Единственным ведомством, которое знало правду, и не только знало ее, но составляло абсолютно правдивые сводки о происходящем в стране, был департамент полиции министерства внутренних дел.
Начальники губернских жандармских управлений, руководители охранных отделений, заагентурив сотни тысяч секретных осведомителей из всех слоев общества, начиная с времен Столыпина (особенно в последние годы его правления), собирали, обрабатывали совершенно нелицеприятную правду о процессах, происходивших в империи. В жмурки не играли, черное не называли белым, занимались делом, а не бирюльками. Вот лишь короткая выдержка из тысяч донесений подобного рода, стекавшихся в министерство в критические для судеб самодержавия годы.
Нет в Петрограде в настоящее время семьи так называемого «интеллигентного обывателя», где «шепотком» не говорилось бы о том, что «скоро, наверно, прикончат того или иного из представителей правящей власти» и что «теперь такому-то безусловно несдобровать», — характерный показатель того, что озлобленное настроение пострадавшего от дороговизны обывателя требует кровавых гекатомб из трупов министров, генералов и всех тех, кого общество и пресса величают главными виновниками неудач на фронте и неурядиц в тылу.
В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой, открыто и свободно раздаются речи опасного характера, затрагивающие даже священную особу государя императора и заставляющие верить утверждениям, что высокий порыв монархического чувства, охвативший Россию в июле 1914 года, исчез, сменившись безумно быстрым ростом озлобления не только против «правительства», но и против государя и всей царской семьи: повсеместно и усиленно муссируются слухи о «близком дворцовом перевороте».
Характернейшим показателем сумбурности и исключительной запутанности политической обстановки данного момента и своего рода «знамением времени» может служить, между прочим, помимо всего вышеизложенного, и резко намечающийся за последние дни яркий авантюризм наших доморощенных «Юань-Шикаев» в лице А. И. Гучкова, Коновалова, князя Львова и некоторых других «загадочных представителей общественности».
Опасаясь при неожиданности «переворота» и «бунтарских вспышек» оказаться не у дел и явно стремясь при общем крушении и крахе сделаться вождями и руководителями анархически-стихийной революции, лица эти самым беззастенчивым и провокационным образом муссируют настроение представителей руководящих и авторитетных так называемых «рабочих групп» (рабочие группы военно-промышленного комитета Гучкова), высказывая перед представителями последних уверенность в неизбежности «назревшего переворота» и утверждая категорически, как неопровержимый и им достоверно известный факт, что «армия — по их проверенным сведениям и данным — уже приготовилась и выражает намерение поддержать все выступления и требования негодующего народа».
Что подобного рода разжигание страстей не остается безрезультатным, легко видеть из все более и более революционизирующегося настроения рабочей группы центрального военно-промышленного комитета, представители коей самым наивным образом начинают веровать в «силу» гг. Гучковых, Коноваловых и Ко и признавать, по их собственным словам, что от последних именно и будет зависеть решительный сигнал к началу «второй великой и последней всероссийской революции».
Как общий вывод из всего изложенного выше до´лжно отметить, что если рабочие массы пришли к сознанию необходимости и осуществимости всеобщей забастовки и последующей революции, а круги интеллигенции — к вере в спасительность политических убийств и террора, то это в достаточной мере определенно показывает оппозиционность настроения общества и жажду его найти тот или иной выход из создавшегося политически ненормального положения.
А что положение это, как указывает все вышеизложенное, с каждым днем становится все ненормальнее и напряженнее и что ни массы населения, ни руководители политических партий не видят из него никакого естественного мирного выхода, говорить об этом не приходится.
Особый отдел полиции.
