Сиротка. Расплата за прошлое

Глава 11 Круг из белых камней

— Шарлотта не может умереть, нет! — повторяла себе Эрмин, врываясь в большую комнату в полной уверенности, что застанет Шарлотту в предсмертной агонии. Но молодая женщина, положив голову на грудь Людвига, лежала с открытыми глазами. Слабым, еле слышным голосом она произнесла:

— Мимин, милая моя, ты здесь… Я не хотела уходить, не повидавшись с тобой. О! Боже мой, я наказана по заслугам!

У ее изголовья сидела бабушка Одина. Монотонно напевая гортанную песню, она раскачивалась взад-вперед с горящей головешкой в руках. В воздухе остро пахло горячей смолой. Мадлен, опустив голову, стояла на коленях возле ночного столика. Перебирая четки, она тихо молилась.

— Лолотта, — обеспокоенно спросила Эрмин, — о чем ты? Держись, моя хорошая, теперь я здесь, с тобой. Ты не умрешь. Тебе очень больно?

Она села на край кровати. Ее сердце сжималось от тревоги, но она отказывалась верить, что все кончено.

— Я ужасно страдаю, — прошептала будущая мать. — Схватки начались вчера в конце дня, всю ночь я думала, что вот-вот рожу, но нет. Я больше не могу.

— Ребенок еще не готов, — произнесла бабушка Одина. — Он родится в свое время, но Шарлотта устала и теряет кровь. Да, кровь течет, унося ее силы и немного ее души.

По лицу старой индианки было видно, что надежды нет.

— Но, Одина, ты же давала ей свои снадобья, которые готовила для меня, когда я рожала Мукки? — спросила Эрмин.

— Дочь моя, я применила все свои знания. Я массировала ее, прикладывала куда надо мази. Думаю, ребенок хочет выйти ягодицами вперед. Проблема в этом.

— И все-таки теперь, когда Людвиг здесь, мне стало лучше, — произнесла Шарлотта. — Мне так его не хватало! Но я хочу видеть свою малышку Адель. Где она?

Не сдерживая слез, Людвиг поцеловал возлюбленную в лоб, в волосы и прижал к себе еще крепче.

— Адель еще в больнице, — ответила Эрмин. — Мама не отходит от нее ни на секунду, и как только доктор разрешит, она заберет ее на период выздоровления в Валь-Жальбер, к тебе домой, в Маленький рай. Не волнуйся, Шарлотта, с ней все будет хорошо.

Молодая мать вздохнула, у нее не было сил возражать. Внезапно в ее глазах заплескался ужас и она снова закричала.

— О! Опять начинается… Помогите, мне так больно!

Шарлотта повалилась на бок, тело ее напряглось, из горла рвался пронзительный крик. Мадлен встала и направилась к выходу, увлекая за собой Эрмин.

— Это невыносимо, она кричит так с самого утра. Я напрасно молюсь, мне ее не спасти, — тихо сказала она на ухо своей подруге.

— Молитвы тут не помогут, Мадлен. Вы все напуганы и чувствуете себя беспомощными, но Тошан мог бы отправиться на лошади в Перибонку и позвать врача. Я столкнулась с ним на крыльце, и по его словам, Шарлотта уже обречена. Но это не так! В больнице врачи могли бы сделать кесарево сечение, и Шарлотта не умерла бы при родах. Со вчерашнего дня у вас было время подумать, найти какое-нибудь решение.

Эрмин испытывала не только страх, но и возмущение. Она не понимала, как можно ограничиваться молитвами или вызывать духов в такой момент. Немного помолчав, она продолжила:

— Я не дам ей умереть, я буду сражаться до последнего! Где девочки, Акали и Киона? Они гуляют с Констаном?

— Нет, за малышом присматривает Мукки, он повел его на берег реки, поиграть в песочке. А что касается Кионы… Как тебе сказать? Господи, если бы ты только знала! Акали не отходит от нее, поскольку Киона спит в своей комнате. Спит странным сном…

— Спит? Среди таких страшных воплей?

— Сегодня утром Киона стащила какие-то травы из мешочков бабушки Одины и приготовила себе настой. Эти растения обладают усыпляющим эффектом. Она сказала Акали, что для нее это единственный способ ничего не знать о судьбе Шарлотты. Знаешь, Мин, после смерти Шогана Киона сама не своя. Она отвергает Бога и Маниту и очень разгневана.

— Да у вас здесь настоящий дурдом! Тошан трусливо убегает, как только я появляюсь, и никто не собирается ехать за доктором. Бедные близняшки до сих пор на улице! Они, наверное, места себе не находят от волнения. Мадлен, сходи к ним, объясни, что происходит. Прошу тебя, успокой их. И ради Бога, ничего не говори о смерти Шарлотты! Она еще жива и разговаривала со мной. Раз она теряет много крови, ей нужно больше пить: чая, бульона, желательно мясного, или вина!

— Вина?

— Да, вина! Любого, или даже пива, не важно, лишь бы это подкрепило ее силы, успокоило нервы и помогло восстановиться после кровопотери. Я где-то читала об этом. Время, проведенное в поезде, иногда приносит пользу. Я узнаю много нового из журналов, которые покупаю в Квебеке. Но Тошан должен знать не меньше моего, ведь он читает книги всю зиму. Однако он ничего не предпринял, совсем ничего!

Эрмин замолчала. Она вся дрожала от негодования, тщательно моя руки. Крики и стоны Шарлотты раздавались совсем рядом, переворачивая душу, и это взвинчивало ее еще больше.

— Я возвращаюсь к ней, — сказала она с сосредоточенным видом. — А ты, Мадлен, приготовь все, о чем я тебя просила, и не забудь сходить к Лоранс и Нутте и успокоить их.

— Конечно, Мин, я все сделаю. Какая ты храбрая! Я чувствовала себя совершенно беспомощной.

Молодая женщина пожала плечами и вошла в комнату к Шарлотте. Она все как следует обдумала, и теперь ей оставалось озвучить свою мысль. Бабушка Одина склонилась над роженицей и растирала ей виски лосьоном собственного приготовления.

— Как она, Одина? — спросила Эрмин. — Есть новости? Ты ее осматривала?

— Только что. Небольшой шанс есть, будь у Шарлотты больше сил. С первым ребенком тоже возникли сложности, но Адель все же была небольшой и в итоге вышла нормально. А здесь у нас, похоже, крупный мальчик, да еще и неправильно расположенный.

— Нужно помочь ей толкать ребенка, а потом сделать надрез.

— Как это — надрез? — забеспокоился Людвиг.

— Придется разрезать немного… — смущенно ответила Эрмин, подразумевая интимные органы своей подруги. — Акушерка предлагала мне это с Констаном, он тоже был крупненький, почти девять фунтов. Я тогда отказалась, но зачастую только этим можно помочь ребенку выйти наружу. А потом ты зашьешь рану.

— Нет, я не буду этого делать! — воскликнула Одина, яростно жестикулируя. — Это все выдумки белых — резать женщину в таком месте!

С этими словами старая индианка покинула комнату, при каждом шаге раскачивая своим внушительным туловищем из стороны в сторону.

— Не ссорьтесь! — задыхаясь, прошептала Шарлотта. — Боль стихла, но она очень скоро вернется. Я не могу больше страдать, лучше умереть. Людвиг, обними меня крепче, мне так страшно! Эрмин, спой, прошу тебя. Помнишь? Песенку ангелов. Господи, на Рождество меня уже здесь не будет! Я так хотела увидеть восторг Адели перед елкой! В прошлом году она еще ничего не понимала. Эрмин, прошу тебя, спой для меня.

— Лолотта, милая, я попытаюсь, — пробормотала молодая женщина, изо всех ил стараясь не разрыдаться. — Если это доставит тебе удовольствие…

Она пела тихо, поскольку в горле у нее стоял ком Затем, под воздействием невыразимой печали, ее окрепший голос устремился вверх, словно взывая к самому Богу.

Шарлотта закрыла глаза. В комнату вошла озадаченная Мадлен. Она принесла чашку с бульоном и бокал вина.

— По-моему, сейчас не самое лучшее время для пения, — заметила она.

— Согласна, — ответила Эрмин. — Но Шарлотта — моя сестра, моя младшая сестренка. И она попросила меня спеть. Зачем отказывать ей в этой радости?

Взволнованная до глубины души, она села рядом с обнявшейся парой и покрыла легкими поцелуями лицо молодой женщины, бледное как мел.

— Лолотта, помнишь, как ты забрела на второй этаж монастырской школы в Валь-Жальбере? Ты тогда почти ничего не видела и разбила стеклянную рамку с фотографией возле моей кровати. Это был портрет сестры Марии Магдалины, моего ангела-хранителя, жизнь которой унесла эпидемия испанского гриппа. Ты была такой худенькой, со спутанными волосами… Как потерявшийся котенок! Наша история началась в тот вечер, когда монахини собирались покинуть монастырскую школу. И я пела для них песенку «Это всего лишь “до свидания”».

