Сибирь, союзники и Колчак т.2

Скоро Германия принуждена была влить свои части в деморализованную австрийскую армию. Натиск германских войск на западе ослабился на длительный период.

Неудачи турок у Саракамыша и разгром турецкой армии потребовали помощи германских войск и на турецком фронте.

Россия дала возможность сделать западный фронт непреодолимым.

Но этим ее роль не закончилась. Лишенная не только средств наступления, но и обороны, русская армия после года борьбы, принуждена была отступать. Но победа германцев была победой пирровой. Фронт растянулся, и Россия продолжала помогать союзникам, оттягивая силы Германии, не позволяя ей перебрасывать войска на запад. А когда перебрасывание сил начиналось, тогда неизменно наносились короткие и сильные удары с востока. Россия продолжала борьбу.

Италия не забудет 1916 г., когда блестящая победа Брусилова спасла от грубого насилия прекрасную Венецию и Ломбардию.

Россия ни разу не позволила германцам сосредоточить все силы свои на западе.

Россия выбыла из строя только за год до капитуляции Германии. Русский фронт распался вследствие истощения страны, принесшей непосильные жертвы. Яд революционной демагогии, так искусно использованный германской рукой, разложил стойкость и выносливость русских солдат. Но мира с Германией никогда не было. Позорный не для России, а только для большевизма, Брест не избавил Германию от необходимости оккупировать страну, и одна Украйна поглощала до 300 000 немецких войск.

Мы, русские, с Германией никогда не мирились. Мы продолжали бороться, как могли, и если не активным, то пассивным сопротивлением помогали победе до конца».

Выступление Америки

«Силы германского милитаризма были исключительны, и борьба с ними еще не скоро привела бы к счастливому концу, если бы в решительный момент в ряды борцов не встали сыны свободной Америки.

Нельзя оценить заслуги отдельных участников войны. Героическим Бельгии и Сербии следует, быть может, воздать не меньше, чем могущественным Англии и Франции.

Вступление Италии и Румынии в число борющихся в момент тяжелого напряжения оказало неоценимые услуги. Но исходя из основных мотивов четырехлетней войны, можно будет сказать, что Россия дала благоприятный оборот началу войны, а счастливый конец ее ускорила и с несомненностью определила Америка.

Случайно ли то, что Америка объявила войну как раз тогда, когда в России произошел февральский переворот? Мне думается, что нет».

Россия будущего

«Еще в 1915 г., через год после начала Великой войны, я читал в одном из французских Revue (франц. журналы. — Ред.) статью о грядущей опасности со стороны России. Что, если она победит, если в Берлин войдут войска монархической России, блестяще вооруженные, опьяненные победами, превосходящие численностью войска всех прочих союзников вместе? Не будет ли это новой угрозой демократическому миру?

Опасения французского публициста оказались напрасными. Россия не вошла в Берлин, не приобрела прекрасного вооружения, а силы Англии и Франции в последний год войны почти не уступали русским и численностью. Но психология французского писателя заслуживает внимания. Она типична и показательна. Она пропитана была боязнью перед старой монархической Россией недоверием к реакционному союзнику.

Это недоверие понятно. Русский монархический строй принципиально почти не отличался от германского. Он не страдал особым отвращением к праву силы и не отдавался культу защиты национальных начал.

Не таков, однако, русский народ. В его душе всегда находили сердечный отзвук порывы сочувствия угнетенным, и его история полна самоотверженной защиты слабых. Грехи правящих кругов не были грехами народа.

Вот отчего Америка с легким сердцем вступила в борьбу после свержения монархии. Гимн Америки проникнут восторженной любовью к родине и свободе. В нем содержится призыв к ветру, чтобы он разнес песнь свободы и звучал от каждого дерева, в нем призыв ко всему движущемуся и неподвижному принять участие в песне, призыв к молчащим горам, чтобы они нарушили свое молчание протяжным эхом песни свободы.

Зная русский народ, Америка не могла сомневаться, что намерения его не расходятся с руководящими идеями президента Вильсона.

Америка ускорила победу союзников и победу демократии. Побежденным оказался воинствующий захватнический империализм, раздавлена политика силы.

Возврата к прошлому нет. Нет прежней Германии и нет прежней России.

Перед нами — новое будущее!»

Наше право

«Вспоминаются слова манифестов и воззваний начала войны. Они выражали искренние стремления русского народа, когда говорили о братском его привете славянам, о растерзанном на куски живом теле Польши, о братски протягиваемой руке освобождаемым народам.

Никто не может сомневаться, что в этих словах заключается священное обязательство русского народа, что новая Россия никогда от этого обязательства не откажется.

Победа союзников — это победа тех идей, которым поклоняется возрождающаяся Россия.

Мы празднуем победу демократии. Она выражается не только в устранении начал хищничества и насилия в международной политике, но и в укреплении начал свободы внутри страны. Возврата к прошлому нет ни во внешней, ни во внутренней политике. Победа над Германией и русская революция окончательно сломили последние устои реакции.

Мы, участники победы, не можем сомневаться, что наши союзники и друзья помогут восстановить расслабленную войной русскую мощь, и никто из наших друзей не может сомневаться, что они помогут свободному русскому народу.

Мы не можем увлекаться несбыточными мечтами, мы знаем, что разоренной стране, где так долго царила тьма, где видел немногим доставалось участие в общественном управлении, где лучшие силы интеллигенции были вынуждены жить отвлеченными, лишенными реальности идеями, не под силу достигнуть сразу уровня старых демократических стран.

Но вера творит чудеса.

Силен русский народ. Велика мощь России.

Обратившись к мирному труду в условиях свободного развития всех деятельных и любящих родину сил, возродится Великая преобразованная Россия. Так тяжело доставшаяся победа вознаградит русский народ за его неисчислимые жертвы, за его борьбу людьми.

В начале войны от одного мобилизованного бородача я слышал пророческие слова: «После этой войны уж непременно полегчает нашему брату мужику».

Да, сердечный, должно полегчать. В сердцах всех граждан свободных демократических государств ты найдешь отзвук своим справедливым, заслуженным притязаниям.

Демократическая Америка недаром вступила в ряды борцов. Вместе с Францией и Англией она обеспечит торжество свободы и права».

Так говорил я с искренним энтузиазмом и верою в декабре 1918 г.

ГЛАВА XIII

ИНТЕРВЕНЦИЯ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

По мере восстановления нормальной жизни в Европе народы ее, несомненно, будут вспоминать о заслугах России и сознают, что они — ее должники. Национальные силы России всегда оставались верны своим обязательствам и ни надень не прекращали борьбы. В условия перемирия с Германией включено, между прочим, расторжение Брестского мира, но это нельзя отнести на счет забот о России — это было ударом интересам Германии, которая приобрела по Брестскому трактату так много, что одни эти приобретения могли вознаградить ее за поражение на Западе.

Российское Правительство хорошо понимало, как трудно в момент опьянения победой и в разгаре шовинистических настроений думать о вышедших из строя. Поэтому, обращаясь 7 декабря к державам-победительницам с приветствием по случаю мира, оно апеллировало не только к чувству гуманности, но и ссылалось на интерес самой Европы.

«Российское Правительство в сознании того, что союзные державы руководствуются великими идеалами гуманности, справедливости и международной солидарности, с признательностью примет их содействие в трудах своих по воссозданию России, ибо Россия не должна оставаться в современном ее состоянии, угрожающем цивилизованному миру новыми великими потрясениями и длительным лишением утомленных народов благ мирной жизни, а победителей — плодов их подвигов».

Реальная политика

С окончанием войны каждое из государств, входивших в противо-германскую коалицию, стало думать прежде всего о своих интересах. И раньше солидарность держав согласия (Антанты) проявлялась слабо. Теперь она стала еще меньшей. Российскому Правительству приходилось туго. Нечего и говорить, что никакой речи не было относительно перемены отношений к Франции и Англии. Дипломатическое искусство должно было проявиться в отношениях к Америке и к Японии. Надо было, как я уже указывал, добиться японской помощи, заставив Америку санкционировать ее. Нужно было расположить к Омскому Правительству и Японию, и Америку, но первой нужно было внушить уверенность, что она, оказывая помощь адмиралу Колчаку, укрепляет за собой определенные права.

Можно смело сказать, что такой уверенности у японцев не было. Впервые это проявилось в семеновском инциденте.

Адмирал обыкновенно не присутствовал на заседаниях Совета министров. Но как-то в начале декабря нас всех собрали на экстренное заседание совместно с адмиралом.

Выяснилось, что японцы поддерживают Семенова, не пропуская в Забайкалье войска генерала Волкова. Адмирал хочет по этому поводу обменяться соображениями о наших будущих отношениях с Японией.

Адмирал высказал мнение, что Япония явно стремится помешать возрождению русских военных сил. Поддерживать Семенова и Калмыкова можно только для разрушительных целей. Адмирал рассказал, что приходилось ему наблюдать на Дальнем Востоке летом 1918 г. Отряды Семенова и Калмыкова, составившиеся из самых случайных элементов, не признавали ни права собственности, ни закона, ни власти. Семенов производил выемки из любых железнодорожных складов, задерживал и конфисковывал грузы, обыскивал поезда, ограбляя пассажиров. Отряд Калмыкова специализировался главным образом на грабежах. Под видом большевистских шпионов задерживали торговцев опиумом; их убивали, а опиум отбирали для продажи, на нужды отряда. Однажды калмыков-цами был задержан, ограблен и убит шведский или датский представитель Красного Креста под тем предлогом, что он был большевистским агентом. Убийства и аресты производились не только на дороге, но и в самом Харбине, где действовала семеновская и калмыковская контрразведка. Арестовывались как люди противного политического лагеря, так и офицеры из неповиновавшихся или слишком много знавших. Несмотря на это японская военная миссия всё время оказывала денежную и материальную помощь атаманам.

— Как же смотреть после этого на теперешнюю поддержку Семенова японцами? — сказал адмирал, обращаясь к министрам. — Я прошу вас, господа, высказаться по вопросу о том, как нам относиться к Японии.

Для заседания Совета министров как тема, так и материал оказались очень неожиданными. Высказываться по вопросу внешней политики без основательного знакомства с интересами стран, внутренним их положением и взаимоотношениями с другими — значит заниматься обывательскими разговорами.

Так и было в этом заседании, на которое все явились, совершенно не зная темы предстоявших прений.

Но было интересно то указание, которое сделал тогда же управлявший иностранными делами Ключников. Он отметил, что адмирал Колчак является лицом, против которого у японцев сложилось предубеждение, и что теперь, когда мы должны добиваться больше чем добрососедских отношений с Японией, нам нужно рассеять недоверие соседей.

Представительство на конференции

Так было в Омске в то время, когда в Париж стекались представители всех наций на мирную конференцию. Вставал вопрос и о России.

В Париж выехал от Деникина Сазонов, которому, кроме Деникина, дали полномочия на представительство Донское и Кубанское казачества и правительство Крыма. Омск поспешил присоединить и свое полномочие. Так, один человек стал выразителем интересов почти всех антибольшевистских правительств.

Но этого было мало. Для большего авторитета необходимо было создать в Париже объединенный голос русской общественности. Ключников наметил путь к такому объединенному представительству, предложив русским посланникам и послам в европейских государствах съехаться в Париже для совместных выступлений. Послы оставались единственной реликвией прежней единой России.

Главной ценностью предложения Ключникова было то, что он отрицал возможность отдельных делегаций от различных правительств, устраняя демонстрацию раздробленности России и взаимной неприязненности отдельных ее частей. Нужно было, однако, сделать также невозможной и демонстрацию внутренней партийной междоусобицы.

Послы, представители официальной России, не могли сами по себе рассчитывать на признание их выразителями настроений и надежд России революционной. Париж легко восполнил этот недостаток. В этой мировой столице сосредоточились в то время люди различных партий и классов. Тут были и типичные представители русской буржуазии: Путилов, Каминка, Коновалов, и бюрократы, вроде Сазонова и Извольского, и русские интеллигентные общественники различных оттенков — из земско-дворянских кругов: кн. Львов, Родзянко и из народников: Чайковский, Титов и др. Русский посол во Франции Маклаков особенно ратовал за объединение представителей правых и левых течений в целях совместной борьбы за национальные интересы; он указывал одновременно, что натиск социалистических элементов в Париже становится очень чувствительным. Грозила новая опасность. Раскол русской общественности мог оказаться роковым в деле защиты национальных интересов. В Париж ожидались Авксентьев, Зензинов, Роговский. Что скажут они?

