Симпатичная москвичка желает познакомиться

ГЛАВА 1

– А вы уверены, что действительно желаете украсить свою… ммммм… ягодицу изображением ангелочка? – спросил меня тот тип, когда я вкратце изложила ему идею своего мгновенного преображения из усталой измученной работой женщины в девчонку сорви-голова.

Дело было в тату-салоне, куда я, движимая невинным любопытством, заглянула после напряженного рабочего дня. Нет, я не собиралась украшать себя угрожающими татуировками и стать похожей на спятившую от ежедневного потребления пива байкершу. Помилуйте, мне тридцать один год, я заместитель главного редактора газеты и выгляжу так, как и положено деловой, но склонной к затейливому кокетству москвичке. То есть кроссовкам предпочитаю шпильки, стрижке – тщательно уложенные кудри, а размеренной семейной жизни – нескончаемую вереницу головокружительных страстных романов.

Так что в заведение, где жаждущие независимости подростки украшают свои телеса орнаментами и драконами, я попала по чистой случайности.

И сразу же была атакована не в меру активной администраторшей, на лице которой было столько колечек (в бровях, в носу, в губе и даже, кажется, в языке), что она могла бы нехило подзаработать, сдав свои серьги в металлолом.

– Добро пожаловать в салон татуировок «Красный дракон»! – улыбка у нее была щербатая, зато приветливая и дружелюбная, – наш салон лучший в городе. Вы сделали правильный выбор.

– Если честно, я просто погреться зашла, – застеснялась я. И это была чистая правда. Моя тончайшая шубейка из искусственной норки явно проигрывала в схватке с ядреным московским февралем. А машине, новоприобретенной «Шкоде-Фелиции» и душным пробкам я часто предпочитаю старый добрый метрополитен.

– Ничего страшного! – еще шире улыбнулась красавица, – вы погрейтесь, а я вам пока расскажу про наши услуги.

Сопротивляться ее гостеприимству было как-то неудобно, так что я позволила угостить себя кофе и потрясти передо мной каталогом с татуировками и прейскурантом.

– В наш салон ходят звезды! – выпучив глаза и разбрызгивая вокруг себя слюну, вещала энтузиастка модных веяний, – топ-модели! Актрисы! Кстати, вы похожи на актрису.

– Да? – с сомнением переспросила я, поправив челку, – ну может быть… Но на самом деле я журналистка.

– Ой, как здорово! Если вы про нас напишете, я устрою вам пятидесятипроцентную скидку!

– Спасибо большое, но если честно… Вы уж меня простите, но я вовсе не собиралась делать татуировку. Это как-то… неженственно. Наверное, я зря ваше время отняла.

– Вовсе нет. Многие сначала не хотят, но потом так загораются! Я же не говорю, что вы должны наколоть череп в половину спины. Вам бы пошло что-то нежное и стильное типа бабочки или ангелочка…

Не знаю, то ли у администраторши был талант к цыганскому гипнозу, то ли я в своем вполне зрелом возрасте осталась натурой инфантильной и легко увлекающейся… В общем, кофе давно кончился, а я все листала и листала каталог и вскоре неожиданно поймала себя на мысли, что в целом идея с татуировкой больше не кажется мне такой уж шокирующей. Подумаешь, вот у меня есть подруга, Жанна, ей уже тридцать шесть, и ее спину гордо украшает кельтский орнамент. Выглядит это вовсе не вульгарно, а очень даже мило и сексуально.

А я как раз давно хотела встряхнуться. Может быть, виновата работа, может быть, зимняя депрессия, а может быть – хотя об этом даже подумать страшно – и мой возраст, да вот только в последнее время я отчего-то уже не чувствовала себя юной и готовой на любые подвиги. Я стала раньше ложиться спать, реже встречаться с подругами и уже не могла перечислить десять самых рейтинговых ночных клубов столицы, поскольку шуму и сигаретному смраду дискотек предпочитала домашние посиделки с вином и пиццей. И вроде бы я была своим образом жизни довольна, но иногда все же ловила себя на мысли, что было бы здорово вырваться из густого кокона лени и с головой окунуться в шальную бесшабашность молодости.

– Татуировка сделает вас свежее и моложе, – старалась моя искусительница, – у нас лучшие мастера в городе, новейшая аппаратура. Все стерильно. И как раз сегодня работает Егор, наша звезда. И у него «окно».

