ДЕНЬ СКАЛИСТЫЙ ЛАНДШАФТ

Три человека в капсуле неподвижно сидят в своих креслах.

Барри первый поднимает голову, прислушивается… Медленно возвращается сознание. Тишина, лишь едва слышно доносится плеск воды.

Дневной свет. Барри жмурится, озираясь вокруг. В прозрачном стекле иллюминатора нетронутый ландшафт: полоска берега, широкая, но быстрая река, лес-лиственницы и кедры, — а за ним высокая, до неба, отвесная скала с карнизами и выступами.

Вирджил и Ютта тоже приходят в себя. Отстегивают ремни, расправляют плечи.

Барри чувствует себя свежим, словно после долгого бодрящего сна.

Вирджил. Все нормально?

Барри и Ютта кивают. Вирджил нажимает какую-то кнопку-открывается люк, выдвигается металлическая лестница. Он первым выходит наружу.

За ним Ютта и Барри.

Все трое оглядываются по сторонам, глубоко дышат. Пряный воздух, запах смолы и лиственничной хвои.

Барри (шепотом). Чудесно!

Изумление, растроганность. Вирджил. Это-Сириус. Барри (запинаясь). Просто не верится… я на Сириусе.

Вирджил с улыбкой смотрит на него.

Вирджил. Довольны?

Барри. Никогда не думал… Этот пейзаж… Разве на Земле есть что-нибудь подобное!

Вирджил. Может, когда-то и на Земле так было. Хотя сейчас там уже не осталось нетронутых уголков. Зато здесь! (Дышит полной грудью.) Увидишь, ощутишь все сам-тогда признаешь: вот где должен жить человек, вот для чего он создан. А не для бетонной пустыни, которую мы зовем родиной.

Он взмахивает рукой, словно указывая куда-то в неизвестность. Ютта спускается к реке; там, в нескольких шагах от них, выступает над водой сколоченный из грубых досок причал. К колышку привязана лодка. Барри никак не может осмыслить происшедшее.

Барри. Уму непостижимо! Только что был на Земле-и уже на Сириусе. Сколько же времени нам понадобилось?

Услышав его слова, Ютта возвращается назад.

Ютта. Материалист ты, Барри. Не успел очутиться на Сириусе-и сразу допытываешься насчет технических данных. Никто тебе не скажет, сколько это продолжалось. Для мнимого пространства нет меры времени.

Барри смотрит Ютте в глаза — вдруг она подаст ему знак, ответит на вопрос, правда ли то, о чем он вспоминает, или иллюзия. Но существует ли во мнимом пространстве разница между реальностью и иллюзией?

Барри. Ну и что дальше? Вирджил. Скорее к Гасу. Он ждет.

Кивает, показывая на лодку. Вирджил. Все, что нам нужно, приготовлено.

Запах гнилого дерева и воды.

Ютта с Вирджилом прыгают в лодку, Барри следует их примеру. Пока Вирджил отвязывает трос, он оглядывается вокруг. Лодка замечательная — обтекаемой формы, с мощным подвесным мотором. В ней вполне хватило бы места для десятка людей. На корме под брезентовым навесом сложены какие-то ящики и свертки. Вирджил дергает шнурок стартера и после нескольких неудачных попыток запускает мотор. Тарахтящий звук совершенно не вяжется с этим ландшафтом, где, кажется, нет ничего, кроме плеска воды и птичьего щебета.

Лодка быстро набирает скорость, вода вскипает пеной, ветер бьет в лицо, развевает волосы Ютты, и Барри снова вспоминается таинственное, похожее на сон происшествие за пределами всякой мыслимой реальности. Вирджил правит лодкой, а он тем временем садится рядом с Юттой на одну из поперечин, которые служат скамейками. Вид, открывающийся перед ними, кажется фантастическим- здесь словно бы ожили давние сказочные представления о мире, не тронутом людьми, о крае безмятежности и чистоты. Клочья тумана над рекой, пена у порогов, радужные солнечные блики. Причудливо изъеденные водою береговые скалы, тени одиноких узловатых деревьев высоко на яру. Неописуемая зелень прибрежного кустарника и травы на склонах. Невообразимые оттенки серого и коричневого-скалы, в тени наливающиеся синевой, подернутые тончайшим серебристым налетом. Воздух необыкновенно чистый, видно далеко-далеко — глубина обзора теряется в бесконечности. Ближний, средний, дальний план-какая четкость очертаний, какие цветовые нюансы! Все это затмевает прежние воспоминания, превращает их в пошлые, тусклые картинки. Вот это — реальность, да, наверняка реальность! Барри глядит по сторонам, словно ему необходимо навсегда запомнить каждую мелочь.

