Синий лед

Глава 17

Высотка, унылая, серая, с многочисленными потеками на стенах, подпирала такие же хмурые небеса. Никита задрал голову, с сожалением оглянулся на криво припаркованную машину, где было тепло и пахло синтетической елкой, и отважно шагнул на мокрую от тающего снега дорожку.

Вычислить дом, где обитала Анжелика, оказалось несложно. Гораздо сложнее — этаж, и квартиру. Никита с надеждой поглядел в сторону подъездов: не сидят ли там вездесущие старухи, точно знающие, сколько, по их мнению, в доме проституток и наркоманов. Но мокрые лавки были пусты. Во дворе было на удивление пустынно, только по краю детской площадки хмурая мамаша обреченно катала детскую коляску, туда-сюда, туда-сюда. Колеса чуть слышно поскрипывали. Над мамашей, словно воздушный змей, парил серый мусорный пакет, пока потоком воздуха его не отнесло в сторону и не прибило к земле.

Мамашка, пухлощекая, румяная, на вопрос Никиты ответила отрицательно и по фото Анжелику не опознала. Пришлось прибегнуть к дедукции. Никита внимательно изучил фото в телефоне, обошел дом, прикинув, что интересующая его квартира находится на пятом или шестом этажах, и стал внимательно вглядываться в окна, пока в одном не увидел похожие шторы. Приободрившись, он побежал к подъезду, перепрыгивая сизые полыньи луж.

В подъезде он окончательно убедился, что не ошибся, проходя мимо исчерканных маркером стен, благо Анжелика изрядно облегчила поиск, предоставив кучу подсказок в этом квесте. Никита сверился с фото, усмехнувшись, что раньше никому и в голову не пришло бы фотографироваться у каждой стены.

«А ведь я постарел, — с удивлением подумал он, бегло оглядев витиеватое псевдо-графитти, выполненное черным маркером и чем-то бурым. — Я уже говорю: «в наше время так не делали». Скоро сяду на лавку у подъезда и начну чесать языком с окрестными бабками, грозя молодежи клюкой. Может, и Юлька окажется рядом, беззубая и седая, со своим отточенным змеиным языком. К тому времени вся острота ее язвительных речей скатится в маразм, и будет перемежаться матом!»

Представив Быстрову седой, старой и беззубой, Никита невесело рассмеялся.

Дверь, рассохшаяся, из ребристых, покрытых старым лаком плашек, явно была та самая. Никита позвонил и прислушался. В квартире чирикал канареечный звонок, но больше не донеслось ни звука. Шмелев надавил на звонок снова, и уже не отпускал, чувствуя, как тает надежда. Хозяева либо затаились, либо действительно отсутствовали.

После очередного звонка за соседской дверью завозилось, зашевелилось нечто тяжелое, а затем замки лязгнули, приоткрыв щель в берлогу, откуда высунулся длинный морщинистый нос. Старуха неприветливо зыркнула на Никиту и произнесла скрипучим, как несмазанная калитка, голосом:

— Чего трезвонишь? Не открывают, значит, дома никого нет. Ходют тут всякие, шум поднимают… Щас милицию вызову.

Никита был раздражен и потому на дискуссию не настроен, оттого ответил довольно резко, даже не попытавшись умаслить вероятный источник информации.

— Это вряд ли, — невежливо ответил он.

— Чего это? — насупилась старуха.

— Того. Нет больше милиции, переименовали. Полицию вызывайте.

Старуха пошамкала губами, словно перекатывая искусственную челюсть, и ответила с не меньшей грубостью.

— И вызову. Тоже мне умник.

Она победоносно вздернула подбородок и уже потянула на себя дверь, когда Никита, спохватившись, вымученно улыбнулся, выудил из кармана удостоверение и, описав им в воздухе кривую восьмерку, шутливо произнес:

— Не шумите, бабуля. Из газеты я. Не знаете, где хозяева?

Никита даже ахнуть не успел, как старуха молниеносно цапнула удостоверение у него из руки какой-то обезьяньей хваткой, нацепила на нос очки и тут же расплылась в крокодильей улыбке, распахивая дверь в берлогу во всю ширь.

— Или ты… Из газеты? Очень удачно, молодой человек, что вы зашли, — льстиво прошелестела она. — Я уже столько жалоб отправила, вы не представляете… А все они, Карандины! Представляете: ночь, тишина и тут — бац! Словно шваброй по голове! Музыка, визги! Устроили шалман наверху, никакого покоя. Я участковому жаловалась, в домоуправление ходила — без толку. Хорошо хоть вы пришли…

— Бабуль, секунду… — сморщился Никита, глядя, как старуха поднимает глаза куда-то в небеса. — Карандины — это сверху?