Приезд в Петроград союзнической делегации вызвал в различных кругах столичного населения всевозможные толки, продолжающие волновать общество. Широко распространился рассказ о беседе генерала Кастельно с лидерами «прогрессивного блока». Беседа носила следующий характер: «Мы до сих пор не имели случая сомневаться в искренности намерений русского правительства, но слухи о борьбе придворных партий и «темных влияний», которыми переполнены страницы заграничных газет, заставляют нас все время быть настороже: германские агенты так долго муссировали различные «новости» о намерениях царского правительства, что трудно допустить мысль, будто эти слухи ни на чем не основаны. Поведение многих министров, особенно премьера Штюрмера и нового министра внутренних дел Протопопова, показывает, что в России есть еще такая партия сторонников Германии, лишенная возможности активно агитировать за мир, но усиленно работающая теми путями, которые закрыты для международной дипломатии. Из бесед с вашими военными чинами я знаю, что военные власти вполне преданы искренней дружбе с нами и не допускают мысли, чтобы Россия изменила союзу, но и они не скрывают, что во внутренней жизни России есть много явлений, угрожающих союзу; они, как и мы, признают недопустимость современной политики Протопопова, вызывающей повсеместное недовольство, которое не может не отразиться на работе по обеспечению тыла. И если ваше правительство, ослепленное германскими обещаниями или проникшееся жалостью родственников к Гогенцоллернам, захочет разрушить наш союз, то будьте уверены, что в нас вы всегда найдете близких союзников, готовых всегда оказать помощь дружественной нации.
Не меньшим успехом пользуется среди широких кругов публики рассказ о попытках Англии повлиять на внутренние русские дела. Наиболее распространена следующая версия, исходящая, по-видимому, из думских кругов: сэр Бьюкенен будто бы получил из Англии достоверные сведения, что в России вновь усилилась германская партия. С этой целью Бьюкенен говорил с председателем Государственной думы Родзянко, который сказал ему, что «хотя фактов никаких нет, но в обществе не прекращают говорить о существовании в придворных кругах партии, стоящей за сепаратный мир и за сближение с Германией, так как иначе Россию ждет якобы английское иго». Бьюкенен якобы испросил высочайшую аудиенцию, во время которой он произнес речь, выслушанную будто бы государем императором очень холодно.
«Ваше величество, английское общество в последнее время взволновано слухами, проникшими в нейтральную печать, о том, что в России главное направление политики перешло к партии, являющейся сторонницей немедленного сепаратного мира с Германией. Поэтому лучшим подтверждением истинных намерений русского правительства было бы посещение Англии кем-либо из высокопоставленных особ. Мое правительство поручило передать вашему величеству, что английская нация была бы счастлива видеть у себя государыню императрицу с одной из великих княжон: подобное посещение показало бы неосновательность всех слухов, распускаемых врагами».
После этого будто бы Бьюкенен был отпущен из Царского Села очень сухо: никакого положительного ответа на предложение он не получил.
Вслед за тем Бьюкенен посетил Родзянко с двумя членами «прогрессивного блока». «Будем надеяться, что русскому народу удастся наконец сделаться полноправным политически, — сказал он. — Сейчас Германия начала вновь зондировать почву относительно мирных переговоров и неофициальным образом сулит каждому из союзников золотые горы, но все эти посулы нам хорошо известны, и, конечно, мы ничем на них не отвечаем, кроме презрения. От самой России будет зависеть: дать ли снова полную свободу германской торговле и промышленности или способствовать союзникам в превращении Германии во второстепенную державу».
Широкое распространение по Петрограду подобных речей, быть может, даже и не сказанных теми лицами, кому их приписывают, показывает, что люди продолжают жить в области слухов; с ноября 1916 года публика в широких размерах проявляет интерес к политиканству. Слухи заполонили обывательскую жизнь: им верят больше, чем газетам, которые «по цензурным условиям не могут открыть всей правды». За последние дни в городе появился ряд новых слухов «из высокоавторитетных источников»: упорно говорят об отравлении генерала Алексеева. По словам какого-то «доктора», все признаки болезни генерала Алексеева показывали, что ему в организм введен какой-то яд.
Слухи растут с каждым днем: из «официальных» источников передают о возвращении великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим, о намерении его императорского величества государя императора взять в свои руки обеспечение тыла и пр. Всякий, кому не лень, распространяет слухи о войне, мире и германских интригах.
