Весна, переменчивая кокетка, уже двое суток показывала свой норов. Если вчера на улице мела настоящая пурга, то сегодня под ногами хлюпали лужи. Антициклон плясал в небесах, вызывая у людей жуткую мигрень. Ночью выпавший снег стал таять, сползая с крыш, а утром, пасмурным и хмурым, небо плюнуло дождем, моментально превратившим тротуары и шоссе в каток, а сугробы в серую кашу.
Кирилла выдернули из дома, где он сладко отсыпался после дежурства. Телефон проблеял известную песенку «Хоп, мусорок», которую жена из вредности поставила на звонок начальника Кирилла. Не соображая спросонья, он выслушал хриплый лай шефа, козырнул в телефон и, с трудом поборов желание наплевать на работу, побрел в душ, натыкаясь на косяки и мебель. Хорошо хоть вода была: накануне где-то поблизости прорвало трубу, и вернувшемуся домой Кириллу пришлось бежать в магазин за бутилированной водой. Сухой, как перец чайник, стоял на столе немым укором. Ольги не было дома — увезла сына к родителям, наготовив мужу плову и супу.
Без Ольги и Васьки дома было стыло и пусто. Квартира приобретала нежилой вид, хотя внешне все было точно так же: и занавески, и посуда, и мебель. А вот — поди ж ты — где-то на подкорке складывалось впечатление, что дом бросили раз и навсегда, а тут еще «Сплин» стонал по радио, про то, что лампа не горит, и врут календари, и все такое прочее, что оптимизма не добавляло.
Кирилл мрачно оглядел себя в зеркало, остервенело намылил щеки и стал бриться, шипя от раздражения. Станок давно надо было заменить, ведь презентовала же Ольга в феврале традиционный набор «носки-бритва-гель для бритья». Еще бы найти, куда она его сунула…
Доскоблив щеки, Кирилл торопливо позавтракал, затолкал грязные тарелки в мойку и сбежал вниз. Машина, заметенная снегом вечером, теперь была покрыта ледяной коркой. Матюгнувшись, Кирилл вытащил скребок и начал сдалбливать снег со стекол. Пластик гнулся, скрипел, смерзшийся снег неохотно поддавался яростной атаке скребка, но, наконец, уступил, отвалившись одним пластом. Рядом, через две машины, так же остервенело скреб свой «фольксваген» сосед сверху, тоже оказавшийся в белом плену. На Кирилла сосед глянул пару раз, поймал взгляд и кивнул, ни на миг не прекращая своего занятия.
Счищать оставшееся безобразие из углов было некогда. Справиться с задним стеклом оказалось легче, видимо, приноровился. Подышав на замерзшие, ледяные пальцы, Кирилл бросил скребок в салон, уселся за руль и, посигналив запоздавшему на работу соседу, выкатился со двора.
По радио, со вчера настроенного на шансон, пели что-то заунывное, страдальческое, и Кирилл, поморщившись, покрутил ручку настройки, поймал рок-волну и, спустя мгновение, уже барабанил ладонями по рулю в такт, не думая, что машина еле-еле ползет по шоссе среди таких же неудачников. Ну, опоздает, подумаешь! Покойник никуда не денется, а в том, что начальнику убойного отдела с раннего утра пришлось ехать на труп, несмотря на законный выходной, не было ничего странного. Олжас уже прислал сообщение, что на место прибыл и приступил к работе, так что не было причин для треволнений.
У антикварного салона уже сгрудилось несколько служебных автомобилей. К счастью, среди них не было ни одной машины вездесущей прессы, слетавшейся на падаль с хищностью чаек-поморников. Видно по причине раннего часа не успели сориентироваться, а окрестные жители — донести о сенсации. Любопытствующих тоже практически не было. Кто видел, что в салоне происходит нечто необычное, проходили мимо: на работу спешили или по другим своим делам, разве что пара старух, притулившихся к одинокому клену, с жадностью взирали на суетившихся полицейских.