Чувство огромного счастья.

Барри. Могу понять Гаса. Кто хоть раз видел это…

Ютта. Вот-вот, бессмысленно пытаться это описать.

Барри. Ты хорошо знаешь Гаса?

Ютта. Да.

Барри. Ты его… его подруга?

Ютта. Да.

Барри. Но…

Ютта. Что?

Барри (нерешительно). Ничего.

Отвесные береговые скалы мало-помалу сближаются. Местность угрюмеет, свежая зелень растений осталась позади. Вирджил едва справляется с лодкой-река стала неистовым бурным потоком, она капризно виляет, с силой бьется о скалы. Брызги влаги на лице, на руках.

Еще несколько каменных выступов, еще несколько водоворотов-и вот опасный участок позади, перед ними открывается овальная котловина. Течение спокойное, но берега пока высокие-метров пятнадцать-двадцать, — и лодка плывет, утопая в глубокой тени. Барри снова поворачивается к Ютте.

Барри. Почему ты не с Гасом?

Ютта (удивленно). О чем ты?

Барри. Почему ты не осталась с ним? Почему вернулась на Землю?

Ютта (помедлив). Долго рассказывать.

Барри. Что случилось с Гасом? Какой он… теперь? В самом деле… жесткий и жестокий?

Ютта удивленно смотрит на Барри.

Ютта. Гас-замечательный человек. Второго такого нет. Но как раз поэтому…

Она умолкает, прислушивается…

К ровному тарахтенью мотора примешиваются едва различимые хлопки. Вирджил тоже услыхал. Вид у него встревоженный. Он рывком выключает мотор, теперь слышно отчетливо… Хлопки, то одиночные, то целыми очередями…

Барри (невольно понизив голос). Что это?

Ютта (с испугом). Там за поворотом-Гас. Вирджил. Должно быть, он в опасности!

Течение еще больше замедлилось, но все равно их понемногу сносит. Вирджил сует Барри весло, сам берется за другое. Вставляет его в бортовую уключину. Общими усилиями они пристают к берегу, Барри выпрыгивает на сушу, пытается вытянуть лодку.

Они находятся на узкой береговой полосе, а за нею еще метров на десять в высоту дыбится каменная стена речного каньона. Вирджил кивком указывает на нос лодки. Когда он подходит к Барри, тот видит, что в руках у Вирджила автомат.

Вирджил. Там есть еще один. Возьмите!

Барри повинуется. Потом они осторожно шагают вдоль берега, останавливаясь у каждого выступа, чтобы проверить, нет ли опасности. Настороженность и сосредоточенность. Они опять осторожно выглядывают-и отпрядывают назад: всего в нескольких десятках метров от них к берегу причалены три лодки. Не такие, как их собственная. Бросается в глаза вооружение: миномет на носу, по бортам пулеметы. Людей в лодках немного, это мужчины в светло-коричневой форме. Но чуть дальше впереди, выше по склону, движется длинная цепочка светло-коричневых. Они направляются туда, где время от времени заметны вспышки огня, после чего пулеметные гнезда, устроенные атакующими в укрытии, за скалами, каждый раз дают одну-две очереди.

Ютта (шепотом, взволнованно). Они атакуют Гаса! Он там, за этим скальным барьером.

Барри. Сколько у него людей?

Ютта. Он один.

Барри. Что здесь происходит? Кто эти люди?

Вирджил (нетерпеливо). Расспросы подождут! Надо что-то делать! Организовать помощь. В капсуле есть рация, нужно возвращаться!

Барри хватает его за плечо, встряхивает. Барри. Хотите сбежать?! Бросить Гаса в беде?

Вирджил вырывается.

Вирджил. Вы в своем уме? Сцепиться с такими превосходящими силами?