— Да, я помню, — прошептала Шарлотта.

— Если тебе суждено нас покинуть, я уверена, что это будет всего лишь «до свидания» и что мы обязательно встретимся однажды в другом мире… Но я не хочу тебя терять! Сделай последнее усилие, прошу тебя, ради Адели и ради всех нас. В этом году не будет никакого Рождества, если ты нас оставишь. А теперь слушай меня внимательно. Мы будем тебе помогать: Людвиг, Мадлен и я. Ты должна родить этого ребенка.

— Я не смогу. Это очень тяжело, Мимин. Со вчерашнего дня я живу в аду.

Эрмин взяла бокал вина и дала своей подруге выпить его.

— Ты успокоилась, больше не мечешься и почти не кричишь. Это хороший знак, для такой работы нужно быть расслабленной. Ты готова? Людвиг, встаньте сзади, чтобы поддерживать ее в сидячем положении.

Шарлотта сморщилась, пытаясь приподняться.

— Давайте! — пробормотала она.

В эту секунду в комнату заглянула Одина. Со своим лицом цвета хлебной корочки, с испещренной глубокими морщинами кожей, длинными седыми косами и кожаной одеждой она казалась гостьей из другой эпохи.

— Ты права, Канти, нужно петь, затем резать. Я взяла ножницы, которые прокипятила для обрезания пуповины. Это Тошан сказал мне, что их нужно положить в кипящую воду. Белые порой бывают смышленее нас.

— Молодец, Одина, спасибо тебе. Идем, твоя помощь нам тоже понадобится.

Эрмин слабо улыбнулась, прежде чем предпринять попытку спасти Шарлотту и ее ребенка.

Несколько минут спустя Тошану, который, пытаясь успокоить нервы, колол дрова, почудился плач новорожденного. Он замер на месте, судорожно сжимая рукоятку топора. Лоранс и Мари-Нутта, таскавшие поленья в сарай, вопросительно посмотрели на него.

— Вы слышали то же, что и я? — ошеломленно спросил их отец.

— Что, папа? — хором сказали они.

— Плач младенца. Оставайтесь здесь, я схожу посмотрю. Господи, это было бы чудом!

Он побежал к дому, не осмеливаясь до конца поверить в благополучный исход. Возможно, Шарлотта и родила ребенка, но сама могла при этом расстаться с жизнью. Не успев войти, он столкнулся с бабушкой Одиной, которая несла красивого розового младенца, завернутого в белую простынку.

— Мальчик! — сообщила она. — Без твоей жены, Тошан, он никогда бы не увидел этого летнего дня.

— А Шарлотта? — выдохнул он.

— Она без сознания, потеряла много крови. Но пока дышит. А теперь мне нужно искупать этого маленького человечка.

— Давай я тебе помогу, — предложил он. — Я нагрел воды, а Мадлен приготовила ванночку.

Старая индианка покачала головой.

— Ты никак собрался учить меня моему ремеслу? За свою жизнь я приняла столько младенцев, что ты мне ничем не поможешь. Иди лучше похвали свою жену, Канти, эту солнечную женщину, которая оказывает тебе честь своей любовью.

Раздосадованный словами своей бабушки, метис недовольно поморщился. Тем не менее он очень уважал ее. Ласково коснувшись ее плеча, Тошан вошел в комнату. Там царило непривычное спокойствие. «Гробовая тишина», — подумал он. Прежде всего взгляд его остановился на Шарлотте, бледной и безжизненной. Людвиг не отрываясь смотрел на нее с выражением безутешной скорби и беззвучно рыдал. Эрмин и Мадлен, стоя возле кровати, тоже плакали.

— Она..? — пробормотал Тошан.

— Нет, еще жива, — вздохнула его кузина. — Но это дело времени.

— Замолчи сейчас же! — возмутилась Эрмин. — Ребенок родился, и его мать выживет, я в этом уверена, потому что иначе быть не может. Ты это понимаешь, Мадлен? Вы все, слышите меня? Шарлотта не умрет!

Тошан хотел обнять жену, чтобы утешить ее, но она порывисто оттолкнула его. Она была слишком сердита на него за то, что он не попытался спасти Шарлотту любой ценой.

— Нет, у меня еще много дел. Если мы будем стоять сложа руки, она не выкарабкается. Я хочу ее обмыть и согреть. Как только она очнется, я дам ей попить.

— Мин, дорогая, смирись с неизбежным. Одина сказала мне, что Шарлотта потеряла много крови, — ответил он. — Такие тяжелые роды часто оказываются роковыми. Тут уж ничего не поделаешь.

— Ошибаешься! Если бы я приехала чуть позже, завтра или послезавтра, и обнаружила свою подругу мертвой только потому, что ты смирился с неизбежным, я бы никогда тебе этого не простила! Понимаешь?

Охваченная чисто женским негодованием, она стояла напротив него. Ее глаза потемнели от гнева.

— Всегда ли ты ссылался на неизбежность, Тошан? Помнится, во Франции ты почти утратил вкус к жизни после убийства Симоны и ее сына, которых ты взялся защищать. Но судьба Шарлотты тебя, похоже, не слишком тревожит, к тому же ты приговорил ее этими словами в присутствии мужчины, который ее обожает и, в отличие от тебя, не теряет надежды! Разве достаточно того, что ребенок появился на свет здоровым, если он никогда в жизни не узнает свою мать? О Тошан! Ты бессердечен, выйди отсюда, ты только все портишь!

Рассердившись в свою очередь, что его отчитали, как мальчишку, в присутствии Людвига и Мадлен, он поспешно покинул комнату. Дрожа всем телом после своей обличительной речи, Эрмин склонилась над Шарлоттой. Она приподняла одеяло и простыню, ужаснувшись при виде кровавой лужи, растекающейся под телом подруги.

— Мадлен, пойди смени Одину. Ты знаешь, как ухаживать за новорожденным. Попроси ее прийти сюда, умоляю тебя.

Эрмин делала все возможное, используя свой опыт многодетной матери. Дав жизнь пятерым детям, она считала, что справится с ролью акушерки. «А вдруг я совершила ошибку? — засомневалась она. — Нет, это было единственно возможным способом помочь ей разрешиться от бремени. Да, Шарлотта может от этого умереть, но также есть шанс, что она наберется сил и вырастит Адель и ее братишку».

В комнату с многозначительным выражением лица вошла Одина. Они поняли друг друга без слов. Индианка провела очередной осмотр, затем с силой растерла живот Шарлотты.

— Кровотечение останавливается, — заявила она через несколько минут, показавшихся бесконечными. — Теперь ей нужно прийти в себя и поесть. Людвиг, сходи поздоровайся со своим сыном, а мы здесь пока все уберем.

Торжественным жестом она указала на кровать и железное ведро с плацентой. Эрмин сразу вспомнила об индейском обычае — ее следовало закопать под деревом, ни в коем случае не сжигать и не выбрасывать. Позже сын молодой пары узнает, что в этом месте покоится его частичка.

— Я не хочу покидать Шарлотту, — возразил Людвиг. — Вдруг она умрет, а меня не будет рядом?

— Она не умрет, — сказал чей-то тонкий голосок.

Все дружно повернулись к двери. На пороге стояла Киона, немного растрепанная, босоногая, одетая в тунику с бахромой. Девочка с огненной шевелюрой и медовой кожей вся сияла, а ее необычные глаза светились радостью.

— Моя мать, Тала-волчица, выложила вокруг дома круг из белых камней. Я нашла его сегодня на заре. Он гораздо больше, чем тот, что окружает лужайку. Здесь мы находимся под его защитой. Шарлотта будет спасена.

— Киона, — тихо позвала Эрмин. — Киона, иди ко мне, милая…

В следующую секунду они уже обнимались, смеясь и плача одновременно. Людвиг подошел к ним, дрожа от волнения.

— Это правда? — всхлипнул он. — Я знаю, что у тебя небесный дар. Мне так хочется тебе верить!

— Тала явилась ко мне во сне, — ответила Киона. — Она улыбалась, такая красивая в ореоле света! Это хороший знак, я в этом уверена.

Одина закрыла глаза. Тала родилась от ее плоти в пору юности, когда ее черные косы и тяжелая грудь радовали супруга.

— Если моя дочь Тала-волчица явилась тебе во сне, я тоже считаю, что Шарлотта не покинет мир живых, — подтвердила она.

В следующую секунду она достала из маленького кожаного мешочка стеклянный пузырек, наполовину наполненный бесцветной жидкостью. Не раздумывая, старая индианка откупорила его и влила таинственный напиток в рот молодой матери.

— Водка, — пояснила она.

— Не надо, Одина! Она же очень крепкая! — испугался Людвиг.