Ротмистр Белов.
Исключительная серьезность переживаемого страною исторического момента и те неисчислимые катастрофические бедствия, коими могут угрожать всему жизненному укладу государства возможные бунтарские выступления озлобленных тяготами повседневного существования низов населения империи, по мнению лояльных элементов, властным образом диктуют крайнюю необходимость спешных и исчерпывающих мер к устранению создавшейся неурядицы и разряжению излишне сгустившейся атмосферы общественного недовольства.
Половинчатость в решениях и какие-либо полумеры случайного характера, как показал опыт последнего времени, при настоящих условиях совершенно неуместны, так как, не разрешая вопроса по существу, таковые лишь более запутывают и без того осложненные взаимоотношения власти и населения на местах и еще сильнее напрягают волну общего озлобления и недовольства в массах, в достаточной степени подготовленных к самым диким эксцессам при первом же удобном и неудобном случае.
Недавно Гучков заявил своим сторонникам (сведения агента «Кардин»): «Систематически нараставшее расстройство транспорта, безудержная вакханалия мародерства и хищений со стороны различного рода темных дельцов в разнообразнейших отраслях торговой, промышленной и общественно-политической жизни страны; бессистемные и взаимопротиворечивые распоряжения представителей правительственной местной администрации, недобросовестность второстепенных и низших агентов власти на местах; и, как следствие всего вышеизложенного, неравномерное распределение продуктов питания и предметов первой необходимости, неимоверно прогрессирующая дороговизна и отсутствие источников и средств питания у голодающего в настоящее время населения столиц и крупных общественных центров, — категорически указывают на то, что грозный кризис уже назрел и неизбежно должен разрешиться в ту или иную сторону».
Тяжелое материальное положение рядового обывателя, обреченного на полуголодное существование и не видящего никакого просвета в ближайшем будущем, заставило его сочувственно и с редким вниманием относиться ко всякого рода планам и проектам, основанным на обещании улучшить материальные условия жизни. В результате создалась обстановка, в высшей степени благоприятствующая всякого рода революционной пропаганде и начинаниям и более чем правильно оцененная активными руководителями левых и иных противоправительственных групп (Гучков, Коновалов, Рябушинский, Милюков, Астров, Шингарев).
Представители крайнего течения социалистов-революционеров (А. Керенский), готовившие свои доклады к предполагавшимся московским совещаниям «рабочих групп» «военно-промышленных комитетов», дают такого рода картину: «Война с каждым днем все более и более вскрывает внутренние противоречия строя России и ежедневно увеличивает на десятки тысяч число противников войны и милитаризма. В Германии и России одинаково голодают массы, в то время как несколько сот человек безумно обогащаются за счет пауперизма этих же масс. В Германии поняли, что дальнейшая война несет за собою рабство пролетариата, какого еще не видела всемирная история; поэтому там все более внимательно прислушиваются к лозунгу «мир во что бы то ни стало», так как от скорейшего мира зависит само существование народа. У нас этого еще не понимают, лишь пустые места легальных газет да переполненные тюрьмы свидетельствуют, что и русский народ начинает понимать сущность войны. Но разрозненность партийных программ, отсутствие надлежащей организованности среди отдельных классов населения, невозможность вести пропаганду заставляют социалистов-революционеров, не ослепленных «романовским золотом», видеть дело не так, как оно кажется социал-демократам и другим левым партиям: в России невозможна сейчас революция по примеру 1905 года, но зато более чем возможна соединенная революция военно-пролетарских масс. Успех пропаганды социалистов-революционеров в армии, о котором с каждым днем поступают все новые и новые данные, заставляет нас ждать, что начало революции положат те солдаты, коих насильно сделали из вчерашних рабочих, и те рабочие, которые подчинены каторжному режиму военно-полицейского государства и которых, под страхом пуль и штыков, заставляют работать те же самые штыки и пули. Пусть правительственные агенты скрывают то брожение, которое охватило армию, пусть военные суды ежедневно поглощают новые и новые жертвы — ни рабочих, ни солдат не обманут посулы так называемых «рабочих комитетов» Гучкова и прочих предателей. Экономическое положение массы, несмотря на огромное увеличение заработной платы, более чем ужасно. В то время как заработная плата у массы поднялась всего на 50% и лишь у некоторых категорий (слесаря, токаря, монтеры) на 100–200%, цены на все продукты возросли на 100–500%. По данным, собранным больничной кассой завода «Треугольник», заработок рабочего до войны, считая посуточно, был: чернорабочего 1 руб., теперь же — 2 руб. 50 коп.; монтера 2–3 руб., теперь — 5–6 руб.