Барри. А Гас? Он разве не дерется с превосходящими силами?

Вирджил. Гас выбрал отличное место для обороны. Он сможет отбиваться еще довольно долго. Если я поднажму, то, наверно, сумею ему помочь. Вниз по течению идти легче. Наши вертолеты будут здесь в считанные минуты. А вы стоите и задаете нелепые вопросы! Бежит к лодке.

Вирджил (Ютте, громко). Вы что, тоже остаетесь? Скорей сюда!

Секунду Ютта медлит, потом смотрит на Барри.

Ютта. Я остаюсь.

Вирджил чертыхается.

Он подбегает к лодке, прыгает в нее, отталкивается веслом. Некоторое время плывет по течению, потом запускает мотор и, оставляя за кормой шлейф пены и брызг, уносится прочь.

Барри и Ютта провожают его взглядом, затем Ютта поворачивается к Барри.

Ютта. Что будем делать?

Барри опять осторожно подкрадывается к скальному выступу, проверяет обстановку, возвращается к Ютте. На лице его ни следа задумчивости или нерешительности. Черты словно стали жестче. Он выглядит не просто решительно, по всей видимости, ему доставляет радость действовать, иметь четкую задачу. Полное напряжение всех сил, торжествующее упоение жизнью.

Барри (тихо). Попробую пробиться к Гасу. Двое сильней, чем один.

Он хлопает ладонью по прикладу автомата.

Ютта. А я?

Барри. Вирджил свой забрал. Ты ничего не можешь сделать. Оставайся здесь. Лучше всего-следи, как будут развиваться события. Может, мы найдем более удобное место для обороны, может, сумеем удрать. Если придет помощь, скажешь им, где мы. Только не высовывайся!

Барри отходит на несколько шагов от обрыва, смотрит вверх, прикидывает высоту. Потом вешает автомат на шею и начинает карабкаться. Это легче, чем он думал, так как промоины в камне образуют естественные ступени и карнизы.

Он осторожно вылезает наверх и удовлетворенно вздыхает: у него здесь хорошее прикрытие, можно в самом деле пробраться отсюда к Гасу. Согнувшись чуть не пополам, он бежит вперед-он заметил, что цепь нападающих тем временем продвинулась еще ближе к брату. Но заметил и другое: их ряды поредели-несколько коричневых фигур неподвижно лежат на земле.

Гас стреляет метко.

Барри перескакивает от скалы к скале, прячась за кустами, вверх по откосу к отвесной каменной стене — по счастью, никто до сих пор его не углядел. А теперь самый трудный участок: вдоль обрыва, где нет прикрытия, разве что кое-где упавшие сверху камни. Барри бежит, падает ничком, опять бежит… Хорошо, что все внимание коричневых приковано к Гасу. Мало-помалу Барри приближается к брату-осталось немногим более полусотни метров.

Барри осторожен, он все время начеку, хотя ликующий восторг переполняет его: вот сейчас он преподнесет брату сюрприз, сейчас исполнится его давнее сокровенное желание-наконец-то он докажет Гасу, что способен совершить ради него.

Еще прыжок от одного камня к другому… Теперь можно глянуть поверх полоски низеньких кустов. От коричневых он надежно укрыт, зато Гаса видно отлично. Он уже совсем близко-никто не помешает их встрече. И даже если оба они погибнут под градом пуль коричневых, все равно ради одной этой минуты стоило жить. Гас целиком сосредоточен на веренице людей там внизу, лишь изредка его взгляд скользит вправо и влево — нельзя забывать, что с фланга он тоже уязвим. Барри приподнимается, машет Гасу. Они так близко друг от друга, что он хорошо видит брата, пусть и Гас знает, что Барри здесь. Барри, пришедший из невообразимой дали, чтобы помочь ему, спасти его…

Неописуемое чувство счастья в предвкушении встречи. По легкому движению Гаса Барри понимает, что тот заметил его. На миг брат поворачивается к нему лицом, одновременно поводя автоматом… Барри видит вспышку дульного пламени, чувствует удар под ключицей и слышит хлопок. Его бросает в сторону, он соскальзывает по склону, лежит в траве. Ощупывает плечо-оно мокрое и липкое. Подносит ладонь к глазам, она вся выпачкана красным. Кровь, его собственная. Легкое оцепенение, боли почти нет. Барри понимает, что произошло: Гас принял его за одного из нападающих. Откуда ему было догадаться, что это он, Барри. Его появление сейчас на этом месте было настолько невероятно, настолько неправдоподобно, что Гас просто не мог на это рассчитывать. Он увидел крадущегося человека и выстрелил.

