Сила басурманская

Эпилог

Колобок медленно катился по Алой площади. На душе у него было сумрачно, более того, он боролся. Его волю подчинило черное нечто, которое заставляло совершать постыдные поступки. Попытки прогнать чужака из сознания проваливались, караваю удавалось лишь обороняться, чудом сохраняя свою личность.

Незримый поединок длился и длился в странном месте, сотканном из тьмы разных оттенков. В то же время это была кромешная тьма, от которой шел печной жар. Впереди виднелась то ли дверь, то ли заслонка. Она распахнулась, и внутри узилища, где томился отбивающийся от чужой воли каравай, создалось некое присутствие. Кто-то страшный и всемогущий дышал зноем.

«Зачем я пил? И почто заснул?» – корил себя отчаявшийся Хлеборобот.

«Да, ты жестоко ошибся!» – прогремел густой голос, и дух Колобка съежился еще сильнее. Слова летели отовсюду, каждое впивалось в разум, словно дикая пчела. Каравай закричал, пытаясь удержать себя целым, ведь его душа начала рассыпаться, как в свое время тельце превращалось в крупу. Следующий приступ маннотехнологий Хлеборобот боялся не пережить.

Внешне же все оставалось спокойным – катится себе Колобок по мостовой, и никому дела не было.

Добравшись до каменной усыпальницы, каравай проскользнул мимо спящих и пьяных по случаю победы часовых и очутился внутри. Тусклый свет лампад падал на хрустальный гроб. В нем покоился Кощей.

Худое серокожее существо с большой головой, похожее одновременно на субтильного мужчину и пришельца из космоса, лежало, сложив иссохшие руки на груди. Глаза были закрыты, крючковатый нос сморщился, словно сухофрукт. На Кощее была полуистлевшая, некогда богатая одежда.

Колобок открыл ротик, конвульсивно содрогнулся, и на мраморный пол выпал золотой ключ. Он зазвенел, но беспечная охрана даже не шевельнулась.

Отрастив ручонки, каравай поднял ключ и принялся за дело. Он медленно отвинтил четыре хрустальных гайки, крепившие крышку к гробу. Болты провалились внутрь, к недвижимой мумии. Приложив немалые усилия, Хлеборобот сдвинул прозрачную плиту, открыв лик покойника.

В глубине усыпальницы стояли золотые ведра с водой – дань глупой традиции держать под рукой все запретное. Чего еще ждать от людей, которые доверили ключ девушке?

Находящийся под властью чужой воли каравай принялся таскать воду маленькой серебряной утицей к Кощею и плескать прямо на его лицо. Влага впитывалась, будто в губку. Когда Колобок перенес где-то полведра, веки древнего злодея дрогнули и поднялись.

Колючий, как шило, взгляд уперся в потолок усыпальницы.

Утица выпала из ручек Хлеборобота.

– Х-хых, – выдохнул Кощей, шевеля тонкими хрустящими пальцами.

Сдвинув крышку еще больше, лиходей уселся, обозревая обстановку своего узилища. С одежды поднялось облачко пыли.

Встал, выбрался из гроба, чуть не упал, поскользнувшись на гладком мраморе. Нетвердой походкой пошел к ведрам, пнув по пути оцепеневшего каравая. Колобок шмякнулся о стену, сполз на пол. Дернулся, сбрасывая наваждение.

– Я от бабушки… – сипло прошептал Хлеборобот, глядя на высокого Кощея, пьющего воду прямо из ведра.

Каравай стремглав покатился к выходу.

– Куда? – спросил, не оборачиваясь, злодей, и беглец врезался в невидимую преграду.

Осушив все три ведра, Кощей Бессмертный хлопнул в ладоши и проскрипел с пришепетыванием:

– Ну что, покойнички, покувыркаемся?