— Сверху, сверху… Заразы, сто чертов их маме! — закивала страдалица и вроде даже собралась плюнуть на пол, но передумала, угодливо заглядывая в глаза представителю четвретой власти. «Четвертая власть» осторожно вынула из пальцев соседки удостоверение и спрятала в карман. Старуха наблюдала за этим действом с неудовольствием, и даже рукой слабо дернула, как лишившийся трофея примат.

— А мне нужны хозяева этой квартиры, — настойчиво сказал Никита и для убедительности ткнул пальцем в закрытую дверь. Старуха сжала губы, явно недовольная, что до ее бед никому нет дело, и небрежно отмахнулась.

— Анжелка что ли? — презрительно фыркнула она. — Так нет ее, уже второй день нет. Она как с работы возвращается, музыку включает, а тут тихо. И оглоед ее не приходил, он всегда надымит на лестнице, хоть топор вешай.

— Это ведь не ее квартира, верно? — уточнил Никита. Внизу бахнула дверь и несколько мужских голосов принялись невнятно что-то обсуждать. Соседка Анжелики прислушалась, но Никита был ей явно интереснее неизвестных посетителей, уже вызывающих лифт.

— Снимает, у Елены Борисовны, — охотно подтвердила бабка. — Она в соседнем доме живет, а меня просила приглядывать… мало ли что… Сейчас никому верить нельзя. Вот явится такая скромница, глазки в пол, мол, студентка я, хочу квартиру снять. А что в итоге? Устроят из хаты бордель, начнут всякую шантрапу таскать, а после них в подъезде бутылки, вонь, да окурки, и гомон до ночи. Но эти вроде более-менее спокойные. А вам зачем Анжелка-то?

Никита открыл рот, затем закрыл, готовясь сказать какую-нибудь банальную историю, но не успел. Лифт с шумом остановился, и из кабинки вышел Миронов, в сопровождении мужчины с неприятным ястребиным профилем, участковым и хмурым мужчиной в черном бушлате, отягощенным чемоданчиком.

— Какие люди! — пропел Кирилл. — Шмелев, меня порой поражает, как ты все успеваешь. И чего тут делает независимая пресса?

При слове «пресса» мужчина с хищным лицом задергал бровями и уставился на Никиту, обшарив взглядом его фигуру, оценив сумку с фотоаппаратом. Соседка, отступив на всякий случай вглубь квартиры, слегка прикрыла дверь и робко поинтересовалась:

— А вы кто?

— А мы, мадам, полиция, — хохотнул Миронов и добавил, посерьезнев. — Соседи ваши дома?

— Расскажите им про Карандиных, — ехидно посоветовал Никита, предчувствуя, что его все равно выставят прочь.

— Про каких-таких Карандиных? — насторожился «ястребиный профиль». Вдохновленная старуха выскочила на лестничную клетку и принялась восторженно выкрикивать слова жалоб на соседей, превративших, по ее мнению, жизнь окружающих в ад. Лица полицейских скучнели, особенно у участкового, который наверняка о нехорошей квартире слышал, но помочь ничем не мог, или не хотел.

Миронов Кашлянул и вскинул вперед руку, загораживаясь от потока жалоб, перемешанных с бабьей бранью.

— Мамаш, Карандиными мы потом займемся. А сейчас меня хозяева этой квартиры интересуют.

Старуха открыла рот, но Никита, лелея последнюю надежду, успел ее опередить.

— Елена Борисовна, хозяйка, живет в соседнем доме. Бабуль, вы бы ей позвонили?… Кирилл, можно мне поприсутствовать? Вам ведь все равно понятые будут нужны?

— Майор, я вам настоятельно рекомендую убрать прессу с места осмотра, — сказал следователь скучным холодным тоном. Никита зло сжал губы, но возражать не стал, понимал — бесполезно. Вместо этого он с деланным равнодушием уставился в пол, внимательно вслушиваясь: а ну как ляпнут правоохранительные органы что-нибудь полезное?

Органы хранили стоическое молчание, зато вернулась соседка и отрапортовала:

— Я Елену Борисовну предупредила, сейчас она придет. А что случилось то?