Кирилл вошел, скупо поздоровался с коллегами, выслушал короткий доклад, не глядя, выудил из коробки бахилы, с которыми теперь ездила на происшествия бригада, натянул поверх ботинок и прошел к судмедэксперту Георгию Милованову: старенькому, толстенькому, в нелепой шапке с детским помпоном и завязками под подбородком, хотя в салоне было совсем не холодно, а очень даже жарко. В углу всхлипывала неизвестная девица, видимо, сотрудница, рассказывая что-то вполголоса незнакомому следователю. Тот бросил на Кирилла хмурый взгляд и продолжил допрос, чиркая ручкой в протоколе.
Труп старика лежал на полу, остро вздернув подбородок вверх. В уголке беспомощно раскрытого рта запеклась черная кровь. Сморщенные веки, покрытые россыпью коричневых родинок, были прикрыты. Кирилл вздохнул и присел рядом, напротив Милованова, не став протягивать руку. У Георгия, копошившегося в задранной до груди одежде покойника, ладони были упакованы в перчатки, неизвестно еще, куда он их до того совал. Милованов поглядел на Кирилла из-под кустистых бровей и кивнул.
— Здорово, Жор, — вздохнул Кирилл. — Опять мы с тобой встретились.
Опять, это значило второй раз за сутки. Буквально вчера пришлось ворочать труп бомжа, при этом совершенно непонятно, зачем на него дернули начальника убойного. Труп на первый взгляд оказался некриминальным, мало ли их замерзает по синьке на трубах? Милованов долго ругался и осматривать бомжа на месте отказался, велел тащить к себе в морг.
— Так уже четвертый раз на неделе, Кирюша, — ласково прожурчал Милованов. — И кабы по какому приличному поводу. Так нет же, снова у хладного тела клиента, и вообще не эстетического.
— Будто бы жмуры могут быть эстетическими, — фыркнул Кирилл.
— Могут, Кирюша, могут. Надо находить прекрасное во всем. Вот выбрал я себе, прости господи, такую профессию, что же мне, на все с отвращением глядеть? Не согласный я. Потому во всем стараюсь видеть светлое. Сегодня вот клиент неэстетичный, зато место какое приятное. Сколько вокруг красивеньких финтифлюшек, любо-дорого глядеть… — судмедэксперт картинно вздохнул и вдруг доверительно добавил: — Я, кстати, кое-что глянул, очень дорого… Ты бы с описью не затягивал, как бы к ручкам чужим не прилипло чего. Я тут половину бригады не знаю. Что за люди, откуда пришли? Тя-якучка у нас, Кирюша, ой кака страшна у нас тякучка…
Кирилл фыркнул, а потом рассмеялся: настолько интонационно точно Милованов воспроизвел фразочку из знаменитой комедии. Отсмеявшись, он деловито спросил:
— Клиент сам помер, или помог кто?
— Помогли однозначно, — равнодушно ответил Милованов. — Рана характерная, подозреваю, что перелом основания черепа, и, судя по характеру раны, нанесена сверху тупым твердым предметом. Я кое-что упаковал, но, думается мне, что орудие убивец с собой унес. Видишь, куда его тюкнули?
Кирилл посмотрел на рану и покивал.
— Скорее всего, мужик бил, примерного твоего роста. Ну или деваха-баскетболистка, силушкой не обделенная. Марья Моревна какая-нибудь.
Кирилл поглядел на щуплую блондиночку, всхлипывающую в уголке, прикинул, что на богатыршу она не тянет, и безнадежно переспросил:
— Значит, убийство?
— Убийство, Кирюш. Кабы он с высоты роста брякнулся, повреждения совсем другие были бы, да и не обо что ему было так удариться. Опять же, не сам он этот разгром сотворил, верно? Но это ты сам думай, вон какая башка здоровая и умная… — Милованов с кряхтением уложил покойного на бок и привычно запричитал: — Ох, Кирилл, Кирилл, надорвемся мы на своей работе. Ты уже седой наполовину, а ведь тебе всего сорок три.
