толковых мыслей до тех пор, пока жареный петух не клюнет тебя в задницу, а если приспичит, то и посложнее выкинешь коленце, — подыграл Кроту Рыба, в умственные способности которого не очень верил..

— Насчет жареного петуха ты верно подметил, — согласился с ним Крот, довольный похвалой Рыбы.

Наполнив рюмки коньяком, Крот подвинул одну из них Рыбе.

— Давай выпьем с тобой за то, чтобы нам всегда везло.

Они выпили, закусили, после чего Крот спросил:

— Ну, а как ты вышел на второго?

— Купил я себе бинокль и стал следить за Ломом, который тунеядствует в одном селе. Между прочим, заядлый рыбак и капитальный алкаш. Через него я и вышел на второго дружка. А вот главаря с ними я ни одного раза не видел, не смылся ли куда?

— Хочешь всех троих сразу накрыть?

— А ты думаешь, я оставлю его в покое?

— Значит, ты приехал сватать меня на мокрое дело? — медленно спросил Крот.

— А кто мне поможет, если не ты? — согласился с ним Рыба, довольный, что разговор у них пошел, по нужному руслу.

— Это так. Мы с тобой, как говорится, два сапога — пара.

— Побольше было бы раньше таких сапог, нам не пришлось бы сейчас вести совиный образ жизни, — озлобленно фыркнул Рыба.

— Ты как будто мои мысли читаешь…

Они еще выпили по рюмке спиртного и закусили.

— Как там твоя хозяйка? Не успела тебя еще окрутить? — сменил тему разговора Крот, поближе подсаживаясь на лавочке к Рыбе.

— Я тебе скажу: баба толковая, только ревнивая. Не взять ли мне ее с собой на новое место жительства? — задумчиво поинтересовался Рыба.

— Не вздумай с ума сходить, не позволяй себе такой роскоши. Кто знает, сколько у нее родни, через которую тебя кое-кто может легко найти?

— Вот это меня и сдерживает, — с сожалением произнес Рыба, — Но одному жить становится тяжело и скучно. Иногда от тоски хочется волком выть или повеситься.

Ухватившись за последнюю мысль Рыбы, Крот шутливо бросил:

— Так в чем же дело? Веревки крепкой не найдешь, что ли? Сразу все земные заботы станут тебе до фени.

«Если я повешусь, ты вряд ли будешь меня оплакивать, а придешь на похороны, чтобы убедиться, что я не воскрес», — подумал Рыба, но вслух, не желая обострения отношений, сказал совсем другое:

— Если я захочу уйти из мира сего, то сделаю это в самом оживленном месте. Сколько смогу, нашлепаю этих ненавистных гадов, испортивших мне жизнь, и лишь последнюю пулю пущу в себя.

— Дюже веселую картину ты мне нарисовал. Так ведь и себе подобного можно ненароком ухлопать, — ехидно заметил Крот, сомневаясь в искренности намерений Рыбы, зная, как тот следит за своей внешностью и бережет здоровье. — Трепаться все мы мастера, так что давай будем закругляться. Ты говорил, что останешься у меня ночевать?

— Наверное, лучше отчалить, а то подруга завтра не пустит меня в дом, — поднялся со скамьи Рыба.

— А ты докажи ей свою верность, — Крот оскалил крупные зубы в подобие улыбки.

Рыбе его улыбка не понравилась, как не понравилась и его пошлая шутка, но обстоятельства вынуждали его принимать и улыбку, и шутки Крота.

— Я последую твоему совету, — поддержал он шутку Крота, направляясь к своему автомобилю. Уже выезжая со двора, он напомнил Кроту: — Ты мне можешь понадобиться в любое время суток, а поэтому постарайся как можно реже отлучаться из дома.

— Все понятно! — Крот прощально махнул рукой.

Проводив Рыбу и закрыв за ним ворота, хозяин вернулся в беседку, не включая там света, сел на лавочку, нервно закурил сигарету и задумался. А думать ему было над чем.

Гнат Федорчук, по кличке Крот, в настоящее время проживал под вымышленным именем Федоренко Петра Трофимовича.

Родился он в зажиточной кулацкой семье на Западной Украине.