Кирилл мягко взял за локоть упирающегося Никиту и настойчиво попросил:

— Никит, шел бы ты, в самом деле, отсюда. Видишь — следствие против прессы.

Никита послушно кивнул. В голосе Миронова прозвучало нескрываемое ехидство, видно, следствие он и сам не жаловал. К тому же настаивать действительно не имело никакого смысла. Внутрь не пустят, вместо этого отправят в кутузку на пятнадцать суток с обвинением в хулиганстве или препятствованию следственных действий, да еще и аккредитации лишат, хотя аккредитация — не самая великая беда журналиста. Все равно пресс-служба внутренних дел стала работать из рук вон плохо после смены руководства. Новый начальник не желал выносить сор из избы, и потому газеты и телевидение потчевали унылыми пресс-релизами о доблестной службе патрульно-постовой службы, вялыми информации о задержании очередного торговца гашишем и количестве дорожно-транспортных происшествий. Все эти материалы были безликими, скучными и абсолютно не вызывали интереса. Так что более-менее стоящим репортерам приходилось добывать интересные истории, основываясь на свои источники. И лишиться этих источников было куда страшнее. Пресс-служба все равно не редактировала списки журналистов, даже отлученных от информации волею главного начальника, и те исправно получали скупые пресс-релизы. А вот рассорившись с информаторами можно было в одночасье все потерять. И что делать? Описывать городские праздники, такие же бессмысленные в своей одинаковости?

Никита описывать праздники не хотел. Миронову, естественно, от Шмелева в обмен на информацию кое-что перепадало. Не деньги, упаси господи, откуда они у нищего журналиста? Мелочи, вроде купленного в аэропорту виски, сигарет и прочих полезных и приятных мелочей, в обмен на строго дозированную информацию и полунамеки. Вот и сейчас Никита околачивался у машины, подозревая, что Миронов скоро выйдет поговорить.

Кирилл, действительно вышел, но отнюдь не так скоро, как хотелось бы Никите, и он, с промокшими ногами, забрался в машину и сидел, слушая радио и бессмысленно барабаня пальцами по рулю. Миронов покрутил головой, словно филин, нашел Никитин «фольксваген» и сел рядом. Никита выждал, пока Кирилл закурит и открыл рот для первого вопроса, но Миронов его опередил.

— Ты как тут оказался вообще? — сердито спросил он и с досадой поглядел на выходящую из подъезда следственную бригаду. — Блин, еще и припарковался так палевно. Сейчас кто-нибудь увидит, что я с тобой болтаю. Тогда вообще кердык, на одних объяснительных поседеешь. Давай отъедем что ли?

Никита послушно тронулся с места, успев скрыться до того, как из дверей выйдет следователь. Миронов с облегчением вздохнул и, хмуро взглянув на Никиту, повторил вопрос.

— С Анжеликой хотел побеседовать, — ответил Шмелев, притормаживая на светофоре. — Тебя подбросить?

— Угу, понятно… Подкинь до конторы, я сегодня безлошадный. Ольга пацана повезла к матери в деревню… А адрес как узнал? Сашка сдала?..

— Сашка про шкатулку сказала, между прочим, такую же, как у покойного Панарина была. Адреса Лики она не знала, я его сам вычислил. Проще пареной репы, между прочим, — соврал Никита.

— Кто-то из наших стукнул? — скривился Миронов. Никита хохотнул.

— Кирилл, надо все-таки следить за передовыми технологиями. В двадцать первом веке живем, как никак. Есть такие полезные изобретения, как социальные сети. Вводишь нужное имя, город, ник-нэйм, и вот тебе пожалуйста, полный расклад. Лика-то явно не семи пядей во лбу, чекинится где ни попадя, вот я адресок то и узнал… — Обогнав тащившуюся по дороге побитую «тойоту», Никита спросил невинным тоном: — Судя по вашей суете, хозяина салона она гробанула? А вальнул кто?

Миронов на эту невинность не купился, только фыркнул.

— Твоя догадливость просто поразительна. Опять с Быстровой на кофейной гуще гадали?

— Ну, такого даже мы не предполагали, — надулся Никита. — Я вообще насчет шкатулки хотел порасспросить, а тут доблестные менты на черном «воронке»… Что там в квартире-то? Свежий жмур?

— Да нет там ничего, — с досадой ответил Миронов, открыл окно и выбросил окурок на улицу. — Ни жмура, ни наоборот. И барахла нет. Свалила наша Маркиза ангелов в катакомбы Парижа. Ну, или еще куда.