Шарлотта вздрогнула, заморгала и наконец уставилась в потолок ошеломленным взглядом.

— Я еще здесь? — тихо удивилась она.

Все облегченно вздохнули, в то же время понимая, что это еще не означает благополучного исхода. Но, по крайней мере, теперь Шарлотта сможет выпить мясного бульона. Женщина хотела вытянуть руку, но та осталась лежать на прежнем месте.

— Я не могу пошевелиться, — сказала она. — Что со мной?

— Ты совсем обессилена, — объяснила Одина. — Выпей еще.

— Больше никакой водки! — возразила Эрмин. — Ты с нами, моя Лолотта, и тебе нужно отдохнуть. Людвиг, оставьте нас ненадолго. Потом вы сможете сколько угодно ласкать свою жену.

Он подчинился и, поцеловав Шарлотту, вышел из комнаты. Тошан встретил его робкой улыбкой. Он присутствовал при купании младенца.

— Посмотри, Людвиг, какой замечательный у тебя сын, — мягко сказал он. — Как себя чувствует Шарлотта?

— Это настоящее чудо, она пришла в себя. Благодаря Эрмин!

Красивое лицо молодого отца осунулось от бессонной ночи и бесконечной тревоги. Полная сострадания, Мадлен предложила ему кофе.

— Какой очаровательный ангелочек! — воскликнула она. — Такой пухленький крепыш…

Младенец периодически издавал короткие крики. Его серо-голубые глаза были приоткрыты, круглую голову покрывал светлый пушок.

— Сын, у меня родился сын! — пришел в восторг Людвиг. — Mein Gott[28] я бы так хотел, чтобы Адель была здесь, рядом с нами, здоровенькая, без увечий! Но я должен благодарить Бога, что Шарлотта осталась жива. Ich liebe dich[29], мой маленький Томас!

Когда он испытывал сильное волнение, то начинал говорить на родном языке. Мадлен и Тошан обменялись улыбками.

— Вы назовете его Томасом? — спросила индианка. — Очень красивое имя.

— Французское и немецкое. Шарлотта выбрала это имя для мальчика и Маргарита — для девочки.

По его щекам текли слезы радости и печали. В это время появилась Акали с обеспокоенным лицом.

— Прости, мамочка, что я не выходила из комнаты, но я так испугалась! А потом я услышала малыша.

— Худшее позади, — подтвердила Мадлен. — Акали, подержи-ка его, пока я вылью грязную воду на улицу.

Тошан осмелел и коснулся бархатной щечки новорожденного. Он упрекал себя за то, что проводил недостаточно времени со своими детьми в первые дни их жизни. В комнату на цыпочках вошли близняшки.

— Мадлен махнула нам рукой, — сказала Лоранс.

— Да, идите сюда, — позвал их отец. — Поздоровайтесь с этим прелестным малышом.

Вокруг нового жителя земли послышался восторженный шепот. Акали светилась гордостью, держа это чудо на руках. Прибежала Киона, также захотевшая взглянуть на ребенка. Вихрь искренней радости унес прочь все тревоги, страхи и горести.

— Он похож на вас, Людвиг, — заметила Лоранс. — А Адель — копия Шарлотты. Как себя чувствует мамочка?

— Пока очень слаба, — ответил он. — Но я столько молился — она будет спасена. Киона это подтвердила.

Смущенная девочка молча кивнула. Однако она не была до конца уверена в правильной трактовке своего видения. Тала ведь могла показаться и для того, чтобы увести Шарлотту в другой мир.

— Если Киона так говорит, мы можем вздохнуть свободно, — добавила Акали. — Она никогда не ошибается.

— Всякое бывает, — возразила Киона. — Но я уверена в одном: круг из белых камней моей матери защищает нас от несчастий.

Тошан раздраженно поднял глаза кверху.

— Этот круг давно исчез, Киона! Не говори глупостей. Я верю в твои способности и видения, но белые камни, разложенные на земле, материальны. И их больше нет.

— Я говорю о другом круге, Тошан. Он выложен вокруг дома и лужайки. Я наткнулась на него вчера, а сегодня рано утром обошла его целиком.

— Возможно, ты и права, — ответил он, чтобы не досаждать ей. — Тала была любящей и преданной матерью. Она наверняка заботится о нас.

В это мгновение к ним подошла Эрмин. Она взяла за руку Людвига.

— Думаю, вы сами представите Томаса его мамочке. Шарлотта выпила теплого бульона и попросила принести ей разбавленного вина. Это очень хороший знак.

— Мы можем пойти ее поцеловать? — спросила Мари-Нутта.

— Лучше подождать до завтра. Шарлотта потеряла много крови, она так измождена, что не может пошевелиться. Бабушка Одина собирается перекрыть доступ в ее комнату всем, кроме счастливого папы.

В дом ворвался Мукки с Констаном на плечах. Он еще не знал, что его мать приехала.

— Мама, какой приятный сюрприз! Смотри, кто там, Констан! Ты видишь? Самая красивая мамочка на свете вернулась к нам. К тому же здесь появился малыш!

Радости и счастью не было предела. Эрмин ласкала своего маленького мальчика, одновременно целуя в щеки старшего сына.

— Наконец-то мы собрались все вместе! — воскликнула она. — Я снова со своей семьей! Господи, как же я мечтала об этом в Квебеке!

Держась немного в стороне, Тошан тоже наслаждался этими минутами праздника. «Я самый счастливый мужчина на земле, — думал он. — У меня восхитительная жена, очаровательные дети, которыми я могу гордиться». Но тихий внутренний голос подсказывал ему, что все не так радужно. И он знал почему. Эрмин до сих пор не поцеловала его и даже не прикоснулась к нему. Она едва на него взглянула.

Андреа Маруа терпеливо сидела на скамье в одном из коридоров просторной больницы Роберваля. Она ждала врача, пообещавшего сообщить о состоянии Жозефа. Рядом с ней вздыхал и ерзал Жослин Шарден.

— Мы все сделали быстро, — сказал он несчастной женщине, которая не переставала плакать. — Ну же, не теряйте надежды, наш славный Жо был жив, когда попал сюда.

— Жив, но надолго ли? — всхлипнула она. — Спасибо вам большое. Благодаря вам мы смогли быстро доставить его в больницу.

— Нам повезло, что моя машина завелась с пол-оборота, хотя за ней давно не было должного ухода.

Два врача осматривали Жозефа, который находился в бессознательном состоянии, вызывающем тревогу. Ожидание становилось невыносимым.

— Андреа, что привело моего старого друга в такую ярость? Мне ведь не показалось, я слышал из Маленького рая его крики. Поначалу я не понял, кто кричит, но затем узнал его голос. Нас ведь осталось не так много в Валь-Жальбере.

Андреа покачала головой, пытаясь придумать, как объяснить поведение мужа. Нельзя было раскрывать Жослину Шардену всю правду.

— О! Вы же знаете, Жозеф в прошлом злоупотреблял алкоголем и до сих пор подвержен приступам гнева. Что-то вызвало у него раздражение. Я не смогла его урезонить. Он был похож на сумасшедшего. Вы же сами слышали, как он звал вашу дочь и даже свою первую жену. Судя по всему, его хватил удар. Боже милосердный, какое несчастье!

Ее губы дрожали. Всхлипывая, она стиснула руки. Жослин участливо коснулся ее руки:

— Держитесь, будем надеяться на лучшее. А вот и доктор.

Врач был немногословен. Жозеф действительно стал жертвой инсульта. Его следовало оставить под наблюдением, чтобы оценить последствия случившегося.

— Ваш муж пришел в себя, это обнадеживает, мадам. Его зрение не пострадало, но он не может говорить, что в таких случаях бывает довольно часто. Мы будем следить за его состоянием.

— Я могу его увидеть? — взмолилась Андреа.

— Разумеется!

Жослин как раз собирался спросить, будет ли уместен его визит, как к ним подбежала Лора.

— Что случилось? — воскликнула она. — Медсестра сказала мне, что видела тебя, Жосс! Андреа, вы плачете? Что-то с Мари?

— Нет, с моим мужем. Инсульт. Простите, мне нужно идти к нему.

Оставив супругов Шарден, она поспешила за доктором.

Жозеф показался ей неузнаваемым. У него было мертвенно-бледное лицо с искаженными чертами, рот искривился влево. Больничная койка почти скрылась под этим большим, по-прежнему крепким телом.

— Господи, Жозеф, — простонала Андреа, — как же ты меня напугал!

В слезах она опустилась на стул, стоявший возле узкой кровати, и робко взяла мужа за руку.

— Боже мой! — всхлипнула она.

Несколько лет назад он сделал ее женщиной. Андреа невольно подумала об этом, будто снова увидев его в номере отеля, где они провели первую брачную ночь. Она вспомнила о своем страхе перед неизбежностью сексуального акта, но также и об испытанном удовольствии. «Ты подарил мне счастье, Жозеф! — подумала она. — А также дом, очаг. Милую падчерицу, твою малышку Мари. Как мы будем жить без тебя?»

