– К черту эти бесполезные поиски смысла жизни! Что в них толку? Даже так: в чем смысл искать смысл? Да еще жизни…
– Ты же пьян.
– И что? Я не за рулем и не в общественном месте. Не учите меня чувствовать…
– Что чувствовать?
– Что значит «что чувствовать»? Чувствовать! Я не чувствую что-то, я просто чувствую. Я хочу чувствовать жизнь, если вам так хочется конкретики.
– Ну и как, помогает?
– Что помогает?
– Ну, в данный момент, «вискарь».
– Идите вы к черту со своими нотациями. Я хочу жить…
– Вне жизни. Так? Поэтому, тебе вдруг демонстративно не захотелось размышлять о смысле жизни? Знаешь, что? Во-первых, слишком много пафоса. Никого, ровным счетом никого, не интересует твои кривлянья. Ты же клоун, к тому же бездарный. Смысл жизни!
– Да не нужен мне этот смысл! Жизнь. Она мне не нравится.
– Приплыли. Опять.
– Почему бы не пойти в противоположном направлении. Почему бы не поискать смысл смерти?..
– Вопрос о смысле жизни я считаю самым неотложным из всех вопросов. То, что называется причиной жизни, оказывается одновременно и превосходной причиной смерти. Всегда быть просто логичным, но почти невозможно быть логичным до самого конца. Столь же логичным, как самоубийцы, идущие до конца по пути своего чувства…
– Брат, только что был не ты, это – Альбер Камю!
– Как ты нежно это сейчас сказал. Как с чувствами у тебя? Что мы нынче чувствуем?
– Ты не представляешь, как ты порой раздражаешь меня.
– Согласись, это один из элементов ощущения жизни. Через сильные эмоции, через негатив, через боль можно много чего прочувствовать. И потом думать, что за смысл тебе интереснее.
– Я устал…
– Ты просто слабак!
Грезы, грезы, грезы. Сколько же можно ждать чуда? Все мы самые лучшие и единственные, самые сильные, умные, красивые. Короче, все одинаковые. Разница заключается лишь в том, кто как себя подаст. Или продаст? А это зависит исключительно от случая.
Чушь какая-то…
Создай свою судьбу. Напиши себе гороскоп. Нарисуй себе характер. Вылепи себе способности. Не лови удачу за хвост. Вырасти ее. Положи карту так, как тебе нравится. Никогда не поверю, что тебе ничего не нужно. Скажи, как должно быть, и сделай так, как должно.
– Слабак… – прохрипел Максим.
– Кто слабак? – поинтересовался Купер. Максим услышал, как что-то звякнуло.
– Ой ты ж ё-моё. – Максим оторвал голову от подушки и ощутил, как ей плохо.
– Думаю, сегодня нужно устроить разгрузочный день. – Джон выставил на стол четыре бутылки пива, одну из которых тут же взял и открыл. Он сделал глоток и посмотрел на Максима.
– Тебя подтолкнуть?
– Я не возражаю, – снова прохрипел Максим.
Джон открыл еще одну бутылку и подал Максиму. Тот жадно присосался к ней, не останавливаясь, выпил половину, и отдышался.
– Хорошо. – Он поднялся и сел на кровати. – Сколько сейчас?
– Чего? – спроси Купер.
– Времени.
– Да черт его знает. Пятница или суббота. – Он прикурил сигарету. – Суббота, вроде, хотя, какое это имеет значение. А в воскресенье мне нужно будет отчалить на пару дней. Кстати, в среду меня с группой пригласили на великосветский гудёшь.
– Куда?
– Будем квасить в каком-то модном клубе, совсем другого пошиба. Типа светского раута будет, с мелкими олигархами и акулами шоу-бизнеса. Рок роком, но всё завязано на бизнесе. Придется поучаствовать. Пойдем с нами.
Максим взглянул на часы, висевшие на стене.
– Я нет, не… Если часы идут, то сейчас пять часов. Ты когда встал?
– Два пива назад, – не задумываясь, ответил Купер, – я бы давно пришёл, да мне тут передали, что девица у тебя.
– Ё-моё! Точно. Была. Какие на сегодня планы?
– Только пиво. Может, немного травы. Ты не думай, я не всегда так. У меня разгрузочный период, сопряженный с творческим кризисом и плановой депрессией.