Барри слегка удивлен, что почти не чувствует боли. Он пытается шевельнуться, и это ему удается. Встает, ноги как ватные… Слабость от потери крови, и, наверно, она еще усилится. Но пока у него есть время, и он это время использует. Серия громких клацающих звуков на скальном обрыве над головой.

Значит, теперь и они обратили на него внимание- возможно, из-за выстрела Гаса, возможно, из-за шума, который он произвел при падении. Прятаться больше незачем. Он снимает автомат с плеча, прицеливается. Нападающие перед ним как на ладони, поле обстрела свободно. И, к собственному удовлетворению, он обнаруживает, что меткость ему не изменила. В первую минуту не разглядишь, сколько ранено или убито и сколько просто бросились наземь, спасаясь от пуль. Потом некоторые вскакивают, в поисках укрытия бегут к скальным уступам, к кустам. Но почти половина остается без движения.

Теперь, видно, и Гас сообразил, что с фланга подходил не враг. Видя, что брат то и дело поглядывает в его сторону, Барри взмахивает рукой. И Гас машет в ответ! Ради этого привета стоило пострадать!

Твердая уверенность, полнейшая ясность мысли. Внезапно он слышит команды на чужом языке, пронзительные крики.

Нападающих как-никак еще человек двадцать, неожиданно они устремляются в штурмовую атаку. Часть бросается к нему, часть-к Гасу. Братья выпускают из автоматов очередь за очередью, но целиться все труднее, потому что противник подбегает со всех сторон. Теперь уже бессмысленно думать о прикрытии. Барри вскакивает, дает еще одну очередь, бежит к Гасу… Опять падает ничком, стреляет, опять вскакивает на ноги… Краем глаза он видит, что атакующих осталось совсем немного. До Гаса-лишь несколько метров. Двое коричневых бегут к Гасу, но падают, сраженные пулями. Перед Барри тоже вырастает коричневая фигура и тоже уходит недалеко… На миг замирает без движения, а потом кубарем катится под откос. Это был последний противник.

Барри выпрямляется. Чувствует, как силы покидают его. Ноги двигаются автоматически, ему кажется, будто он отрывается от земли, парит… Он весь в крови, одежда порвана, автомат выскальзывает из рук-и все же это вершина его жизни. Он жив, и Гас жив, и спас его он, Барри. Гас протягивает к нему руки, но подхватить не успевает, у Барри чернеет в глазах, и он падает без сознания. Чувства гаснут, тонут в непроглядном безмолвии.

Окончание средней школы было для Барри огромным событием-не потому, что он стал совершеннолетним, не потому, что он покинул семейный круг и распрощался с теснотой родительского жилья. Признавался он себе в этом или нет, но последние годы он жил одним желанием, одной мечтой, которая давала ему силы и упорство, уводила от равнодушия и инертности, заставляя работать целенаправленно, — снова быть вместе с Гасом.

В студенческий городок он приехал немного раньше, чем нужно, и у него было время спокойно выполнить все формальности: записаться, пройти диспансеризацию и психологические тесты, устроиться в общежитии, где ему отвели хоть и крошечную, но одноместную комнату, получить всевозможные карточки, удостоверения и талоны на еду и питье, на единую форму колледжа, на учебные пособия и спортинвентарь. Он познакомился с несколькими парнями и девушками, которых нашел вполне симпатичными, хотя и держался от них чуть в стороне, он бродил по городку, осматривая аудитории и лаборатории, концертные залы и театры, спортивные площадки и водные стадионы, и дивился обширности территории обособленной зоны посреди трещащего по всем швам города, — полоска земли без небоскребов, без сетки опор монорельса, без антенн и радиомачт… Ничто почти не мешало видеть пасмурное небо, казалось, сам воздух здесь был чище, прямо как в саду-вдоль дорожек через небольшие промежутки были вкопаны круглые бетонные кадки с настоящими зелеными растениями, гибридами, созданными в «Институте изучения мутаций» при колледже. В городке не было никаких машин-ни автомобилей, ни электрокаров, ни мотоциклов, ни глайдеров. Единственным механическим средством передвижения был велосипед; для этого был проложен целый лабиринт дорожек, и почти все студенты ездили исключительно на этих педальных машинах; добравшись до нужного места, их оставляли на улице, а уезжая, просто брали на стоянке любой другой. Барри быстро наловчился гонять на велосипеде и скоро, как и все остальные, считал, что даже на самые короткие расстояния совершенно естественно ездить на велосипеде, а не ходить пешком.