Он не обращал на нее никакого внимания и даже не смотрел в ее сторону. Но его пальцы выскользнули из рук Андреа. Это было сделано намеренно. Женщина поняла, что муж все еще сердится.

— Прости меня, — тихо произнесла она. — Мне следовало сжечь это письмо. О Господи, как же я казню себя за то, что не сделала этого!

Андреа замолчала, поскольку к ним подошла монахиня. Огромное здание было наполнено различными звуками, гулом голосов, среди которых порой слышались стоны и плач. Жозеф тщетно пытался что-то сказать. Он закрыл глаза, испытывая ужас оттого, что оказался здесь. Никто не знал, что он сожалеет о том, что остался жив. В тот день это было его единственной мыслью.

В коридоре Лора слушала объяснения Жослина. Как только он закончил, она заявила:

— Меня это совершенно не удивляет. У него такой взрывной темперамент! Когда он напивался, его боялись собственные дети. Он часто поколачивал Симона, да и Армана тоже. Эрмин мне об этом рассказывала.

Они еще немного поговорили о своем соседе и друге, затем Лора принялась уговаривать мужа навестить малышку Адель.

— Я заберу ее к нам через неделю. Жосс, эта девочка такая очаровательная, настоящая куколка, ангелочек!

— То-то я смотрю, ты с ней не расстаешься, — проворчал он. — Я не хочу, чтобы она жила у нас. Ты даже не спросила моего мнения!

— Помнишь, я собиралась удочерить Шарлотту? Так вот, это ее дочь, а значит, моя внучка. Я не могу бросить на произвол судьбы эту невинную душу из-за глупости, совершенной ее матерью. И потом, глупость ли это? Ведь она встретила свою любовь. Разве это преступление?

— Но он немец! — тихо сказал Шарден.

— Ты меня утомляешь, Жосс! Идем! Во время войны я реагировала так же, как и ты, но в некоторых обстоятельствах следует быть более терпимыми.

Пять минут спустя Жослин уже таял от нежности, глядя на спящую девочку, прижимающую к груди тряпичную куклу. Покоренный ее милым личиком, он ласково коснулся темных кудрей. Лора не сделала никаких комментариев, но внутренне уже ликовала.

— Ну что? — спросила она после короткой паузы.

— Я приготовлю для нее комнату, как только вернусь в Валь-Жальбер, — сказал он. — Мы о ней позаботимся. Ты приняла правильное решение, Лора. В Маленьком раю стало слишком пусто и грустно. Он будет уютным гнездышком для этого птенчика.

Они растроганно улыбнулись друг другу. С самого рождения Адель почти не знала, что такое комфорт и безопасность настоящего домашнего очага. Они оба это понимали и были полны решимости заботиться о девочке, сколько потребуется.

Шарлотта спала. Домочадцы сменяли друг друга, чтобы дежурить у ее постели, следить за ее дыханием, цветом лица и температурой. Людвиг спал на шкуре, постеленной рядом с кроватью, прямо на полу. От избытка эмоций и бессонных ночей молодой отец совсем обессилел. Его никто не беспокоил — все понимали, что ему надо отдохнуть.

Каждый нашел себе занятие. Бабушка Одина укачивала на своей большой груди младенца, который мирно сосал палец. Мл пен решила приготовить вкусный ужин. Хлопоча на кухне, она предвкушала момент, когда они соберутся вокруг дымящегося аппетитного блюда. За столом все будут много разговаривать, смеяться, возможно, даже плакать, но это будут хорошие слезы, вызванные чувством огромного облегчения, которое они все испытали.

Близняшки удалились в комнату, которую делили с Акали и Кионой. Четырем девочкам было о чем поговорить. Речь шла о внезапной смерти Шогана от полиомиелита, о малышке Адели, получившей осложнения после той же болезни, а также о неожиданном отъезде Кионы две недели назад.

— Ты нам так ничего и не объяснила, — отчитывала ее Лоранс. — Дедушка сразу же увез тебя вместе с лошадью и пони. Почему?

— Я была в опасности. Когда я увидела Мин в прошлом, в день закрытия завода, я почувствовала, что умираю. Это было ужасно. Я обо всем рассказала своему отцу. Он понял, что я права и что мне лучше уехать подальше от Валь-Жальбера.

— И все же ты могла бы поставить нас в известность! — возмутилась Мари-Нутта. — К тому же нам пришлось жить у Маруа, а там было совсем не весело. К счастью, Мари вернулась от своих бабушки и дедушки. О, какая же она рассудительная!

Акали жадно слушала, радуясь встрече со своими подружками. Она уже многие годы беззаветно любила этих девочек.

— Лоранс, мне хочется взглянуть на твои рисунки! — попросила она. — Киона говорила, что ты готовишь подарок Эрмин.

— Да, они здесь со мной, в сумке. Мне нужно их закончить. Я много работала по старым фотографиям, потому что Киона уехала…

— Покажи их нам сейчас, — сказала Мари-Нутта. — У нас еще есть время до ужина.

Лоранс, польщенная таким интересом к ее работам, согласилась. Девочки продолжали шушукаться. На Киону уже никто не обижался.

В это время Эрмин сидела в тени под навесом, укрывавшим деревянную террасу. Тошан стоял рядом. Он не решался завести разговор. Его не покидало ощущение, что между ними растет пропасть и что ему нужно скорее ее перешагнуть, чтобы не сорваться вниз.

— Мин, дорогая, сегодня ты совершила настоящее чудо Похоже, Шарлотта спасена.

— Я буду в этом уверена только к завтрашнему утру, — тихо ответила она. — Ночью может произойти что угодно. Она потеряла много крови. Слишком много.

Чувствуя себя неловко, он молча кивнул. Все, что касалось деторождения, его немного обескураживало, поскольку он культивировал идиллический образ женщины и матери. Для него самым лучшим моментом оставался тот, когда он входил в комнату к своей супруге и видел ее в чистой ночной рубашке, на белоснежных простынях, с младенцем, прижатым к груди, которая будет питать его несколько последующих месяцев.

— Все ведь закончилось хорошо, — с рассеянным видом сказал он. — Я думал, мы ее потеряем. Но я не понимаю одного — твоего поведения по отношению ко мне. Не очень тактично было осыпать меня упреками в присутствии моей бабушки и Людвига, припоминать мне несчастную Симону… Я не считаю, что заслуживаю всех этих упреков.

Эрмин бросила на мужа взгляд, полный горечи.

— Я была вне себя от гнева. За то время, пока длились схватки, ты мог бы съездить к ближайшему доктору, ты, тот, кто умеет так быстро передвигаться, когда ему это нужно. Признаюсь, меня это чуть не лишило рассудка. Тошан, я никак не могу избавиться от мысли, что, если бы я не приехала в тот день, по чистой случайности, вы дали бы Шарлотте умереть.

— Бабушка Одина советовала подождать. Я полностью ей доверяю, она помогла появиться на свет куче ребятишек.

— Подождать? Какая глупость! В подобных случаях медицинская помощь просто необходима! Одина сама могла об этом догадаться и отправить тебя в Перибонку. К тому же у тебя была лошадь Кионы. Ты же знаешь, что мне в итоге пришлось сделать?

— Мин, успокойся! — возмутился он. — Ты словно разъяренная фурия!

— Да, я до сих пор в ярости. Достаточно было посоветоваться и принять правильное решение. Тошан, мы втроем помогли родиться этому мальчику. Людвиг по моему указанию давил на живот Шарлотты. Одина разрезала промежность ножницами, а я смогла ухватить младенца руками и потихоньку тащила к себе. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я сделала все возможное, чтобы спасти человека, которого люблю, и дать шанс на жизнь невинному созданию! А теперь у меня перед глазами так и стоят эти странные моменты, такие необычные, когда мне пришлось отбросить всякую стыдливость и страх, поскольку любое проявление нерешительности могли убить кого-то из них. Да, я довольна, но при том так разочарована твоим поведением! Ты даже не пришел поддержать меня, ты убежал колоть дрова!

Он всплеснул руками, ошеломленный потоком упреков.

— Мин, мне не было места в этой комнате! Не будь такой несправедливой. Да, я был растерян и напуган. Мужчины могут сражаться в боях голыми руками, прыгать с парашютом, стрелять из грозного оружия, но при виде роженицы они часто теряют всю свою смелость.

Эрмин беззвучно плакала. Он обнял ее за талию, чтобы привлечь к себе.

— Ты просто устала, любимая, — прошептал он ей на ухо. — Прости меня, если я тебя разочаровал. Я так ждал тебя, и наконец, ты здесь! Зачем нам ссориться? Мне нужно с тобой поговорить, Мин…

— Нет, не сейчас! — крикнула она, отталкивая его.

