Скандал

8

Старый Молин сидел за столом и завтракал. Но аппетита не было. Он равнодушно ковырял ложечкой вареное яйцо, не испытывая ни малейшего желания попробовать что-то еще. Чудодейственное лекарство доктора Берга лежало тут же, в маленьком пузырьке. Радикальное средство, которое вылечит Молина, как по мановению волшебной палочки.

Он вздохнул. За последнее время этих порошков было так много, а чувствует он себя от них отвратительно. Все в нем восставало против нового лекарства.

Но надо.

Он должен поправиться. Ради Магдалены. Никто в семье не заботился о бедной крошке – его любимице. Они отняли ее у него и увезли в Линчепинг.

Но там была другая девочка…

«Магдалена – где ты, дитя мое? Кто заботится о тебе?»

Он неохотно придвинул пузырек.

В дверях возник слуга. Он выглядел озадаченно.

– Посетитель к Вашей милости. Прикажете принять?

– Кто это? – устало спросил Молин. Слуга хмыкнул.

– Его зовут Хейке Линд из рода Людей Льда. Осмелюсь заметить, что выглядит он весьма… необычно.

Хейке? Хваленый колдун Кристера!

Губы Молина растянулись в усмешке:

– Веди его сюда!

Он отхлебнул свой утренний кофе. Вдруг весь дверной проем от пола до притолоки заполнила темная масса. Он поднял глаза и почувствовал, как перехватило дух.

Его слабые глаза не могли различить всех подробностей, но контуры он видел.

Перед ним стоял великан. С буйной черной, подернутой сединой шевелюрой, желтыми кошачьими глазами-щелочками и ужасным лицом, напоминавшим, насколько Молин мог разглядеть, грубо вытесанную деревянную скульптуру. Или дьявольскую маску. А эти плечи!

Посетитель вежливо приветствовал Молина глубоким мягким голосом – громко, как учили его Коль и Кристер. И Молин уловил в его голосе легкую печаль и сострадание, ощутил волну человеческой любви, которой никогда не встречал прежде.

– Проходите, – пригласил он. – Садитесь. Вы проголодались?

– Нет, спасибо, я только что завтракал.

– А-а, наверняка у милейшего семейства Симон. Кристер рассказывал мне о вас, господин Линд из рода Людей Льда. Он ваш страстный поклонник.

Монстр улыбнулся, и все его лицо преобразилось. Теперь он был ближе, и Молин смог рассмотреть каждую черточку. Кажется, он начинал понимать Кристера с его «идолопоклонством».

– Кристер такой импульсивный, – сказал Хейке.

– Но он отличный парень.

– Да, это точно, – тепло произнес Молин. – Ну, вы, конечно, слышали о наших неприятностях?

– Наслышан. И все хором просили меня заняться вами, господин Молин. Да, в лице Коля Симона вы имеете преданного друга. Он сказал мне, что мир не вынесет потери Вашей милости.

Он криво усмехнулся, предвкушая обмен любезностями.

– Приятно слышать, – ответил Молин, уловив интонацию и подыгрывая в том же духе. – Хотя должен признаться, я был далеко не ангелом.

– Ну, управляя финансовой империей, ангел неминуемо совершит грехопадение. Что же касается вашего врача: как мы поступим? Мне не хотелось бы лезть в чужой монастырь.

– Понимаю. Но доктор Люнгквист придет не раньше вечера, – а коли не пойман, не вор. К тому же, говоря по чести, я им недоволен.

– Что он вам назначает?

Молин кивнул слуге и попросил принести лекарства, прописанные для долговременного курса.

– Мне кажется, что от его лечения мне только хуже, признался Молин Хейке. – Но доктор говорит, что это нормально. Якобы улучшение наступит позже.

Хейке нахмурил брови. Его реакция не ускользнула от Молина, и, встретив понимание, старик воодушевился.

– Я исправно принимаю его лекарства несколько недель. Вчера я пожаловался – и он сказал, что нужно добавить еще одно снадобье. Вот это, – уточнил Молин, подняв пузырек. Я должен был выпить его за завтраком, но пропал аппетит, и пришлось отложить лечение в долгий ящик.

Хейке взял со стола пузырек и открыл его. Внимательно рассмотрел белый порошок. Тем временем подоспел слуга с целой кучей эликсиров и порошков.