После воссоединения Украины сорок пять десятин земли, принадлежавших его родителям, новой властью были изъяты и переданы вновь организованному колхозу. Такого «москалям» Федорчук простить не мог и затаил на новую власть не только обиду, но и мстительное желание нанести ей вред.

В начале войны он без раздумий встал на сторону противника и стал ему прислуживать, вступив в карательный отряд, которым руководил Рыба.

Усердие Федорчука новой властью было не только замечено, но и отмечено наградой. Ему было предложено повышение с назначением на должность командира взвода в дивизию СС украинских националистов «Галиция». От лестного повышения он отказался под предлогом, что в карательном отряде принесёт больше пользы новой власти. В действительности его отказ от повышения был обусловлен другими, более низменными причинами. Дело в том, что дивизия «Галиция» сражалась с регулярными частями Советской Армии и постоянно несла ощутимые потери. В её рядах у него было меньше шансов выжить, тогда как перед карательным отрядом немцы ставили более мелкие по масштабам задачи, а поэтому здесь было легче переждать до лучших времен. В карательном отряде они боролись с «предателями национальных интересов, москалями, коммунистами и евреями», в большей части — совершенно безоружными людьми.

Федорчук в таких ситуациях постоянно имел возможность обогащаться, не брезгуя ничем, что попадалось волею случая ему в руки: золотые кресты, золотые коронки и сережки, золотые царские монеты, которые в то время у населения еще имели хождение. Поначалу ему было страшно и жутко снимать с убитых драгоценности, но со временем привык и угрызением совести не маялся.

Иногда, рассматривая награбленный капитал, Федорчук проклинал своих «бестолковых» родителей: они весь свой капитал, заработанный каторжным трудом, вложили в покупку земли у помещика. А лишившись ее после раскулачивания, снова стали нищими.

Неудачи немцев на фронте он переносил болезненно, так как с их отступлением у него рушились многие личные планы. Успокаивало в некоторой степени то, что теперь он является обладателем определенного капитала, который даст ему возможность при любой власти жить безбедно. С немцами на Запад он не стал отступать, так как чужая сторона пугала его своей неизвестностью.

Но и одному жить в чуждом мире было очень трудно, а поэтому он согласился быть постоянным спутником Рыбы, надеясь на его ум и изворотливость в сложных ситуациях, чему до последнего времени был многократным свидетелем. Спустя много десятилетий Крот не жалел о таком своем решении.

Судьбы Пуштренко и Федорчука были схожи, как две капли воды из одного ручья. Общая ненависть ко всему советскому, кровожадность и жестокость, необходимость скрывать свое преступное прошлое роднили и объединяли их, а поэтому даже сейчас они представляли для общества опасность.

В отличие от Рыбы, Крот был женат, но страх быть каждый день арестованным, необходимость находиться в постоянной готовности куда-нибудь бежать являлись теми причинами, по которым он не хотел и не имел детей.

Его жена Галина, пытавшаяся в начале брака добиться равноправия в семье, была им физически и психически сломлена. Она смирилась со своей участью и безропотно выполняла все его требования, терпеливо неся по жизни свой неудачный супружеский жребий, не зная ничего из прошлого мужа, успокаивая себя в трудные минуты тем, что муж не пьяница и не дебошир.

Она вышла замуж за Федорчука тогда, когда он уже был Федоренко, а Пуштренко-Рокмашенченко. Догадываясь о наличии у них какой-то общей тайны, она не пыталась в нее проникнуть.

Супруги Федоренко жили в своем доме, соседи к ним никаких претензий не имели, так как между ними никогда не было конфликтных ситуаций. Если у Галины Степановны это было следствием ее уживчивого, миролюбивого характера, то глава семьи поступал так из осторожности, чтобы не засветиться и не выдать себя.

Федоренко имел в личном пользовании легковой автомобиль ВАЗ красного цвета, которым пользовался очень экономно и только в экстренных случаях, а поэтому несмотря на шестилетний срок пользования автомобилем общий пробег его составлял лишь 25000 километров.

«Теперь нечего решать, как дальше жить, если выбор давно уже сделан», — подумал Крот в заключение своих раздумий, не спеша выходя из беседки и направляясь к дому.