— Сорок два. Ты вообще весь седой.
— Так мне на пенсию через год, — отмахнулся Георгий, выпустил покойника, и тот вновь завалился на спину. Милованов вернул его в прежнее положение, задрал рубаху и ткнул пальцем в багрово-синюю гематому: — Вон, глянь, покойника не перемещали. Где тюкнули, там и упал, и больше его не трогали. Кровушка скопилась внизу… Вот уйду от вас, попомните старого Жору. Кто ж вас, бестолочей, натаскивать будет?
— Не нуди, старый, — скривился Кирилл. Спать хотелось невыносимо, а Милованова, севшего на любимый конек, остановить было трудно. — Есть что по делу еще сказать?
— Да что я могу? — картинно обиделся Георгий. — Человек убиенный — пожилой, много не надо, чтоб справиться. Вообще он сопротивлялся, но видать силенки оказались неравны. Под ногтями волокна, грязь и кровь, думаю, он убийцу оцарапал хоть маненько. Следочки хорошие. Старичок наш, видать, перед сном вымылся.
— Из следственного кто? — спросил Кирилл. Милованов покосился в сторону и сказал на полтона ниже:
— Вон, в уголочке сидит какой-то хмырь, впервые вижу. На меня посмотрел с презрением, по углам рыскает, как бы бранзулеток в карман не напихал. Видно, жизни не нюхал еще, хотя, вроде не мальчик… Блатной наверняка. Кирюша, чего нам таких упырей стали присылать, а? И так работа не сахар, еще перед следаками приседать… А у меня радикулит, мне поклоны в пояс категорически противопоказаны. Вот поставлю сегодняшнего клиента в конец очереди, тогда этот тип покудахтает.
Угроза была нешуточная. Милованов вполне мог выкинуть подобный финт, при этом повлиять на него официально не было ни малейшей возможности. Он тут же начинал размахивать кодексом, очередностью на вскрытие и экспертизу, и опера это прекрасно знали. У Милованова было свое начальство, и он с удовольствием этим пользовался. В критические минуты, когда обстановка накалялась, Георгий вообще уходил на больничный, благо многочисленные хронические заболевания позволяли пользоваться этим в любой момент. Не будь он фанатиком дела, экспертиз дожидались бы месяцами.
— Ой, не надо в конец очереди, Жор, — испугался Кирилл. — Он-то покудахтает, а нам куда деваться?
— Кирюша, у меня только на сегодня трое в очереди на вскрытие, плюс дедок ваш, — заныл Милованов, что, впрочем, не имело никакого значения. Кирилл у старого эксперта ходил в любимчиках, и потому соглашался протащить его дела без очереди, просто уговаривать с каждым разом приходилось чуть дольше: — Подождет, ничего с ним не сделается… Хотя клиент знатный, наверняка начальство на ушах уже.
— Не то слово, — буркнул Кирилл, вспомнив ор начальника. — Ладно, пойду, поприседаю перед следствием. Ты Олжасика не видел?
— Нет, — хихикнул Милованов, — еще хотел спросить, чего ты без своего цыганенка сегодня.
Кирилл поднялся, сморщившись: спина болела уже два дня, видать, продуло в дежурке. Подумав, что больше о покойном от Милованова он пока не узнает, Кирилл направился к следователю, который допрашивал зареванную блондинку.
Следователем оказался Аркадий Павлович Протасов, работать с которым Кириллу еще не приходилось. Протасова перевели недавно из соседнего района, где он, кажется, не блистал. К тому же о его нечистоплотности ходили туманные слухи.
Внешне Протасов производил довольно отталкивающее впечатление. Невысокий, худой, с высокими залысинами, тонкими губами, ястребиным носом и злыми серыми глазами, он даже разговаривал, словно сдерживая раздражение. На Кирилла он глянул и скривился, не ответив на приветствие. Не отвлекая его от вопросов, Кирилл взял со стола паспорт девицы и пролистал:
Так. Анжелика Крайнова. Не замужем. Уже кое-что. А это паспорт убиенного Коростылева Якова Семеновича, мужчины преклонных лет, жившего где-то по соседству…
— Установите, с кем потерпевший беседовал накануне. Кому звонил, с кем общался, — неприязненно бросил Протасов и одним пальцем, брезгливо, подвинул Кириллу упакованный в полиэтилен телефон.