Хейке обстоятельно исследовал каждый из них, понюхал, послюнявил палец и попробовал на язык, а затем вновь вернулся к белому порошку в пузырьке.

– Без названий, – бормотал он. – Только номера. И надписи «сильнодействующее» на этикетках.

Когда Хейке вновь посмотрел в глаза Молину, вид у него был очень серьезным.

– Не знаю, что здесь происходит, – расстроенно сказал он. – Но отныне не принимайте ни капли, ни крупицы всего этого!

– Что вы имеете в виду?

– Этот так называемый врач долгое время пытался убить вас, Ваша милость. Только очень крепкий организм мог выдержать такой натиск.

Молин и слуга непонимающе переглянулись.

– И что-то мне подсказывает, что ситуация критическая, – продолжал Хейке. – Взгляните на этот порошок с металлическим блеском! Здесь, в пузырьке, сильнейший яд! Вы бы сгорели в страшных мучениях за несколько часов, Ваша милость.

Слуга кашлянул.

– Осмелюсь указать, Ваша милость, кто бы в таком случае констатировал причину смерти?

– Да, сам доктор Люнгквист, – кивнул Молин. Старик порывисто вздохнул.

– Вчера вечером я намекнул, что хочу изменить свое завещание в пользу юного Кристера. Во всяком случае вставить его туда. При этом присутствовал доктор Люнгквист. И он прописал это. Не понимаю, зачем, – ведь он не упомянут в завещании. Но, очевидно, что-то за этим кроется. Чертова лиса! – в сердцах выругался Молин.

– Не обижайте лис, – горько усмехнулся Хейке, а глаза его оставались серьезными. – Советую Вашей милости передать все эти яды – а это, несомненно, яды – в полицию.

– Обязательно. Жаль, что мой друг полицмейстер в отъезде, – вздохнул Молин. – Но мой верный слуга сам снесет все в участок. И… думаю, с доктором Люнгквистом лучше сделать вид, что ничего не случилось?

– Несомненно! Он сейчас наверняка ждет вызова к смертному одру.

– Доставим ему такое удовольствие, – решительно сказал Молин. – А сейчас Вы, должно быть, желаете осмотреть меня, доктор Линд? Выяснить, что он успел разрушить.

Хейке и слуга довели Молина до постели, а горничным было приказано не впускать доктора Люнгквиста, если тот придет, и говорить, что «Его милость никого не может принять». Пусть понимает, как хочет.

Хейке тщательно осмотрел старика с головы до пят.

– Ужасно, – подавленно изрек он. – Такой сильный и прекрасный организм сознательно разрушали день за днем.

– Я ведь еще пережил два удара.

– Но после первого быстро оправились.

– Да, верно. Хейке выпрямился.

– Возможно, кое-что из прежнего мне удастся восстановить. Начну прямо сейчас с простейшего. Расслабьтесь, Ваша милость. Закройте глаза. Вот так.

Они были одни в комнате. Слуга ушел в полицию.

Молин почувствовал руки Хейке над своим лицом. Не на коже, а на некотором расстоянии. Он ощутил тепло. Все теплее и теплее его векам. Тепло, превратившееся уже в жар, било прямо в глаза.

– Больно? – спросил низкий голос.

– Жжет, – ответил Молин. – Но терпеть можно. Сердце его тяжело ухало. Он ничего не понимал. Удивлялся, как быстро проникся доверием к этому своеобразному человеку. Рационалист, привыкший к суровой реальности делового мира, он никогда не верил в сверхъестественное. Шарлатаны, называл он таких, как Хейке.

Теперь он больше не испытывает презрения.

Вот что делает страх смерти. И шок от манипуляций доктора Люнгквиста. Но, пожалуй, еще больше на него повлияло отношение к Хейке Кристера. Смягчило предубеждение Молина. «Колдун», назвал Кристер своего удивительного родственника. Да, если есть на свете колдуны, они должны выглядеть именно так, как это чудовище.

Чудовище – только снаружи. Ибо внутри это прекрасный, душевный человек, чувствовал Молин.

Жар в глазах становился нестерпимым.

– Такое впечатление, что веки сейчас загорятся, – нерешительно пошутил он. – Словно линзой направляешь солнечный луч на ворох сухой листвы.

– Да, это добрый знак. Если Ваша милость потерпит еще немного, мы скоро закончим.

– Постараюсь, – страдая, выдавил из себя Молин.