В то же время и стоимость предметов потребления рабочего изменялась следующим невероятным образом: угол оплачивался 2–3 руб. в месяц, теперь — 8–12 рублями; обед (в чайной) 15–20 коп., теперь 1 руб. — 1 руб. 30 коп.; сапоги 5–6 руб., теперь — 20–30 руб. Даже в том случае, если принять, что рабочий заработок повысился на 100%, то все продукты повысились в цене на 300%. По мнению многих видных депутатов центра (Гучков, Шингарев, Александров), «до революции осталось всего лишь несколько месяцев, если только таковая не вспыхнет стихийным порядком гораздо раньше»: повсюду настроение достигло такого оппозиционного характера, что достаточно какого-нибудь пустячного предлога, чтобы вызвать бурные беспорядки ожесточившихся народных масс.
Особый отдел.
Ваше превосходительство, милостивый государь Степан Петрович!
В кругах, близких к членам Государственной думы А. И. Коновалову и А. И. Гучкову, обсуждается вопрос об издании за границей особого информационного органа для осведомления представителей западноевропейских правительств, парламентов, общественных деятелей, ученых, журналистов и т. д. о сущности и ходе развития борьбы в России между правительством и либеральными общественными силами.
Выпускать этот орган проектируется в Париже или Лондоне как непериодическое издание, в форме объемистых циркуляров, по мере накопления материала и в зависимости от выдвигаемых жизнью вопросов.
Программа подобных информационных листов следующая: 1) фактический материал, касающийся борьбы реакционного правительства с освободительными стремлениями общества; 2) характеристика, основанная на фактах руководящих представителей правительства; 3) статьи, выясняющие сущность стремлений русского либерализма; 4) характеристики наиболее крупных фигур из левого политического лагеря, которые при смене правительства могли бы быть призваны к власти.
Короче, цель издания — всяческое очернение русского правительства, превозношение деятелей освободительного движения, с предусмотрительным предложением обстоятельных их характеристик на тот случай, если бы «при смене правительства они могли бы быть призваны к власти».
Мысль о необходимости издания за границей подобного информационного органа возникла тогда, когда выяснилось, что представители правительства, парламентские деятели и вообще общественные круги во Франции и Англии имеют более чем смутное представление о сущности требований и ходе борьбы русского либерализма с правительством, неосведомленность заходит так далеко, что в беседах, например, с русскими журналистами видные французские и английские государственные и общественные деятели, даже принадлежащие к либеральным партиям, смешивали русские правые и левые партии, считая первые за выразителей большинства русского народа.
Особенно поучительны для русских либералов были в этом отношении беседы, какие во время недавней поездки в Лондоне вели с Асквитом и Ллойд-Джорджем русские журналисты Вас. И. Немирович-Данченко и гр. Алексей Толстой.
Предложение заняться редактированием за границей указанного информационного органа было сделано Бурцеву.
Средства для издания обещают доставить Гучков и Коновалов, предполагающие собрать их путем подписки в либеральных торгово-промышленных кругах.
Ваш покорнейший слуга
Мартынов.