Кирилл взял улику, сунув в кожаную папку, а потом мотнул головой в сторону письменного стола:
— В компьютер можно глянуть?
— Зачем? — раздраженно осведомился Протасов. Блондиночка всхлипнула и отчетливо икнула. Протасов подвинул ей бутылку с водой (Кирилл специально посмотрел) одним пальцем, будто боясь заразиться. Анжелика жадно отпила и снова икнула. Протасов оторвал взгляд от ее лица и вопросительно взглянул на Кирилла. Тот счел нужным объяснить.
— Может, он по скайпу общался? Или мэйл-агенту. Есть куча программ, типа «аськи», «фри-колла».
Протасов снисходительно махнул рукой.
— Ну, гляньте, хотя тут явное ограбление. Я бы на вашем месте, шпану местную потряс. Двери взломаны, сейфы выпотрошены. Судя по следам, человека три-четыре работало, и работало грубо. Думаю, вычислить их труда не составит.
Кирилл зло подумал, что этот тип уже все решил, не проанализировав улики, не дождавшись результатов вскрытия. Картина маслом: ограбление, и все тут. А кто грабил? По чьему заказу? Залетные гопники или банда, тщательно разрабатывавшая операцию? Завалит дело, спишет все на каких-нибудь бомжей, подкинув им краденные цацки… Не зря, ох не зря Жора торопил с описью, видать старый лис знал больше, чем хотел показать. Кирилл взглянул на тонкие пальцы Протасова, похожие на бледных червей, и ему стало противно.
— Угу, — буркнул он, включая ноутбук, стоящий на столе. — И при этом сигнализацию они умудрились отключить. А система тут хорошая, я поглядел.
— Кстати, да, Анжелика, кто включал сигнализацию? — встрепенулся Протасов. Блондиночка утерла щеки и срывающим голосом пояснила:
— Чаще Яков Семенович. Он почти всегда оставался тут после моего ухода. Да и ему ничего это не стоило. Закрывая двери, он просто поднимался по лестнице к себе в квартиру. А утром я приходила и отключала. Яков Семенович… того… попозже спускался…
Только сейчас до Кирилла дошло, что покойный жил в квартире над салоном, хотя это должно было сразу броситься в глаза, когда он листал его паспорт. А когда дошло, Кирилл встал и завертел головой, не сразу заметив темную лесенку и люк.
— Интересно, — протянул он. — Пойду-ка я на квартиру гляну.
— Там ваш Устемиров работает уже, — заметил Протасов. То, что Олжас наконец-то нашелся Кирилла порадовало. От глазастого Устемирова можно было получить больше деталей.
— Тем более пойду, проконтролирую, — ответил он. — Тем более, там могут найтись какие-нибудь контакты.
Олжас, в гордом одиночестве, рыскал по квартире, водя туда-сюда скуластым монгольским лицом, раздувая ноздри, будто гончая, и, судя по вываленному на стол хламу, успел найти все записи хозяина. Кирилл бегло огляделся.
М-да. Музей. Третьяковская галерея, Лувр, Версаль.
Пожалуй, здесь было антиквариата поболее, чем внизу, и, если верить зрению и чутью, тутошние вещи оценивались не в пример выше. Удивляло другое: как можно было жить в такой обстановке, поскольку ничем человеческим здесь и не пахло, разве что чайник в кухне стоял вполне себе современный, электрический, соседствуя со старым, медным, непонятно для чего тут содержащимся. Обилие позолоты, тусклых зеркал и потертого бархата, глушившего любые звуки, превращало квартиру, просторную, с гигантскими квадратными комнатами и высокими потолками, в музей, салон старой куртизанки, декорацию к фильму, но только не в жилье старого вдовца.