В глубине души он был немножко разочарован и, наверно, по этой причине не примкнул ни к одной из компаний, возникавших буквально как грибы после дождя, и не удивительно: ведь в эти дни сюда съезжались тысячи сверстников; как и Барри, они выдержали экзамены и были направлены в технические колледжи. Разочарование, в котором Барри себе не признавался, шло от того, что он до сих пор не повидал Гаса. Он, конечно, не надеялся, что брат сам разыщет его — это совсем не в Гасовых привычках, — но втайне ждал, что хотя бы мимоходом тот заглянет к нему, хлопнет по плечу и скажет несколько слов, к примеру: «Вот ты и здесь, Барри!» или «Здорово, что мы опять вместе!» Еще дома, после экзаменов, он долго взвешивал, стоит написать брату или нет, и в конце концов все-таки написал, сообщил о приезде. А теперь вдруг пожалел об этом, решил, что написал зря и лучше бы письмо не дошло.

А потом он случайно встретил брата — однажды вечером, после ужина, когда большинство студентов собрались у летней эстрады, где в период зачисления ежедневно устраивали концерты и танцы; чаще всего выступали студенческие джазы. Барри только-только поставил велосипед на стоянку, как откуда-то не торопясь появился Гас. Причем не один, с ним была девушка, да такая хорошенькая, что Барри прямо онемел от восторга. Заметив его, Гас подошел, положил руку ему на плечо и сказал:

— Привет, Барри! Хорошо, что ты здесь! Позже увидимся.

Он кивнул и исчез в толпе. Все началось и кончилось так быстро, что Барри даже толком не осознал этого. Лишь задним числом он уразумел, что произошло, и заметил, что просто голову потерял от радости.

Гас был зачислен на отделение авиационной техники и организации полетов и мечтал пилотировать ракеты. Этот очередной шаг к специализации — распределение по учебным отделениям — предстоял Барри только через два года; сперва он должен был пройти общую техническую подготовку. Тем не менее он уже сейчас пытался нацелить себя на будущую специальность… Для этого в студенческой среде были свои негласные хитрости; например, на психологических тестах он интерпретировал предложенные ему ассоциативные фигуры как метеоры, бегущие облака, птиц, самолеты и потому, даже не зная результатов, мог быть уверен, что у него отметят интерес к аэронавтике и воздушным сообщениям. Однако интерес к полетам возник у Барри не только под влиянием Гаса, он коренился глубже. Возможно, определенную роль здесь сыграло и то время, когда он начал выходить из-под родительской опеки, когда впервые почувствовал себя свободным от оков повседневности и грохочущие на взлете ракеты, которые на его глазах поднимались с космодрома и исчезали в ночном небе, казались ему символами далекой обетованной свободы. Самолеты, ракеты-это были средства, позволявшие как бы одним-единственным усилием, одним скачком одолеть все препятствия и барьеры и достигнуть какого-то совершенно иного мира, хотя никто и не знал точно, в чем заключается его непохожесть. В технический колледж попадали только те, кто на экзаменах и тестах показал способности выше среднего уровня. Но и спрос с них был тоже большой. Особенно первое время, когда Барри еще только приноравливался к новому образу жизни, к новым задачам, потребовало от него максимум внимания и сосредоточенности, и он с удовлетворением заметил, что ему вполне по силам добиться ожидаемых результатов. Если школа была гигантской лабораторией, то колледж был фабрикой. К услугам студентов были все мыслимые вспомогательные средства компьютеризованного обучения: терминалы, клавиатуры, микрофоны и видеокамеры; экраны, проекционные стенки, быстропечатающие устройства и динамики; диалоговые системы для вербального, аудитивного, графического, символьного ввода и вывода. В основе всего этого лежала сложная система компьютеров, контролировавших каждый этап обучения еще более скрупулезно, чем в школе. Столь же детальными были и указания, которые давались студентам, и, чтобы не снижать быстроту реакции и продуктивность, необходимы были упорство и умение как следует сосредоточиться. Работали они поодиночке и в группах, на обучающих машинах и по принципу состязательности. От них требовали самостоятельного мышления, понимания методики, активного участия в дидактическом опробовании и проверке итогов, подтверждения промежуточных успехов и-важный аспект современной методики-высокого показателя в самооценке, выражающегося в высоком коэффициенте корреляции между ожидаемым и фактическим результатом. Постановка учебных задач, самостоятельный отбор фундаментальных знаний, выбор определений и предпосылок, промежуточные цели, выбор методики, образец, схема, моделирование, порядок и организация, дифференциация учебных единиц, передача информации, максимизация, первая тест-фаза, подтверждение, вторая тест-фаза, пересмотр, контроль результатов, успешное завершение…