Несмотря на сильную тревогу по поводу Шарлотты, она сбежала по ступенькам крыльца и направилась к опушке леса. Сумерки обволакивали синеватой тенью окружающий пейзаж. «Мне нужно побыть одной, — говорила она себе. — Тошан думает только о том, чтобы затащить меня в постель. Ему плевать на мои тревоги и волнения».

Эрмин осознавала, что действительно несправедлива к своему мужу, но не могла справиться с гневом. Не в силах унять нервную дрожь, она присела на бревно.

— Мин! — окликнул ее Тошан.

Он последовал за ней, полный решимости кое-что прояснить по поводу Пьера Тибо.

— Мин, — повторил он менее уверенно, словно боялся быть отвергнутым, навсегда приговоренным к одиночеству.

— Можешь подойти, это не запрещено, — проронила она.

В сгущающихся сумерках он различал лишь светлую массу ее волос и бледное лицо, черты которого знал наизусть.

— Ты даже не поцеловала меня, когда приехала, — упрекнул он ее. — Это так непривычно! Ты меня еще любишь?

Не в силах ему ответить, она лишь нервно всхлипнула. Тошан сел рядом с ней.

— Как бы то ни было, я счастлив, что ты вернулась так быстро, — начал он. — Мне тебя не хватало. А потом еще эта болезнь. У Констана поднялась температура, и я очень испугался за нашего сына. Шоган не смог выкарабкаться.

Внезапно Эрмин стало стыдно. Тошан очень любил своего кузена. Как она могла забыть о его горе? Молодая женщина тут же смягчилась.

— Ты, наверное, очень переживаешь, — произнесла она. — Прости меня за сцену, которую я устроила, это был перебор. Но ты должен меня понять, я сходила с ума от тревоги за Шарлотту. За последние дни столько всего произошло! И я видела Адель в больнице. Господи! У бедной крохи деформирована ножка!

Он осмелел и нежно погладил ее по щеке.

— Эрмин, на нашу семью свалилось несчастье, и сейчас самое время быть искренними друг с другом и жить в согласии. Ты так холодна и сдержанна. Раньше, когда ты грустила или тревожилась, тебя успокаивали мои объятия.

Она бросила на него пылкий взгляд, затем прикрыла глаза. Он догадался, что это полная капитуляция и одновременно мольба.

— Моя маленькая женушка-ракушка… — пробормотал он, обнимая ее. — Ты со мной не очень счастлива, так ведь? Я вечно ворчу, чего-то требую, ревную тебя ко всем. Но ведь я люблю тебя больше всех на свете!

— Тошан, Тошан… Обними меня крепче, защити меня! — попросила она, вдыхая успокаивающий запах табака от его рубашки и мускусный аромат его матовой кожи.

— Я здесь, не бойся.

Она плакала на его груди, наслаждаясь теплом его тела. Это было восхитительно: наконец почувствовать себя слабой и отдаться во власть этих крепких объятий. Он нежно коснулся ее губ.

— Любимая моя красавица… У нас есть несколько минут для разговора с глазу на глаз. Мне нужно сказать тебе что-то важное. Но расскажи сначала, чем ты занималась в Квебеке. Да, была ведь еще эта авария на железной дороге! Я так испугался за тебя. Как ты добралась сюда? Тебя привез отец?

Решив больше не лгать, по крайней мере по некоторым пунктам, Эрмин ответила не раздумывая:

— Нас подвез Овид Лафлер, до самой лесной тропы. У него теперь есть машина. Благодаря ему я также смогла навестить Марселя Дювалена, который был свидетелем смерти Симона в Бухенвальде. Что касается аварии, то она помогла мне встретить очень интересного человека, возможно, моего будущего импресарио, безутешного вдовца лет пятидесяти, меломана, швейцарца по происхождению.

Она быстро рассказала все, что касалось Родольфа Метцнера, на этот раз немного исказив правду.

— Представляешь, он купил мамину квартиру на улице Сент-Анн, чтобы открыть там студию звукозаписи. Он выпускает пластинки.

— Да это же просто замечательно! — пришел в восторг Тошан. — Сейчас тяжелые времена и нужно хвататься за любую возможность.

— Ты по-прежнему планируешь купить самолет?

— Да, небольшую модель, простую в управлении, — подтвердил он. — Ладно… Теперь переходим к другому вопросу.

Она подставила губы для поцелуя в надежде сменить тему. Но он немного отстранился.

— Полагаю, это касается Пьера Тибо, — произнесла она. — Овид рассказал мне о вашей драке на причале Перибонки.

Тошан не хотел ее торопить. Она еще была настороже. Подбирая нужные слова, он выбрал отеческий тон.

— Я должен это знать. Ничего не бойся, каким бы ни был твой ответ, я не пойду убивать этого пьяницу, поскольку не собираюсь гнить из-за него в тюрьме. Просто он обмолвился, что без вмешательства Симона — кстати, я даже не знаю, когда это было, — он смог бы тебя завоевать, то есть добиться твоей благосклонности.

— Сомневаюсь, что Пьер, да еще под воздействием алкоголя, мог так красиво выражать свои мысли, — ответила она.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Мин. Я не хочу повторять его слова, довольно непристойные. Расскажи мне все, прошу тебя.

Молодая женщина все еще колебалась. Она не привыкла видеть Тошана таким благоразумным.

— Это произошло в самом начале войны, в Робервале. Я была дома одна. Пьер вошел и попытался меня поцеловать. От него разило пивом. Я успокаивала его, как могла, но он настаивал, нес всякую чушь. Он даже оскорбил тебя, а ведь ты считал его своим лучшим другом. К счастью, пришел Симон и выставил его за дверь. Это все.

Она ощутила, как по телу мужа пробежала нервная дрожь. Несмотря на все старания сохранять спокойствие, его охватила холодная ярость.

— Эрмин, он дотрагивался до тебя? Как-то вечером я наблюдал, как он ведет себя с одной девицей, такой же пьяной, как он. И ты еще не знаешь, что произошло здесь. Когда мы прибыли сюда с Мадлен и Констаном, Акали была забаррикадирована в доме в шоковом состоянии, перепуганная до смерти. Оказывается, здесь побывал Пьер Тибо с одним из своих дружков, оба в стельку пьяные. Они пытались ее изнасиловать, но ей удалось убежать и спрятаться в доме. После этого она сидела взаперти, как маленький испуганный зверек. Так что не пытайся выгородить этого мерзавца. Расскажи мне, что он с тобой сделал. Я не стану его убивать, даже если мне этого очень хочется, но он получит хороший урок, который запомнит надолго.

— Боже мой, он посмел тронуть Акали, а ведь она и без того натерпелась от развратников! Вот скотина! В таком случае лучше сказать тебе правду. Да, он вел себя очень грубо. Он пытался меня изнасиловать.

Эрмин снова передернулась от отвращения. Она так и не смогла стереть из памяти омерзительные жесты Пьера Тибо, прикосновение его мозолистых рук к ее груди и промежности. Тогда она чувствовала себя оскверненной и униженной. Без помощи Симона и мудрых советов Талы ей было бы очень трудно пережить это испытание.

Ее муж сжал кулаки и стиснул челюсти, пытаясь сдержать ярость.

— Я ничуть не удивлен, — процедил он. — Сволочь, дерьмо!

— Прошу тебя, если ты вновь с ним встретишься, держи себя в руках. Я не хочу, чтобы ты совершил непоправимое, — взмолилась она, зная, что импульсивный Тошан вполне способен немедленно помчаться в Перибонку или в Ривербенд, чтобы смыть оскорбление кровью.

— Я благодарен Симону, где бы он ни был, за то, что он защитил тебя, — выдавил Тошан. — Ты вся дрожишь, Мин! Однажды Пьер дорого заплатит за то, что сделал.

Охваченный волнением, он снова обнял жену и прижал ее к себе, осыпая нежными поцелуями. До сих пор он любил ее всем своим существом, но в этот вечер ощутил еще более глубокую, всеобъемлющую любовь, лишенную привычного чувства собственничества.

— Эрмин, я умру, если потеряю тебя, — произнес он, сглотнув ком в горле. — Не покидай меня больше, любимая. Мы должны быть вместе. Слишком много людей горят желанием отобрать тебя у меня.

Это признание нашло особый отклик в сердце молодой певицы. Она подумала об Овиде, затем о Родольфе Метцнере. Возможно, находясь вдали от мужа, она боялась того же, чего и Тошан. И гнев, поднявшийся в ней против него, скорее всего, был прямым продолжением сомнений, которые иногда ее посещали.

«Меня привлекали эти мужчины, — подумала она. — Я могла отдаться Овиду, мне хотелось поцеловать Родольфа! Тошан говорит правильно: я должна остаться рядом с ним».