Интервью Авксентьева

Близость Авксентьева, Зензинова и Роговского к деятелям Самары и Уфы, их партийная зависимость от Чернова, извинительные письма, оправдывающие временное перемирие с омскими «реакционерами», полная бездеятельность в момент выступления Чернова с его грамотой — всё это было достаточным материалом для суда над свергнутыми членами Директории. И, будь на месте адмирала Колчака власть того же Чернова, она не замедлила бы заключить подобных своих противников в тюрьму.

Чрезвычайный военный суд по делу полковника Волкова и других виновников переворота постановил довести до сведения министра юстиции, как генерал-прокурора, что из показаний допрошенных на суде свидетелей и представленных к делу документов видно, что в деятельности членов центрального комитета партии социалистов-революционеров усматриваются признаки уголовно наказуемых деяний.

Однако адмирал Колчак не только не позволил возбудить уголовное дело против бывших членов Директории и товарища министра внутренних дел Роговского, но охотно принял все меры к безопасному проезду их за границу и снабдил каждого достаточной суммой (50 тыс. рублей, т. е., по тогдашнему курсу, около 7 тысяч иен) на покрытие расходов до приискания заработков. Аргунову, как семейному человеку, было выдано даже больше — 75 тыс. рублей.

Казалось, от всех этих лиц можно было ожидать, что они, каково бы ни было их отношение к новой форме власти, не будут подрывать ее авторитета за границей, препятствуя успеху борьбы с большевиками. Однако ожидания эти не оправдались.

Прибыв в Китай, Авксентьев стал давать интервью, в которых характеризовал адмирала Колчака как диктатора «старого типа», который вернет страну к строгому абсолютизму прежних времен, Вологодского назвал пешкой в руках оппортунистов (об этом он почему-то не говорил на Уфимском Совещании, когда Вологодского избирали в Директорию), а омских министров, которых он сам приглашал в состав Правительства, Авксентьев расписал en canaille (франц. как негодяев. — Ред.), как самых низкопробных авантюристов. Так поддерживался престиж власти, боровшейся против большевизма в самых тяжелых условиях.

На инсинуации Авксентьева правительство ответило сообщением, объяснявшим причины переворота 18 ноября, и резюмировало их так: «Директория пала не от реакционных замыслов. Ее погубила антигосударственная политика партии социалистов-революционеров». Но плохая молва пошла, и рассеять ее было нелегко. Это составляло одну из труднейших обязанностей Министерства иностранных дел.

Уход Ключникова

Молодой дипломат Сукин очень скоро почувствовал себя в Омске как рыба в воде. Он стал своим человеком в ставке, постоянно бывал у адмирала и фактически вел все переговоры с союзными представителями, вытесняя влияние управлявшего министерством Ключникова. Последний вынужден был свести свою работу главным образом к подготовке материалов для Версальской конференции. Надежда на участие в ней России не покидала омскую власть, и Ключников, как по личным настроениям, так и под влиянием ложности своего положения, стал стремиться в Париж.

Вопрос о своей командировке он поставил ультимативно. Совет министров почти единодушно решил отказать в командировке его как министра иностранных дел. В решении этом играла роль предшествовавшая ему агитация в пользу замены Ключникова Сукиным, но главным мотивом было сознание чрезвычайной ответственности подобной командировки в момент заключения мира и неавторитетности Ключникова для представительства в качестве российского министра иностранных дел, хотя бы по названию.

Он подал в отставку.

Министерство иностранных дел принял во временное управление П. В. Вологодский, который сделал это под условием, что я буду его товарищем. Я, со своей стороны, высказался в пользу привлечения Сукина. Вологодский, всегда чуткий к людям, был против этого, но я считал невозможным справиться с задачами министерства при отсутствии опытного технически лица и убедил Вологодского провести и Сукина в товарищи министра.

Каковы были в этот момент задачи ведомства? Одна определялась текущими потребностями. Приезжали иностранцы, говорили о помощи, но никакого плана, никакой определенности в их действиях не было. Нужно было переговорить с ними о работе по восстановлению транспорта, об охране железных дорог, нужно было выяснить роль Жанена, урегулировать вопрос о положении поляков, сербов и др. Эти вопросы были поручены Сукину.

Другой задачей было установление общего направления внешней политики как в связи с мирной конференцией, так и для внесения ясности в дальневосточные отношения. Эту задачу я попробовал взять на себя. Но заранее зная, что Омск сам по себе с ней справиться не может, я предложил Совету министров просить Сазонова принять на себя общее руководство ведомством, оставаясь в Париже.

Задание демократичности

Представительство ведомства иностранных дел в Совете министров было возложено на меня, и, как фактически управляющий министерством, отдавая дань традиции, связанной со вступлением в новую должность, я дал интервью «о современной дипломатии».

Главные мысли этого интервью таковы: наши дипломатические успехи зависят сейчас меньше всего от искусства дипломатических переговоров. «Первый наш дипломат — армия».

«Благожелательное отношение союзников к России не подлежит сомнению, но им нужны доказательства прочности создавшегося порядка, вне которой их помощь была бы напрасной.

Второй по значению дипломат — это общественная солидарность. Партийные раздоры, внутренняя рознь обессиливают власть. Правительство, не объединяющее вокруг себя широких кругов населения, не может иметь и международного успеха.

Иностранные державы ищут устойчивой власти, опирающейся на общественную поддержку, и они эту власть находят. Мы стоим на пути к гражданскому миру, у нас нарождается и второй дипломат — общественная солидарность.

Третий дипломат — это могущественная печать. Она выражает настроения и чаяния народа. В ней не может и не должно быть одного мнения по вопросам внутренней политики, но в деле охранения достоинства и интересов родины она должна быть и будет единодушна.

Помощь России диктуется ее заслугами во время войны и симпатией культурного мира к общему облику славянской души с ее светлыми порывами и склонностью к идеализму; но несомненно одно, что рассчитывать на помощь может только Россия обновленная, и здесь работа дипломатии входит в тесную связь с внутренней политикой. Те крайние течения, которые строят свое благополучие на гибельной демагогии, и те, которые колеблют авторитет власти своим грубым и непрошеным вмешательством, отталкивают союзную помощь, губят государство и самих себя».

В соответствии с этими взглядами, стремясь укрепить единство настроений и пользуясь тем, что новое мое положение дало мне право заняться общеполитическими вопросами, я в первом же докладе Совету министров потребовал строгого и быстрого расследования незакономерных расправ, а также издания деклараций о гражданском мире внутри страны с амнистией всем эсерам — членам Учредительного Собрания.

Одновременно, считаясь с господствующими настроениями Европы, я начал организовывать заграничную информацию. Мной было обращено особое внимание на приезжавших в Омск корреспондентов, которым, во избежание односторонних влияний на них, я лично давал разъяснения различных событий и обстановки. В Лондон и Париж стали посылаться также сообщения самого министерства в том виде и с таким расчетом, чтобы они могли быть передаваемы и в печать.

Относясь к этому серьезно, я не мог не заметить, что за границей не было правильного представления о сибирской обстановке. Какое, например, значение придавалось в Европе, что в составе правительства, считая товарищей министров, находилось много социалистов? Телеграмма о составе правительства получила широкое распространение посредством радио, а между тем после испытаний большевизма и в некультурной обстановке Сибири нужно было рассматривать министров главным образом с деловой стороны и подсчитывать не социалистов, а экономические ресурсы и потребности войны, оценивая министров по способности справиться с необычайными трудностями. Но этого не понимали и внутри страны.

Я решил положить начало осведомлению об истинном положении дел в Сибири и для этого сам составил телеграмму Сазонову. В ней в правдивых мрачных красках говорилось о политической обстановке: происках левых и об атаманщине, о финансовых затруднениях и о неопределенности отношений к нам союзников. Телеграмма эта, однако, не была отправлена. Сукин возражал против моей информации, указывая и на технические ее недостатки — объединение разных тем, и на несвоевременность столь мрачных сообщений в момент, когда только зарождается вера в силу и прочность омской власти. Поддавшись этим аргументам, я решил несколько выждать.

Я ожидал, главным образом, руководящих телеграмм из Парижа.

Японская ориентация

От Сазонова ожидались прежде всего общие указания относительно политики и отношений отдельных держав к России. Освещение международных вопросов в Омске было почти непосильно за отсутствием каких-либо архивов и статистических данных о торговых и промышленных интересах отдельных государств в России. Но один вопрос казалось необходимым разработать в Сибири. Это вопрос о взаимоотношениях с Японией.

Для деятелей коренной России вопрос этот представлялся непонятным. Что может дать России союз с государством, соприкасающимся с ней на небольшом сравнительно пространстве, в глубоком тылу, и притом как раз там, где, как кажется на первый взгляд, Японии выгоднее всего слабость России и где интересом ее является территориальный захват.

С точки зрения тех неисчерпаемых потребностей в снабжении и кредите, которые откроются в России после ее освобождения от большевизма, Япония представляется также источником слишком небольшой силы, и взоры надежды обращаются к Америке, как стране, наименее пострадавшей от войны. Нои этот не лишенный основательности взгляд не вполне правилен. Россия сейчас не втаком положении, чтобы выбирать альянсы. Ей нужно сохранить мир и согласие со всеми государствами. Нет никаких оснований думать, что Америка захочет оказывать специальную поддержку России, когда в ее поддержке нуждаются почти все нации. Для России выгоднее всего сотрудничество не с одним, а с рядом государств, потому что это действительно могло бы ускорить возрождение страны, и сотрудничество Японии ей не менее необходимо, чем сотрудничество других держав.

Но, если в глубине России и в эмигрантских кругах Запада японский вопрос представляется маленьким и неинтересным, то, наоборот, в Сибири и особенно на Дальнем Востоке он представляется слишком важным и слишком большим. Сколько ненависти вкладывают в этот вопрос одни и сколько надежд другие!

В демократических кругах Япония непопулярна. Непопулярность приписывается и приемам японской дипломатии, и общему направлению ее деятельности.

Осуждение японской политики произносится на основании данных о работе ее в Китае. Действительно, в ней много непривлекательного. Но интересно знать, какая нация не применяет подобных же мер, когда она имеет дело с эксплуатируемой страной, где сталкиваются противоположные интересы и нет организаторских способностей у самого населения. Подкупы должностных лиц — явление, нередко омрачающее страницы исторической хроники самых передовых государств. Поддержка одной из политических партий — история еще более обычная. Каждое государство заинтересовано в том, чтобы в другом стояла у власти та группа, которая является более дружественной к нему. Конечно, такие меры, если они применяются в широком масштабе, деморализуют страну, но устранение их зависит от культурности и сознательности нации, которая от них страдает. Насильно нельзя никого подкупить и никого поддержать.

Японию упрекают, между прочим, и в том, что она стремится японизировать соседние с нею нации. Так, например, она наводняет Китай учебниками и книгами, прививающими японофильство. Но какая сильная нация не стремится распространить свое державное влияние на другие? Что делает, например, американский союз христианских молодых людей? Чем держится связь английских колоний с Великобританией, как не влиянием английской культуры?

Японская политика в Китае заставляет опасаться, что Япония, пользуясь бедственным положением России, будет применять и в России систему мер, направленных к деморализации власти и разложению национальных сил. Указываются и признаки этого — поддержка атаманщины.

Несомненно, такие опасения имеют под собой некоторую почву. Но можно ли сравнивать Россию, с ее передовой интеллигенцией и европейской культурой, и Китай, замкнувшийся в давно отжившие формы государственного и социального быта? Неужели в России не хватит национальных сил для того, чтобы преодолеть деморализованные элементы окраины? Неужели ее политические партии окажутся продажными, и русская культура не будет в состоянии преодолеть влияния Востока?

Изучить отрицательные стороны дипломатии японцев, конечно, не бесполезно, но опасаться их — значит обнаружить недоверие к собственным силам.

Быть может, со стороны Японии и продолжаются неприязненные чувства к России, желание ослабить ее, противодействовать восстановлению сил и ее влиянию в Китае. Но разве такие же чувства не проявлялись со стороны других наций, от дружбы с которыми мы не собираемся отказываться?