И вот, попавшись на довольно бесхитростный коммерческий трюк, я оказалась в кабинете татуировщика Егора, который больше смахивал не на служителя культа красоты, а на осужденного за групповое изнасилование с элементами садизма. Был он высок, мрачен, а телосложением напоминал шкаф, в котором я храню шубы и пальто. Его руки от кистей до плеч украшали татуировки тюремного фасона – обнаженные русалки, витиеватые надписи и купола церквей. Увидев такое чудо, исподлобья на меня смотрящее и тихим голосом изрекшее: «Заходите!», я попятилась и нервно сглотнула.

Но поздно – Егор уже надел белоснежный халат (который сделал его похожим на повара-убийцу).

– Что будем делать? Пупок прокалываем?

– Н-нет, – тоненько пискнула я, – я вот тут спонтанно решила татушку сделать… Но это еще не точно.

– А чего тут сомневаться? – хмыкнул он. – У меня как раз сегодня вдохновение. Могу предложить великолепные варианты.

Стараясь не смотреть на синие татуированные купола, я промямлила:

– Мне бы что-нибудь попроще… Цветочек какой-нибудь… Или веточку сакуры. Или даже ангелочка. Да, идея с ангелочком мне импонирует больше всего. Можно сделать его, например, на попе. Тогда его почти никто не увидит, а я буду знать, что он есть.

Вот тогда это чудище в белом халате, странно хохотнув и молвило:

– А вы уверены, что действительно желаете украсить свою ягодицу ангелочком? Это для совсем молоденьких девчонок. Я бы предложил что-нибудь поспокойнее, ведь вам уже за тридцать!

Из салона я убегала так быстро, как будто бы за мной гналось целое стадо вооруженных окровавленными топорами серийных убийц.

Лучше уж я собственноручно выдавлю на чьей-нибудь отвратительной заднице огромный красный прыщ, чем еще раз по доброй воле позвоню своей приятельнице Жанне.

Вот уж кто умеет испортить настроение с непринужденным изяществом фокусника. Даже не знаю, зачем меня вообще угораздило набрать ее номер. Когда-то мы дружили довольно близко, но потом как-то незаметно отдалились друг от друга. Слишком уж мало у нас точек соприкосновения. Я пытаюсь делать карьеру, занимаясь журналистикой, а она – убежденный адепт роскоши – опустошает кошельки своих любовников и мечтает, чтобы кто-нибудь из них навсегда взял ее под свое теплое крыло. Но никто не берет (и я их, честно говоря, понимаю, кому же нужна такая ветреная женушка, как Жанка), и вот она целыми днями только тем и занимается, что выискивает в толпе холеных мужиков следующую жертву. Жанка считает меня клушей и неудачницей. В последнее время она дружит только с такими же богатенькими кокетками, как и она сама.

Но иногда, по инерции, мы все-таки встречаемся, чтобы обменяться новостями.

То, что в поиске моральной поддержки я обратилась куда-то не туда, я поняла, как только услышала Жанкин голос – высокий, нервный и надменный. Меня она приветствовала так:

– А, это ты!

Хотя до этого мы не виделись почти полгода.

– Я, – потухшим голосом пришлось подтвердить мне. Просто бросить трубку я не могла, потому что знала, что у Жанны определитель номера.

– Я тебя не отвлекаю? – спросила я в смутной надежде на положительный ответ, который станет вежливой причиной для того, чтобы еще полгода с нею не общаться.

Но Жанна ответила:

– Нет, я как раз думаю, чем бы заняться. К косметологу что ли отправиться. Или наведаться к своему тату-мастеру.

У меня подпрыгнуло сердце – надо же какое совпадение.

– А я тоже вчера была в тату-салоне! – оживилась я, – и вот там мне сказали, что…

И я вкратце поведала ей историю своего позорного выхода в свет, сдуру не умолчав и про самое сокровенное, то есть про то, что меня негласно записали почти в старухи. Шестым чувством я понимала, что не стоит давать Жанне такую пищу для моего морального унижения. С другой стороны, мне было пока неясно, каким же образом она сможет использовать этот факт против меня – ведь я на пять лет ее моложе, а у нее несколько татуировок и, судя по всему, останавливаться на них она не собирается.

– Вот урод, да? – такими словами я закончила свое печальное повествование, – надо было рассказать ему о тебе. У тебя столько татуировок и ничего.

– Сань, но вообще-то он прав… – вздохнув, мягко сказала Жанна.

Я насторожилась:

– В смысле?

– Я тоже считаю, что стареющее тело и татуировки – понятия несовместимые, – выдала она.

– Именно поэтому ты и сделала первую в тридцать три года, да? – фыркнула я.

