Синий. Сапфировая загадка

2. Куда лежит путь?

Ровно в восемь вечера на втором этаже тринадцать настенных часов принялись разом звонить на все голоса – именно они дали название самой загадочной комнате в доме семьи Интригио. На какофонические трели жалобно отозвался Орвиль, старая гончая собака семьи Интригио. Ласло появился в безупречном смокинге, возможно, лишь чуточку тесном на талии – как напоминание о том, насколько давно его владелец не был в деле. И в особенности о том, как он тем временем налегал на копчёности и сыры.

– Папа! – воскликнул десятилетний Маркус, самый юный член семьи, которого тяга к маятникам и их таинственному устройству привела сюда первым. Он обладал настоящим талантом к механизмам и мог меньше, чем за двенадцать секунд, непоправимо испортить любой из них. На мальчике был маленький смокинг, сшитый по фигуре семейным портным мистером Пикельманом.

– Я, конечно, понимаю важность момента, но вам не кажется, что смокинг – это перебор? – подала голос Зельда, которая была на год старше брата. Отец и сын вздрогнули, ведь ни один из них не успел заметить, как девочка появилась в комнате. Впрочем, ничего удивительного, ведь её талантом была Призрачная поступь.

– Дорогие мои… нельзя забывать о традициях. И потом… на мне вовсе не смокинг, – деланно невозмутимым тоном ответил Ласло.

– Ах, не смокинг? А что же?

– Попались! Именно этот вопрос ваш отец и надеялся услышать! – прокомментировала Бина Интригио, подставив идеальный овал лица, чтобы поймать на щёку поцелуй супруга. Она тоже оделась элегантно: длинное расшитое серебром сари, диадема с бриллиантами в чёрных волосах и шёлковые перчатки до плеч, каких не видывали со времён махараджей – между прочим, её далёких предков. Она прошествовала мимо детей как настоящая дива, дождалась, когда Ласло подвинет ей кресло, и лишь тогда с лёгким вздохом присела.

– Это один из последних сохранившихся смокин-тригов, – наконец с загадочным видом ответил Ласло.

Зельда нахмурилась, как она делала всегда, когда чего-то не понимала.

– Что-что, извини?

– Это одна из тридцати девяти реликвий, – шепнул Маркус.

– Именно так! – подхватил Ласло. – Во-первых, в подкладке у него тридцать девять потайных карманов.

Он показал элегантную подкладку из серебристого шёлка, на вид совершенно обычную, а затем ловким движением рук извлёк откуда-то целую кучу мелких предметов: лупу, ножик, микрокамеру, мини-диктофон, блокнот, ручку, отмычку…

– Ого! Ничего себе! Вот это да! – встречал восхищёнными репликами появление этих предметов Маркус.

– Крайне необходимые на семейном ужине вещи… – пробурчала Зельда, стараясь не выдать удивления. Но это было нелегко, учитывая, что папа выкладывал на стол рядом с приборами.

– И на случай крайней необходимости… – добавил Ласло, – Запонки. Взгляните-ка.

– Кошмарные, – прокомментировала девочка.

– Слегка вышли из моды, спорить не буду, однако…

Ласло легонько коснулся большой жемчужины, и тотчас её половинка откинулась крышечкой.

– Отличное место, чтобы спрятать пару доз яда… – заключил он, сдувая с запонок несуществующую пыль.

– Обалдеть! – выдохнул Маркус, садясь на своё место.

Бина легонько кашлянула, но этого было достаточно, чтобы мальчика пронзило невидимой стрелой. Для него, способного похвастать знанием восьми языков (голландский, немецкий, английский, хинди, французский, японский и чуточку испанского с русским), это нелитературное словцо было не просто просторечным. Оно было совершенно неприличным.

Зельда всё ещё пребывала в задумчивости:

– А ты, мама? У тебя нет смокин-трига?

Бина улыбнулась:

– О, нет. Но мы, девочки, можем рассчитывать на наследство нашей двоюродной бабушки Матильды: её коллекцию шляпок, сумочек и специальных украшений.

– Матильда… – пробормотал Ласло, словно пробуя на вкус дорогое вино. – Синьора Дольчеморте[2]!

Взгляды присутствующих переместились на одну из стеклянных витрин, втиснутых между часами. Зельда и Маркус хорошо знали витрину с реликвиями тётушки Матильды (как и сокровища других необычных предков юных Интригио), хотя зал с часами должен был оставаться для них тайной, ведь его открывали лишь после получения жёлтого конверта.