– Когда я резко уберу руки, вы ничего не увидите, словно долго смотрели на солнце, а потом зашли в темную комнату. И остаток дня у Вашей милости будет болеть голова. Но это все пройдет.

«А потом?» – хотел спросить Молин, но не осмелился.

Наконец он убрал руки. Молин почувствовал прохладное дуновение над веками.

– Если хотите, можете открыть глаза. Но будет больно.

– Нет-нет, я чуть подожду, – опустошенно произнес Молин. – Я не трус, но… Вошел слуга.

– Я передал лекарства, Ваша милость. Они послали за аптекарем.

– Ты просил сохранить все в тайне?

– Конечно! Как вы себя чувствуете, Ваша милость?

– Спасибо, хорошо, искры сверкают, как в кузнице. Но так и должно быть. Уже можно открыть глаза?

– Пожалуйста, – сказал Хейке.

Голос прозвучал напряженно, с содроганием отметил Молин.

Старик медленно открыл глаза. Как и ожидалось, он ничего не увидел, а прежде хотя бы различал предметы и движения. Но его предупреждали. В голове стоял бешеный стук, отдающий в глаза. Он был вынужден снова смежить веки и тихо застонал.

Слуга выглядел испуганным.

– Никакой опасности нет, – успокоил Хейке. – Думаю, нам лучше оставить вас, Ваша милость. Отдыхайте. А если потребуется помощь, мы будем в соседней комнате. Поспите, это пойдет вам на пользу.

Молин только кивнул, он был озадачен и напуган, а кроме того, очень зол. Так часто бывает, когда приходится терпеть сильную боль.

Они вышли. Сели на стулья в гостиной и ждали.

– Думаете, Его милость поправится? – осторожно спросил слуга. – Думаете, возможно исправить причиненный вред?

– Трудно сказать, – задумчиво ответил Хейке. – Второй удар по его здоровью был сокрушительным. Но у него необыкновенно крепкий организм, и я верю, что сумею устранить последствия отравления.

– Если вам удастся, мы все будем безмерно благодарны.

Немного погодя они услышали, что Молин спит, глубоко и крепко. Однако Хейке не признался, что это он погрузил несчастного промышленника в сон.

В комнате воцарилась чудесная атмосфера уважения и взаимопонимания. Хейке всегда был вежлив со слугами.

– Я могу посидеть здесь несколько часов, – сказал Хейке. – А потом вы смените меня. Или наоборот, как вам удобнее.

– Спасибо, – сказал слуга. – Давайте так и поступим.

Хейке заметил, как он успокоился, как груз упал с его души.

Хороший у Молина слуга, подумал он.

Вечером первыми пришли проведать старика Кристер и Коль с увязавшейся за ними собакой, а потом вихрем ворвались полицмейстер, Тула и Томас.

Иными словами, большой семейный совет. Однако без обычного хора приветствий. Только Саша открыто выражал свою радость от возможности вновь лицезреть Тулу и Томаса. Троица была возбуждена.

– Доктор Люнгквист… – прохрипел, не успев отдышаться, полицмейстер.

– Что с ним? – спросил Хейке.

– Это доктор Берг.

На несколько секунд воцарилось молчание.

– Кузен фру Бакман? Лечивший Магдалену на курорте?

– Именно. Опять тишина.

– Ага! – вдруг хором воскликнули Хейке и слуга. – Тогда все совпадает.

– Что? – спросила Тула. Хейке пояснил:

– Доктор Люнгквист долгое время пытался отравить Молина. Вчера вечером он переусердствовал. Прописал смертоносный яд. Мы передали его вашим людям, полицмейстер, а те обратились к аптекарю.

– Отлично! Приятно убедиться, что у них головы работают. Ну, теперь мы знаем, что к чему. Каковы будут дальнейшие действия?

– Ждать, пока проснется Молин, – ответил Хейке. – Мы обсуждали этот вопрос с замечательным слугой господина Молина. Правда, мы тогда не знали, что Люнгквист – это Берг. Может, представить дело так, что Молин лежит при смерти? И хочет в последний раз увидеть внучку? Так мы заманим сюда Бакманов. Всех сразу. Они обязательно клюнут!

Полицмейстер задумался.

– Да, неглупая идея. Но мальчику и собаке следует держаться подальше. Кристер сам в смертельной опасности.

– Почему это?

– Потому что доктор Люнгквист-Берг присутствовал, когда Молин объявил, что внесет мальчика в завещание.