– Саш, но я – это совсем другое дело.

– Это еще почему?

– Но я объективно не выгляжу на свой возраст. Потому что внешность – моя работа.

Я чуть не задохнулась от возмущения.

– Интересное кино! Спятила ты что ли? Да в наше время возраст вообще ничего не значит.

– Не значит, – промурлыкала она, – если ты выглядишь моложе. Как я.

– А я, по-твоему, выгляжу старше что ли?!

Ох, лучше бы я этого вообще не говорила. Тем более с вопросительной интонацией.

Естественно, Жанна не упустила шанс самоутвердиться:

– Ну, если ты хочешь, чтобы я сказала правду… Если честно, да.

– Я выгляжу старше тридцати??? – с телефонной трубкой в руке я помчалась к зеркалу.

Рожа как рожа. Даже симпатичная.

Лично мне возрастные изменения не бросаются в глаза. По-моему, примерно так же я выглядела и в восемнадцать лет, разве что была немного тоньше, не красила волосы и не пользовалась корректором морщинок вокруг глаз. Но в целом… Хороша!

– Да не обижайся ты так, – хмыкнула Жанка, – не выглядишь ты старше тридцати. Ты выглядишь, как стандартная женщина твоего возраста, которая почти не уделяет внимания своей внешности.

– Как это почти не уделяет? – мой голос сорвался на меццо-сопрано, – да я… да я…

И замолчала. Потому что – ну что я? Ну хожу я на маникюр от случая к случаю, ну делаю эпиляцию, ну пью иногда обезжиренный кефир.

Но разве можно сравнить мои жалкие чаяния с той кропотливой ежедневной работой, которую проделывает та же Жанна?! Да она вкладывает в свою внешность всю жизненную энергию и, разумеется, получает солидные дивиденды.

– Я хожу на баночный массаж два раза в неделю, – Жанна самодовольно делилась секретами своей молодости и популярности, – знаешь, как это больно? То-то же. Потом уколы «Ботокса», дорогущие крема, фитнес-клуб, бассейн, солярий…

– Слушай, Жан, совсем забыла, у меня тут дело одно есть…

– Наслушалась меня и к пластическому хирургу побежишь? – рассмеялась она, – не трать время. Этот процесс надо было начинать гораздо-гораздо раньше. Да ты не расстраивайся так. Каждому свое!

Наскоро распрощавшись с подлой Жанной, я позвонила другой подруге – той, которая никогда не станет заниматься энергетическим вампиризмом за счет моего хорошего настроения.

– Лера! – кричала я в телефонную трубку, – Лера, сейчас такое было! Такое!

– Да не ори ты, Кашеварова, – простонала моя лучшая подруга, – я тебя и так прекрасно слышу.

– Никак не могу к этому привыкнуть, ведь ты так далеко, – вздохнула я. – Лерка, я только что не сделала татуировку! Ангелочка на ягодице. Передумала в последний момент.

– М-да? – усмехнулась она, – в таком случае я только что не соблазнила Дэвида Бекхэма. Передумала в последний момент. Да и потом, сомневаюсь, что охранники пропустили бы меня в его раздевалку.

– Ты что, на футболе? – опешила я, – ты же ненавидишь спортивные матчи!

– В Англии это модно, – вздохнула Лерка, – и потом, я не одна. Меня пригласил мужчина, и у нас места в ВИП-ложе.

– Что за мужчина? – оживилась я.

– Да так, ничего особенного. Коллега. Никаких мурашек по коже и звона в ушах. Но надо же мне здесь с кем-то встречаться. И потом, он без проблем проводит меня в самые модные клубы.

– Лерка, как мне тебя не хватает. Ну, когда же ты наконец вернешься?

– Как только закончится моя стажировка. Но если честно, Кашеварова, надеюсь, что никогда. Я еще не потеряла надежду, что в меня влюбится достопочтенный британец. Он мог бы научить меня игре в гольф и поселить в замке на горе.

– Ты в плену стереотипов, – хмыкнула я, – выйти замуж за иностранца, как же это безрадостно.

– Каждому свое, – философски заметила Лера, – так что у тебя с татуировкой? Ты часом не пьяна?

– К сожалению, нет, но собираюсь как можно скорее это исправить. Лерка, представляешь, этот хам, татуировщик, сказал, что не рекомендует делать мне ангелочка на ягодице! Он сказал – это для совсем молоденьких девчонок, а вам, мол, за тридцать. Так и сказал!

– Какой ужас! – сочувственно воскликнула Лерка. – Кашеварова, да плюнь ты на него! Ты выглядишь максимум на… ээээ… двадцать девять.