Олжас заметил шефа, но подходить не стал, высматривая что-то на шкафу, затем подвинул стул, забрался на него и долго копался в выдвижном шкафчике, пока не слез оттуда с пустыми руками.
— Привет, — весело сказал Кирилл. Озабоченное лицо Олжаса его невероятно забавляло. — Чего нарыл?
— Ничего интересного, — скривился Устемиров. — Честно говоря, первое, что пришло в голову — Коростылев убийц впустил в квартиру, а уже оттуда они спустились в салон. Сигнализация отключена, скорее всего, так они и ушли. Но войти-то было нужно, верно? И через квартиру это было бы проще. Но тут дверь сейфовая, просто так не возьмешь, внешне ни следочка взлома, цепочка накинута, заперто на все замки. Если и открыл, то сам, а затем запер, либо они закрыли, чтоб следы замести, мол, снизу зашли, но я в этом смысла не вижу. К тому же внизу вроде бы в замке ковырялись.
— Ты в охранную фирму звонил?
— Звонил, сейчас тут еще осмотрюсь и сгоняю… Но по их словам, с сигнализации салон сняли глухой ночью. Время зафиксировано.
— Там только код набрать необходимо, или звонок клиента тоже нужен?
— Только код. Охранники божатся, что с сигнализации салон сняли ночью и больше не ставили.
Кирилл заглянул в прихожую.
— А эта дверь на сигналке?
— Эта тоже, но вот ее ни вчера, ни сегодня на охрану не сдавали. Да и вообще я так думаю, что старичок ее только на момент отъезда ставил на сигнализацию. Надо подробности узнать. Хата, конечно, богатая, чистый музей. Но вроде тут ничего не взяли. Бардак средний, наверняка сам хозяин копался. На пальцы все, конечно, надо взять…
Кирилл бегло покопался в записных книжках, валяющихся на столе, переворошил кучу визиток, уселся и, задрав голову к потолку, произнес:
— Странно.
Олжас тоже поглядел на потолок, нахмурился и осведомился:
— Почему?
— Дверь наверх была открыта, — пояснил Кирилл. — Если обнесли салон, почему не обнести хату? Тут есть что-нибудь ценное? Не мебель, я имею в виду, не все эти барроко и рококо. То, что можно легко прихватить.
Олжас развел руками.
— Шеф, я же не разбираюсь, но по мне, это барахло больших денег стоит, для ценителей, конечно. В вазе деньги, тысяч десять, под бельем кошелек нашел там еще примерно столько же, плюс кредитки. А в кабинете сейф, нетронутый, запертый, на кодовом замке. Надо бы открыть, глянуть. Деньги на виду лежали, но их не тронули. Нет, скорее всего, грабителей тут не было.
С этим трудно было спорить. Внизу салон перевернули вверх дном, в квартире же был относительный порядок. Сомнительно, что здесь налетчикам пришлось работать осторожнее, но кто знает? Кирилл глянул на окна, вдруг неизвестные проникли через форточки, пошарили в квартире, пока хозяин спал, затем спустились вниз, и уже там были застигнуты врасплох?.. Хотя нет, вряд ли, слишком сложно.
— Очень интересно, — раздосадовано протянул Кирилл. — Чего же они не тронули квартиру?
— Может, не успели? — предположил Олжас. — Чистили салон, а тут хозяин спустился. Они ему по башке тюкнули, и бежать.
— Скорее всего. Откуда только код сигнализации узнали? Кто сказал?
— Девица, например… Эта, Анжелика, — уверенно предположил Олжас. — Протасов ее, правда, спрашивал, она насмерть стоит — код никому не говорила, но кто ж ее знает? И соврать могла.
— И как он тебе? — полюбопытствовал Кирилл.