– Да, это нехорошо. Но мы возьмем предателя-доктора раньше, чем он успеет натворить новых бед.

– Нет, погодите, – сказал Кристер, усевшись верхом на спинку стула с собакой на руках. – Все эти разговоры «взять – не взять», конечно, хороши, но вы забываете о главном.

Все вопросительно уставились на него.

Он потупил взор и тихо произнес:

– О Магдалене.

– Да мы постоянно думаем о ней, – вмешалась Тула.

– Кристер прав, – сказал Хейке. – Самое главное для нас: выяснить, что сталось с девочкой. Мы можем все уничтожить своей поспешностью. Они удвоят бдительность и навсегда заткнут свои глотки.

– Они и так держат язык за зубами, – возразила Тула, по обыкновению одетая в зеленое. Этот цвет подчеркивал ее глаза, все больше приобретавшие характерный «проклятый оттенок». – Хейке, а ты не можешь узнать? Я имею в виду, жива девочка или мертва.

– Очень сложно, – задумчиво произнес Хейке. – В таком случае я должен…

Он остановился, потому что на столике слуги зазвенел звонок.

Молин проснулся.

Все бросились в гардеробную, но только слуга и Хейке проследовали дальше, в спальню.

– Ваша милость звали? Молин прикрыл ладонями уши.

– Не надо так кричать на меня.

– Но я говорю обыч…

Слуга замер, уставившись на хозяина. Они увидели, как старик улыбается, еле сдерживая навернувшиеся слезы.

– Ваша милость… – ахнул Хейке. Слезы хлынули из глаз Молина. Он утирал их и бормотал:

– Если бы не эти… проклятые… слезы… я бы видел вас ясно, как днем!

– Ваша милость! – слуга всплеснул руками и сам едва не разрыдался.

– Да, мой верный друг, – сказал Молин. – Я вновь вижу и слышу. Как в лучшие годы.

– А лицо Вашей милости? Оно совсем не так перекошено. И речь плавная и внятная.

– Да, я почти здоров, друг мой! Мы должны благодарить этого… – Он запнулся, потому что едва не выкрикнул: «Нет, ну и вид же у Вас, доктор Линд из рода Людей Льда!». Но Молин был неспособен на такую бестактность в силу безукоризненного воспитания. «Он похож на Мефистофеля, – взволнованно подумал старик. – Или на чудище из народных сказок. И все же я охотно вручаю ему свою жизнь, этому потрясающему человеку!». Он постарался закончить предложение так, чтобы пауза не слишком бросалась в глаза: – …этого замечательного доктора. Спасибо. Сердечное спасибо!

Он долго жал руки Хейке. Переглянулся со слугой и понял, что они оба думали одинаково: «К виду доктора Хейке Линда быстро привыкаешь. И его ужасное лицо начинает казаться необыкновенно привлекательным».

– Вы заслуживаете самого высокого вознаграждения, продолжал Молин. – Нет-нет, доктор Линд, не протестуйте! Ах, я должен встать, я чувствую, как меня переполняет энергия.

– Пожалуйста, будьте осторожны в начале лечения, предостерег Хейке. – Но встать вам можно, это не повредит.

– Там собрались друзья Вашей милости, они ждут в гостиной, – сказал слуга. – Они желают побеседовать с вами.

– Отлично! Отлично! После стольких козней я наконец-то услышу правдивые речи.

– Разумеется, Ваша милость. И в большом количестве.

Немного погодя старик вышел к ожидавшим. Конечно, еще опираясь на руку слуги, но с выпрямленной спиной и прояснившимся взглядом. Он приветствовал Тулу и Томаса и поздравил их с таким необычайно симпатичным и неординарным сыном. Затем все расселись в столовой за большим круглым столом и открыли совещание. Все были равны. Не сел только слуга, но и он был полноправным участником беседы.

Ожидая, пока горничная внесет обед, они обсуждали сложившуюся ситуацию.

– Люнгквист – или Берг, назовем его подлинным именем, – скоро явится с ежедневным визитом, – сказал Молин. – Что будем делать?

Полицмейстер задумался.

– Не знаю, как нам его принять. Во всяком случае, не арестовывать сразу, это ясно. Сказать, что Ваша милость лежите при смерти? Или нет? И что делать с Магдаленой?