– Спасибо, утешила, – окончательно расстроилась я, – Лерка, это ужасно. Я стала совсем старая. Я больше не та Саша Кашеварова, какой была раньше. Мне впору купить кресло качалку и зонтик-тросточку, как у старухи Шапокляк!

– Это предменструальный синдром, – мгновенно поставила диагноз Лера, – а зонтик-тросточка у тебя и так есть. Между прочим, ангелочек на ягодице – это пошло.

– Вот и ты туда же…

– Мне пора идти! Не раскисай, старушка ты моя. Кстати, когда ты наконец соберешься меня навестить? Без тебя скучно даже в Лондоне.

– Не знаю, – уныло ответила я, – у меня столько работы…

– Забавно слышать такое от тебя. Что ж, ты знаешь, что мое скромное жилище всегда в твоем распоряжении.

– Спасибо тебе, Лерка! Звони почаще!

– Все, вешаю трубку. И не плачь, от слез стареют, – вероломно предупредила она.

За долгие годы нашего знакомства моя дружба с Леркой давно уже перешла в стадию сестринской любви. Иногда у меня создается впечатление, что Лера, точно талисман, присутствует в моей жизни с самого рождения. Хотя я и сейчас великолепно помню тот день, когда впервые ее увидела.

Случилось это в начале сентября, в тот день, когда я впервые пришла в университет, в здание факультета журналистики на Моховой. Настроение мое было приподнятым, физиономия – восторженно-торжественной. На мне были новая вязаная юбка, нагуталиненные туфли и строгий пиджак. В новом кожаном портфеле лежали свеженькие тетради, в голове толпились планы и мечты самого разного масштаба. Я была на сто процентов уверена, что буду признана самой эрудированной и остроумной студенткой факультета, что все телекомпании и глянцевые журналы России будут драться за право предложить мне место стажера, а потом и штатную высокооплачиваемую должность. Я была настроена на каторжный труд, на полуночные посиделки над потрепанным томиком Гегеля, досрочную сдачу всех возможных зачетов. Никаких вечеринок, строго велела я себе. Я уже достаточно взрослая, чтобы решительно отказать себе в легкомысленных радостях ради светлого будущего и головокружительной карьеры.

Вот с таким настроением я и вошла в аудиторию, где должна была состояться первая студенческая лекция в моей жизни. Усевшись за свободный стол, я гордо выложила из сумки толстенную тетрадь и кропотливо ее подписала – «Лекционная тетрадь Александры Кашеваровой».

– Ой, какая у тебя фамилия смешная! – вдруг раздался над моим ухом звонкий приветливый голос.

Я недовольно обернулась и увидела Лерку – вернее, тогда я еще не знала, имени улыбчивой стройной блондинки в обтягивающих красных штанах, которая нависла над моим столом и ждала ответной реплики. С первого взгляда девчонка мне не очень-то понравилась. Как она могла додуматься прийти в университет в штанцах, пригодных разве что для диско-клуба? Брюки, конечно, красивые и ей идут, но все-таки… На мой взгляд, такое поведение просто кощунственно.

– Что смешного? – без улыбки пожала плечами я, – фамилия как фамилия.

– Слушай, а можно я с тобой рядом сяду? – не отставала блондинка.

И мне пришлось сказать: «Ну, садись!», хотя меньше всего на свете я хотела, чтобы данная личность на протяжении всей лекции звенящим шепотом вела со мной беседы отвлекающего характера.

Она радостно плюхнула миниатюрную кожаную сумочку на парту.

– А где же твои тетради? – удивилась я.

– Да ладно, можно подумать, они нам понадобятся в самый первый день, – махнула рукой моя новая знакомая, – меня, кстати, Лера зовут. А ты не знаешь, что за лекцию нам предстоит выслушать?

– Саша. По-моему, история журналистки, – ответила я, сверившись с выписанным в специальный блокнот графиком занятий.

– Какая скука, – зевнула она, – надо было подольше поспать.

– Если тебе скучно, зачем же ты тогда вообще сюда поступала?

– Родители достали, – хохотнула Лерка, – у меня папа журналист, он всю жизнь мечтал, чтобы я пошла по его стопам… А ты?

– Что я?

– Ты с детства мечтала стать журналисткой?

– В детстве я мечтала стать модельером, – улыбнулась я, – красивая одежда – моя слабость. Но потом выяснилось, что руки у меня растут явно не из того места. Я даже фартук на уроке труда умудрилась испортить. Хотела прогладить швы, а в итоге сожгла все кружева.