По только что полученным мною агентурным указаниям, Александр Гучков и князь Львов, усматривая в прекращении заказов общественным организациям опасные признаки успокоенности правительства, предпримут энергичные шаги в печати, среди членов законодательных палат и в особом совещании к устранению такого настроения.
Можно ожидать открытого письма за подписями Гучкова, князя Львова и Челнокова, в котором внимание общества будет привлечено на отношение правительства к делу заготовки предметов снаряжения армии. Оживленные сношения по этому вопросу между указанными лицами идут непрерывно. Подробности почтой №289389.
Полковник Мартынов.
Доношу, что, по словам приезжавшего на днях в Москву председателя так называемой «рабочей группы» «центрального военно-промышленного комитета» Абросимова, председателем названного комитета А. И. Гучковым отправлен в ставку верховного главнокомандующего доклад или письмо на имя высокопоставленного лица, в коем деятельность г. председателя Совета Министров Б. В. Штюрмера подвергнута уничтожающей критике, причем г. председатель Совета Министров в докладе назван «исполнителем воли из Берлина».
По словам Абросимова, по мнению близких к Гучкову лиц, этот доклад будет иметь решающее значение, и в ближайшие дни нужно ожидать больших перемен.
В чем эти перемены выразятся и кого именно коснутся, конечно, предсказать очень трудно, но, во всяком случае, весьма сомнительно, чтобы все осталось по-старому.
Полковник Мартынов.
Всемерно стремясь заручиться поддержкой широких общественных кругов, и в особенности столичных рабочих масс, прогрессисты Гучков, Коновалов, князь Львов, Набоков, Милюков обратились за содействием к «рабочей группе» «центрального военно-промышленного комитета».
Последняя, придерживаясь вообще в своей деятельности резко революционного направления, не преминула, конечно, пойти навстречу означенным начинаниям «прогрессивного блока». Ввиду сего наиболее зловредная часть вышеуказанной «рабочей группы» была ликвидирована.
Несмотря на то, что председатель «центрального военно-промышленного комитета» был неоднократно информирован о явно преступном направлении группы, А. И. Гучков не только не принял со своей стороны каких-либо мер к пресечению ее противоправительственной деятельности, но вслед за ликвидацией поспешил циркулярно оповестить о том местные рабочие организации, по-видимому, с целью еще более обострить настроение рабочих масс. Спустя некоторое время, в ответ на правительственное сообщение о причинах ареста упомянутой «рабочей группы», «центральный военно-промышленный комитет» во главе с Гучковым стал распространять среди членов Государственного совета, Государственной думы, «рабочих групп» и других общественных организаций особое разъяснение, в коем изложено, что группа оказывала комитету деятельное содействие по предупреждению стачечного движения в среде рабочих, работающих на оборону, причем группа «решительно высказалась против всяких эксцессов, на которые подчас толкали рабочую массу некоторые элементы», что группа стремилась к уменьшению продовольственной нужды в рабочей среде и что вообще деятельность ее не только не носила революционного характера, но, напротив, «имела целью создание условий для спокойной работы на оборону», и если за последнее время усилились политические выступления группы, то «основной причиной этому являлось укоренившееся в населении убеждение, что существующий политический режим ведет страну не к победе, а к поражению, особенно после того, как в ряде заводов обосновались контрольные ревизии министерств, затрудняющие и без того сложную работу администрации». Отрицая выводы правительственного сообщения о том, что конечной целью деятельности «рабочей группы» являлось превращение России в социал-демократическую республику, «центральный военно-промышленный комитет» Гучкова заявляет о солидарности с «рабочей группой» и в оценке нынешнего политического режима и правительственного курса и признает существующую власть неспособной обеспечить победу России над внешним врагом.
Приведенное выше «разъяснение», имея прямой своей задачей повлиять на широкие общественные и рабочие круги в смысле понуждения их к выражению противоправительственных протестов, отчасти достигло своей цели.
Особый отдел департамента полиции.