– А репетиции?
– Да вот их и нет теперь.
– И надолго? Я просто не пойму, каким боком я…
Максим тем временем оделся и разглядывал в зеркале свою небритую физиономию.
– Это судьба, Макс! – воскликнул Купер. – Ты просто не представляешь, как ты вовремя и кто…
– Не понял, что кто?
– Я хотел сказать, что очень вовремя попался не кто-нибудь, а именно ты.
– А почему? – не понимал Максим, допивая пиво.
– А вот этого я не могу объяснить. Есть в тебе что-то…. Не знаю, что.
– Кстати, знаешь, что я подумал, Джон? – перебил его Максим. – Что касается свободы и пути к ней через вот то, что нам Белоснежка эта подкинула, или через стакан…
– Что? – заинтересовался Купер.
– Это не путь к свободе. В смысле, через уход от жизни. Сейчас. Значит так, уход от жизни – это не путь к свободе. Вот. От жизни, от реальности. То есть, может, это и путь куда-то, но не к свободе. И… нет, это вообще не путь через уход, это просто уход. Уход от реальности.
– Ну?
– А когда мы уходим от реальности? Когда не можем с нею справиться. А почему мы не можем с нею справиться? Потому, что сил у нас не хватает. Или, вообще, нет. Мы недееспособны не потому, что вокруг все так плохо, а потому что мы недееспособны. У нас ни не хватает сил, у нас их просто-напросто нет. Мы слабы. Мы не в состоянии справиться с реальностью, потому что мы слабы. Мы не в состоянии справится с жизнью, потому что мы слабы. Мы не можем жить, потому что мы слабы. Мы уходим от реальности, потому что мы слабы. Мы не имеем права идти к свободе никакими путями. Мы не заслуживаем свободы, потому что мы слабы.
Купер затянулся, допил пиво, поставил бутылку на стол, повернулся к Максиму и, помолчав минуту, сказал:
– А не хлопнуть ли нам по такому случаю виски?
– Заметьте, не я это предложил. А у тебя есть бритва, а то я как бомж себя ощущаю?
– Посмотри в тумбочке. Должа быть. Я распорядился, чтоб тебе тут всё для жизни накидали.
– Ладно. Вообще, я в отеле живу. Мне бы…
– Да успеешь ещё. Ты гость, и плевать мне на то, что ты там какой-то гость. Сейчас ты мой гость. Давай собирайся.
Максим допил вторую бутылку пива, пока приводил, хотя, вернее будет сказать, пытался привести себя в порядок, и почувствовал бодрость в теле и желание утолить аппетит.
На этот раз вечер оказался более разнообразным. Максим с Купером не стали загоняться с употреблением алкоголя и размеренно потягивали виски, плотно закусывая и мерно беседуя о высоких материях. Через какое-то время они обратили внимание на то, что музыка, играющая здесь круглые сутки, не прерываясь, вдруг затихла, и на фоне общего оживления раздался свист настраиваемого микрофона, заглушаемого громом подключаемых музыкальных инструментов и аппаратуры.
– Начинается, – улыбаясь, сказал Джон.
– А что такое? – поинтересовался Максим.
– Волк караоке решил устроить.
– Кто?
– Волк, это кличка ударника нашего, забыл уже? Сейчас, все кто хочет, может на сцену выходить и петь, что ему вздумается, а наши ему подыгрывать будут. Не хочешь?
– Да что-то не тянет, – устало ответил Максим.
– Ты, кстати, какую музыку предпочитаешь? Или у вас все совсем по-другому?
– Ух. У нас. Я что-то уже стал забывать, что я у вас, а не у нас. Да всё то же самое. Я вот уже неделю здесь и пришел к выводу, что…. Нет, к выводам я ещёе ни к каким не приходил, но различий я не вижу. Это факт. А музыка. Да вот эта самая. Рок. Да и ролл. Ха! Мне, вообще, порой казалось, что я слышу тут наши группы. Настолько всё похоже. Нет, Джон, в хорошем смысле.
– Понятно. Значит, ты свой в доску. За единство! – Купер поднял бокал.
– Всё это рок-н-ролл! – отчеканил Максим, чокаясь с Джоном.