– Значит, ты хочешь быть модным обозревателем?! – обрадовалась Лера. – Знаешь, а я сразу поняла, что ты из наших. У тебя такие стильные туфли! Я тоже мечтаю работать в мире моды.

Я польщенно улыбнулась и краем глаза посмотрела, любуясь, на свои башмаки. Кто бы знал, чего мне стоило убедить родителей в том, что покупка дорогих туфель – это вовсе не глупая трата, а выгодное вложение капитала в мое образование.

– Вот здорово, возможно, мы будет вместе работать! – не унималась восторженная любительница моды, – а раз так… Ладно, пожалуй, я могу открыть тебе один секрет.

«Ну вот, начинается», – затосковала я. Сейчас она начнет с заговорщицким видом посвящать меня в разные малоинтересные глупости – в кого она тайно влюблена, как она лишилась девственности и каковы ее взгляды на семейную жизнь. Этого мне только и не хватало. А я так мечтала внимательно прослушать лекцию.

– Здесь недалеко есть один магазин, – наклонившись к моему уху, зашептала Лера, – секонд-хэнд.

– Ну, вот еще, – брезгливо поморщилась я, – я люблю новую одежду.

– Ты ничего не понимаешь! – возбужденно зашипела она, – это не обычный секонд-хэнд, а эксклюзивный. Там продается дизайнерская одежда и стоит сущие копейки! На прошлой неделе я купила там пальто от «Версаче» всего за десять долларов!

– Да ты что? – навострила уши я. – Не может быть. Если бы было так, то в этом магазине были бы огромные очереди.

– Вот! – Она подняла вверх указательный палец. – В том-то все и дело. Это не совсем обычный магазин, на нем нет никаких вывесок, и войти можно только по специальному пропуску.

– И?

– И у меня этот пропуск есть! – самодовольно заключила она, – так что если хочешь…

– Ты имеешь в виду после лекций? – уточнила я.

– Да кому нужны дурацкие лекции, если за углом даром раздают «Версаче», – рассмеялась Лерка, – и потом, магазин работает только первую половину дня. Так что ты как хочешь, Кашеварова, а вот лично я собираюсь заняться обновлением гардероба.

– Все равно у меня нет денег, – вздохнула я.

– Да ладно, – удивилась Лерка, – а разве родители не выдали тебе деньги на учебники? Ты видела список? Придется покупать много книг.

– Но это на учебники, – возмутилась я, – второй раз мне денег не дадут!

– И не надо. Зачем нужны эти учебники, если ты собираешься ходить на лекции. Учебники реально понадобятся тебе только перед сессией, зимой. А к тому времени мы уже получим стипендию.

Ее доводы звучали ох как убедительно. В этой радужной картине мне виделось лишь одно крошечное «но» – а кто вообще выплатит стипендию двум девицам, которые напряженной учебе предпочитают поход в элитный секонд-хэнд?

Я нахмурилась – конечно, я была бы вовсе не прочь посетить сие волшебное заведение и своими глазами убедиться, что земной рай под кодовым названием «дешевый от кутюр» и в самом деле существует. С другой стороны – ну как я могла нахально прогулять лекцию в свой первый университетский день? Может быть, мне удастся уговорить ее перенести магазинный культпоход на завтра или вообще на конец недели?

С сомнением я покосилась на будущего модного обозревателя Валерию Солнцеву и по особенному решительному блеску в ее глазах поняла, что капитулировать она и не собирается. Вот будет обидно, если вместо меня она пригласит в заветный магазин кого-нибудь еще!

Я огляделась по сторонам – справа от нас сидела длинноволосая брюнетка в кожаной юбке, вытягивая шею, она заинтересованно прислушивалась к нашему диалогу. Уверена, что уж она-то не упустит такого шанса. Смогу ли я простить себе собственную принципиальность, когда завтра Лера и эта брюнетистая дылда появятся на журфаке в модных платьях, в то время как я буду по-прежнему с заинтересованным видом таращиться в лекционную тетрадь?!

– Решайся, – уговаривала змея-искусительница, – подумаешь, один раз прогулять! Наоборот, лучше сделать это в самый первый день, ведь наверняка эта лекция вводная.

Что ж, крупица здравомыслия в ее словах была.

– А завтра пойдем на лекции. На все подряд. Представляешь, на нас будут новые модные шмотки, мы сядем в самом последнем ряду и будем по десятибалльной шкале оценивать однокурсников!

– Это как?