— Любовь моя, — наконец произнесла она, чтобы его успокоить, — ты меня не потеряешь, а если такое случится, прошу тебя, будь сильным и воспитай наших детей. У тебя не будет права умереть… О, зачем мы об этом говорим? Мы вместе, у нас дома, на земле Большого рая. Это название придумали близняшки. И никто нас не разлучит, никто…

Позже Эрмин будет вспоминать эти слова, произнесенные в душевном порыве, и лить горькие слезы. Но пока ею владело лишь одно желание: возобновить неразрывную связь с Тошаном, которого она горячо любила столько лет.

— Идем, пора возвращаться, — сказала она после долгого поцелуя. — Я пробуду здесь еще два месяца. Это так много! Идем, любимый, нас, наверное, уже обыскались. А Шарлот? Боже мой, я оставила ее!

Она встала и взяла его за руку. Из окна Мадлен различила их силуэты, стоявшие близко друг к другу. Индианка с облегчением вздохнула, поскольку всегда желала мира и согласия тем, кого любила. Как только эти двое вошли в дом, она тихо сказала:

— Мукки покормил Констана и уложил спать в моей комнате Бабушка Одина дала младенцу кипяченой воды, подслащенной кленовым сиропом. Он с удовольствием сосал из бутылочки, которую ты купила, Мин. Шарлотта тоже спит, восстанавливает силы.

— Ты уверена, что кровотечение остановилось? — забеспокоилась Эрмин.

— Одина проверила. Все хорошо, мы можем садиться ужинать. Девочки накрыли на стол.

Тошан окинул взглядом ряд тарелок из белого фаянса и бокалов. Красные салфетки, сложенные треугольником, вносили элемент торжественности.

— Как нас много, — заметил он.

— Да, десять человек, если Людвиг сядет с нами. Он еще не проснулся, бедняга, — сообщила Мадлен.

Эрмин с благодарностью посмотрела на подругу. Комната была уютной и чисто прибранной. В камине полыхал огонь, из большой чугунной кастрюли шел аппетитный запах.

— Как же здесь хорошо! — воскликнула молодая женщина. — Правда, Тошан?

— Особенно когда ты со мной, любимая, — ответил он. — Я-то неважный хранитель очага.

Мадлен с улыбкой пожала плечами, но Эрмин бросила на мужа взгляд, полный страсти. Он снова покорил ее своими поцелуями и теплом мужского тела. Ощущая волнение, она с нетерпением ждала минуты, когда они останутся одни в своей спальне. Киона, которая ворвалась в комнату в сопровождении Акали и близняшек, отвлекла ее от этих мыслей. Следом появился Мукки, держа в руках три полена.

— Вечера становятся прохладными, — сказал подросток. — А я еще хочу напечь блинов на десерт.

— Ты умеешь готовить? — удивился его отец.

— Конечно! Надо же отметить рождение маленького Томаса! Мы можем даже выпить сидра.

Привлеченная шумом голосов, бабушка Одина вышла из комнаты Шарлотты и присоединилась к ним. Она привязала младенца к своей пышной груди при помощи широкого платка.

— Ребенок спит, как и его родители, — сообщила она. — Ему хорошо рядом со мной, тепло.

— Ты права, — согласилась Эрмин, восторженно глядя на новорожденного. — Этот ангелочек просто восхитителен!

— Ты заслуживаешь быть его крестной, — сказал Тошан.

— Если его будут крестить! — заметила Мадлен. — Нужно об этом подумать. Адель, кстати, тоже осталась некрещеной.

Старая индианка раздраженно нахмурилась. Религия белых не внушала ей доверия. Однако она предпочитала держать свое мнение при себе.

— Я сажусь за стол, — произнесла она. — Что ты приготовила, Соканон?

Назвав Мадлен ее индейским именем, Одина продемонстрировала свое недовольство по поводу разговора о крещении. Ее внучатая племянница это поняла.

— Фасоль с салом, дорогая Одина. А перед этим я подам рыбу в мешочке. Мукки становится искусным рыбаком, он принес мне лосося и щуку. Перибонка может кормить семью все лето.

Тошан похвалил сына. Он гордился своим старшим ребенком, с детства приученным к жизни в лесу, но также привыкшим к улицам Квебека и строгой дисциплине коллежа.

— Можешь продолжать рыбачить, — добавил он. — Мы закоптим рыбу на зиму. Сейчас самое время проверить запас провизии. Кстати, я собираюсь на днях купить кур. Ты, Мукки, поможешь мне построить крепкий курятник, в который не проберется ни один хищник. Так у нас всегда будут свежие яйца.

— Конечно, папа, это хорошая идея!

Все расселись вокруг стола — все, кроме Эрмин, которая пошла проведать Шарлотту. Молодая роженица еще спала, лицо ее порозовело, дыхание было ровным.

«Слава Богу, ты пока с нами, моя милая Лолотта, — подумала Эрмин, гладя подругу по волосам. — Как было бы ужасно, если бы ты умерла… Нет, я не должна об этом думать, это невозможно. Я буду заботиться о тебе столько, сколько смогу».

Ощутив внезапную грусть, Эрмин вернулась к своим близким. Она не представляла, как сможет уехать отсюда и провести зиму вдали от них.

— Мама, Шарлотте уже лучше? — спросила Лоранс.

— Конечно, не волнуйся.

Ужин начался в относительно спокойной обстановке. Мукки решил подразнить Акали по поводу круга ее чтения, который он считал слишком детским.

— Ты до сих пор читаешь журналы для девочек, — сказал он. — Пора бы уже перейти на серьезные романы.

— А мне не хочется, — немного рассердившись, ответили Акали.

Мари-Нутта хотела за нее вступиться и в порыве опрокинула половник с рагу на скатерть.

— Какая же ты растяпа! — отругал ее Тошан. — В наказание будешь стирать, вместо того чтобы развлекаться.

— Но, папа, я же не нарочно! Это Мукки ведет себя плохо, он цепляется к Акали по любому поводу. Я хотела его ущипнуть, и половник перевернулся у меня в руке.

— Не нужно щипать своего брата, — вмешалась Эрмин. — В подобных случаях давай ему отпор на словах, найди, чем его поддеть, это намного эффективнее.

— Чем его поддеть? — повторила Киона, красивые глаза которой лукаво блестели. — Проще простого! Достаточно напомнить Мукки, что он играет в шарики с Констаном, тогда как считает себя взрослым парнем, почти мужчиной.

— Дурочка! — возмутился подросток. — Мне поручили заниматься Констаном, поэтому я достал свою коллекцию шариков. Но сам я в них больше не играю.

Разъяренный, Мукки бросил в Киону хлебным шариком, она ловко увернулась. Мари-Нутта расхохоталась. Все они были на взводе после этого долгого тревожного дня и еще совсем недавно витавшей над ними угрозы трагедии. Мадлен решила их приструнить.

— Тише! Вы разбудите Шарлотту!

Дети тут же притихли. Бабушка Одина подложила себе рагу, затем попросила кофе. Киона вскочила со стула.

— Я приготовлю! — воскликнула она.

Эрмин проводила ее глазами. Необычная девочка, дорогая ее сердцу, совершенно преобразилась за несколько часов. Молодая женщина решила, что это связано с приездом близняшек и облегчением состояния Шарлотты. Но она ошибалась.

Спасибо, мамочка, что пришла меня проведать, — думала Киона, заливая кипятком коричневый порошок. — Я так счастлива! Ты направила меня к тому кругу из белых камней, и теперь я больше ничего не боюсь, я знаю, что ты со мной!»

Фантомы и призраки были частью жизни этой девочки с огненными волосами. Здесь, на земле Тошана, она чувствовала себя в безопасности, и если блуждающие души Валь-Жальбера ее больше не беспокоили, она все же встречалась с другими усопшими, в том числе с Талой. Прекрасная индианка появилась вчера, за дровяным сараем. У Кионы перехватило дыхание: Тала была в замшевой тунике, украшенной ракушками, гораздо более молодая, чем в ее воспоминаниях, и гордые черты ее лица были окружены сияющей аурой. «Спасибо, мама, — снова повторила Киона. — Я сказала Мин, что видела тебя во сне, чтобы не пугать. Люди не очень любят призраков. Я читала об этом в одной книге. Мама, откуда ты приходишь?»

Киона очаровательно улыбнулась, вдыхая аромат горячего кофе. Теперь она была спокойна, зная, что ее мать присоединилась к миру духов и может позаботиться о тех, кто остался на земле.

Вечер закончился дегустацией блинов, которые каждый приправил по своему вкусу. Мадлен поставила посреди стола банки с черничным вареньем и медом и бутылку с кленовым сиропом. Вскоре в комнате появился заспанный Людвиг. Ему тут же подали его порцию фасоли, стоявшей в тепле, затем десерт.

— Спасибо, все так вкусно! — сказал он, насытившись.