– Подождите, – вклинилась Тула. – Хейке что-то собирался сказать, когда Ваша милость позвали. Мы говорили… Да, о чем же мы говорили?

– Ты спросила Хейке, не мог бы он выяснить, жива Магдалена или нет, – напомнил Томас, глядя на жену с вечным обожанием.

– Да, именно так. А ты, Хейке, ответил: «В таком случае я должен…» Тут тебя прервал звонок. Что ты был должен?

Хейке нахмурил брови.

– Я так сказал? Да-да, помню. Я имел в виду: «В таком случае я должен иметь что-то, принадлежавшее Магдалене». Но здесь сложно что-то найти. Она ведь давно не была в этом доме, верно?

– Очень давно, – вздохнул Молин. – Нет, я не припоминаю никакой одежды или игрушек, принадлежавших Магдалене. Ее родители забрали абсолютно все перед своим лихорадочным бегством.

– А Вашей милости не удалось тогда поговорить с ней?

– Нет, они сказали, что Магдалена простудилась и лежит в постели. Я даже не попрощался с ней.

– Конечно, они не могли так рисковать, – пояснил полицмейстер. – Они ведь тогда уже подменили Магдалену племянницей Бакманов.

– А врач, который сперва лечил подлинную Магдалену в Рамлесе, а потом пытался отравить Вашу милость, был кузеном фру Бакман, – в сердцах сказала Тула. – Вот уж воистину предательская семейка!

– Не понимаю, где ваши мозги, – заявил Кристер, в котором юношеская запальчивость преобладала над уважением к старшим. – Конечно, здесь осталось кое-что, принадлежавшее Магдалене!

– Что же?

– Саша, разумеется!

– Черт побери! – воскликнул Молин.

– Если он подойдет, – мрачно заметила Тула. – Он три года пробыл у Бакманов.

– Отчего же, – оживился Хейке. – Собака никогда не забывает тех, кого любила.

Саша навострил уши, услышав свое имя.

– Ну что, подойдет тебе собака? – спросил Томас у Хейке.

– Собака? – улыбнулся Хейке. – Лучшего медиума и быть не может. Иди сюда, Саша!

Забавный, хотя и много натерпевшийся в жизни пес осторожно приблизился, взглядом испросив разрешения у Кристера. Юноша согласно кивнул и улыбнулся.

Хейке взял собаку и ободрительно потрепал.

– Сейчас вы услышите интересную теорию, изложенную мне однажды неким немецким профессором. Живи он пару веков назад, обязательно сгорел бы на костре как еретик. Я познакомился с ним во время путешествия из Словении в Северную Европу.

– Ты и немецкий знаешь? – немного дерзко спросила Тула. Он поднял на нее свои кошачьи глаза. Между ними всегда существовало подобие дружеского соперничества. Оба были «мечеными», оба много знали друг о друге – только им двоим известные тайны.

– Немецкий – язык моего раннего детства, – сказал Хейке. – Я никогда потом не говорил на нем, но слышал и читал. У меня ведь мать немка.

Как же мы забыли, подумала Тула и опустила глаза. Никто и никогда не слышал о матери Хейке. Словно она только и сделала, что произвела его на свет – ценой собственной жизни.

Теперь уже не осталось никого, кто мог бы рассказать о ней.

Но судя по всему, Хейке едва ли унаследовал от нее какие-то особые черты и свойства. Он был типичнейшим представителем рода Людей Льда.

– Давайте послушаем теорию немецкого профессора, – призвал Молин.

– Да, – неторопливо начал Хейке. – Должен признаться, что я сам был настроен довольно скептически. Поначалу. Но приступим – вам судить. Задумывались ли вы о собаках? Собака – единственное животное, следующее за человеком, а не за себе подобными. Хотя, фактически, это стайное животное.

– Верно, – кивнул Коль.

– Вам известно, что собаки постоянно бегут впереди, в то время как человек чинно шествует сзади? Словно они считают своим долгом проверять, безопасен ли путь.

– Я всегда думал, что это охотничий инстинкт, – сказал полицмейстер.

– И любопытство.

– О, гораздо большее, – произнес Хейке. – Неизмеримо большее! – Он благодарно потрепал Сашину шерсть и был вознагражден преданным взглядом. – А сейчас я скажу нечто, что покажется вам ересью. Вы, конечно, читали Библию. Об ангелах, небесах и прочем. Но знайте, что есть ученые мужи, как этот профессор и подобные ему, – которые не осмеливаются заглядывать так высоко, но полагают, что древние дохристианские предания имеют иное объяснение.