Барри недоумевал, что приходится изучать массу вещей, совершенно не связанных с техникой: специфику человеческих реакций, передачу информации, учение о мотивации, социальное поведение, ценностные системы, психологическое руководство и контроль. Лишь мало-помалу он уразумел, что техника не обособленное явление, она обретает смысл и цель только во взаимодействии с людьми, и гораздо важнее знать не физическое устройство вспомогательных технических средств, а то, как человек пользуется этими приборами. С некоторым удивлением он обнаружил, что по поводу обязательных для индивида ценностей-счастья, свободы, здоровья и т. д. — все фактически решено, подписано и обжалованию не подлежит. Такая опека-да еще без ведома подопечных-изрядно раздосадовала Барри, но в конце концов, наблюдая за собой, он вынужден был признать, что на уровне стремлений и целевых установок между ним и другими ребятами почти никаких различий не было, а что касается оптимального пути к той или иной цели, элемент неопределенности все-таки существовал.

Он пробовал поговорить об этом с Гасом, ведь братья изредка встречались-в столовой, на спортивных соревнованиях, на танцах, — и тот как будто бы не возражал, когда Барри присоединялся к нему. Если Гас был с товарищами, Барри держался в тени, ему достаточно было слушать споры старших, более опытных. Если же они встречались один на один, нет-нет да и удавалось поговорить, и эти редкие беседы играли в жизни Барри весьма важную роль. Барри всегда смотрел на брата снизу вверх, считал его уверенным в себе, непогрешимым, и в обществе других Гас таким и был, до сих пор. Но в разговорах с Барри порой сквозили скептицизм, недовольство, не имевшее отношения к колледжу, сокурсникам, перспективам и успехам, но каким-то отвлеченным, туманным образом касавшиеся вещей более глубинных-вопросов о смысле всего и о поступках, ему соответствующих. Барри не до конца понимал то, что говорил Гас, и не мог судить, верно это или нет; однако он не сомневался в серьезности этих вопросов, ведь и сам частенько задавался ими, только не умел четко сформулировать. Его слегка удивляло, а пожалуй, и разочаровывало, что брат тоже не знал ответа, впрочем, как раз поэтому он и чувствовал особенно тесную связь с ним.

Лишь на втором году жизни в колледже у Барри опять появилась возможность чаще видеть брата. Всего в часе езды подземкой от студгородка находилась школа дельтапланеризма, которую Гас посещал в выходные дни. Когда пришло время перейти с одноместных аппаратов на двухместные, он предложил Барри составить ему компанию, и Барри, конечно, согласился.

Школа располагалась в природно-спортивном парке. Из отходов мусороперерабатывающего производства воздвигли искусственные горы, куда более причудливого рельефа, чем прежние горы этих мест, давно срытые или застроенные. Здесь можно было заняться самыми разными видами спорта — альпинизмом, горными лыжами, байдарками, дельтапланеризмом. Бетонные склоны и стены, то уступчатые, то гладкие, позволяли выбрать маршрут любой степени сложности, за почасовую оплату. Тут же рядом-смотровые площадки, откуда публика наблюдала за скалолазами, которые с помощью веревок и крючьев преодолевали опасные участки. Внизу были растянуты сетки — на случай, если кто-нибудь сорвется.

