– Ну, что, какие новости?
Калинин немного опоздал на встречу, поэтому пространные приветствия и вступления решено было опустить. Трое бывших коллег, а ныне друзей, сидели в машине Воронова в тени раскидистого тополя в одном из пустынных двориков Москвы.
– Мать Синицына Максима два года назад переехала в деревню Каменка, где и проживает по сей день, – сделав короткую паузу, Влад взглянул в сторону Калинина, и тот утвердительно кивнул (эту информацию пробивал именно он). – Один из моих парней снял у нее комнату под предлогом отпуска с женой.
– Кстати, – Воронов потянулся к бардачку и вытащил оттуда пухлые конверты, – вашим парням за работу, – один из конвертов перекочевал в руки Влада, второй – уплыл за плечо Саши к Димону.
– По его словам, – продолжил докладывать Демидов, пряча деньги в карман, – хозяйка никаких подозрений не вызывает. По телефону почти ни с кем не общается, имею в виду москвичей, и из разговоров жены с ней, никаких намеков о какой-либо мести не высказывает. Весь круг общения – местные жители и темы для бесед – сугубо тривиальные и обыденные. В общем, с этой стороны все тихо.
– У нас тоже тихо, – бодро вступил в беседу Калинин, но тут же поправился: – В смысле без изменений.
– Совсем? – подозрительно спросил Воронов. Его не устраивал такой вариант – он всем нутром чувствовал, что в гадюшнике под названием «семейство Курбановых» что-то затевается. Затевается что-то мутное. Неспроста ведь, по информации все того же Димона, члены этой сомнительной семейки вдруг рванули все в родную республику. Причем, все в одночасье. Оставив весь свой бизнес, ресторан и пару кафешек-забегаловок, на одного человека – самого старшего члена семьи. Да и тот куда-то делся – по обычному месту жительства не появляется, на работе – тоже. Никак, затихорился? Смекнул, на кого посмел пасть разинуть?
– Совсем, – подтвердил Димон, отчасти разделяя беспокойство Саши. – Мои люди говорят, уже с неделю нигде не появлялся, – заметив, как нервно забарабанили пальцы Воронова по оплетке руля, добавил: – Да не переживай ты, Сань, найдем мы его. Где бы он ни был. Вроде как дача у него есть, или загородный дом. Пока выясняем.
– Спасибо, – задумчиво выдавил Саша, бездумно шаря взглядом по двору за лобовым стеклом. Смотря и не видя. На капот с громким карканьем опустилась ворона, но он ее даже не заметил. Все его мысли были там, дома.
Последние недели обстановка в семье была как на вулкане. Сразу же после получения той злополучной анонимки он пытался убедить жену уехать с детьми в какой-либо санаторий вместе с семьей Влада и под его защиту, но получил неожиданно твердый отпор. Отказ свой Юлька обосновала тем, что она наконец-то сможет выйти на работу и именно туда, куда так давно хотела – обратно в органы. Вскоре после окончания декретного отпуска Юлину должность сократили, и она осталась без места. Втайне Саша этому был рад – во-первых, дом и дети под присмотром, а во-вторых, ей вообще можно не работать – он их всем обеспечивал, отчета о тратах никогда не просил. Юля скрепя сердце тогда согласилась, но сейчас же словно с цепи сорвалась. Заявила ему, что проходит медкомиссию, оформляет документы и в скором времени снова наденет погоны. Ни от кого прятаться и снова, как когда-то давно, сидеть взаперти, тем более, под присмотром Влада не будет.
И вообще, заявила ему Юлька, она уже давно решила выйти на работу, только должности подходящей не было. А тут как раз и должность подвернулась, и дети уже пристроены в сад и школу, и няня есть хорошая, чтобы полдня смотреть за Данькой. На его вопрос, зачем ей работать, Юля холодно и бесстрастно заявила, что она устала сидеть дома, бесконечно варить каши, намывать полы и чувствовать себя глупой наседкой. Жизнь проходит мимо, в то время как у нее бесконечный «день сурка».
– Ты-то приходишь домой только переночевать, – упрекнула она его. Но последним доводом, на который Саша даже не нашел что возразить, были ее слова: – У меня уже есть стаж, еще несколько лет и я могу выйти на пенсию, а ты… – она слегка запнулась, покраснела, но все же сказала: – Ты сегодня есть, а завтра тебя нет. А так я и себя и детей обеспечу в случае чего…
– В случае «чего»? – не понял он. То, что ее слова неприятно его удивили, это еще мягко сказано.