— Протасов-то? — Олжас скривился, сделал такое лицо, словно хотел сплюнуть, да вовремя спохватился. — Да не особо, если честно. Я с ним работал пару раз. Зануда, и очень себе на уме, типа самый умный. Ни с кем не считается, и оперов гоняет почем зря. Никто его не любит, но терпят. Он в главке кому-то из вышестоящих не то сват, не то брат. А еще говорят, у нас в Казахстане кумовство.
— Ты уже эмигрировал с исторической родины, так что пример лишний, — веско заметил Кирилл и строго спросил: — Есть еще что-нибудь интересное?
— Ничего такого. Хотел контакты Коростылева отработать, но Протасов меня отправил сюда. Единственное, что успел узнать, накануне в салон приходила бывшая ученица покойного — некая Александра Ковалевская.
— Вот как?
Всплывшее имя старой знакомой заставило Кирилла вздрогнуть.
Саша Ковалевская пару лет назад крепко попортила крови, выясняя подробности убийства своего деда. Если быть точнее, кровь попортили Шмелев и Быстрова, которые с завидным постоянством впутывались в расследования Кирилла, умудряясь делать выводы, основываясь на каких-то диких фактах и предположениях. То, что за весьма короткое время в двух разных расследованиях Кириллу приходилось столкнуться и с Ковалевской и с этим околокриминальным дуэтом совершенно не нравилось.
Олжас о мрачных мыслях начальства не подозревал, потому продолжил бодро.
— Да, Анжелика сказала. Не понял зачем, какой-то был личный вопрос. Теперь вот еще ее придется устанавливать. Думаю спуститься сейчас и спросить. Тем более экспертов надо сюда направить, пусть тут отпечатки снимут, ну и, может тайники поищут. Глядишь, и сейф откроют.
— Не надо никого устанавливать, — хмуро произнес Кирилл. — Знаю я Ковалевскую. Она неподалеку работает, так что я сейчас сам ей позвоню.
Александра Ковалевская, которой удалось дозвониться с третьего раза, да и то через секретариат, игнорируя приглушенный ужас в шепотке секретарши, прибежала сразу, благо музей был в двух кварталах, ойкнула, глядя на тело на полу, позеленела и вроде даже подумала рухнуть в обморок, но потом взяла себя в руки. Кирилл провел ее внутрь, глядя, как она, высоко поднимая ноги словно цапля, старается перешагивать через валяющиеся на полу черепки. Ее большие темные глаза раненой оленихи смотрели на кавардак с ужасом. Усадив ее за стол Кирилл торопливо записал паспортные данные, не доверив это действо Протасову. Тот вертелся рядом с гримасой неудовольствия, но Кириллу было наплевать. Бегать савраской по его милости, когда время уже упущено, Миронов не собирался, не мальчик уже. Записывая Сашины показания, Кирилл бросал на нее быстрые взгляды.
Изменилась, красавица. Щеки слегка округлились, и волосы отрастила до плеч. Выглядит хорошо, даже отлично. Неудивительно, что у Шмелева в свое время крыша поехала. И чего у них там не сложилось?
Вспомнив, что чертушка имеет привычку появляться незваным, Кирилл торопливо отогнал мысли о Никите (еще только репортеров тут не хватало!) и быстро спросил:
— Саш, вчера у Коростылева что делала?
Она метнула испуганный взгляд на тело, которое уже собирались уносить. Медики с сухим хрустом раскатывали по полу черный пластик. Выглядело это кошмарно даже для подготовленного человека, а Саша явно была не такой. Анжелика, отправленная на составление описи похищенного, тихо завыла. Саша оглянулась на подругу, сглотнула и, срывающимся голосом произнесла:
— Меня директор отправил, хотел вымолить у Якова Семеновича экспертизу… Хотя, нет, экспертиза — неверная формулировка. Скорее, консультацию.