– Дикая ты какая-то, Кашеварова. Десять баллов – годится для продолжительного романа, восемь – для молниеносной вспышки страсти, шесть – для пьяного секса, пять – сойдет на безрыбье, а все, что ниже – вообще не котируется.

Я не смогла сдержать смех.

– Ладно, уговорила. Пойдем в твой магазин. Примерной студенткой я, пожалуй, стану с завтрашнего дня.

С этими словами я убрала «Лекционную тетрадь Александры Кашеваровой» обратно в портфель.

В тот день я обзавелась не только сногсшибательной замшевой юбкой, расшитыми бисером джинсами и двумя вечерними платьями, но и лучшей подругой.

Мы с Леркой мгновенно нашли общий язык. Возбужденные, счастливые, обвешанные хрустящими пакетиками, мы отправились в кафе при консерватории. Там, за крепчайшим кофе и песочным тортиком, Лера вкратце рассказала мне о себе. Она была на два года меня старше, после школы сбежала из дома, чтобы петь в какой-то группе, но потом вернулась, работала продавщицей в отделе косметики и спала с кем попало в надежде встретить мужчину своей мечты. А еще у Лерки был роман с известным рок-певцом, который годился ей в отцы. Услышав его фамилию, я округлила глаза и выдохнула: «Да ты что?!», а она многозначительно улыбнулась.

В ответ я поделилась с ней скудной информацией о собственной несуществующей личной жизни. Пожав плечами, она заметила, что все у меня впереди. Так оно и вышло – с Леркиным появлением моя жизнь закрутилась в бешеном ритме, как сломанная карусель.

На следующий день мы дружно прогуляли лекции и отправились в ГУМ; Лерка безапелляционно заявила, что это не что иное, как «изучение современных модных тенденций», что пригодится в нашей будущей карьере куда больше, чем ежедневное лекционное занудство.

С тех пор так и повелось – вместо занятий мы весело бродили по магазинам или просто болтались по городу, время от времени оседая в кафе и кондитерских. В первую сессию нам пришлось нелегко, но со временем мы освоили сложное искусство очаровывания преподавателей и худо-бедно зарабатывали оценку «удовлетворительно». По этому поводу Лерка любила шутить: «Ах, у меня «удовлетворительно»? Что ж, это значит, что я удовлетворила этого преподавателя! Кашеварова, да мы с тобой такие молодцы, всех лекторов удовлетворили!»

К окончанию университета мы были близки, как попугаи-неразлучники; о том, чтобы разойтись по разным редакциям, не возникало и речи. В редакцию никому не известной, зато еженедельной газеты «Новости Москвы» мы зарулили по чистой случайности. Каково же было наше удивление, когда обеих пригласили занять штатные должности! Я, как и мечтала, стала трудиться в отделе моды и получила желанный открытый доступ к показам, красивым платьям и блатным распродажам. Ну а Лерка, к моему удивлению, устроилась в спортивный отдел и получила открытый доступ к мускулистым телам представителей самых разных видов спорта.

Через несколько лет мы обе доросли до должности редакторов; у меня даже появился собственный кабинет – пыльное помещение, размерами сопоставимое с кабинкой общественного сортира. Покидать насиженное место не хотелось – я привыкла и к своей рубрике, и к коллективу (даже к стервозному начальнику по имени Максим Леонидович Степашкин, который непонятно за что возненавидел меня с первого взгляда).

И вот несколько месяцев назад случилось ужасное – Лерка ворвалась в мой кабинет без стука, и глаза ее горели особенным фанатичным огнем.

– Выкладывай, кто он! – потребовала я. Я прекрасно знала, что такая блудливая шальная улыбочка появляется на подружкином лице только в одном случае – если она заприметила подходящего для романтики мужика.

– Он – британский консул! – выпалила Лерка.

– А где же ты с ним познакомилась? – удивилась я.

– Но это не то, что ты думаешь! Кашеварова, знаю, что я гадина! Я должна была рассказать тебе с самого начала, но побоялась сглазить!

– Да что случилось?! – насторожилась я. – Ты замуж, что ли, за этого консула собралась?

– Нет… В общем… Сегодня мне дали британскую визу, и я… Кашеварова, я улетаю в Лондон, – Лерка умолкла на полуслове и отвела глаза.

– В отпуск? Мы же собирались вместе отправиться на Крит!

– Это не отпуск, – еле слышно прошелестела моя лучшая подруга, – я участвовала в конкурсе, который проводил Британский Совет, и выиграла грант… Кашеварова, я уезжаю на восемь месяцев, учиться.