Но Тибо, прикрываясь необходимостью смахнуть пыль с поверхностей, по меньшей мере раз десять пускал их внутрь поглазеть.

– А можно узнать, как связано с нашим семейным ужином это чудище в центре стола? – не выдержала Зельда, показывая на чучело птицы, красный клюв которой зловеще нависал над тарелками.

Бина рассмеялась.

– О, это наш особый талисман, он с нами в честь возвращения к делам… – невозмутимо ответил Ласло. – Помиранская куропатка, как называл её кузен Эгбертус фон Интриген! Лет пятьдесят тому назад наш родственник выполнял опасную разведывательную миссию в Померании, носившей тогда название «Восточная Германия», когда… осознал, что это странное пернатое неотвязно следует за ним. Тогда он вооружился крепкой сеткой и… хоп! – Резким движением глава семейства сорвал голову с шеи бедной птицы.

Зельда и Маркус потеряли дар речи. Под оперением птицы обнаружились провода, колёсики и допотопные микросхемы.

– Святая Мочалка! – вырвалось разом у обоих.

– Именно. Птица оказалась вовсе не птицей, а устройством мобильного слежения советского образца. Для тех времен настоящее сокровище, но с одним маленьким дефектом: при первых каплях дождя птичка начинала жужжать и бить током!

– Не говоря о том факте, что кузен, как и ты, Маркус, обладал талантом Вредителя.

Младшие Интригио хохотнули и придвинули к себе «помиранскую куропатку» кузена Эгбертуса, чтобы получше её разглядеть.

Ласло уселся во главе стола, нежно коснулся запястья жены и разложил на коленях салфетку.

– За разговорами о дичи и аппетит разгорелся! – Он окинул взглядом накрытый стол и только тогда заметил, что кого-то не хватает. – Куда запропастилась ваша сестра?

– Эээ, наверное, Имоджен у себя в комнате, – ответил Маркус.

– Обновляет профиль… – добавила Зельда.

– Она не знала, что мы ужинаем в этом зале? – округлил глаза папа Интригио.

– Знала, знала. Но никак не могла решить, в какой цвет перекрасить волосы: синий электрик или болотно-зелёный! – злорадно хихикнув, объяснил Маркус.

– Болотно-зелёный? – задумчиво переспросила Бина.

И, словно это было заклинание для вызова дочери, в тот же момент в дверях наконец показалась Имоджен. Выражение лица у неё было страдальческое, а волосы скрывал огромный шерстяной берет.

– Тебе холодно, Имми? – от взгляда матери не ускользнул последний факт.

– Мне не холодно, а… тошно! – ответила дочь, усаживаясь на стуле по-турецки. – У меня волосы самого отстойного цвета из всех возможных!

– Вот как, дорогая? Откуда тебе это известно? – удивлённо воскликнул Ласло, оглядываясь на дверь в ожидании Тибо.

– Я читала опрос самых популярных фэшн-блогеров мира, и… Разве тебя это волнует, папа? – с обреченностью в голосе спросила дочь.

– Нисколько! – без малейшего колебания согласился папа Интригио. Но затем всё-таки добавил: – Хотя да, эта история с зелёными волосами вызывает у меня в памяти тот случай, когда двоюродный дядюшка Жан-Жак ошибся цветом парика во время операции на Гар Дю Норд[3] и… об остальном лучше не вспоминать, раз сейчас подадут еду. Потому что СЕЙЧАС ПОДАДУТ ЕДУ, ВЕР-Р-РНО? – прибавил громкости Ласло Интригио, обращаясь к Тибо.

Бина снова кашлянула, но в этот раз её невидимые стрелы были направлены на мужа, который тотчас выпрямился на стуле и сказал:

– Но сначала, конечно, причина, по которой все мы – или, по крайней мере, большая часть из нас, – собрались сегодня здесь на торжественный ужин в лучших семейных традициях, – он бросил косой взгляд на голову старшей дочери, украшенную мешковатым беретом, явно не входившим в семейные традиции.

– Папа! – вспыхнула Имоджен.

– А именно: наконец пришёл… жёлтый конверт!

Взгляды присутствующих опустились на лежащий посередине стола жёлтый прямоугольник и затейливый вопросительный знак на нём.

И тогда господин Интригио с деланной невозмутимостью его открыл.