Разве со стороны Англии мы не видим постоянного конкурента и на Ближнем Востоке, и в Персии, и на Дальнем Востоке? Когда в 1885 г. Россия стремилась захватить в Корее порт Лазарева, Англия немедленно заняла порт Гамильтон; когда Россия заняла Порт-Артур, Англия создала противовес ей в Вей-хай-вее. В 1902 г. Англия и Япония заключили союз, и многие данные свидетельствуют о том, что он не был бесполезен для Японии во время русско-японской войны. Но история знает и то время, когда агрессивной была Россия, захватывавшая одну позицию за другой и в Маньчжурии, и у Японского моря. Роли меняются, но политика остается тою же, она всегда преследует интерес.

Трезвая политика требует спокойной оценки положения, как оно сложилось в данный момент.

В Японии так же, как в любом государстве, существуют различные партии, исповедующие различные убеждения. Крайняя правая военная партия и левая оппозиция соперничают в решении сибирского вопроса. Японский народ в массе проникнут глубоким национальным чувством, но из этого чувства не вытекает неизбежно желание захватить русские области, увеличить территорию — эти империалистические стремления свойственны только крайним военным группам, так называемой военной партии. Это течение сильно, но оно не преобладает. Оно дает себя сильно чувствовать на Дальнем Востоке, но, главным образом, потому, что мы, русские, не умеем со своей стороны помочь умеренным группам Японии приобрести влияние доказательством дипломатических успехов, выгодности мирных отношений и возможности укрепить их путем сотрудничества с национальными силами России.

Присоединение Сахалина с его богатейшими запасами угля и нефти и района Николаевска-на-Амуре, как ключа к рыбным богатствам, — это, несомненно, реальный интерес Японии. Но не меньшим интересом для нее является устранение большевистской заразы из Сибири, восстановление в ней порядка и возобновление торговых сношений. Япония откажется от захватов, если обеспечит себе участие в использовании естественных богатств этих районов и получит возможность восстановить вывоз товаров в Россию.

Япония переполняется не только людьми, но и продуктами слишком быстро развившейся промышленности. Она не может выселять своих людей ни в Сахалинскую область, где слишком суров климат, ни в районы Приморья и Забайкалья, пока они враждебно против нее настроены. Не может она и сбывать все продукты своей промышленности в одном только Китае.

Вот почему рассчитывать на приемлемое и благоприятное для обеих сторон разрешение дальневосточного вопроса вполне возможно. В этом заинтересованы оба государства. В этом и заключается задача русской политики в отношении Японии. Определенная помощь с одной стороны, определенная компенсация с другой — это единственное средство устранить взаимные недоразумения и постоянную всё более разгорающуюся национальную вражду.

Японская ориентация — это не союз агрессивного характера: это признание безусловной необходимости в согласованных действиях двух наций. Таков вывод трезвой реальной политики. Японская ориентация в указанном смысле есть лучший способ оградить русские интересы на Дальнем Востоке.

Таков приблизительно был круг тех мыслей, из которых исходило в начале 1919 г. Министерство иностранных дел. Многие из членов Совета министров разделяли эти точки зрения. Оставалось списаться с Парижем и выработать план действий.

Генерал Жанен

Между тем в Омск прибыл эффектный французский генерал Жанен. Его сопровождал целый штаб. Можно было ожидать, что он готов взять на себя руководство военными действиями.

Однако Жанен не настаивал на предоставлении ему активной роли, а русские генералы были, конечно, против этого. Мне кажется, что в связи с поражением Германии французам уже нежелательно было связывать себя какими-либо ответственными ролями в военных операциях, но посол в Париже Маклаков приписал согласие французов примириться с более скромным положением Жанена в Сибири дипломатическому успеху и скромности самого генерала («Должен отметить, — телеграфировал Маклаков, — что и сам Жанен присоединился к вашей точке зрения»).

После нескольких заседаний русских и иностранных генералов вопрос разрешился. Было опубликовано следующее правительственное сообщение:

«Прибывший по поручению союзных правительств генерал Жанен, представитель высшего межсоюзного командования, вступает в исполнение своих обязанностей в качестве Главнокомандующего войсками союзных с Россией государств, действующими на Востоке России и в Западной Сибири. Для достижения единства действий на фронте высшее русское командование, осуществляемое Верховным Главнокомандующим адмиралом Колчаком, будет согласовывать с генералом Жаненом общие оперативные директивы, о чем Верховным Главнокомандующим даны соответствующие указания начальнику штаба.

Одновременно вступает в исполнение своих обязанностей генерал Нокс, сотрудник генерала Жанена по вопросам тыла и снабжения, предоставляемого союзными правительствами для нужд русского фронта, вследствие чего Верховным Правителем предписано военному министру согласовать свою работу с задачами, возложенными на генерала Нокса».

Кто же этот генерал Жанен, которому довелось сыграть такую видную роль в Сибири?

Сын военного врача французской армии, он сделал карьеру благодаря своим способностям. В начале войны он командовал полком, но скоро достиг высокой и почетной должности в штабе Жоффра. В мае 1916 г. он был назначен состоять при ставке Верховного Главнокомандующего и пробыл в России до переворота. Когда Жанен прибыл в Россию, граф де Мартель, заместитель Высокого Комиссара Реньо, объяснил задачу генерала Жанена в самых широких масштабах. « Ему поручено, — сказал граф, — организовать русскую армию. Франция, как и все союзники, решила открыть генералу Жаненудля создания армии в России большой кредит».

После таких заявлений было, мне казалось, дипломатической ошибкой, а не победой отстранение генерала Жанена на второй план. Но таково было желание Верховного Правителя, а он, казалось, лучше знал, насколько нужна и полезна может быть помощь французского генерала.

«Вспотевшие»

Не успел приехать генерал Жанен, как представители всех славянских народностей и наций, претендовавших на покровительство союзников, проживавшие в Сибири в качестве или рядовых ее граждан, или военнопленных, стали заявлять претензию на организацию особых военных частей. Поляки, сербы, украинцы, румыны — все захотели образовать свои национальные военные части.

Генерал Жанен охотно принял их под свое покровительство.

Граф де Мартель указал, что и это входит в задачи генерала. «Он объединит в одно все военные части отдельных национальностей, как-то: сербов, румын, украинцев, поляков и др.».

Чешское войско стало расти не по дням, а по часам. Как только оно ушло в тыл и почувствовалась безопасность службы в его рядах, тотчас все находившиеся в Сибири военнопленные и мирные жители-чехи потянулись записываться в чехо-войско. Этих новичков называли «вспотевшими», подсмеиваясь над тем, как они спешили в безопасное место, избегая призыва в сибирские войска. «Вспотевшими» в этом смысле можно было назвать и многих других, которые захотели перейти в новое подданство после того, как выяснилась возможность уклониться, таким образом, от повинности в русских войсках.

По поводу всех этих новых военных образований был поднят вопрос в Совете Верховного Правителя. Я указал адмиралу на возникшие у меня сомнения относительно целесообразности таких привилегированных организаций, которые, пользуясь положением иностранцев, занимают лучшие здания, безнаказанно безобразничают, перехватывают обмундирование и, как бельмо на глазу наших солдат и офицеров, вносят только раздражение и зависть в военную среду.

Эти соображения поддержал и начальник штаба Лебедев. Сукин же стал говорить о реакционности тех, кто не признает новообразованных государств, о том, что Польшу уже все признали, и т. д. Принципиально бесспорные положения заслоняли практические сомнения. Адмирал был как будто подготовлен уже в определенном направлении и довольно резко заметил, что этот вопрос у него не вызывает сомнений. Он не может не разрешить формирования национальных войск, а обмундирование и снабжение их будет производиться за счет союзников, без ущерба для наших войск.

Охрана железных дорог

Одним из наиболее важных и срочных мероприятий, входивших в программу союзной помощи, был вопрос о железных дорогах. Но время проходило, а ничего в этом направлении не делалось.

Сукин начал прежде всего с охраны дороги. Он предложил союзным представителям встать на такую точку зрения: «Охрана дороги производится не как вмешательство во внутренние дела, а как обеспечение доставки снаряжения на фронт и коммуникации чехо-словаков». Эта точка зрения была принята сэром Чарльзом Эллиотом и послом Реньо.

Расположение союзных войск вдоль линии Сибирской магистрали было признано возможным. Но как, в каком порядке?

Была выдвинута прежде всего такая схема: Англия охраняет Китайскую Восточную железную дорогу, Япония — Забайкальскую, Франция — Томскую и Америка — Омскую. Но схема эта была слишком теоретической. Жизненным в ней было только то, что попечению Японии поручалась дорога, которая ею уже была занята и которая входила в сферу ее экономического влияния. Америка не могла забираться так далеко, и притом ее роль в Сибири, сводившаяся к контролю за действиями Японии, требовала оставления войск на Дальнем Востоке. Что же касается Англии и Франции, то они не обладали достаточным количеством войск, их войска должны были быть заменены чехословацкими, польскими и румынскими частями.

Так, в конце концов, и вышло. Америка и Япония расположились в шахматном порядке на территории дальневосточных линий, а всё протяжение дороги от Омска до Байкала заняли чехи.

Восстановление транспорта

Рассчитывая добиться не только охраны дороги, но и материальной помощи железнодорожному хозяйству, Сукин решил действовать наступательно.

Об участии союзников в деле восстановления транспорта говорилось много еще на Дальнем Востоке, где предварительные переговоры об этом велись генералом Хорватом и инженером Уструговым. Я не буду касаться подробностей этих переговоров и различных выдвинутых тогда вариантов управления железными дорогами; скажу только, что со стороны союзников выдвигалась преимущественно формула «контроля» над дорогами, с нашей стороны — формула «помощи». Союзники говорили о передаче им управления, мы говорили о помощи нашему управлению.

Компромиссный проект был построен на следующих основаниях. Во главе каждой железной дороги остается русский управляющий, который действует на основании прав, предоставленных ему русскими законами, но общее техническое, административное и хозяйственное управление всеми железными дорогами поручается американскому инженеру Джону Ф. Стивенсу, которому предоставляется звание генерал-директора.

Этим не ограничивалась роль иностранцев. Проект предоставлял им еще ряд прав:

Общее наблюдение над железными дорогами будет регулироваться и контролироваться специальным межсоюзным комитетом, который будет состоять из представителей союзных держав; имеющих войска в Сибири, по одному от каждой, и председателем которого будет русский;

Согласование перевозок, которые будут производиться по указаниям союзных военных властей, предоставляется военному союзному бюро;

Охрана железных дорог должна быть вверена союзным военным силам.

Такова была та декларация прав иностранцев на русских железных дорогах, которая была положена в основу переговоров. Меньше всего здесь говорилось об обязанностях союзников, но нельзя сказать, чтобы достаточно точно были определены и права их. Неопределенность была выгодна только союзникам: в отношении пользования дорогами они могли толковать их распространительно, а в отношении техническом и организационном, где права переходили в обязанности, — ограничительно.

Но Реньо советовал торопиться с началом переговоров для того, чтобы ускорить разрешение вопроса. «Лучше внести хоть что-нибудь для того, чтобы продемонстрировать готовность идти на все уступки и переложить ответственность за дальнейшее промедление на союзников, чем медлить самим», — так рассуждали мы, приглашая всех гражданских и военных представителей союзных держав прибыть в здание Совета министров для обсуждения железнодорожного вопроса.

Заседание состоялось под председательством П. В. Вологодского. По правую руку от него занял кресло Реньо, по левую — сэр Чарльз Эллиот. Присутствовали также генерал Жанен, генерал Нокс, майор Скайлор, консул Гаррис, представители чехов и члены японской миссии: полковник Фукуда и майор Мике.

Вологодский сказал несколько слов о важности для нас той помощи, которую союзники могли бы оказать российскому транспорту.

Вслед за тем был прочитан журнал Совета министров, которым поручалось ускорить переговоры о железных дорогах.

«Согласно докладу министра путей сообщения, Совет министров признает состояние железнодорожного хозяйства угрожающим и требующим неотложного принятия исключительных мер.

Восстановление железнодорожного хозяйства не может быть произведено средствами Российского Правительства ввиду непосильности для его бюджета расходов, которые для этого потребовались бы, отсутствия в распоряжении Правительства необходимых технических оборудований и, наконец, затруднительности, без содействия иностранных специалистов, провести в жизнь в короткое время новые методы работы дорог.

Оставление железных дорог в их теперешнем положении являлось бы угрожающим для фронта и, таким образом, воспрепятствовало бы восстановлению России и укрепило бы большевизм.

При создавшихся условиях Российское Правительство вправе рассчитывать, что союзные державы, выразившие готовность содействовать восстановлению России и искоренению гибельного для всего культурного мира большевизма, окажут России в воздаяние ее военных заслуг деятельную и скорую помощь в области улучшения железнодорожного транспорта.