– Кстати, Макс, а ты ведь, толком, не слышал моих песен. Да, вообще, не слышал. Я же не пел, мы их не крутим в клубе. Только играем. Так, ты должен сейчас же ознакомиться. Пойдем в гримерку.
– О, у вас гримерка есть?
– А как же, все как у солидных артистов. – Джон рассмеялся. – Пойдем.
– А как же караоке?
– Да ладно тебе! Это теперь надолго, успеешь ещё. Идём.
Они встали из-за стола, прихватив с собой бутылку с бокалами, и отправились за сцену.
– Да, – протянул Максим, осматривая помещение, в которое его привел Джон, – самая настоящая гримерка рокеров!
– А чем характеризуется гримерка рокеров? – спросил Купер, разгребая мусор, которым был завален стол, стоящий посредине комнаты, и поставил на освободившееся место бутылку с бокалами.
– Этого нельзя объяснить, это можно лишь понимать!
– Пусть так. В общем, бардак, ты об этом?
– Да нет…
– Ладно, ладно. А что ты хотел? Работы невпроворот, убираться некогда, уборщицу мы сюда не пускаем, сам понимаешь, тут хрен разберешь, что мусор, а что нет. Так, давай быстренько за работу. – Джон разлил виски и выудил из кучи на столе диск. – Вот, последний альбом. Третий.
Он вставил диск в проигрыватель и нажал «Пуск»:
– За искусство!
– И жертвы, которые приходится ради него приносить! – заметил Максим, кивая на бутылку виски.
– Кстати, не будем, все-таки, налегать, хочу дунуть ещё. Кстати, где это тут у нас? – Купер порылся в карманах и вытащил пакетик. – Замечательный урожай. Небезопасно тут пыхать, конечно. Легавые пасут, я говорил. Но, какой рок-н-ролл без этого? Верно?
– Джон! – В гримерку вбежал парень.
– Твою мать, Рыжий! Ты меня чуть до инфаркта не довел, – возмутился Купер, пряча пакетик в карман.
– А ты чего это? Ещё не задул, а уже на измене? Ха-ха.
– Да пошел ты! Чего хотел?
– Я по тому вопросу… Самому. Ну…
– Да не стесняйся ты, Рыжий, все свои. – Джон кивнул в сторону Максима.
– Короче, прямо сейчас нужно ехать…
– Нет, ну какого… – начал было Джон.
– Да там делов на полчаса. Давай сгоняем. Ничего не случится за это время.
– Ладно, давай. – Купер задумался. – Извини, Макс, я тебя оставлю тут ненадолго.
– Да не вопрос, – сказал Максим, уже вслушиваясь в музыку.
– Лады, – Купер быстро вышел из комнаты вместе с Рыжим.
Максим погрузился в прослушивание музыки рок-группы «Аллергия». Свобода, любовь, солнце, смерть, огонь. Ночь, вечность, звезды, кровь, весна, тюрьма, война. Уйдем, умрем, убей, умри, живи, кричи, не спи, спи. Вставай, летай, рассвет, закат, иди вперед. Уроды, скоты, козлы, дураки, предатели, дерьмо, вино. И так далее. Максим уже давно вышел из того возраста, когда подобные песни способны были произвести эффект постоянно взрывающейся бомбы и как-то подействовать на сознание, позицию, действия, манеру вести себя. Давно! Несмотря на это, интерес к подобной музыке, року, и всем его детям, у него сохранился, и он с удовольствием слушал этих, в меру наивных, в меру жестких, глашатаев протеста.
– А где Сом? – Услышал он за спиной голос.
Он обернулся и увидел невысокую хрупкую девушку с короткой прической, с волосами неестественного иссиня-черного цвета. Её неумеренно накрашенные глаза и губы, черная одежда и вызывающий взгляд, позволили подумать о ней, как о ярой поклоннице группы «Аллергия».
– Где кто? – переспросил Максим.
– Сом, – повторила девушка и, пройдя через всю комнату, бесцеремонно уселась в кресло, закинув ногу на ногу.
– Наверное, уплыл, – ответил Максим, делая глоток.
– О, виски! Давай! – воскликнула девушка и тут же, подскочив к столу, схватила бутылку и сделала глоток прямо из горлышка. – А ты кто?
– Ну, во всяком случае, я не Сом. – Максим растерялся.