— Вымолить? — встрял Протасов. Саша закивала и грустно пояснила:
— У них были очень сложные отношения последние пару лет. Яков Семенович — признанный авторитет, но предпочел оставить госслужбу, салон открыл, и — самое трагичное для его бывших коллег — стал зарабатывать деньги. На это всегда косо смотрят, осуждают, ну и… всякое такое. Сазонов, директор музея нашего, когда-то с Яковом Семеновичем работал, вместе радели за историческое наследие страны, а потом вот… такое предательство ради денег. У нас многие Коростылева осуждали. Но когда нужна была консультация или экспертиза все равно бежали к нему. Яков Семенович обладает… обладал… уникальными знаниями, особенно касающихся иконописи. У него просто чутье было, как у собаки или экстрасенса, никто не мог его превзойти. Делать заключения официально он не мог, государственную лицензию так и не получил, поэтому все экспонаты приходилось таскать к нему нелегально, ну, или просить его прийти, проверить. Каждый раз это были цирковые номера. Чаще всего это поручали мне или Лиде Ворониной, она тоже у него училась и знала, как Коростылева улестить, но недавно она уволилась. Так что умолять Якова Семеновича пошла я. Директор слезно просил, Сашенька, сходи, уговори…
Она на минуту забылась, почему это рассказывает, и директора изобразила, комично выпучив глаза, а потом вдруг вспомнила и ойкнула, придав пальцы к губам.
— Уговорила? — успокаивающе спросил Кирилл.
— Ну да, — ответила Саша и повела плечами, как в кино. Мол, трудно ль нам, красивым девкам, мешок редиски начистить. — Попала под хорошее настроение. Он буквально передо мной сделку совершил, и очень радовался по этому поводу.
Услышав про сделку. Кирилл подобрался и ладе рот открыл, чтобы спросить, но тут вмешался Протасов и все испортил, сбив с мысли, а та, кувыркаясь, улетела куда-то вглубь подсознания.
— Говорите, у Коростылева было много недругов? — спросил Протасов. Саша поглядела на него с легким удивлением и сухо ответила:
— Ничего подобного я не говорила.
Протасов, черкавший в блокноте, нехорошо прищурился:
— Разве не вы сейчас сообщили, что его многие осуждали и недолюбливали?
Вот тут Саша зло сжала губы, насторожилась, и даже подобралась по-кошачьи, готовая то ли в атаку кинуться, то ли удрать, и когда отвечала Протасову голос, все еще тихий, отлично модулированный, звенел жестью. Чеканя слова, словно вдалбливая их в упрямую головешку следователя, она отрубила:
— Осуждать и недолюбливать — это одно, а вот убить из-за расхождения в мировоззрении — совсем другое.
Протасова сбить с мысли было трудно. Он тоже подобрался и, ехидно ухмыльнувшись, продолжил, растягивая гласные с фальшивой ленцой.
— Хорошо. Я перефразирую. Враги у Коростылева были?
— Мне такие не известны. Если и были, со мной он не откровенничал. Я лишь бывшая ученица, виделась с ним от случая к случаю.
— А в его квартире бывать приходилось?
Саша отрицательно качнула головой. Анжелика, диктующая полицейскому чего-то про золотые украшения, поглядела на Протасова с плохо скрываемой ненавистью и, опустив голову, продолжила свое занятие. Кирилл подумал, что следак, при таком-то отношении к свидетелям, точно завалит дело.
— Давно, но не здесь, а на Островского, когда он еще его супруга была жива. А в этой — никогда.
— Почему?
— Никто не приглашал. Я и сама не стремилась. У Якова Семеновича характер был… не дай бог. Каждый раз подстраиваться под его капризы было сложно, удивляюсь, как Лика его терпела. А для деловых встреч мне и салона хватало.
Протасов со скукой оглядел свои ногти, по-женски безукоризненные, гладкие, отполированные до блеска, записал слова Саши в протокол и неожиданно огорошил вопросом:
— Александра, а где были вы этой ночью?