Содержание перехваченной и скопированной записки князя П. Д. Долгорукова, имеющей целью уяснить взгляд кадетов Милюкова на переживаемый политический момент, сводится к следующим основным тезисам:
1) России необходимо ответственное министерство, ибо только оно одно может спасти и страну и престол от различных безответственных влияний и темных сил.
2) Если государь не вступит добровольно на путь создания ответственного министерства, то перед нами, судя по последним настроениям семьи Романовых, встанет грозная опасность дворцового переворота со стороны людей, не желающих быть под началом истеричной, но более сильной, чем государь, женщины. Эта опасность дворцового переворота тем реальнее, что теперь нет даже среди правых, которым эта ужасная война открыла глаза на истинную сущность нашей безответственной власти, компактного ядра противников «ответственного министерства». Против «ответственного министерства» теперь будут бороться или безнадежные туфты типа графа Фредерикса, или своекорыстные люди с сомнительной моралью типа генерала Воейкова.
3) Между тем дворцовый переворот не только нежелателен, а скорее гибелен для России, так как среди дома Романовых нет ни одного, кто мог бы заменить государя. Вот почему дворцовый переворот не может дать никого, кто явился бы общепризнанным преемником монархической власти на русском престоле. А раз это так, то дворцовый переворот не только не внесет умиротворения, а наоборот, заставит нас, убежденных конституционных монархистов, встать на сторону республиканского строя.
Особый отдел департамента полиции.
...Трагедия империи заключалась в том, что совершенно секретные записки, подготовленные гигантским аппаратом полиции, сначала поступали на стол Белецкому; он фильтровал их, убирая те, в которых сокрушительной критике подвергался министр внутренних дел Хвостов, чтобы не нервировать попусту шефа, который должен, обязан, не может не стать премьером, а в этом случае он, Белецкий, должен, обязан, не может не стать министром. Наиболее жуткие тем не менее отправлял Хвостову, которого, как и полагается, в глубине души ненавидел, любой подчиненный трясуче не терпит начальника, выказывая ему, однако, раболепствующие знаки восхищенного почтения, особенно при личных докладах.
В свою очередь, Хвостов, ознакомившись с сообщениями секретной службы о трагическом положении в стране, что, понятно, не могло не вызвать раздраженного недовольства государя, расписывал эти бумаги по департаментам, требуя принять немедленные меры и навести порядок, а царю передавал лишь кое-что, причем дозировано. Николай, получив правдивую информацию от председателя Думы Михаила Владимировича Родзянко, досадливо бросил: «Кругом клеветники, маловеры! Пытаются меня пугать, чтобы вырвать себе место в кабинете министров! Болтовню интеллигентиков тщатся выдать за мнение подданных, которые были, есть и будут верными стражами самодержавия, православия и народности. Впредь Родзянку на порог не пускать!»
Круг, таким образом, замкнулся, сделавшись не просто побочным, но катастрофическим. Понимая, что гибель монархии неминуема, взрыв неизбежен — причем такой яростный, который сметет не только Романовых, но всю государственную структуру России, Гучков решил от слов перейти к делу: Николай должен уйти. Единственным человеком, на кого он мог надеяться в своем отчаянной храбрости плане дворцового переворота, был генерал Поливанов, старый приятель, управляющий военным министерством, что в путаной российской табели о рангах далеко не соответствовало должности министра.
Когда фронт стал трещать, тыл был близок к бунту, царь согласился на то, чтобы назначить Поливанова военным министром, — тот был популярен в Думе, умел ладить с депутатами, слыл умеренно левым; когда государю намекнули (это было задумано заговорщиками), что Поливанов должен одновременно стать и премьером России, Николай было согласился, но, услыхав, что в кабинет при этом надо ввести Гучкова, занимавшегося снабжением армии и развертыванием оборонных заводов в империи, предложение это — по своему обычаю не торопясь, мягко, извиняюще даже — не то чтобы отверг, но просто сделал вид, что не понял его, подписав себе этим приговор: злопамятности может быть подвержен любой, кроме того, от которого зависят судьбы страны.