Хотя содействие союзных держав России в деле улучшения ее железнодорожного транспорта и явится временным, связанным с военными действиями против советских войск, но Совет министров ожидает помощи союзных держав не в виде частичных мер применительно к потребностям периода военных перевозок, а в виде широких и планомерных мероприятий, коренным образом улучшающих состояние железных дорог.

Совет министров признает, что деятельная и широкая помощь союзных держав будет наиболее обеспечена в случае предоставления им активного участия в управлении и надзоре за работой железных дорог.

Наиболее приемлемыми для России условиями совместной работы союзников в деле улучшения железнодорожного транспорта представляются начала, положенные в основание проекта управления сибирскими дорогами при участии иностранных специалистов, одобренного в общих чертах большинством союзников.

В соответствии с изложенными соображениями Совет министров поручает министрам иностранных дел и путей сообщения принять все зависящие от них меры к скорейшему завершению переговоров с представителями союзных держав об оказании ими помощи нашему железнодорожному хозяйству, на основаниях названного выше проекта».

После объяснений Устругова и Сукина относительно сущности намеченного проекта совместного с союзниками управления дорогами присутствовавшие Высокие Комиссары заявили, что они, не входя в детали проекта, охотно протелеграфируют своим правительствам о выслушанных ими пожеланиях.

Заседание закрылось. Вопрос, казалось, сдвинулся с мертвой точки. Разрешение его пришло, однако, только в марте.

Признание

Какой бы вопрос из области отношений с союзниками ни приходилось затрагивать — всегда возникал вопрос о признании. Организуется, например, союзная помощь железнодорожному транспорту — кто же назначит генерал-директора? Омское Правительство не может, потому что оно не признано, союзные правительства не могут, потому что они не распоряжаются в России.

Когда же разрешался вопрос о командовании, то опять-таки было неизвестно, как произойдет назначение генералов Жанена и Нокса и какое место будет отведено маршалу Отани, потому что Омское Правительство было пассивной стороной, а активных было слишком много, и ни одна не знала, которая старше.

Мелькала мысль, не лучше ли будет перенести решение важнейших вопросов в Париж, где уполномоченные представители держав, съехавшиеся на мирную конференцию, могли бы, казалось, легче сговориться между собою, чем представители в Сибири, сами участвовавшие в ее политической жизни и нередко конкурировавшие между собой.

Но в это время Париж решил уже русский вопрос...

Принцевы острова

— Господа, ведь это — предложение мира с большевиками! — сказал адмирал, читая только что принятое радио (радиограмму. — Ред.).

— Быть не может! Это, вероятно, недоразумение. Я думаю, что предлагается собраться только представителям антибольшевистских сил.

— Нет, предложение безусловно относится и к большевикам.

Такая беседа происходила у адмирала 25 января во время очередного

доклада по Министерству иностранных дел, как раз после получения знаменитого радио о Принцевых островах.

Толкование адмирала оказалось правильным. Представители союзников в Омске сами были поражены и неожиданностью, и бестактностью предложения. Собраться вместе с большевиками, и как равные с равными, в то время как большевики всем нам представлялись уголовными преступниками, убийцами и изменниками — такое предложение было до боли обидно и непонятно.

В воскресенье 26 января адмирал принял у себя Высоких Комиссаров Франции и Великобритании. Присутствовали на приеме Сукин и я.

Реньо со свойственной ему выдержкой выразил адмиралу предположение, что конференция на Принцевых островах задумана для того, чтобы испытать большевиков и после демонстрации их непримиримости создать основание для широкой помощи в борьбе с ними. Он просил адмирала до получения подробных разъяснений из Парижа не отказываться решительно от сделанного предложения. К этому присоединился и сэр Чарльз Эллиот, который просил адмирала сообщить ему, как он предполагает откликнуться на сделанное предложение.

Адмирал ответил, что он не считает полученное радио предложением, и так как оно неясно по содержанию, ввиду некоторых искажений, то он вовсе не будет на него отвечать. Он сделает только одно: отдаст приказ по войскам, что разговоры о перемирии с большевиками распространяются врагами России и что он готовится к наступлению. Это будет не ответ Правительства, а приказ Главнокомандующего.

На этом и разошлись. Помнится, провожая Реньо, я указал ему еще на то, что если бы переговоры осуществились, то неизбежный крах их повлек бы в Европейской Росии еще больший террор со стороны большевиков по отношению к «контрреволюционерам».

— Что вы скажете об этих союзниках? — мрачно заметил адмирал после отъезда Реньо и Эллиота.

Вечером я лежал в постели с высокою температурой, как оказалось, в сыпном тифу, но и в постели я продолжал думать о Принцевых островах и диктовал одному омскому общественному деятелю свои мысли относительно желательности конференции в целях объединения всех противобольшевистских сил. Такая конференция превратилась бы в суд над большевиками и создала бы солидарность всех создавшихся правительств, которые могли бы помочь в дальнейшей борьбе. В этом я видел полезную сторону конференции. Но через день я уже потерял сознание и свыше двух недель находился в бреду.

Когда в конце февраля я встал на ноги, вопрос о конференции был исчерпан.

Она была сорвана единодушным протестом всех национальных центров, единодушно же поддержанным печатью всех направлений. В Совете министров не был поднят вопрос о конференции антибольшевистских правительств для солидаризации их в борьбе; в нем раздался, однако, одинокий голос одного скептика, который не верил в успех борьбы и который и позднее предлагал помириться с Москвой и разграничиться. «Пусть каждая сторона живет и творит по-своему», — часто говаривал он.

Смысл союзного решения

Мы боролись за великую и единую Россию.

Нам предложили сойтись на Принцевых островах и договориться о сожительстве разрозненных частей, не исключая и большевистской Москвы.

Идея Великой России могла еще допустить сомнительное существование некоторых отделившихся от нее окраин, но расчленение самой России и идея ее единства находились в глубоком противоречии, а между тем предложение союзников как будто признавало это возможным.

Грозное предостережение видел я в этом парижском решении. Не отрицательный ли это ответ на нашу декларацию по поводу окончания войны, на нашу надежду, что союзники не покинут Россию в состоянии анархии, потому что это опасно для всего мира?

На кого же оставалось тогда надеяться?

В России еще было чехо-словацкое войско, родственное по крови, близкое по интересам. Оно уже ушло на отдых. Пусть, думали мы, наберется сил. В нужный момент оно подымется. Союзники обеспечивают ему отдых и возвращение на родину — оно обеспечит нам победу.

«По дороге чести»

Ничего не достигнувший генерал Стефанек в это время уже выехал из Сибири. Он оставил политическим представителем Богдана Павлу, раскассировал Национальный Совет (русское отделение), который занимался политическими интригами, но не добился главного, чего хотел — не поднял упавшего настроения войска.

Из Шанхая он прислал Павлу следующую телеграмму: «Я еду туда, где требуется мое присутствие. Я буду стараться, чтобы ни одна капля нашей крови, пота и наших слез не была пролита даром, и свое обещание выполню. Я видел наших соколов на фронте и, видя их усталость, прочувствовал их страдания, но я вынес уверенность, что они выдержат, как выдержал чехословацкий народ в целом. Передайте им, чтобы они были верны себе, своему хорошему прошлому и чтобы они не забывали, что только по дороге чести они вернутся в свободную, счастливую и дорогую нашу родину».

ГЛАВА XIV

УСПЕХИ

Тяжело пришлось Верховному Правителю в первый месяц его власти. Он был солдат душой и целиком отдавал себя солдатскому делу. Каждый день объезжал он казармы, где встречали его необутые, полураздетые части осеннего призыва. Надежда и опора власти, эти солдаты были в плачевном состоянии. Плохи были и казармы. Во многих из них не было печей, почти все были грязны, не оборудованы.

А между тем фронт еще поддавался, красные теснили. На местах далеко не всё было благополучно. Финансы были крайне примитивны. Печатались отвратительные деньги, да и тех не хватало. Предметов первой необходимости прибывало мало. Спокойствия не было. Большевики затаились по всей Сибири, не истребленные, а только рассеянные. Они унесли с собой золото и держались повсюду, время от времени подымая восстания. Социалисты-революционеры, пользуясь земскими и кооперативными средствами, вторили большевикам в их противоправительственной работе.

Адмирал сосредоточил всё свое внимание на военных делах. Он подготовлял пермскую операцию. Успехом на фронте он хотел поднять престиж власти и внутри, и вне страны. Восстание в Омске и взятие Перми произошли почти одновременно. Второе затмило первое. Адмирал оказался прав, и последующие почти непрерывные восстания в разных городах остались незамеченными под гром побед на протяжении от Чердыни до Оренбурга.

Восстание в Омске

В то время как представитель левой оппозиции Авксентьев создавал определенное настроение за границей, внутри страны работали другие силы, стремившиеся дискредитировать омскую власть и создать ей непредвиденные и тяжкие затруднения.

Еще не был исчерпан семеновский инцидент, как наступил омский.

В ночь на 22 декабря группы вооруженных рабочих-большевиков и других темных элементов освободили из тюрьмы часть арестованных, сделали попытки произвести беспорядок в войсковых частях в городе и временно захватили железнодорожную станцию Куломзино, обезоружив железнодорожную милицию. Вызванные по тревоге части Омского гарнизона уничтожили банды преступников, и в городе и его окрестностях установилось полное спокойствие.

Накануне этого выступления в Омске была раскрыта большевистская организация в числе 33 человек, по-видимому представлявшая собою местный большевистский штаб. План восстания был задуман довольно широко. Предположено было, между прочим, выпустить красноармейцев из концентрационного лагеря и заключенных из тюрьмы. В найденных при аресте штаба бумагах были указания на предположения об организации новой центральной власти. Были намечены члены центрального для Сибири комиссариата.

Несмотря на задержание штаба, план восстания осуществился с абсолютной точностью.

Началось восстание на левом берегу Иртыша, в пригородном поселке Куломзино. Почти одновременно к омской областной тюрьме подошел одетый в серые шинели, вооруженный винтовками отряд численностью около 50 человек.

Отрядом командовал какой-то человек, одетый в черный полушубок с офицерскими погонами.

Командовавший отрядом, подойдя к воротам тюрьмы, постучал и заявил дежурному караульному, что пришла команда солдат, вызванная экстренным распоряжением для усиления караула. Когда привратник отворил дверь, пришедшие набросились на него, свалили с ног, а затем ворвались в караульное помещение тюрьмы и разоружили караул.

Часть отряда затем отправилась на квартиру начальника тюрьмы в сопровождении одного из разоруженных тюремных надзирателей и попросила его выйти в контору, а когда последний вышел к пришедшим, те обыскали его и, задержав, отвели в помещение тюремной канцелярии, где и заперли.

В то же время другая, более многочисленная часть отряда бросилась в помещение тюрьмы, разоружила тюремных надзирателей и, отобрав у них ключи, выпустила 205 арестантов.

Большинство выпущенных принадлежало к политическим заключенным; были, однако, и уголовные.

Около ста человек из бежавших были задержаны в течение следующего же дня.

Опасная попытка побега заключенных в концентрационном лагере была пресечена в самом начале.

Восстание было энергично подавлено. Подавление его произведено было с исключительной жестокостью.

Беспощадный расстрел восставших рабочих объясняется, прежде всего, обычным раздражением, неизбежным последствием мятежа. Суровый холод сибирской декабрьской ночи способствовал немало ожесточению плохо одетых солдат (обмундирование было в то время очень неважное), и они расправлялись с мятежниками, как со своими личными врагами.

Вмешиваться в распоряжения военных властей при усмирении восстания невозможно.

Но вот восстание подавлено. Происходит вылавливание скрывшихся из тюрьмы. Казалось бы, здесь всё должно было войти в нормальное русло суда и законности. Быть может, так и было бы, но страсти разгорелись, ненависть к социалистам обострена, большевики и эсеры расцениваются одинаково — и происходит позорная расправа со случайными жертвами этой больной психологии.

Только что вернувшийся с Востока Иванов-Ринов отдает приказ о предании полевому суду «провокаторов» (приказ 22 декабря 1918 г. № 160). На каком основании он издает такой приказ? Кто дал ему такое право? Не знаю. Но министр юстиции Старынкевич протеста не заявил.