– А кто тогда?
– Чудо-юдо-рыба-кит, – нашелся он.
– Жаль, – разочарованно пролепетала девушка. – Я хотела покурить.
– Да кури, пожалуйста. – Максим достал пачку сигарет и предложил их.
– Ха-ха. Не тормози. Я хотела покурить реально.
– Извини, чего нет, того нет.
– Да есть все, – равнодушно произнесла незнакомка, – с кем бы вот? Ты не хочешь?
– Хо-хо. Давай.
Незнакомка, достала из маленькой сумочки косметичку и извлекла из неё папиросу.
– По старинке? – спросил Максим.
– Давай огня, чудо, – не обратив внимания на его слова, потребовала девушка.
Максим достал зажигалку, дал прикурить. Незнакомка глубоко затянулась и задержала дыхание, передав папиросу Максиму. Он принял косяк и повторил её действия. Буквально через минуту у него подкосились ноги, и закружилась голова. Он поспешил сесть на стул.
– Ни фига себе! – воскликнул он.
– Хорош, да? – с удовольствием спросила незнакомка. – А держит как!
Она взяла папиросу у Максима и ещё раз затянулась. Максим, немного подождав, последовал за ней, выпуская в потолок клубы ароматного дыма. Ему стало так хорошо, что он готов был плакать от счастья. «Качественные у них тут товары, – думал он. – И как быстро». Он заметил, что девушка, видимо также, ощутив прилив счастья, не отрываясь, смотрит на него и улыбается.
– Продолжим попозже, – сказала она и затушила тлеющую папиросу.
Прошло минут двадцать, как показалось Максиму, эйфории.
– Посидим? – наконец нежно спросила незнакомка, – или…
Тут она медленно встала и подошла к Максиму. Она все также, улыбаясь, смотрела ему в глаза. Подойдя, приложила свою ладонь к его щеке, поглаживая, спустила её ему на плечо, далее плавно поплыла вдоль руки и остановилась на его кисти.
– Может, совместим приятное с приятным? – сладко проворковала она.
– Гм. Ну. – Максим достал из пачки сигарету, засунул ее в зубы, вынул, положил обратно. – А почему бы и нет?..
– Я, вообще, с другой планеты! Там всё почти как здесь, только не так хорошо. То есть, как я понял, тут так же плохо, как у нас, но тут гораздо лучше. Просто, наверное, потому, что тут, это как будто, там. То есть, тут, это и есть там, но тут нет ничего, что было там у меня. Ну, не в том смысле, что у меня там ничего не было. Тут почти то, что там, но другое. Вот, то же самое, но, как-то вот…
– Я ничего не поняла. Ха-ха-ха. Ты несешь какую-то чепуху.
– Тебе не понять… Как можно родиться на чужой земле? Мне кажется, все мы родились не у себя дома. Может, поэтому, всё так плохо.
– Я очень люблю цветы. Все женщины любят цветы. А почему?
– Плохо потому, что мы воспринимаем всё через прозрачные очки. Вернее, нам кажется, что это прозрачные очки. На самом деле они не такие. Они специальные. И кто-то их смастерил именно такими. Он хотел, чтобы мы видели всё именно так, как он хотел. Но я не хочу так.
– Мне кажется, что цветы – это маленькие звездочки, просто они не висят в небе, а растут из земли. А женщинам нравится, когда мужчины им дарят цветы. Мужчины всегда обещают достать женщинам звезду с неба, но у них это не получается. Это никак не может получиться. А женщины очень хотят звезду. Вот и придумали, чтобы звездочки росли в земле, и мужчины дарили их.
– Цветам всё равно. Они универсальны. Они всегда нужны. От них нет никакой пользы, но они всем нравятся, и их всегда все хотят. Мы вручаем их тому, кого любим или в день рождения, тому, кто родился, и кладем их на могилу тому, кто умер. Рождение и смерть, казалось бы, противоположные понятия. Но цветы, что там, что здесь – обязательный атрибут.
– Мне давно не дарили цветы. Давно! Может мне умереть, чтобы их мне подарили? Даже на день рождения не дарили в последний раз.
– Почему мы чужие на собственной земле? Или она не наша, или мы не её. А? Может та земля, откуда я приехал сюда, чужая, а эта как раз наоборот?