— Думаешь, она виновна в убийстве?

— Ничего я не думаю. Допросить надо, да и экспертиз еще нет. Только я тебе до официального заявления ничего не говорил. На меня и без того наорали, как на мальчика, мол, упустил подозреваемую. Хотя по большому счету, она все как по нотам разыграла, не только ведь у меня вопросов не возникло. Следак тоже прошляпил, даже для выяснения не задержал. Да и сегодня он явно воспользуется положением. Зуб даю, не успею войти в управление, как у шефа будет лежать донос, что я сливаю инфу.

— Донос от этого неприятного хмыря? — переспросил Никита. — Кто это вообще?

— Некий Аркадий Протасов, — скривился Кирилл, словно откусив лимон. — Не доводилось видеться?

— Нет, как-то судьба берегла, видимо. Мы же со следователями редко встречаемся. — Никита свернул на перекрестке, а затем, встрепенувшись, торопливо добавил: — Но ты же потом поделишься сведениями?

— Чем смогу. Мне еще надо бойфренда мадемуазель Крайновой устанавливать.

Никита остановился у здания ОВД и, глядя, как Кирилл неуклюже выбирается из слишком маленького для него автомобиля, небрежно произнес:

— Могу подсобить.

Кирилл перестал выкарабкиваться, втиснул свою двухметровую тушу обратно и с подозрением поглядел на Шмелева.

— Ты его знаешь?

— Откуда? — отмахнулся тот. — Анжелика мне — девушка насквозь незнакомая, а ее хахаль тем более. О нем я тоже хотел расспросить, но на звонки-то она не отвечала, телефон вне зоны. Зато я знаю, как этого графа де Пейрака зовут, и как выглядит. И за твое доброе отношение могу поделиться информацией.

— Из соцсетей что ли узнал?

— Конечно. Гляди.

Никита сунул Кириллу под нос телефон, где сверкали и переливались неземной красотой фото Анжелики Крайновой. Кирилл внимательно рассмотрел фотографии, отметив несколько, где Лика была запечатлена в хмурым парнем с самой что ни на есть бандитской физиономией.

— Зовут товарища Сергеем, и, судя по внешности, он вряд ли метродотель в «Хилтоне», — встрял Никита, сопя Кириллу в ухо. — Скорее всего, на заправке где-нибудь работает, или что-то вроде того.

— Это ты по лицу понял? — ехидно спросил Миронов. Шмелев не остался в долгу, отобрал телефон и, найдя нужное фото, развернул его на весь экран.

— Это я по его одежде понял, он же не один раз с ней на фото. А одет он бывает в спецовку. Вот, глянь.

На фото, точнее селфи, Анжелика запечатлела себя и своего обоже в каком-то темном помещении, с тусклыми фонарями, трубами на нештукатуреных кирпичных стенках, разбросанным по углам инструментом и двумя смутными тенями неких бандерлогов, скалящихся в камеру. Разглядеть на фото их лица было невозможно. Только глаза да зубы светились инфернально, словно у гоголевских упырей. Кирилл поморщился, попытался увеличить фото, но картинка не двигалась. Помучившись, он вернул телефон Никите.

— Это можно как-то увеличить? И порезче сделать? — спросил он.

— Не знаю, наверное. С компа точно можно.

— Мне бы надо по хорошему изъять у тебя это фото, — задумчиво произнес он, что Никиту невероятно развеселило.

— Миронов, ты меня удивляешь, — рассмеялся он. — Что ты хочешь изъять? Инстаграм? Так установи у себя и смотри, сколько влезет. Потому что по-другому никаких прокурорских санкций не хватит.

— Да не умею я, — поморщился Кирилл. Никита махнул рукой.

— Тундра ты неогороженная. Дай мне. О, ну хоть телефон приличный…

Он в два счета скачал приложение, и спустя пару минут уже подсунул Миронову те же самые снимки.

— Вот. Это наша Анжелика, а это ее фотки, — объяснил Никита, показывая, куда нужно нажимать и где искать хэштеги. Найдя фото из неопознанной мастерской, он добавил, глядя на тени бандерлогов позади Сергея. — Она Сашке хлесталась, что отношения серьезные. А это, наверное, это кореша этого Сергея.

— Наверное, — медленно ответил Кирилл, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. Наверняка вышло плохо, потому что Никита бросил на него подозрительный взгляд, но ничего так и не сказал.