В то же время начальник Омского гарнизона генерал Бржезовский издает другой приказ: «Всем незаконно освобожденным из тюрьмы» вернуться. «Всех не явившихся и задержанных после этого — расстреливать на месте».

Оба приказа поощряли к расправе.

Часть бежавших своевременно явилась. Однако ночью к тюрьме подошел отряд и предъявил требование о выдаче некоторых из узников по списку. В числе них были член Учредительного Собрания Фомин, начальник Челябинского района Кириенко, колебавшийся, признать или не признать Верховного Правителя, редактор челябинской газеты Маевский, член Учредительного Собрания Девятое и некоторые другие. Они больше не вернулись. Их отвели в загородную рощу и там зверски убили. Труп Фомина носил следы не только огнестрельных ран, но и побоев.

Погибли люди, которых адмирал только что хотел освободить из тюрьмы, не считая виной то, что по своим политическим убеждениям они не могли признать переворота. Он говорил об этом Старынкевичу, но министр юстиции замедлил с освобождением и не сумел принять мер к их охране после возвращения в тюрьму. Демократия Сибири отнесла гибель этих политических деятелей, главным образом, на счет министра юстиции, а так как Старынкевич оставался членом Правительства, то ответственность за эти печальные события пала и на сочленов его по кабинету.

Нечего и говорить, что декабрьские расстрелы произвели тяжелое впечатление как внутри страны, так и за границей. Они послужили как бы иллюстрацией к обвинениям Авксентьева. Из Парижа немедленно пришел тревожный запрос Маклакова: правда ли? что произошло? А между тем только что пошли за границу известия о беседе адмирала с представителями блока, только создавалось впечатление о поддержке адмирала и теми умеренными демократическими партиями, представителей которых расстреляли затем в загородной роще.

Держиморда Патриотов

Нечего греха таить: крайняя правая, где много общего в приемах и методах с большевизмом, стала проявлять свою негосударственную психологию и разрушать работу возрождения и умиротворения страны.

У меня сохранилось произведение писавшего под псевдонимом «Конек-Горбунок» известного сибирского фельетониста, которое военная цензура в Омске не разрешила напечатать. Очевидно, автор слишком больно попал в слабое место.

Держиморда Патриотов

«Спокойный и мягкий тон обращения Верховного Правителя к населению не встретил сочувствия среди крайних правых» (из газет).

Идиот из идиотов,

Держиморда Патриотов,

Одержим гражданским рвеньем,

Всем готовый мять бока,

Недоволен обращеньем

Адмирала Колчака.

И ворчит он зло и хмуро:

«Разве это диктатура?

Надо было просто цыкнуть

И в бараний рог согнуть,

Чтоб никто не смел ни пикнуть,

Ни вздохнуть и ни чихнуть.

Из одиннадцати — десять

Надо было бы повесить,

Остальных же — в морду, в зубы,

Чтобы помнили всегда.

А газеты, книги, клубы

Изничтожить навсегда».

Идиот из идиотов —

Держиморда Патриотов!

Слава Богу, что Россия

Не тебе поручена,

Что в годины роковые

Патриоты есть иные —

Люди дела и ума.

Адмирал болен

Еще в начале декабря адмирал серьезно заболел. Он ездил по казармам, посещал парады в легком солдатского сукна пальто. Здоровье его внушало серьезные опасения. Он не мог принимать докладов. У него бывали почти исключительно Лебедев, Тельберг, Сукин. Случайность общения с ним Совета министров за это время оказалась роковой во многих отношениях.

Адмирал и раньше был чужим человеком для сибиряков вообще, и для членов Совета министров в частности. Теперь же не только укрепилась отчужденность министров от Верховного Правителя, но еще и создалась у него привычка видеть одних и тех же людей, и как раз таких, которые не имели ничего общего с тенденциями Сибирского Правительства. И роковое заключалось не только в том, что погибли невинные лица, что проявилась жестокость в подавлении восстания (все это в сравнении с тем, что делали большевики, — капля в море), а в том, что уже в этот первый месяц власти адмирала безответственные военные круги почувствовали возможность произвола и распоясались. Гражданская власть не проявила ни решительности и смелости в борьбе с беззакониями, ни бдительного наблюдения за действиями военных организаций и их вдохновителей.

Взятие Перми

Как раз в те же дни молодые сибирские части совершили свой замечательный поход на Пермь.

В течение 23 декабря колонны наших войск сделали громадный, суворовский, переход в 50 верст, с боем, при 25-градусном морозе, по глубоким снегам.

Утром колонны войск генерала Пепеляева, гоня перед собой бегущих в панике красноармейцев, завязали бой непосредственно у восточных предместий Перми и в районе Мотовилихинского завода, а около 4 часов дня они уже ворвались в самый город, на улицах которого закипел отчаянный штыковой бой.

Сопротивление большевиков было сломлено. В самом городе захвачено до 8 ООО пленных, масса вооружения и военных запасов.

«Взятие Перми, — писал военный обозреватель генерал Андогский, — представляет давно невиданные картины высокой боевой доблести войск, крайней интенсивности в развитии операции, несмотря на чрезвычайно тяжелые условия времени года, и отличного руководства действиями войск в Екатеринбургском районе.

Воскресают образы суворовских чудо-богатырей».

Стремительный удар на Пермь был произведен войсками генерала Пепеляева южнее линии горнозаводской железной дороги. В это время войска южного направления находились еще западнее Кунгура, в нескольких десятках верст от Перми. Маневром генерала Пепеляева все красноармейские части, отступавшие от Кунгура, оказались отрезанными от Перми. Часть их, продолжая бегство, прибывала в район Перми и сдавалась в плен, а часть бросилась к юго-западу от путей Кунгур-Пермь, в леса Камы, в Оханский и Осинский районы, внося сумятицу, беспорядок и разложение в большевистские части.

Генерал Пепеляев

Взятие Перми покрыло славой имя молодого сибирского генерала Анатолия Николаевича Пепеляева.

Ему было в то время только 27 лет.

На войну с Германией, где отец его командовал одной из сибирских бригад, Анатолий Пепеляев ушел поручиком, окончив Павловское военное училище.

Назначенный сначала в команду разведчиков, он сразу начинает отличаться удачными разведками при Прасныше, Сольдау и других пунктах. Лихое дело команды разведчиков под начальством поручика Пепеляева было отмечено телеграммой покойного государя.

Во время отступления из Польши летом 1915 г., находясь во главе всех разведчиков 11-й дивизии и сотни казаков, Пепеляев разбил два батальона германцев и вернул потерянные окопы. За это дело он получил Георгиевский крест.

В1915 г., когда русская армия отступила и бездействовала за неимением снарядов, молодой штабс-капитан Пепеляев не унывал и возвращался со своих бесстрашных разведок всегда с трофеями и пленными.

В 1916 г. он командует батальоном под Барановичами и, когда русская армия окончательно развалилась под влиянием большевизма, полковником возвращается в родную Сибирь. Здесь он организует офицерскую антибольшевистскую организацию, которая весной 1918 г. присоединяется в Томске к чешскому движению. Пепеляев присоединяется к чешским войскам Гайды и вместе с ними идет освобождать Сибирь. Многие из солдат, которые взяли Пермь под командой Анатолия Николаевича Пепеляева, знали его еще по его прежней боевой деятельности. Он сжился с ними, понимал их душу и вел тот же образ жизни, как и они. Каждый день генерал объезжал все свои полки, разговаривал, пел песни с солдатами, и они его обожали.

Имя Пепеляева стало так популярно, что бард единоличной власти Жардецкий, опасаясь за жизнь адмирала, болезнь которого была очень серьезна, уже поговаривал о Пепеляеве как возможном заместителе адмирала.

Политические успехи

Но адмирал стал поправляться, и судьба послала ему ряд ободряющих успехов.

Ликвидировался инцидент с Семеновым. Действие приказа было приостановлено. Семенов объявил, что готов дать показания следственной комиссии.

С. Д. Сазонов выразил согласие принять пост министра иностранных дел в Правительстве адмирала.

Наконец, генерал Деникин уведомил, что он признает Верховную власть адмирала.

Деникин писал: «Признаем Верховную власть, принятую Вашим Превосходительством, в уверенности, что Вы солидарны с основными началами политической и военной программ Добровольческой армии. Начала эти следующие: восстановление единой неделимой России, не предрешая будущей окончательной формы правления; борьба против революционной организации большевиков до полного уничтожения; военные действия сибирских армий согласуются с общими планами кампании и главного командования Добровольческой армии».

Верховный Правитель ответил на это так:

«Признание Вами Верховной власти, выросшей на Востоке России, знаменует собой великий шаг к национальному объединению, для достижения которого мы положим все наши силы. Основные начала политической и военной программ Добровольческой армии, изложенные в Вашей телеграмме, совершенно разделяются мной и Правительством. Общность цели и глубокое внутреннее единение между нами обеспечат успех взаимодействия. Ваше сообщение укрепляет во мне веру в скорое возрождение единой России. Адмирал Колчак».

Друзья

Все эти успехи не замедлили сказаться на отношении союзников.

19 января Высокий Комиссар Великобритании сделал адмиралу следующее сообщение: «Ввиду того, что Ваше Высокопревосходительство приняли на себя Верховную власть в Омске, Великобританское Правительство желает выразить свое горячее сочувствие всем усилиям в установлении свободного русского государства на твердых основах общественного доверия. Только при таких условиях Россия может вернуться к истинному ее положению среди других наций и получить возможность в полной мере принять участие в работе цивилизации».

Вслед за этим 21 января Высоким Комиссаром Франции г. Реньо было передано Верховному Правителю сообщение от французского правительства, в котором последнее высказывает живое сочувствие состоявшемуся соединению екатеринодарского национального центра с Правительством адмирала Колчака.

Одновременно французское правительство указало, что назначение г. Сазонова в качестве общего министра иностранных дел послужило к укреплению Омского Правительства, которое, таким образом, подвигается по пути, ведущему к признанию верховной власти адмирала.

Новогодняя декларация

Удачи поднимали энергию. Нужно было напрягать силы для укрепления успехов на фронте и обеспечения порядка в тылу. Главным препятствием к последнему были партийные несогласия и постоянные взрывы, то слева, то справа.

В заседании Совета министров вопрос о декларации вызвал оживленный обмен мнений по вопросам общей политики.

Министерство иностранных дел настаивало на амнистии всем членам Учредительного Собрания и на немедленном учреждении комиссии по подготовке выборов в Учредительное Собрание.

Второе предложение не вызвало возражений^ но первое подверглось критике, и в результате декларация оказалась длинной и невыразительной. Вместо амнистии было дано торжественное обещание не преследовать оппозиционные партии, если они не ведут борьбы с властью.

Бесцветность декларации усиливало то обстоятельство, что она не давала никакого представления о программных предположениях Правительства; оно отклоняло от себя все основные вопросы, относя их на будущее, на то время, когда страна будет освобождена от большевистского гнета. В то время это казалось правильным, теперь видно, как это было ошибочно.

Я приведу некоторые места из декларации, потому что она оказалась очень характерной для Омского Правительства, отражающей его добрые намерения и его слабую волю.

«Мир встретил новый год с душевным облегчением и радостными надеждами.

Радость просвещенного мира отзывается и в русских сердцах, но радость эта тонет в глубокой скорби. Насильники, окончательно разорившие несчастную страну, хозяйничают в сердце России. Они в корне подрывают благополучие народа.

Там, где господствуют большевики, царят голод и непрерывная гражданская война. Народное достояние расточается, и государству Российскому угрожают полное разорение, вековая кабала и нищета.

Все просвещенное в России безжалостно и зверски истребляется. В темноту и беспомощную слепоту повергается русский народ, и именно тогда, когда ему особенно нужны люди, знания и науки. Медлить нельзя.

Каждый день большевистского господства приносит новые кровавые ужасы и приводит Россию в состояние безнадежного разрушения.

Всех, кто в это ответственное время разлагает здоровый дух войск, кто возбуждает население против власти, кто препятствует правильной работе железных дорог и важнейших предприятий, Правительство будет преследовать с беспощадной суровостью.

Но Правительство, стоящее вне всяких партийных течений, Правительство возрождения страны, не видит оснований для борьбы с теми партиями, которые, не оказывая поддержки власти, не вступают и в борьбу с нею. Не время теперь для внутренней розни.