Лыжные трассы были тоже хоть куда, на склонах круглый год лежал снег, его обновляли каждую ночь, а благодаря проложенным в земле холодильным трубам он не таял. Тысячи людей, сохраняя десятиметровый разрыв, съезжали по откосам вдоль специальных направляющих, чтобы приземлиться затем в гигантских горах поролона. Опытные спортсмены, однако, могли пользоваться свободными лыжнями, где они в своих обтекаемых костюмах развивали скорость до ста пятидесяти километров в час. Был здесь и огромный кран, готовый мгновенно подхватить упавшего и перенести его в автомобиль «Скорой помощи», прежде чем по лыжне съедет следующий.

Горный массив прорезали глубокие ущелья, по которым мчались кипучие пенные потоки. Они вливались в большой бассейн, откуда насосы по трубопроводу снова перекачивали воду наверх. Настоящий рай для байдарочников: за двадцать минут скоростного спуска им предстояло осилить хитроумнейшие препятствия и опаснейшие изгибы. Была учтена и вероятность несчастного случая- один процент, — так что многочисленные зрители с фотоаппаратами, толпившиеся на многочисленных мостиках, не оставались внакладе. Обязательная защитная одежда и та иной раз не спасала — бывали раненые, некоторые даже гибли; приходилось с этим мириться, ведь десятки спортивно-научных исследований доказывали, что при полном отсутствии несчастных случаев интерес к соответствующему спорту гаснет.

Но самым чудесным, вне всякого сомнения, был полет на дельтаплане-свободно паришь высоко над фантастическими горными кряжами, отъединенный от всего предметного, как созданного природой, так и искусственного, опускаешься невесомой пушинкой из мглы верхних слоев, плывешь по воздуху в легонько поворачивающемся аппарате, утопаешь в мягком кресле, будто в колыбели, а в то же время тебя обвевают все ветры, и обзор без помех, если не считать нескольких тросов-расчалок перед глазами.

У Гаса были права третьей категории, что позволяло ему летать на двухместном дельтаплане с неподготовленными людьми. Правда, сидеть сложа руки пассажир не мог. Скользил ли аппарат в атмосферном течении, закладывая плавные виражи, уходил ли от клубов удушливого дыма, отдавался ли на волю восходящих токов воздуха — в любой ситуации крайне важно было, чтобы попутчик с полуслова слушался пилота, понимал его, умел предугадать его команды и исполнить их прежде, чем они будут высказаны вслух. Гас пробовал летать с коллегами, которых ему рекомендовали, но ни в одном из них не находил столь чуткого отклика, как в Барри, вот братья и встречались каждый уик-энд, чтобы испытать высокое чувство полета и парения.

Впрочем, первоначальный восторг мало-помалу остывал, братьям уже было недостаточно спокойно опускаться к земле, недостаточно обводить взглядом кварталы домов, которые лепились внизу, маленькие, ничтожные, пыльные. Теперь им доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие выполнять все более дерзкие виражи, ненадолго переходить в пике, чтобы, нарастив таким образом скорость, снова взмыть «в гору», подняться ввысь и повторять все это до бесконечности. Обретенная уверенность, владение приборами, балансирование на грани риска- вот что наполняло их радостью.

Среди ограничений, которые они обязаны были соблюдать, особенно раздражали рамки секторов. Прекрасно владея своим летательным аппаратом, они теперь могли бы совершать куда более дальние полеты. Гас, тот вообще считал, что, если половчее использовать восходящие ветры, можно покрывать любые расстояния, надо лишь хорошенько подготовиться. На худой конец, есть ведь еще и вспомогательная реактивная система; в нескольких учебных полетах они опробовали ее и выявили, какие в ней таятся энергетические резервы. И хотя они неизменно обсуждали подобные предприятия только в шутку, замысел день ото дня становился все конкретнее, терял черты утопии-достаточно легкого импульса извне, и он осуществится.

