Случилось то, чего Строев ожидал меньше всего. В лагерь археологов приехал Александр Павлович Бурцев. Утром, когда Строев после купанья лежал на берегу, за его спиной вдруг раздался шутливый голос «Дон-Кихота»:
— Э, вот он где устроился! А я ехал в Тбилиси автобусом, дай, думаю, навещу будущего зятя, посмотрю, как он тут себя ведет…
Строев быстро вскочил на ноги, невольно подумал: «Хорошо, что Ниночка, как обычно, рядом не вертится».
Опережая Бурцева, к Строеву, повизгивая от радости, бежал Термо. Кстати сказать, пес и был главной причиной, заставившей Бурцева отклониться от маршрута. После того, как Строев побывал у Бурцева, Термоэлектричество вдруг заскучал и целыми днями скулил, не давая старику работать. Оставлять его одного в Москве было невозможно, а везти в Тбилиси, где Бурцев намеревался серьезно поработать, не хотелось. Старик рассчитывал «забыть» собаку у Строева и ужасно боялся, чтобы его хитрость не была разоблачена.
Строев тоже чувствовал себя крайне неловко. Как объяснить Бурцеву, почему он находится в лагере в качестве «журналиста»? И когда старик робко намекнул, что не прочь оставить собаку здесь, и сейчас же уехать, Строев обрадовался и вызвался провожать Бурцева до станции.
Ржевский охотно дал свой «Москвич», и через полчаса машина, пофыркивая, карабкалась по холмистой проселочной дороге. За рулем сидел Гаришвили, научный сотрудник экспедиции. Бурцев поглядывал по сторонам и непрерывно задавал вопросы. Деревья почти вплотную подступали к дороге, и их кроны смыкались, образуя нечто вроде зеленого коридора. Для Строева и Бурцева, коренных москвичей, все было ново и интересно. Но Гаришвили не обращал никакого внимания на то, что не имело отношения к истории и археологии. Совсем еще молодой человек, он старался казаться серьезным и вдумчивым. Во всем этом чувствовалось явное подражание Ржевскому.
Дорога вынырнула из зеленого коридора, свернула направо к морю.
— Местная достопримечательность, — лекторским тоном объявил Гаришвили. — Вот на той горке — развалины старинного замка.
— А что, если подняться наверх, — неожиданно предложил Бурцев.
— Если хотите подняться наверх, машину придется оставить здесь, — предупредил Гаришвили.
— А море оттуда видно? — поинтересовался Бурцев.
— Видно, конечно, видно, — скороговоркой ответил археолог. — А самое главное, это место связано с очень красивой легендой. Вам, как художнику, будет интересно.
Бурцев умоляюще посмотрел на Строева.
— Что ж, давайте взберемся, — неохотно заключил Строев.
Когда порядком уставшие, они добрались до вершины, Строев увидел, что от развалин действительно осталась только полуразрушенная и заросшая мхом стена. Но вид, который отсюда открывался, был так великолепен, что усталость как рукой сняло. Море, позолоченное заходящим солнцем, было величественно красивым и казалось нарисованным. Строев и Гаришвили уселись на камень и молча смотрели вниз. Бурцев, обнаружив неожиданное равнодушие к морю, достал этюдник и принялся рисовать развалины замка.
— Чертовски хорошо! — нарушил молчание Строев и протянул археологу портсигар.
Гаришвили ничего не ответил, но по его восхищенному лицу Строев видел, что напускная серьезность исчезла бесследно.
— Вы хотели рассказать нам легенду… — напомнил он археологу.
Гаришвили с трудом отвел взгляд от моря.
— Да, расскажу. Знаете, Георгий Владимирович, это очень старая легенда. Мне много раз приходилось слышать ее. Но лучше всего рассказывал ее Леонид Миронович Серебряков. Я ведь был с ним вместе, в той, последней экспедиции.
Строев отбросил папиросу, приготовился слушать.
— Накануне его исчезновения, — продолжал Гаришвили, — ночью мы сидели у палатки Леонида Мироновича, и он рассказывал…
Было это несколько столетий назад. С юга пришли турки-сельджуки. Они захватили Аджарию, разрушили города, сожгли села. Люди уходили в горы и там умирали от голода, холода и жажды. Только две самые неприступные крепости еще держались. Их обороняли два брата-богатыря. Каждый из братьев имел заколдованные доспехи. Ни меч, ни копье не могли пробить чудесный металл, из которого были сделаны эти доспехи. Много раз турки пытались взять крепость. Но братья отбивали один штурм за другим, и на башнях обеих крепостей гордо развевались их знамена.
Тогда паша, возглавлявший турецкое войско, решил собрать все свои силы под той крепостью, которую оборонял младший брат, и взять ее приступом. Ночью крепость окружило несметное войско, загремели барабаны, и турки пошли на штурм. С крепостной стены лили кипящую смолу, сбрасывали камни, но турки по трупам своих воинов лезли вперед и вперед.
Увидел младший брат, что одолевают враги, взял серебряный рог и затрубил. А турки уже взобрались на стены и теснили защитников крепости. И вдруг, словно из-под земли, появился старший брат-богатырь со своей дружиной. Пять минут прошло, десять — и турки побежали. Не могли они выстоять против силы воинов-богатырей.
Рассвирепел паша, узнав, что старший брат пришел на помощь. Но хитрый визирь посоветовал ему, не теряя времени, обрушиться на оставшуюся без защиты другую крепость. Снова забили барабаны, помчалось неприятельское войско к крепости старшего брата, полезли турки на ее стены. Но внезапно те, кто был впереди, в ужасе отпрянули и, бросая оружие, побежали назад. На крепостной стене в заколдованных доспехах стояли братья-богатыри.
Много лет не могли турки взять эти две крепости. Но постепенно гибли славные защитники, и наступил день, когда братья остались одни. И тогда турки снова пошли на штурм — сразу на обе крепости. Но никто не лил смолу с высоких стен, никто не встретил нападавших.
Три дня и три ночи искали турки братьев-богатырей, обшарили все уголки крепостей, но так никого и не нашли. Тогда они объявили по всей стране, что братья убиты. Однако народ не верил туркам. Старики говорили: настанет час, выйдут из подземелья братья-богатыри и сполна заплатят захватчикам за народное горе…
…Долго сидели Строев и Бурцев у старой крепостной стены. Трудно было без волнения смотреть на камни, — каждый из которых, умей он говорить, мог рассказать так много интересного. И только случайно глянув на часы, Бурцев ахнул, и все заторопились к машине…