Государственный разум и национальная совесть подскажут всем деятелям крайних течений, что их будущее и будущее демократии вообще зависит от умения ограничить себя в настоящем, когда напрягаются последние усилия, чтобы спасти страну и свободу. Правительство ожидает также полного подчинения власти и со стороны тех, кто, якобы защищая государственность, колеблет в действительности силу и достоинство власти, прибегая к самоуправству.

Цель, которую ставит себе Правительство, должна стать общей целью честных граждан России: освободить страну от большевистского гнета, спасти последние остатки народного достояния и приступить затем в полном порядке и разумно к переустройству народной жизни на началах свободного участия самого народа в органах общегосударственного и местного управления.

Только тогда будет прочно и на справедливых основаниях обеспечен землей российский земледелец, возродится русская промышленность и обеспечены будут за русским рабочим лучшие условия труда и существования.

Достижение этих целей составляет основную задачу Российского Правительства. Лишенное возможности проводить законы через народное представительство, оно стремится, однако, подготовить страну к выборам во Всероссийское Национальное Собрание и в ближайшее время созовет комиссию для разработки соответствующего положения.

Година возрождения, когда решается судьба родины, должна начаться взаимным прощением обид и ознаменоваться подъемом национального чувства и утверждением столь необходимого в стране гражданского мира».

Теперь, когда я перечитываю эту декларацию, мне бросается в глаза ее проповеднический тон. Не так должна говорить власть. Я не могу придраться к мыслям декларации. Много месяцев спустя я повторял их в Иркутске, при возобновлении работ Экономического Совещания; я начал тогда и окончил теми же мотивами — «благоразумие всех партий», «гражданский мир». Но как мы были тогда далеки от благоразумия, и как было бы полезнее, если бы в своей декларации Совет министров объявил, что он отменяет нелепые распоряжения о военной цензуре, назначает председателя комиссии по выборам в Учредительное Собрание, объявляет крестьянству, что не будет отбирать у него земель.

Надо, однако, сохранять историческую перспективу. В январе 1919 г. мы не думали, что борьба с большевизмом так затянется. Мы, и не только мы, считали себя скромными слугами переходного времени, мы не смели брать на себя слишком много. Мы не знали тогда и недостатков нашего Правительства, они сказались позднее.

Но почему мы не дали амнистии?

Это было бы, несомненно, красивым и политически выигрышным жестом. Я был инициатором этого предложения, но я вынужден был от него отказаться, когда министр внутренних дел доложил, что главные деятели Самарского Комитета членов Учредительного Собрания ведут переговоры с большевиками.

Исход эсеров

Мы получили в это время советское радио. Текст его у меня сохранился:

«Москва, 12/1. В начале января уфимский военный комитет получил предложение от Комитета членов Учредительного Собрания открыть переговоры о прекращении враждебных действий. С разрешения Совнаркома уфимский военный комитет начал переговоры. На переговоры представителями учредиловцев явились Вольский, Свентицкий и Шмелев. Они поставили вопросы о прекращении войны, создании общероссийского правительства из всех социалистических партий и созыве нового Учредительного Собрания. В ответ им было категорически заявлено, что никаких разговоров о созыве Учредительного Собрания быть не может, никакие изменения конституции Российской Советской Республики не будут допущены. Советская власть может согласиться только на легализацию партии правых эсеров в Советской России в случае, если советские власти убедятся в полной серьезности намерения учредиловцев отдать свои силы на борьбу против Колчака и Антанты. В ответ на это заявление делегация учредиловцев предъявила текст воззвания всем сторонникам Комитета Учредительного Собрания прекратить борьбу с большевизмом и об активном выступлении против Колчака и стоящих с ним союзных империалистов. Переговоры продолжаются».

Окончились они капитуляцией учредиловцев. Как милость они приняли разрешение большевиков пресмыкаться в Советской России.

Все умеренные и государственные элементы партии социалистов-революционеров (а такие были в ней) горячо возмущались поведением Вольского и его друзей. Находившиеся за границей члены партии не хотели верить известиям о соглашении эсеров с большевиками, считая их клеветой. С искренней болью известия эти подтвердил глубоко государственный член партии, почтенный Панкратов.

При свете зарева

Революционные вспышки в стране не прекращались. В начале 1919 г. это не были восстания населения, как происходило потом. Это были исключительно заговоры партийных работников.

В ночь на 1 февраля произошло ужасное зверство в Омске. В казармы одной части проникли коммунисты и, подговорив солдат напасть на офицеров, перерезали значительную часть последних.

Спустя несколько недель обнаружен был заговор в Енисейске. У заговорщиков нашли проскрипционный список. Было намечено для расстрела 800 человек. Большевики во всем проявляют крупные масштабы, и благодаря этому, когда они помилуют одного из сотни, то весь мир начинает кричать: «Большевики переменились».

В марте произошло нападение на казармы в Томске. Были произведены обыски. Обнаружена была организация коммунистов, найдена печать партии, склад гранат.

В Челябинске удалось проследить конспиративную квартиру на окраине, с подземным ходом в типографию, в большом количестве прокламации для распространения на фронте и в тылу.

Кровавое восстание произошло в Бодайбо. Словом, пожар потушен не был...

Реакция

Не черные идеи мракобесов заставляли Омское Правительство издавать один за другим законы об усилении наказаний, до смертной казни включительно, за ряд государственных преступлений, вводить военное положение, назначать генерал-губернаторов. Это была реакция не в смысле политическом, а в смысле естественного явления, реагирования на совершавшееся кругом, Нельзя было отвечать на активность большевиков непротивлением.

Действовали не только большевики, но и эсеры. Они выполняли директиву, данную им из Уфы. Что же удивляться ожесточению военных кругов, которые больше всего страдали от всех мятежей и заговоров? Эта была борьба не на жизнь, а на смерть.

Но реакция против левых впала тоже в крайности.

Я не могу забыть, как в Совете Верховного Правителя еще в январе, незадолго перед моей болезнью, когда я присутствовал в качестве товарища министра иностранных дел, два наиболее близкие к адмиралу представителя военного ведомства развивали теорию массового террора. Один указывал на особенности массовой психологии и книгу какого-то француза об устрашении (он мог бы вспомнить Библию, когда наказания за грехи носили тоже массовый характер), другой шел худшим путем: он ссылался на пример большевиков, которые показывают, как можно принуждать массы к повиновению.

В рассуждениях последнего ярко сказалось происхождение террора справа: действие вызывало противодействие.

Внутренняя политика

Еще в середине декабря Министерство внутренних дел разослало свою ведомственную декларацию, в которой указывало прежде всего на все отрицательные явления сложившейся обстановки.

«Преступная деятельность уголовных элементов за последнее время значительно усилилась: отовсюду поступают сведения о восстаниях, убийствах, грабежах и всякого рода иных насилиях, что также указывает на необходимость создания на местах прочной власти.

Милиция, принятая от местных самоуправлений в ведение Министерства внутренних дел, нуждается в коренной реорганизации, как в количественном, так и в качественном отношении.

Органы местных самоуправлений, представленные, главным образом, узкопартийными группами, недостаточно опытными в ведении общественного хозяйства, переживая тяжелый финансовый кризис, за отсутствием налоговых платежей, не в состоянии без правительственной помощи осуществить возложенные на них правовые и культурные задачи».

Министр Гаттенбергер правильно наметил свои задачи: улучшение администрации, изменение избирательных законов в городские и земские самоуправления в смысле предоставления персонального, а не только группового выбора, расширение бюджетных прав земств и городов в деле осуществления задач общегосударственного значения.

Пересмотр закона о городских выборах был произведен довольно быстро и дал почти везде хорошие результаты.

Замена пропорциональной системы мажоритарной облегчила, правда, возможность победы более активной партии. Поэтому в Благовещенске и Иркутске дума оказалась социалистической. Но зато ценз оседлости и возраста (21 год) устранил от активной роли наименее деловые элементы. Правые круги требовали еще большего ограничения активного избирательного права, а именно, еще большего увеличения возрастного ценза и предоставления избирательных прав только лицам с самостоятельным доходом или с платежом налогов, но так как это повело бы, в конце концов, к исключению только женщин, то Совет министров отклонил это нововведение. Любопытно отметить, что Верховный Правитель задержал утверждение закона. Доводы правых групп показались ему основательными, но в Совете Верховного Правителя адмирал был убежден возражениями членов Совета министров и утвердил закон.

Выполнение других частей программы министерства оказалось делом нелегким. Служебный персонал министерства не мог быстро справиться со сложными законодательными работами. Закон о расширении бюджетных прав городов прошел только в марте, а разработку самых важных законов об изменении земского избирательного права и о расширении финансовых прав земств так и не удалось довести до конца.

Новый избирательный закон предположено было разработать на следующих основаниях: повышение возрастного ценза, введение ценза оседлости, увеличение изъятий из активных избирательных прав (устранение военнослужащих, мажоритарная система, голосование шарами, уменьшение избирательных единиц, двухстепенная система выборов для уездных земств, введение национальных курий).

Задержка в разработке этого закона произошла, вернее всего, из-за перемен в составе руководителей Министерства внутренних дел.

В меньшей степени зависело отличного состава ведомства улучшение администрации. Откуда ее взять? Здесь дело шло уже не о способностях и воле людей, а о фактической возможности.

Подготовленных местных людей или вовсе не было, или они уклонялись, предпочитая более спокойные и выгодные занятия. Старая администрация царского времени в лице лучших своих представителей разъехалась — остался почти исключительно низший, невысокого качества, персонал.

Назначенный директором департамента милиции покойный Виктор Николаевич Пепеляев начал привлекать в милицию преимущественно царских жандармов и полицейских. В несколько месяцев милиция настолько укрепилась, что представляла из себя достаточно стойкую силу. Но дух милиции остался старый, полицейский, и сам Пепеляев впоследствии называл некоторых деятелей милиции бандитами.

Что касается губернской администрации, то она везде набрана была из местных, пользовавшихся общественным доверием лиц. Но было что-то ненормальное в их положении. Почти нигде они не приобрели того влияния, которого Правительство от них ожидало.

Сенат и юстиция

Верховная власть, учрежденная актом 18 ноября, не была властью деспотической. Она оставалась ограниченной во всех своих функциях рамками действовавших законов и соблюдением обязательных формальностей, установленных для издания новых законов.

Но подзаконность власти была бы пустым звуком, при отсутствии высшего судебного органа, осуществляющего надзор за всеми органами управления, не исключая Совета министров.

Поэтому Правительство признало необходимым учредить в Омске присутствие Правительствующего Сената.

Торжественное открытие Сената состоялось 29 января, Верховный Правитель принес Сенату присягу — служить государству Российскому, не щадя жизни и памятуя единственно о возрождении и преуспеянии его, а верховную власть осуществлять согласно с законами государства до установления образа правления свободно выраженной волей народа.

Адмирал честно исполнил свое клятвенное обещание.

Душой Сената должен был стать первый департамент. В нем сосредотачивались все дела по нарушению законности органами власти и наблюдение за правомерностью указов Верховного Правителя.

Когда Сибирское Правительство принимало закон об учреждении сибирского Высшего суда, который по функциям своим должен был избрать местный Сенат, оно согласилось с нововведением, предложенным Патушинским, и в число членов первого департамента включило представителей земских и городских самоуправлений.

Этот свежи й элемент мог вдохнуть жизнь в сухую юридическую мысль сенаторов, и это новшество надо было сохранить.

Но омские канцелярии еще во времена Директории были околдованы губительным рабским подражанием петроградским образцам.

Директория первая открыла старый Свод законов, восстановила старые учреждения министерств, ввела уничтоженное при Сибирском Правительстве титулование по чинам (Авксентьев не иначе назывался, как Ваше Высокопревосходительство), объявила себя преемником петроградских правительств и дала ложное направление законодательной мысли, которая сочла для себя обязательным не отступать от начал Свода законов.

Отразилось это и на Сенате.

«Имея в виду, — говорится в объяснительной записке к проекту, внесенному в Совет министров, — что восстанавливается деятельность 1-го департамента, как она обрисована в Учреждении Правительствующего Сената, что учреждение Сената не допускает пополнения присутствий Сената представителями самоуправлений и что во временном законе нецелесообразно (!) производить коренные реформы учреждений, комиссия, не входя в рассмотрение по существу настоящего вопроса, отклонила предлагаемое изменение».

При рассмотрении проекта Положения о Сенате в Совете министров внимание сосредоточилось на основном вопросе: «Сенат или Высший Суд?» И решение, в смысле учреждения Сената, предопределило принятие закона целиком, без поправок.