— Вы щупали лоб Шарлотты? — спросила Эрмин. — У нее может подняться температура.

— Мне кажется, у нее нет температуры, — ответил он с мягкой улыбкой. — Вы так хорошо за ней ухаживаете. Вы все такие милые!

Чувствовалось, что молодой немец вот-вот расплачется. Находясь в изгнании, вдали от своей родины, он отчаянно нуждался в семье. И когда он наконец обрел ее, его сердце переполнилось чувством благодарности.

— Я скучаю по родителям, — признался он. — Шарлотта отправила им фотографию Адели, которую вы, Эрмин, сделали весной. Мы очень осторожны в своих письмах. Я ничего не пишу и не указываю своего имени.

— Рано или поздно вам придется решать этот вопрос, — заметил Тошан. — Я постараюсь выяснить, не вызывая подозрений, какова участь беглых военнопленных теперь, когда война закончилась.

— О, спасибо! — воскликнул Людвиг.

Разговор снова вернулся к запасам провизии на зиму. Похоже, это беспокоило хозяина дома больше, чем в предыдущие года.

— Теперь у нас много народу. Не может быть и речи о том, чтобы ты, Людвиг, вернулся в горы с Шарлоттой и двумя малышами. Вы останетесь у меня. Ты тоже, бабушка. Мукки отправится в коллеж Роберваля в начале октября, но близняшки, Мадлен и Акали проведут зиму здесь. Нас будет восемь человек, поэтому нужно сделать большие запасы продуктов: муки, сала, сахара и сухого молока.

— Будьте также осторожны с водой, которую пьете, — добавила Эрмин. — Лучше ее кипятить. Эта болезнь, полиомиелит, передается также через грязную воду.

Ее муж кивнул с серьезным видом. В эту секунду Киона воскликнула:

— А я могу провести зиму с вами?

— Нет, ты скоро вернешься в Валь-Жальбер, — отрезал Тошан. — Твой отец — Жослин, насколько я помню!

— Папа сделает так, как я захочу, — заверила его девочка.

— Киона, мы так не договаривались. Это также касается лошади и пони. Я не смогу кормить их всю зиму.

— Я никогда больше не вернусь в Валь-Жальбер! — возразила она. — Мин, пожалуйста, скажи «да»!

Растерявшись, молодая женщина не знала, что ответить. Не желая подрывать авторитет Тошана, она присоединилась к его мнению.

— Но, милая, твое место рядом с папой! Андреа будет давать тебе уроки, поскольку вы с близняшками пойдете в школу только в следующем году. Онезим приедет за тобой на грузовике и заодно отвезет в Валь-Жальбер Фебуса и Базиля. Тошан прав, у нас нет здесь ни сена, ни соломы для них.

Киона обвела присутствующих безумным взглядом, затем, не спрашивая разрешения выйти из-за стола, бросилась на улицу.

— Что это с ней? — спросил Мукки.

— Пойду узнаю, — сказала Эрмин.

Она покинула комнату, упрекая себя за то, что до сих пор не нашла времени пообщаться со сводной сестрой. Это можно было понять, учитывая обстоятельства, но все же она была собой недовольна. Киона ушла недалеко. Она сидела на последней ступеньке крыльца.

— Милая моя, расскажи мне, что тебя так тревожит, — начала Эрмин, усаживаясь рядом. — У меня еще не было времени тебя поблагодарить. Ведь без тебя я не вернулась бы так быстро Ты явилась мне в Квебеке, и виду тебя был испуганный.

— Я так отчаянно звала тебя на помощь! — призналась Киона. — Я знала, что Шоган только что умер и видела черные тени, витающие вокруг Шарлотты. Я не знала, что делать, Мни! Да, мне было страшно, я боялась испытать слишком сильную боль! В тот день, у реки, я почти не могла дышать.

Эрмин притянула ее к себе и поцеловала в волосы, неуловимо пахнущие лесом. Скорбь этой девочки ранила ее в самое сердце.

— Ты всегда умела меня утешить, Киона, а меня не было рядом, меня теперь никогда не бывает рядом, когда ты нуждаешься во мне. Тебе с раннего детства приходится сталкиваться с такими необычными вещами! Я бы умерла от страха, уверяю тебя, если бы встретилась с блуждающими душами и призраками.

— В Валь-Жальбере полно призраков. Они являются мне постоянно, даже днем, при свете солнца. Мин, умоляю тебя, я должна провести эту зиму здесь. Прошу, поговори с Тошаном! Папа не будет возражать, потому что он знает, как мне страшно там находиться. Онезим может приехать и забрать моего коня и Базиля, но сама я никуда не поеду. Я счастлива здесь с Акали и близняшками. Они же, в сущности, мои кузины.

— Можно сказать и так, — согласилась Эрмин.

Родственные связи в семействе Шарденов — Дельбо были довольно сложными. Как-то вечером Жослин решил разобраться в этой путанице и сделал вывод, что Киона на самом деле приходится тетей или сводной тетей Мукки, Лоранс, Нутте и Констану. Но ему больше нравилось, когда девочка называла их кузенами и кузинами.

— Тошан согласится, я в этом уверена, моя дорогая, — заверила ее Эрмин. — Идем в дом, пора ложиться спать. В любом случае ты проведешь еще целых два месяца тут, в Большом раю — это новое имя нашего дома.

Киона обняла Эрмин за шею и легким поцелуем коснулась ее щеки.

— Я так рада, что ты вернулась. Здесь тебе больше ничего не угрожает.

— Но мне и в Квебеке ничего не угрожало! Конечно, была эта авария поезда, но я отделалась лишь царапинами да шишками. Идем скорее, я ужасно устала.

Но прошел еще целый час до того, как в доме установилась тишина. Из комнаты девочек то и дело доносился шепот и взрывы смеха. Мадлен погасила керосиновые лампы, распространявшие мягкий свет, и отправилась в маленькую комнату, раньше принадлежавшую Тале. Констан уже спал там в кроватке, сколоченной Тошаном из красивых кленовых досок. Одина решила остаться у постели Шарлотты. Старая индианка легла на расстеленные на полу шкуры и прижала к груди новорожденного, который вел себя тихо. Людвиг расположился на раскладушке, рядом с матерью своих детей. Мукки, обложившись мягкими подушками и завернувшись в одеяло, улегся на деревянной скамье в кухне, рядом с камином.

— Я люблю засыпать, глядя на огонь, — признался он родителям. — Этого мне больше всего не хватает в пансионе.

Слова сына вызвали улыбку у Эрмин. Она ощущала на своей талии теплую руку мужа. Он повел ее в другую комнату.

— А вот и наше гнездышко, — сказал он, закрывая дверь. — Я приготовил тебе теплую воду, мыло и полотенце.

— Спасибо, Тошан, — тихо произнесла она, испытывая странное смущение.

Эрмин хотела провести ночь рядом с Шарлоттой, чтобы присматривать за ней до рассвета. Но красавец супруг ее отговорил.

— Лучше навестишь ее лишний раз, если будешь волноваться, только не оставляй меня одного на всю ночь.

Она уступила и теперь разглядывала их комнату, словно видела ее впервые. Единственная свеча освещала деревянные стены, украшенные пестрыми тканями ярких цветов. Две медвежьи шкуры служили ковром. Окно было открыто, но задернуто льняной занавеской. Немногочисленную мебель составляли сундук, стол и два табурета.

— Как здесь мило, — прошептала она.

Несмотря на необъяснимую робость, замедлявшую ее движения, она разделась. Тошан открыл ее чемодан.

— Что ты ищешь? — спросила она.

— Какую-нибудь легкую ночную сорочку. Сейчас тепло.

Эрмин скрыла свое удивление. Обычно в это время года она спала обнаженной, что очень нравилось ее мужу. И сейчас она уже разделась, спеша скорее освежиться. Стоя в тазу, она поливала себя из эмалированного ковшика, смывала мыло. Струйки теплой воды, стекающей по телу, казались ей блаженством.

— Тебе помочь? — предложил Тошан.

Она молча кивнула, сбитая столку его сдержанностью. Раньше он не мог сидеть спокойно, когда она мылась, и начинал ласкать ее и гладить в предвкушении любовных утех.

— Ты восхитительна! — сказал он. — Настоящая статуя из перламутра, молока и меда.

Однако, прошептав эти комплименты, он ни единым жестом не выказал желания. Эрмин ощутила нечто вроде разочарования, смешанного с недоверием, но не подала виду.

— Ты становишься все красивее, — добавил ее муж. — Твое тело изменилось, раскрылось, как цветок.

— Но ведь я же не растолстела! — возразила она, внезапно вернувшись в атмосферу их привычной близости.

Он смущенно рассмеялся и, ничего не ответив, протянул ей полотенце.

— Раньше тебе нравилось меня вытирать, — с сожалением сказала она.