– Тебя или прибьют, или разойдемся, – кинула Юля ему в лицо и отвернулась.
Он тогда просто взбесился. Взорвался внутри, но внешне сдержался. Единственно, наверное, слишком резко развернул Юльку к себе. Слишком резко и грубо.
– Это еще что за разговоры?!
Она поняла его состояние, потому и молчала. Умело выдерживала знакомый тяжелый взгляд.
– Про «прибьют» опустим, – согласился Саша, – я свои риски знаю, хоть они и минимальны. А вот что это за «разойдемся», интересно, а?! Че молчишь?
– Тебя постоянно нет дома, – после очень долгой и напряженной паузы Юля все-таки заговорила, – приходишь поздно, – и снова пауза, на этот раз короче: – И духами от тебя пахнет. Женскими.
Теперь паузу выдерживал Саша.
– Ты же сама мне не даешь, – наконец тихо сказал он, придвинувшись к ней ближе, – а если даешь, то делаешь это с таким видом, словно я тебя насилую, – Юля изменилась в лице, отвела взгляд, смотрела куда-то в сторону, он же, напротив, не отрывал от нее глаз. – Лишь бы дать, лишь бы отвязаться.
Да, это было грубо, но сожалений в ту минуту у него не было. Схватив жену за руку, Саша толчком усадил ее на кровать, уже давно не видевшую настоящую супружескую близость, а лишь какие-то короткие «перепихи» «на отвяжись», сам склонился над ней.
– А может, я чего-то не знаю? – тоном, показавшимся Юле зловещим, спросил он. – Может, у тебя кто-то есть? Кто-то, кто чаще меня приходит домой, а? Отвечай!
– Нет! – Юля расправила плечи, смело взглянула мужу в глаза.
– Откуда тогда мысли о разводе?! – повысив голос, потребовал ответа Саша.
Юля какое-то время молчала, потом гораздо мягче произнесла:
– Саш, мы с тобой разные люди. Нам с тобой даже поговорить не о чем. Только о детях…
Воронов поджал губы, не стал ничего говорить. Просто изучал жену долгим взглядом.
– Никакого развода не будет! – он направился к двери, но на пороге задержался. Не оборачиваясь, бросил: – На работу можешь выходить, – и уже другим тоном, со сдерживаемой яростью и легко читаемой угрозой, добавил: – И, не дай бог, я узнаю, что у тебя кто-то есть… – вместо окончания фразы он саданул кулаком о стенку шкафа.
Злые Юлькины слова «То есть, тебе можно, а мне нельзя, да?!» до сих пор жгли душу, сводя с ума, душа ревностью. Как он ей тогда сказал? «Не доводи да греха!», «Ты меня знаешь!», на что она ответила с глубокой обидой и болью в голосе «Вот именно, что я тебя знаю!». Не простила, значит, до конца. Ни за себя, ни за парня бывшего, Макса. Оттого и метания эти, избегания, а теперь и желание найти мать Синицына. Вот с*ки, Курбановы или кто-там еще, так ему подосрать все!
Ну ладно, он сейчас обострять отношения с женой не будет, пойдет ей навстречу, обезопасит ее иначе. Проплатит ей толковый невидимый «хвост» для защиты от возможного нападения и, кстати, сразу же выяснит, есть ли у нее кто-то на стороне. Для души, бл*! При мысли об этом кровь в венах не просто кипела, а бурлила, грозя сварить его живьем изнутри! Не дай бог! Не дай бог! И да, надо еще эту няню пробить для надежности…
– Сань, ты чего грузанулся? – толкнул его в бок локтем Демидов. А он и забыл, где находится!
– Да ладно, – отмахнулся Воронов, – херня. Может, бухнем? – предложил, глядя в зеркало заднего вида на Димона, перевел вопросительный взгляд и на Влада.
– Душа болит? – с пониманием хмыкнул тот.
– Ага, и водки просит, – в том же тоне, поворачивая ключ в замке зажигания, ответил Саша.
Через минуту внедорожник Воронова с ревом вырвался из тесного дворика.