И вот такой импульс наконец появился, настал миг, когда жажда свободы одержала верх над всеми сомнениями и страхами. Гас закончил двухгодичную техническую специализацию и получил направление на курсы ракето-летчиков. Для него начиналась новая жизнь, время исполнения желаний, время, когда он сумеет показать, на что способен… Колледж с его суровым распорядком, бессчетными правилами и запретами остался позади; к Гасу все это более не имело касательства. Для Барри дело обстояло совершенно иначе-его вновь ждала разлука с братом. У него еще были впереди экзамены и тесты накануне заключительного этапа обучения, который Гас только что завершил. Но Гасов энтузиазм передался и ему, как раз в последнее время они снова сблизились, и Барри был уверен, что нынешняя разлука ненадолго, время пролетит быстро, как и все прежние жизненные периоды без старшего брата.

В последний раз лифт привез их на вершину искусственного горного массива, они надели комбинезоны, шлемы, вышли на стартовую площадку и пристегнулись ремнями к сиденьям дельтаплана. По знаку Гаса крюк, к которому был подвешен аппарат, заскользил по направляющей, все быстрее, быстрее, — и вот уже они, словно торпеда, выброшены в поднебесье. Здесь наверху всегда клубилась мгла, но в этот день пелена смога поднялась довольно высоко, и с первых же мгновений полета среди черных туч копоти, клочьев серного дыма, полос масляной взвеси и вихрей мельчайших частичек алюминиевых окислов, вырывавшихся из труб бокситовых фабрик, они нет-нет да и видели далеко внизу город, расчерченный на квадраты, протянувшийся на юго-юго-запад, к горизонту. Граница сектора приближалась слишком быстро- кстати, они вышли к ней на гораздо большей высоте, чем предписывала инструкция. Не сговариваясь, оба вдруг решили, что «великий» полет, который никогда не казался им выполнимым, именно сейчас должен стать реальностью. С этой минуты они действовали абсолютно синхронно, без малейшего труда, как и рассчитывал Гас. По легкому мерцанью в просвете туч нашли очередной восходящий поток-над ядерной теплоцентралью, из градирен которой поднимался теплый воздух. Они не обманулись в своих ожиданиях: поток был достаточно силен и помог им набрать высоту; если б не смог, можно было бы взлететь еще выше. А так пришлось выйти из спирали и снова взять курс на юго-юго-запад.

Пока они летели над городом, на пути то и дело встречались заводы, испускавшие мощные столбы теплого воздуха и отработанных газов, которые увлекали за собою все, что в них попадало, — массы пыли, золы, каких-то склеенных маслом крупинок, мельчайшие капельки различных химических отходов, но, хотя в горле першило и дышать было нечем, Гас и Барри упрямо шли на риск, используя эти потоки по максимуму.

Но вот город остался позади, они парили над открытым пространством — ни следа домов, только бескрайние пустоши, безлюдные, невозделанные, где реки и ручьи с неукротимой яростью вгрызались в землю, где тянулись к небу горы, не было ни шоссейных и проселочных дорог, ни вентиляционных и газовыпускных шахт, а возможно, вообще не ступала нога человека, — раньше они себе даже представить такое не могли, лишь теперь, увидав все это своими глазами, убедились: да, оно существует.

Здесь, на воле, Гасу пришлось туговато. Он, правда, пытался использовать восходящие ветры у горных склонов, но беспорядочность рельефа создавала вихри и флаттер, и ему с трудом удалось выбраться из района атмосферных волнений. Высоту они теряли медленно и все же наверняка сели бы среди гор, если б Гас не задействовал реактивные двигатели. Они опять резко взмыли метров на пятьсот вверх, а затем, плавно обогнув последние горные отроги, не спеша приземлились в безжизненной каменной пустыне.

О возвращении в город они беспокоились зря. Не прошло и двадцати минут, как подъехали два гусеничных тягача. Один увез дельтаплан, второй доставил братьев на городскую окраину, к конечной станции монорельса. Их посадили в опечатанный вагон и отправили в колледж. Гас, который уже не подчинялся тамошнему уставу, отделался денежным штрафом, зато Барри на год отстранили от занятий. Весь этот год он работал на подземной фабрике пенопласта, и выдержать экзамены, необходимые для перевода на следующую ступень, ему оказалось очень нелегко.

Загрузка...