Я встряхнула головой, уж не снится ли мне все это?

– Что значит учиться? Тебе не хватило нашей учебы в университете? – спросила я, и только потом до меня дошло. – На восемь месяцев?!

– Ну, прости меня, – заныла Лерка, – они пролетят как один день!

– Но почему ты ничего мне не сказала?! Может быть, я бы тоже выиграла этот чертов грант?!

– Я подумала, что вряд ли ты поедешь… Ты ведь теперь заместитель главного редактора, зачем терять карьеру ради удовольствия испробовать британских мужчин. Кстати, я наслышана, что они очень даже ничего.

Гонимая жаждой международных приключений, неугомонная моя Лерка и в самом деле через некоторое время отправилась в Туманный Альбион. И надо сказать, Москва без нее заметно опустела – магазины перестали быть столь волнующе завлекательными, наши любимые спагетти – столь божественными на вкус, а перспектива испить кофе вместо работы – столь уж заманчивой.

Постепенно я привыкла к тому, что лучшая подружка превратилась в бесплотный голос, ежедневно приветствующий меня в телефонной трубке, да в фотографию, что стоит на моем комоде – на ней мы вдвоем, в одинаковых выцветших джинсах и белых маечках, беззаботные и еще совсем молоденькие, стоим на фоне здания сплотившего нас университета.

Хорошо, что моя работа расслабиться не позволяла. Некоторое время назад меня, урожденную лентяйку, убежденную неряху и мастера спорта международного класса по отлыниванию от рабочего процесса, вдруг по непонятным причинам назначили заместителем главного редактора газеты «Новости Москвы».

Когда мой босс, Максим Леонидович Степашкин, сквозь зубы объявил мне о своем решении, я чуть со стула не грохнулась.

Почему-то мне совсем некстати вспомнилось, как еще, будучи студентками, мы с Леркой и парочкой безалаберных одногруппников отправились за грибами. Мы наивно искали подберезовики и лисички, а вот наши кавалеры почему-то упрямо толпились вокруг каких-то крошечных поганок, похожих на тонкие полупрозрачные былинки. «Это галлюциногенные грибы! – с умным видом изрек один из них. – За их хранение можно отправиться в изолятор». Не знаю, почему этот факт внушал им такой ненаигранный оптимизм – видимо, они полагали, что наличие в их карманах галлюциногенного гриба – это безусловный атрибут взрослости и крутизны. Я только и могла, что брезгливо морщиться, когда они принялись отправлять себе в рот пригоршни сырых поганок, надеясь, что перенесенные гастрономические страдания помогут им «словить глюк». Сама я тоже попробовала один грибочек, оказавшийся довольно мерзким на вкус. К разочарованию наших начинающих наркоманов, никому из них так и не посчастливилось увидеть настоящую галлюцинацию. Хотя мы долго лежали рядом на траве, прислушиваясь к своим организмам. И время от времени кто-нибудь из нас восклицал:

– О! У меня все плывет перед глазами.

Или:

– Кажется, начинается. Я как будто проваливаюсь в землю.

Закончилось все тем, что наши объевшиеся поганок друзья вдруг сорвались с места и синхронно умчались в ближайший лесок: как потом выяснилось, опасный эксперимент обернулся для них острейшим расстройством желудка. Я потом над ними долго посмеивалась. А они мрачно отводили глаза и бормотали:

– Ты тоже съела грибочек. Вот подожди, может быть, все еще будет.

– Как это? – хохотала я.

– Есть такое понятие, флэш-бэк. В твоем организме присутствует кислота, которая в любой момент может активизироваться. Так что если вдруг увидишь у лектора рога и хвост, не спеши бежать к психиатру. Это просто тебе передает привет грибочек, которым ты черт знает когда полакомилась.

Мне тогда было всего девятнадцать лет, и почему-то тот диалог произвел на меня сильнейшее впечатление. Помню, я еще долго с опаской ждала «грибного привета».

К чему это я?

Ах да, когда главный редактор Максим Леонидович Степашкин сказал, что я могу занять кресло его заместителя, я грешным делом сразу вспомнила о том злополучном грибочке. Поздравляю, Кашеварова, дождалась. Словила-таки глюк на старости лет. Потому что правдой это быть ну никак не могло, ведь я прекрасно знала, что Степашкин испытывает ко мне, мягко говоря, не самые теплые чувства.

Однако потом выяснилось, что это предложение вовсе не было запоздалой галлюцинацией.

Так я и стала заместителем редактора.