Ошибка не замедлила сказаться. Правда, в 1-й департамент были назначены выборные члены бывшего Государственного Совета: Шелашников и Трубников (предводители дворянства) и один присяжный поверенный Петров, но первые два не были ни сибиряками, ни людьми новой России, и они не могли ни оказать благотворного влияния на практику Сената, ни внушить доверия в земских кругах Сибири. Эту ошибку назначений мы тогда проглядели.

Одним учреждением Сената не исчерпывалась сложная работа Министерства юстиции. Им разрабатывался закон о бунте, направленный против большевизма во всех его проявлениях, в том числе и против лиц, хотя и не совершивших преступлений, но проявлявших деятельность ярко антигосударственного характера, угрожающую общественному порядку и спокойствию. В этом законе конструкция основных его положений представлялась делом чрезвычайной трудности.

Для упорядочения Суда был проведен закон о некоторых изменениях в волостном суде с возложением руководства волостными судами на мировых судей.

В округе Иркутской судебной палаты введен суд присяжных. Эвакуированные судьи и члены административных отделений приспособлены для общей судебной работы.

Министерство юстиции приняло на себя также разработку закона о спекуляции и об упорядочении реквизиций.

Экономическая политика

Законность — атмосфера, в которой живет организм, экономика — это кровообращение в организме.

С самого возникновения Сибирского Правительства определенно проводилась тенденция предоставить свободу торговле, но, как в свое время уже указано, государство не выпускало рынка из своих рук, опасаясь, что кровообращение после длительной болезни не будет происходить нормально.

Экономическое Совещание, учрежденное Верховным Правителем на третий день власти, потребовало снятия всяких ограничений.

Министр продовольствия Зефиров не был согласен с этим. Он пытался найти компромисс и внес законопроект, оставлявший за министерством некоторые права вмешательства в свободу определения цен и передвижения грузов. Ему оказывали поддержку в этом только два члена Совета министров: Шумиловский и я.

Но только законопроект Зефирова получил одобрение (дело было в конце декабря), как он взял его обратно и заменил декларацией полной свободы торговли, предупредив, впрочем, что он сам в нее не верит.

В чем же секрет такой непоследовательности?

Экономическое Совещание, председателем которого состоял сам адмирал, весьма внимательно следивший за его работами и доверявший Феодосьеву, как своему заместителю в Совещании, убедило адмирала, что свобода торговли — единственное средство обеспечить снабжение армии и населения.

У Зефирова не хватило настойчивости для защиты своей точки зрения. У него не хватило и мужества сделать надлежащие выводы из неудачи своего плана,

Он остался на министерском посту, приняв в свое ведение все учреждения Министерства снабжения, которое было к этому времени упразднено как самостоятельное ведомство.

Свобода торговли, как предполагалось тогда, делала излишним существование Министерства продовольствия и его агентов, но в действительности этого не произошло. Упразднение Министерства снабжения отнюдь не привело к сокращению его учреждений. Исчез один министр, но все его чиновники и департаменты остались и лишь перешли в другое подчинение.

Свобода торговли означала только отказ от регламентации цен.

Финансы

Большевики, покидая города Сибири летом 1918 г., унесли с собой денежные запасы. Ими похищено было свыше 917 миллионов рублей, 167 пудов золота, около 500 пудов серебра.

Между тем расходы правительства были очень велики. Одна армия требовала от 6 до 7 миллионов в день. Все земства, города, важнейшие предприятия — каменноугольные, золотопромышленные, металлургические и др. — требовали миллионных ссуд, иначе они не могли стать на ноги.

Решено было развить продажу казенного вина, ввести сахарную монополию.

С большою неохотой соглашался адмирал на разрешение казенной продажи водки. Противодействие этой мере было оказано и с другой стороны.

В ноябре 1918 г. состоялся съезд винокуренных заводчиков Урала и Сибири. Они решили основать синдикат и взять винную торговлю в свои руки. Провести это было поручено председателю Экономического Совещания С. Г. Феодосьеву.

Но министр финансов Михайлов не соглашался, предпочитая сохранить это дело в руках казны.

Тогда заинтересованная сторона прибегла к последнему средству: помимо Феодосьева, на адмирала был выпущен сам высокопреосвященный архиепископ Омский Сильвестр. В обстоятельном письме он доказывал, что продажа водки казной вредит престижу власти, придавая спаиванию государственный характер. Но архиерей не ограничился этим: он предлагал передать продажу в частные руки, доказывая, что частному капиталу будет легче организовать продажу и производство.

Закулисное влияние сквозило очень ясно, и адмирал, всегда чуткий к фальши и дороживший авторитетом своего Правительства, встал на сторону последнего.

Доходы увеличивались, но расходы их перерастали. В распоряжении Правительства находилось 43 тыс. пудов золота и 30 тыс. пудов серебра — запасы, вывезенные из Казани. Этими запасами можно было обеспечить новую эмиссию, унифицировав денежное обращение.

Но Правительство не считало себя вправе это делать ввиду временности своих полномочий. Оно принуждено было выпускать деньги без обеспечения, так называемые «сибирские обязательства».

При взгляде на эти простенькие бумажки невольно возникал вопрос: неужели нельзя было выпускать лучших?

Качество сибирских денег отражало низкий уровень сибирской техники: ни бумаги, ни красок, ни художников, ни хороших типографий — ничего не могло здесь получить Правительство для того, чтобы обеспечить выпуск не поддающихся подделке, технически совершенных знаков, а между тем требовалось ускоренное печатание. Во всех городах ощущался денежный голод.

У Правительства оставалась, однако, надежда на «американские банкноты».

Еще при Керенском в Америке было заказано денежных знаков на сумму около 4 миллиардов рублей. Деньги эти не были доставлены в Россию ввиду большевистского переворота. Сибирское Правительство запросило о них Вашингтон, и в ноябре, когда Директория уже вступила во власть, получено было известие, что деньги грузятся и отправляются в Россию.

«Сибирские обязательства» печатались в расчете на скорую их замену новыми красивыми деньгами американского производства. Но деньги шли и не доходили. То получали известие, что пароход с деньгами потерпел аварию близ берегов Японии, то о том, что другой пароход с деньгами, не доходя до Владивостока, переменил рейс и отправился в Манилу. Новые деньги не получались, а сибирских не хватало.

Во второй половине января у Верховного Правителя собралось Государственное Совещание по вопросу о положении финансов. С нетерпением ждало Правительство, что скажет Феодосьев, считавшийся хорошим финансистом еще в Петрограде, что скажут представители торгово-промышленного класса относительно возможных способов сокращения инфляции и оздоровления денежного оборота.

И вот Феодосьев выступил. Его речь была направлена не против финансовой политики Правительства, а против министра финансов. Были упреки в неумении вести дело, был намек на то, что у министра руки в крови, но по существу вопроса было только одно обвинение — «печатание денег поставлено неумело». Выпускаются деньги крупных купюр, когда нужны мелкие, выпускается мало денег, когда требуется много. В этом же духе говорили и другие.

Министр финансов молчал. Адмирал сидел с потухшим взором. Казалось, он углубился в какие-то безнадежные размышления.

Наконец министр финансов Михайлов попросил слова. Сначала он предложил одному из своих сотрудников дать справку о последних выпусках денег. Выяснилось, что печатание успешно развивается и что выпуск мелких купюр уже превышает выпуск крупных. Дальше, другой сотрудник министра выяснил, что утоление денежного голода немыслимо так же, как немыслимо утоление жажды соленой водой. Наконец, сам Михайлов в ироническом тоне стал рассказывать, как он с утра едет в экспедицию, лично осматривает машины, поощряет к работе, прикладывает свою руку к машинам, и если чем-либо пачкает руки, то только... типографской краской.

Адмирал не дал больше никому говорить. Он довольно резко оборвал заседание и сказал, что, может быть, еще созовет совещание по этому вопросу.

Сражение с министром финансов оказалось проигранным.

На другой день по городу говорили (а в Омске всё быстро разносилось), как адмирал делился своими впечатлениями и возмущался, что ему ничего больше не могли сказать, кроме того, что надо пустить в ход станок, как будто он сам этого не знал. И адмирал, говорят, присоединил к этому крепкое слово по адресу торговопромышленников и биржевых комитетов, от которых пользы — как от козла молока.

Обиженные

Председатель Совета Съездов торговли и промышленности инженер А. А. Гаврилов после этого написал, или, вернее, подписал Верховному Правителю письмо, в котором обращался к адмиралу довольно фамильярно, по имени-отчеству, сообщал, какие слухи до него дошли и как адмирал неправ в своих обвинениях. В доказательство государственности настроений торгово-промышленного класса он приводил арифметические подсчеты пожертвований.

Письмо произвело на адмирала тяжелое впечатление. Холодом повеяло с обеих сторон.

Члены Совета Съездов С. Ф. Злоказов, К. Н. Неклютин,С. П. Абрамов и другие выразили недоверие Гаврилову, действовавшему без их ведома, но Гаврилов остался председателем.

Заботы о трудящихся

Правительство не забывало о рабочих. В числе первых законодательных его актов были большие и сложные постановления о больничных кассах и о биржах труда. Оба эти закона были составлены в благоприятном для рабочих духе. Так, например, по сравнению с законами Петроградского Временного Правительства был расширен круг рабочих, на которых распространилось действие правил о больничных кассах, обеспечены были достаточные средства на больничную помощь — 6% заработной платы, установлен ряд случаев, когда пособие доходило до размера дневного заработка.

В рабочей среде возбудило недовольство то, что в управление делами кассы привлечены были предприниматели и что для пополнения средств кассы были установлены обязательные взносы самих рабочих, но это недовольство возбуждалось искусственно, так как предпринимателям предоставлена была только третья часть мест в совете кассы, а на рабочих возложена была только четверть того, что уплачивали предприниматели.

Гораздо больше повредил успеху закона циркуляр министра от 31 декабря 1918 г., в котором предлагалось закончить расчеты больничных касс с предпринимателями за всё истекшее до издания закона время, исходя из 6-процентной нормы отчислений из заработной платы. Во многих предприятиях отчисления доходили раньше до 10% и выше, и циркуляр министра разорял кассы.

Второй закон о биржах труда сопровождался принятием на счет казны содержания этих бирж, что не могло не быть выгодно для рабочих.

Министерство труда принимало деятельное участие в разработке вопроса о сдельных платах и о методах определения прожиточного минимума для обеспечения рабочим достаточного заработка.

Инспекторам труда было поручено наблюдать за правильным и свободным развитием профессионального рабочего движения.

Культурная работа

Современные рабочие, как и всё население, нуждаются не в одном только хлебе; им нужна духовная пища, они требуют от власти и высших классов внимания к себе, и Правительство понимало это. Об этом говорили и министр труда, и я, когда был товарищем министра народного просвещения.

«Большевики, — говорил я в интервью, напечатанном в омской «Заре» (13 декабря 1918 г., № 44), — покровительствовали народным университетам, но в эти университеты трудно было привлекать преподавателей ввиду тенденциозности программ и руководителей. В настоящее время все живые силы должны откликнуться на призыв Правительства, нести свои знания народу, читать в вечерних классах, народных университетах. Содействие со стороны министерства организаторам этих классов и курсов может выражаться в предоставлении помещений и оплате некоторых, особо рекомендуемых министерством курсов».

Надо, однако, заметить, что всё дело внешкольного образования было передано земствам. Министерство субсидировало последние, и толку выходило гораздо меньше, чем если бы дело было централизовано, так как при скудном запасе преподавательских сил централизация позволила бы передвигать лекторов вместе с пособиями и производить обмен сил между отдельными районами.

Вообще, дело просвещения в Сибири находилось в крайне тяжелом положении.

В том же интервью я охарактеризовал его так.

«Не хватает учебников. Общественная и тем более частная инициатива иссякают за недостатком средств. Много учащихся оторвано от занятий.

Многие учебные заведения реквизированы для размещения войск и лазаретов. Вечерние занятия невозможны за отсутствием освещения. При создавшихся условиях ближайшая задача министерства — поддержать существующие учебные заведения и использовать их с наибольшей производительностью» .

Мною предлагались коренные изменения в народном образовании, в смысле приближения его к родине и к жизни, установления связи с англосаксонской культурой (обязательность английского языка), сокращения срока обучения путем более интенсивного преподавания; но посреди года проводить реформу не было возможности, а кроме того, предварительно требовалось изменить систему управления школой, так как министр Сапожников узаконил во времена Сибирского Правительства анархию школы, упразднив все местные органы министерства и предоставив школу на произвол педагогических советов и местных самоуправлений.