– Ты всё время говоришь что-то, чего я не понимаю.
– Хочешь виски?
– Нет, я хочу… нет, и есть не хочу. Давай виски. А как тебя зовут?
– Чудо-юдо-ры…. А тебя?
– А тебе зачем? Цветы мне подаришь?
– Макс! Ты… ха-ха-ха! – Купер подошел вплотную к Максиму и смотрел ему в глаза. – Глазки-то горят алым пламенем. Не мог дождаться? Это что тут такое? Ха-ха!
Джон снял со спинки стула бюстгальтер. Девушка выхватила его у него из рук и выбежала из комнаты.
– Ха-ха! С этой кошечкой уже половина клуба перетрахалась. Черт возьми, я полностью протрезвел. Нужно поправить. Как, послушал «музло» наше? Или тебе не до того было? Так, ты сейчас как вообще?
– Я идеален нынче. Хочу петь. – Максим хихикнул.
– Где она достает такие конфетки? – Купер выпил виски. – Петь, говоришь, а?
– Я говорю… мне кажется… я понял, что у меня никогда не было Родины. Что я жил во вражеском лагере. Среди чужих мне людей. Мне кажется, не зная своих корней, сложно найти себя. Или корни не нужны? Как узнать, где мой дом? Плевать, что я родился там-то. Это не имеет значения. Своя земля должна определяться как-то иначе. Или нет? Я запутался…
– Ты не запутался, ты поплыл. – Купер весело подтолкнул Максима к выходу.
– Секс-мотор и рок-н-ролл, секс-мотор и рок-н-ролл, – бубня, напевал Максим, пока они не вышли в зал.
– Я хочу на сцену, – заявил Максим.
– Давай посидим немного. Есть хочешь? – успокаивал его Джон.
– О! Точно.
Ближайшие полтора часа Максим молча сидел и жевал, погруженный в свои путаные мысли. Купер не трогал его, общаясь с подсаживающимися к их столику знакомыми. Вскоре Максим оживился и захотел пива, заявив, что виски он больше видеть не может.
– А на сцену как же? – разочарованно спросил Купер.
– Да ну её.
Но миновать сцены ему не удалось. Максим вскоре ощутил невероятную бодрость и воспылал жаждой сценической славы. Пытаясь объяснить музыкантам, что нужно играть, мыча, напевая, он всё-таки, с трудом, но добился от них понимания, благодаря помощи Джона, который способствовал выходу Максима, еле сдерживая смех. Благо, было уже поздно (время пролетело незаметно, особенно для Максима) и в клубе, несмотря на пятницу, остались лишь завсегдатаи, видевшие всё, что только можно представить.
– Дамы и господа! – объявил Максим, говоря в микрофон. Он, пошатываясь, стоял с гитарой через плечо. – Сейчас я попробую исполнить песню из нашего… То, чего у вас не было. Короче. Фу ты… знаете, скажите, вы живете у себя? Вы уверены, что ваша земля это – ваша земля?
– Макс! – услышал он крик Купера.
– Ладно, – Максим хмыкнул. – В общем, Наутилус… ну, и так далее.
Он взял аккорд на гитаре и удивился, как он вдруг приятно зазвучал из колонок.
– Раз, два, три, четыре, – Максим проиграл на гитаре фрагмент в полном одиночестве, после чего, музыканты, не ожидавшие от него такой четкости исполнения, подхватили, и понеслась очень даже слаженная композиция, благо она не была сложной. Максим же, летая в паутине захвативших его мыслей, запел.
Когда я проснусь, снова буду один
Под серым небом провинции.
«Ирония судьбы. Чёрт возьми! И это происходит со мной? Может это… почему-то же это произошло. Почему я? Зачем я? Где я? Кто я? Что я? Для чего это всё? Вот где все эти смыслы и жизни, и смерти? Откуда и куда я?». Ко всеобщему удивлению, – особенно это поразило Купера, – Максим ни разу не сбился, ни в игре, ни в пении, и тем, и другим, особенно голосом, произведя неожиданно приятное впечатление на присутствующих в клубе.
Возможно, мы уже спускались с небес
Или рождались не раз.
Какая горькая память – память о том,
О том, что будет потом…
Прощай, чужая земля,
Но нам здесь больше нельзя…