Вот тут Саша вытаращила глаза по настоящему, да и Кирилл, признаться, оказался огорошен. Уж кого-кого, а Сашу Ковалевскую, идейную до мозга костей, правильную девочку, отличницу и зубрилку, подозревать в чем-либо противозаконном было по меньшей мере глупо. Но Протасов биографии Саши не знал, и потому это казалось извинительным, но Кирилл еле сдержался от предупредительного кашля. Тем более, что в голове вновь завертелась умная мысль, не давая ухватить себя за хвост. А вот Саша, откашлявшись, с изумлением переспросила:
— Что?
— Вы меня слышали. Где были вы этой ночью.
— Вы шутите, наверное… — возмутилась она. — Дома была, спала. Нормальные люди, знаете ли, дома спят, а я как раз из нормальных.
— Не ерничайте, — сморщился Протасов. — Вы были одна?
— Послушайте….
— Нет, это вы послушайте, — рявкнул он и даже ладонью по столу хлопнул. — Я простой вопрос задал, а вы становитесь в позу. Давайте без этого, уважаемая.
Глаза Саши, впечатлительной натуры, тут же заволокло слезами. Дрожащим голосом она пролепетала, пытаясь вернуть интонации былую твердость.
— Я была дома одна. Правда, несколько человек звонили.
— На домашний телефон?
— Нет, на мобильный…
Протасов рассмеялся, как гиена.
— Тогда как вы подтвердите, что были дома? К тому же вред ли они звонили вам в три ночи, верно?
Между прочим, про время Милованов ничего не сказал даже предположительно, и откуда Протасов взял эти пресловутые «три часа» Кириллу было не известно, хотя, подумав, он предположил, что в это время салон сняли с сигнализации.
— А я и не собираюсь ничего подтверждать, — возмущенно воскликнула Саша и подскочила с места. На нее уже глядели со всех концов салона, но Ковалевской это было безразлично. Понижать голос она не собиралась, выплескивая раздражение на гнусно ухмыляющегося Протасова. — В конце концов, это идиотизм какой-то! Что, теперь будем хватать людей только потому, что они ночевали дома в одиночестве. Может, еще в кандалы закуете?
— А что вы так кипятитесь, дорогая? — изумился тот.
— Я вам не дорогая! — рявкнула Саша так, что под потолком дзинькнули подвески хрустальной люстры. Протасов открыл рот, чтобы ответить какой-то гадостью, но Кирилл опередил его и схватив Сашу за руку, развернул к себе, тем более, что мысль наконец-то сформировалась. Еще не зная, в чем дело, испытывая лишь смутное предчувствие, Кирилл торопливо произнес:
— Саш, Саш, успокойся. Скажи мне вот что: вчера у Коростылева была какая-то сделка, помнишь? Он еще был очень доволен. Ты не знаешь, что он купил?
Саша ответила не сразу. Раздувая ноздри от гнева она, бледная, с двумя красными пятнами на щеках, она глядела на Кирилла, сжимая и разжимая кулаки, не понимая, чего он от нее хочет, а затем, сдвинув брови, ответила:
— Купил? Шкатулку. Чайную шкатулку, предположительно из мастерской Чарльза Ружа. Вещь старинная, недешевая.
— Что? Шкатулку?
— Ну да. А что?
Вот тут Кирилла словно шарахнуло по голове. Он закашлялся, начал шарить по карманам, вытащил мобильный и, найдя в нем картинку, показал фото Саше.
— Погляди, вот такую шкатулку?
Саша поглядела, перевела взгляд на Кирилла и неуверенно сказала:
— Не знаю, возможно.
— Саш, ты посмотри повнимательнее. Такая или нет?
— Кирилл, да откуда мне знать? — возмутилась она, и неприязненно покосилась на подслушивающего Протасова. — Если бы я ее в руках подержала, может, и сказала бы что, а тут фото, причем не лучшего качества. Похожа, да, но не поручусь. А что?
— Да так, ничего, — медленно протянул Кирилл. — Спасибо, Саш.
Вот теперь он был готов поверить в судьбу. Не слушая новых вопросов Протасова, Кирилл бросился к лестнице, чтобы обрадовать новостью Олжаса, не замечая острого взгляда помощницы покойного антиквара.