Уже в декабре министр В. В. Сапожников говорил мне, что он разочаровался в этой системе, и мы стали восстанавливать органы надзора за учебными заведениями и централизовать управление школой в руках министерства.

Общественная поддержка

Так проходила работа Правительства зимой 1918/19 г., в то время, когда союзники из Парижа звали нас на соглашение с большевиками. Не так велика была сила на фронте, не вполне благополучно в тылу, тысячи затруднений в деловой работе, но было бодрое и единодушное настроение, сознание правоты, горячее желание и твердая вера, что победа придет.

Власть не была одинока. Против нее выступали крайние течения с открытой враждебностью слева, с глухой — справа, но всё умеренное шло за ней против большевиков. В этом все сходились.

Что сказал омский блок по поводу Принцевых островов? Его резолюция гласит:

«Большевики не являются политическою партией в России, а как продукт государственной болезни страны представляют в национальном и международном смысле преступную группу, стремящуюся овладеть аппаратом государственной власти исключительно для планомерного и всестороннего разрушения государственного и хозяйственного бытия русского народа.

Одинаково ненавистные и губительные для всех классов русского народа и прежде всего для пролетариата и крестьянства, именем которых они спекулируют и которые они ввергают в нищету, голод и смерть в условиях ими создаваемой анархии народного хозяйства, большевики в советской России, исчерпав до конца все средства демагогического обмана, ныне держатся исключительно средствами внешнего принуждения и не знающего пределов террора».

Эта справедливая оценка большевизма, искренность осуждения, которая звучит в каждом слове, — вот что было общим, сближающим власть с честной, несвоекорыстной общественностью.

Но дерется на фронте не «общественность», под которой разумеют обычно интеллигенцию, а народ. Власти нужно спокойствие и благожелательность первой и поддержка второго. Поэтому все благословляли адмирала на поездку в действующую армию.

Триумф адмирала

Верховный Правитель отбыл на фронт 8 февраля.

Генерал Нокс направил вслед ему следующую телеграмму: «Выражаю Вам, адмирал, полную надежду в счастливой успешной поездке на фронт. Глубоко уверен, что Ваше пребывание там ободрит и вольет новую энергию в сердца лучших людей Сибири, которые дерутся не только за Россию, ной за весь цивилизованный мир против ужасного большевистского кошмара. Желаю еще раз передать Вам и Вашему Правительству всё мое и каждого знающего Россию англичанина сочувствие в славной борьбе спасения горячо любимой родины и мою твердую веру, что Вашими усилиями в честном и прямолинейном управлении, пренебрегая атаманством справа и большевизмом слева, Вы доведете эту трудную задачу до успешного конца и спасете Россию от анархии. Генерал Нокс».

Эта телеграмма очень обидела атаманов, и Семенов не преминул протестовать. А между тем телеграмма отличалась редкой теплотой и искренностью чувств в отношении к непризнанному Верховному Правителю, что было особенно дорого в то время, когда еще не ликвидировался вопрос о Принцевых островах.

Тем временем адмирал стремился на передовые позиции, туда, где серый солдат творил великое национальное дело. Он стремился увидеть этого солдата, влить в него бодрость, обласкать. Сухо и холодно относилось сибирское общество к героям фронта, и там, где лилась кровь, повеяло духом сомнения: для кого боремся?

И вот прибыл адмирал.

Вот он в Троицке, у оренбургских казаков. Четкими и твердыми словами он характеризует задачи борьбы и уезжает, бурно приветствуемый кругом, обещая удовлетворить все справедливые пожелания войск.

Через несколько дней он в бронированном поезде отъезжает от Златоуста до самых передовых позиций. В одной версте от сторожевых охранений он обходит по снежным тропинкам боевые части, заходит в перевязочную летучку, раздает в землянке награды.

Солдаты видят Верховного Правителя рядом с ними, на расстоянии выстрела, и они остаются очарованными, согретыми и преданными. Воодушевленные приездом своего вождя, они идут в атаку, берут несколько деревень, отбивают орудия, пулеметы.

Адмирал едет дальше, на северный фронт.

В Перми он идет на пушечный завод. Беседует с рабочими, обнаруживает не поверхностное, а основательное знакомство с жизнью завода, с его техникой. Рабочие видят в Верховном Правителе не барина, а человека труда, и они проникаются глубокою верой, что Верховный Правитель желает им добра, ведет их к честной жизни. Пермские рабочие не изменили Правительству до конца.

Опять адмирал едет на передовые позиции. Едет так далеко, что о нем начинают беспокоиться, просят остановиться, наконец, говорят, что путь испорчен и поезд не может идти. Тогда он требует лошадей и проезжает все-таки дальше, осматривая позиции.

Несколько раз деревня, где находился Верховный Правитель, обстреливалась красными. Мужество Главнокомандующего окрыляло солдат.

Повсюду, где проезжал Верховный Правитель, ему подносили хлеб-соль и адреса, засыпанные подписями. Подносили рабочие, крестьяне, купцы, духовенство. Все выражали восторг по поводу избавления от страшного ига и в самых искренних и теплых выражениях благодарили за спасение.

Делегация крестьян прифронтовой полосы за чашкой чая в вагоне-столовой адмирала рассказывала об отвратительных насилиях, которые чинили над ними коммунисты.

Произносил большие речи и сам Верховный Правитель. Встречаясь лицом к лицу с деятелями общественности, земскими и городскими представителями, он разъяснял им программу и цели Правительства. Три мысли ярко выражены в этих речах: непримиримая борьба с большевиками, единение с обществом, земля — крестьянам.

«Не первый раз за мою поездку, — сказал Верховный Правитель на торжественном заседании Екатеринбургской думы, — мне приходится встречаться с представителями земств, городов и общественности, и я с глубоким удовлетворением должен установить отсутствие разногласия взглядов моих и Правительства, которое я возглавляю, с пожеланиями, что я слышал до сих пор от местных людей. Я должен отметить глубокое значение этого факта, ибо безвозвратно прошло то время, когда власть могла себя противопоставить общественности как силе ей чуждой и даже враждебной. Новая свободная Россия должна строиться на фундаменте единения власти и общественности.

Население ждет от власти ответа по вопросам о задачах власти, и ему открыто об этом следует сказать. Борьба, не допускающая никаких колебаний, никаких соглашений — вот первая задача и цель Правительства, которое я возглавляю. Вторая задача — установление законности и порядка в стране. Большевизм слева, как отрицание морали и долга перед родиной и общественной дисциплины, большевизм справа, базирующийся на монархических принципах, но, в сущности, имеющий с монархизмом столько же общего, сколько большевизм слева имеет общего с демократизмом, и подрывающий государственные основы страны, еще много времени после этого потребуют упорной борьбы с собой. Я не мыслю себе будущего ее строя иначе, как демократическим. И не может он быть иным, и теперь, быть может, только суровые военные задачи заставляют иногда поступаться, и условия борьбы вынуждают к временным мероприятиям власти, отступающим от тех начал демократизма, которые последовательно проводит в своей деятельности Правительство.

В области аграрного законодательства Правительство стоит на точке зрения укрепления и развития мелкой земельной собственности за счет крупного землевладения.

Вот те ближайшие задачи, которые поставило себе Правительство, мною возглавляемое. Оно считает, что народ русский является единственным хозяином своей судьбы, и когда он через своих свободно избранных представителей в Национальном Учредительном Собрании выразит свою свободную волю об основных началах политического, национального и социального бытия, то я и Правительство, мною возглавляемое, почтем своим долгом передать ему всю полноту власти, нам ныне принадлежащей».

Печальный инцидент

Удачная поездка адмирала омрачилась прискорбным случаем в Екатеринбурге.

Поезд стоял на станции. Часовым приказано было никого близко не подпускать. Несмотря на оклики часового, чешский офицер с явным пренебрежением к его требованиям шел к поезду. Часовой выстрелил и убил чеха.

Было что-то зловещее в этом печальном инциденте, омрачившем всю поездку, которая проходила с таким подъемом и удачей.

Спустя короткое время чехи, по соглашению с союзниками, ушли в тыл на охрану Томской железной дороги.

Стараясь ничем не омрачать добрых отношений с чехами, Правительство и на этот раз обратилось к ним с особой грамотой от 6 марта, где, исполняя долг чести и братской дружбы, выразило чехословацкому войску благодарность за оказанные услуги и уверенность, что «взаимное уважение, лояльное союзническое отношение и узы национального родства помогут достойным образом завершить столь славно начатое дело».

Крупные победы

Вскоре после возвращения адмирала в Омск по всему фронту началось решительное наступление.

8 марта военная сводка сообщает о взятии Оханска и глубоком обходе Осы.

Через несколько дней наголову разбитые красные в панике оставляют почти всю Каму и бегут к Вятке.

Проходит несколько дней, и получается новая телеграмма 14 марта: «После стремительного удара наших войск красные в панике оставили Уфу». Успехи развивались дальше.

На севере лыжники сибирской армии вошли в соприкосновение с войсками Архангельского Правительства.

Решение союзников

Видя единодушное настроение всех противобольшевистских сил не входить в какие бы то ни было соглашения с комиссарами, союзники не настаивали на Принцевых островах и продолжали оказывать содействие в борьбе с большевизмом.

Кошмарные подробности убийства царской семьи на Урале, удостоверенные судебным расследованием, ужасы пермского застенка, похороны живых людей в прорубях и мерзлой земле — всё это воздействовало на общественное мнение Европы и Америки.

Ллойд Джордж в парламенте назвал большевиков убийцами и террористами. Сенатор Кинг внес в Сенат предложение о признании республиканского правительства в Омске Соединенными Штатами Америки. Япония, рассчитывая установить дружеские отношения, прислала в Омск адмирала Танака, который был знаком с адмиралом Колчаком по Одессе.

Но признания все-таки не было, и помощь союзников оставалась случайной и бессистемной.

Внешнюю политику делала армия. От нее зависели и размеры, и последовательность помощи союзников.

Междусоюзный комитет

Начатые в январе переговоры о союзной помощи транспорту завершились только через два с половиной месяца.

14 марта во Владивостоке была подписана представителем России инженером Уструговым и представителями союзных держав декларация, которая для большей явности того, что союзники принимают на себя заботу о транспорте не произвольно, а по соглашению, была опубликована одновременно от Российского Правительства на русском языке и от представителей союзных держав на английском.

«Союзные державы, — говорится в декларации, — воодушевленные искренним желанием помочь русскому народу и в соответствии с соглашением, достигнутым между ними и представителями России, решили воссоздать и восстановить успешную деятельность транспорта на Китайской Восточной и сибирских железных дорогах путем осуществления следующего плана наблюдения за указанными железными дорогами в районах, в которых союзные военные силы ныне действуют: 1) Общее наблюдение за железными дорогами в указанных районах будет осуществлено особым междусоюзным комитетом, состоящим из представителей каждой союзной, в том числе и России, державы, имеющей военные силы в Сибири. Председателем этого комитета является инженер JI. А. Устругов. Нижеследующие учреждения созданы и поставлены под контроль междусоюзного комитета: а) Технический Совет, состоящий из специалистов по железнодорожному делу наций, имеющих военные силы в Сибири, для руководства техническим и хозяйственным управлением всех железных дорог в означенных районах; б) Союзный Совет по воинским перевозкам, для согласования воинских перевозок по указаниям подлежащих военных властей. 2) Охрана железных дорог вверена союзным военным силам. 3) Во главе каждой из железных дорог останется русский начальник или управляющий, с полномочиями, предоставленными ему русскими законами. 4) Техническая эксплуатация железных дорог вверена председателю Технического Совета. Председателем этого Совета является г. Джон Стивене. В делах, касающихся таковой эксплуатации, председатель может преподавать указания русским должностным лицам, упомянутым в предыдущем пункте. Он может назначать помощников и инспекторов на службу Технического Совета, выбирая их из граждан держав, имеющих вооруженные силы в Сибири, причислять их к центральному управлению Совета и определять их обязанности. В случае надобности он может командировать группы железнодорожных специалистов на наиболее важные станции. При командировании железнодорожных специалистов на какую-либо станцию будут приняты во внимание удобства соответствующих держав, под охраной которых будут находиться данные станции. 5) Действие настоящего соглашения прекратится с отозванием иностранных военных сил из Сибири, и все иностранные специалисты по железнодорожному делу будут тогда же немедленно отозваны.