— Раньше я вел себя как бестактный самец, который считал тебя своей собственностью. Я больше не хочу быть таким мужчиной, Мин.

Он подал ей руку, а затем принялся вытирать ее спину и плечи с необычайной нежностью.

— Ты считаешь меня бесчувственным и эгоистичным, — продолжил он, — но страдания Шарлотты заставили меня задуматься о положении женщин. Вы рожаете наших детей в муках, с риском для жизни. Большинству мужей на это наплевать. Они требуют удовольствия, исполнения так называемого супружеского долга. Я тоже так себя вел и теперь сожалею об этом. Больше никогда я не стану навязывать тебе свое желание, ты сама будешь выбирать момент для близости.

— Что? — спросила она, не веря своим ушам.

— Для меня будет позором, если однажды ты сравнишь меня с каким-нибудь мужланом вроде Пьера Тибо. Говорю тебе: я много думал, в том числе и о твоих дружеских отношениях с Овидом Лафлером. Он как раз из тех, кто может соблазнить женщину при помощи своих речей и острого ума. Разве я не прав?

Эрмин изобразила недоумение из страха выдать себя. Тошан провел полотенцем вдоль ее упругих нежных бедер.

— Женщина заслуживает уважения, особенно такая красивая, как ты, женщина, которая оказывает мне честь своей любовью, как сказала бабушка Одина. Она тоже открыла мне глаза на мое поведение.

На этот раз Эрмин прыснула со смеху.

— Тошан, любимый, ты никогда таким не был. Я не просила тебя меняться, даже если твое поведение обижало меня, когда, к примеру, ты отгораживался от меня стеной молчания, приходил в холодную ярость или капризничал.

Он смотрел на нее, ощущая смутную тревогу. Если Эрмин так запросто перечисляла недостатки, от которых он хотел избавиться, полное примирение грозило стать проблематичным.

— Я все это знаю, — отрезал он, целуя ее в лоб. — Ложись, ты, должно быть, очень устала. Я тоже ополоснусь.

Немного удивленная, она последовала его совету. Неизвестно, что было тому причиной, загадочная женская натура или дух противоречия, но ей не очень нравились перемены в поведении Тошана.

— Я полюбила тебя таким, какой ты есть, — вполголоса сказала она. — И по-прежнему люблю тебя, люблю так же сильно.

Эрмин смотрела на него. Он тоже разделся. Пламя свечи бросало на его мускулистую спину золотистые отблески. Это был красивый мужчина с широкими плечами, узкими бедрами, крепкими ногами. Она ощутила, как в животе поднимается теплая волна, а по телу разливается хорошо знакомая сладостная истома. Ее особенно взволновала одна деталь, которую она не замечала до сих пор. Черные гладкие волосы Тошана касались шеи, а на лбу танцевала непокорная прядь. Ее охватило головокружение, когда она вспомнила их первую ночь, навсегда запечатлившуюся в ее женской плоти моментами страсти и удовольствия.

— Тошан! — позвала она.

Овид Лафлер и Родольф Метцнер были забыты. Она снова подчинилась власти, которую этот метис имел над юной девственницей, стыдливой и доверчивой, над той, кем она была тогда.

Он направился к кровати с задумчивым выражением лица, но на секунду остановился, чтобы полюбоваться ею. Она лежала на боку, одной рукой поддерживая голову. Ее роскошные светлые волосы ниспадали на грудь. Плавный изгиб бедра вырисовывался под простыней. А большие глаза смотрели на него не отрываясь, полные отчаянного желания. Одним пальцем он провел по очаровательному контуру ее пухлых губ, коснувшись нежного овала щек.

— Красавица моя! — прошептал он. — Я так соскучился по тебе! Ты приходила ко мне во сне, обнаженная и страстная, но не такая притягательная, как сегодня. Я не смею прикоснуться к тебе из страха, что ты исчезнешь.

— Не говори глупостей, иди скорее ко мне, — ответила она прерывающимся голосом, поскольку желание наполнило каждую клеточку ее тела. — Любимый мой, мне так тебя не хватало, я начинаю скучать сразу, как только отдаляюсь от тебя!

Тошан лег рядом с ней. Он еще немного подождал, прежде чем поцеловать ее в губы. Раззадоренная этим непривычным поведением, она обняла его и прижалась к нему всем телом, сразу ощутив, как подрагивает на уровне ее живота его напряженный пенис. Это было уже обещанием невероятного блаженства. Будучи страстным и умелым любовником, он редко ее разочаровывал.

— Иди ко мне, — повторила она. — Ты мне нужен…

Все ее существо ликовало, охваченное лихорадочным возбуждением. Она выскользнула из его объятий, откинула простыню и встала на колени над ним. Он тут же включился в игру, быстро проскользнув между ее раскрытыми бедрами для дерзкого поцелуя. Вдохнув медовый аромат ее теплой и влажной вагины, он задрожал от восторга. Наслаждаясь необыкновенными ощущениями, Эрмин сдерживала сладострастные стоны, прикрыв рот рукой. Она выгнулась, полностью отдавшись во власть ненасытных губ Тошана. Он собирался довести ее до наивысшей точки удовольствия, но она, задыхаясь, отстранилась.

— Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание, — тихо призналась она, ложась рядом с ним. — О, любимый, мне было так хорошо…

Он не ответил, всецело поглощенный своим страстным желанием. Его губы коснулись соска ее правой груди, которую он принялся покусывать, лизать и целовать, после чего перешел к другому соску, ставшему твердым от возбуждения.

— Мои любимые ягодки, — прошептал он. — Твоя грудь самая красивая из всех, которые я когда-либо видел и которых касался!

Она хотела отругать его за то, что он упомянул других женщин, с которыми встречался во времена своей юности, но ее захватил сладострастный вихрь, похожий на разбушевавшийся океан и это лишило ее всякой воли. Она не могла говорить и тем более думать, прислушиваясь к этому внутреннему потоку, способному превратить ее в покорную самку, лишить остатков стыдливости. Ее пальцы обхватили возбужденный пенис мужа и принялись настойчиво его ласкать. Испытывая восторг, он сдался, отказавшись от своей сдержанности.

— Мин, Мин, моя женушка-ракушка… — прошептал он, ложась на нее.

Она прерывисто дышала, прикрыв глаза, опьяненная его поцелуями в которых ощущала свой собственный, сладковатый аромат женщины. Тошан медленно вошел в нее, сгорая от желания. На секунду он замер, после чего принялся двигаться в ней, ускоряя ритм.

— Только ты, только ты, — повторяла она, в то время как на ее лице проступало выражение наивысшего счастья.

Выгибаясь и трепеща всем телом, она отдалась этому сладкому безумию. Он ответил тихим рычанием и вошел в нее еще глубже, с едва сдерживаемой яростью. На миг они стали единым целым, их дыхание смешалось.

— Наконец-то, — прошептал он. — Я и ты, Мин. Мне бы хотелось навсегда остаться в тебе. Здесь так сладко, так тепло.

Они задрожали в унисон, каждый наслаждался движениями другого, этим ярким, похожим на фейерверк удовольствием, тысячи звездочек которого взрывались внутри и вокруг них. Неожиданно Тошан вышел из нее.

— Останься, — взмолилась она, ощутив невыносимое чувство пустоты.

— Я больше не хочу делать тебе детей. Ты можешь от этого умереть!

— Нет, прошу тебя, вернись.

Внезапно она поднялась и повернулась к нему спиной, опираясь на ладони. Перед ним открылось восхитительное зрелище — ее круглые ягодицы и золотистый изгиб спины. Эрмин знала, что ему нравится эта, в общем-то естественная, позиция, которую осуждали некоторые ханжи. Они не раз применяли ее во время своих прогулок по лесу.

— Мин… — пробормотал он, лаская ладонями атласные округлости, которые она ему демонстрировала.

Он еще не излил свое семя, но понимал, что долго не выдержит. С тихим восторженным стоном он снова вошел в нее, стараясь быть не слишком резким, чтобы довести ее до высшей степени наслаждения. Полуослепленная своими длинными волосами, молодая женщина впилась зубами в угол подушки, чтобы не закричать. Она ощутила невероятную легкость, словно стала невесомой, полностью отдавшись во власть судорожных движений своего мужа.

И вот они рухнули на кровать, опьяненные, ослабевшие. Настал восхитительный момент нежных слов и пылких поцелуев.

— Любимый, надеюсь, у нас будет ребеночек. Ты подарил мне такое счастье!

— Мин, дорогая, ты сводишь меня с ума!

Это продолжалось половину ночи. Любовные поединки сменялись импровизированными фантазиями, вызывавшими у них улыбки, и поцелуями, жаркими, нежными или заговорщическими. Когда они наконец задремали, кто-то постучал в дверь. Эрмин вздрогнула.

— Просыпайтесь! — раздался голос Людвига. — Шарлотта вся горит. У нее сильный жар. Скорее!