Вот каковы приятные штрихи моего нового назначения (если честно, штрих всего один): повышение зарплаты. Да, я стала гораздо больше получать и даже смогла наконец накопить на собственный автомобиль.

О неприятных последствиях можно говорить более пространно: во-первых, мне теперь приходится не только работать над собственными материалами, но еще и править чужие. Поскольку редакторский стаж мой невелик, то ко мне отправляются обычно статьи полуграмотных практиканток. Первые две недели мне это даже нравилось – упиваясь собственной властью, я решительно вычеркивала из материалов запуганных корреспонденточек целые абзацы, поджав губы, я обзывала их бездарностями, я даже с самым снобским видом исправляла им орфографические ошибки, хотя это работа корректора. В итоге я не добилась ничего, разве что прослыла среди младших сотрудников редакции неисправимой злобной стервой. Но в один прекрасный день до меня дошло: иногда я полдня «причесываю» статью, которая в итоге выходит под чужой фамилией. Иными словами, пашу я, а гонорар и начальственные лавры получает кто-то другой! С тех пор я стараюсь подходить к редакторской правке чуть менее творчески.

Продолжая распинаться о недостатках новой работы, также отмечу среди них почти ежедневные совещания в кабинете главного редактора. Раньше я общалась со Степашкиным только в случае крайней необходимости. А теперь его ненавистная физиономия мозолит мне глаза чуть ли не каждый день.

О моих отношениях с начальством, наверное, стоит сказать отдельно. Собственно говоря, эти самые отношения компактно укладываются в два слова: холодная война.

Максиму Леонидовичу Степашкину всего тридцать восемь лет, но нравы у него пенсионерские. Он мог бы считаться привлекательным (ведь он высок, строен, голубоглаз, всегда аккуратно одет, у него русые мягкие волосы и правильные черты лица), однако в редакции за глаза его называют не иначе как «наш уродец». Максим Леонидович трудоголик в самом худшем смысле этого слова. Большую часть своего времени он проводит в здании редакции, и почему-то от других требует такого же неоправданного рвения. Он может совершенно искренне удивиться, узнав, что кто-то из сотрудников газеты не горит желанием выйти на работу в выходной. «Как же так, ведь у нас аврал!» – воскликнет он, округлив ясны очи и изумленно уставившись на безалаберного сотрудника.

Максим Леонидович ужасно одевается. Нет, не совсем так. Он вовсе не фрик, который может прийти в офис в укороченных брючатах и полосатых носках. Просто гардероб его так же безрадостен, скучен, как и он сам. Неравнодушный к классическому стилю, он и зимой, и летом, не вылезает из строгого костюма. Костюмов у него четыре – коричневый, темно-синий, бежевый и серый в полоску. А вот с рубашками совсем беда – у стороннего наблюдателя сложилось бы впечатление, что она у него и вовсе одна-единственная. Но, скорее всего, шкаф Степашкина забит одинаковыми рубашками – голубыми в темно-синюю полоску. Иногда, на корпоративных мероприятиях, накачавшись дешевым вином, мы обсуждаем этот вопрос с девчонками из бухгалтерии.

Я – полный степашкинский антипод.

На работу хожу неохотно, обожаю валяться в постели до полудня, умудряюсь растягивать обеденный перерыв на половину рабочего дня, а всю зарплату просаживаю на косметику и одежду (причем шопинг для меня не каприз, а психологический акт, именно так я снимаю стресс; это настоящая эйфория, катарсис). Неудивительно, что главный редактор считает меня ни на что не годной легкомысленной годной вертихвосткой. Такие мужчины, как Максим Степашкин, ненавидят таких женщин, как Саша Кашеварова. Это закон природы.

Причем его опытный редакторский взгляд распознал во мне лихую прогульщицу еще десять лет назад, когда я только пришла в «Новости Москвы» и усиленно играла роль прилежной отличницы-активистки.

Все эти годы мы не работали бок о бок, мы нехотя уживались в одной редакции. Он чуть ли не каждый день угрожал мне увольнением. Странно, что ни разу не уволил.

Конечно, со временем я привыкла и к странностям его характера, и к его злому сарказму, и к холодному презрению, которым он так любил меня обливать. И знаете что – иногда я ловила от всего вышеперечисленного особенный мазохистский кайф. Иногда, в разгар ссоры с начальником, я вдруг осознавала, что он-то злится по-настоящему, а я ему просто привычно подыгрываю. В моем присутствии Степашкин почему-то частенько начинал особенно рьяно избавляться от нервных клеток, которые, как известно даже первоклассникам, не восстанавливаются.