Кто-то беспокойно заерзал. Хейке стиснул зубы, показав всем обе обнаженные челюсти, и продолжал:

– Они думают, что пять-шесть тысяч лет назад на земле побывали существа из космоса.

– Что Вы имеете в виду? – приглушенным голосом спросил Молин.

Хейке повернулся и посмотрел в окно.

– Я имею в виду, с другой планеты. С другой звезды. Не ангелы, но существа, подобные нам, хотя, возможно, в ином обличье. Я говорю словами того немецкого профессора: «люди находили многие знаки, но были вынуждены молчать об их обнаружении. О следах внеземной цивилизации». И тогда я начал размышлять. Есть одно странное обстоятельство. Винга много читала мне, и я знаю, что в определенный момент – около шести тысяч лет назад – человечество стало прогрессировать подобно взрыву: от примитивных пещерных людей оно резко шагнуло к высокоразвитым цивилизациям шумеров, египтян, индейцев майя. И очень соблазнительно думать, что здесь не обошлось без помощи извне.

Хейке обвел взглядом лица присутствующих. Среди них было несколько готовых воскликнуть: «Хула на Господа!». Но тем не менее все слушали с величайшим вниманием.

– А теория профессора заключалась в следующем: если это верно, то скорее всего космические пришельцы оставили нам возможность для контакта.

Молчание нарушил Томас.

– Для контакта между этими… как ты их назвал… космическими пришельцами и нами?

– Да.

– Ты имеешь в виду письмена или нечто подобное?

– Нет, не письмена. Сначала профессор думал, что это растения. Ибо мы с Тулой часто замечали, что они более одушевленные существа, чем принято считать. У них даже есть чувства, как у нас.

Кто-то из слушателей усмехнулся, но Хейке твердо гнул свою линию.

– Но потом профессор отбросил это предположение. Растения не настолько развиты. Но собаки? Вот и нашлось связующее звено! Его теория заключалась в том, что собаки посланы существами с далеких звезд, чтобы охранять людей и служить им – следить, чтобы с людьми не приключилось ничего дурного, пока они не поумнеют настолько, что станут пригодными для нужд инопланетян.

– Для нужд? – переспросила Тула. – Звучит мрачновато.

– Ну для общения, так звучит лучше. Знаете, профессор сам немного поэкспериментировал со своей собакой… Сказал ей что-то типа «спроси своих друзей там в космосе, не перепадет ли мне немного денег для продолжения исследований». И через неделю неожиданно получил стипендию.

Слушатели снова заерзали, со все возрастающим интересом.

– Он попробовал еще. Сначала в пути затерялось одно очень важное письмо. Он поговорил с собакой – и письмо мгновенно пришло. Или другой случай: собака серьезно заболела. Паралич задних конечностей – верный признак скорой смерти. Профессор рискнул – попросил собаку поговорить со своими друзьями о выздоровлении, потому что она очень важна для него как связующее звено. И она выздоровела! Я видел ее, это произошло незадолго до нашей встречи с профессором, поэтому он и рассказал мне свою теорию.

– Ну уж не только поэтому, – многозначительно заметил Коль. – Он видел, что ты не такой, как другие!

– Точно, – согласился Молин. – И что потом?

– Потом я продолжил свое путешествие на север и больше ничего не знаю, – ответил Хейке. – Должен признать, что я с сомнением отнесся к теории о собаках.

– Но теперь возвращаешься к ней? – сказал Коль. – Чтобы узнать, жива ли Магдалена.

Хейке взглянул на маленького недоумевающего Сашу и улыбнулся. И такой пес будет контактером между человечеством и высокоразвитыми пришельцами, удрученно подумал он. А нет ли собаки посолиднее?

– Саша, – ласково сказал он. – Посмотри на меня! Нет-нет, оставь в покое эту муху, садись! Сюда, на стол! Сиди!

Он усадил собаку на маленький столик. К его удивлению, Саша послушно замер на кружевной скатерти. Хейке сел напротив и попытался поймать собачий взгляд. На мгновение Саша глубоко и преданно заглянул ему в глаза. А потом отвернулся. Ибо разве может собака долго выдерживать человеческий взгляд?

Хейке с извиняющимся видом посмотрел на остальных.

– Понимаю, что это выглядит глупо, ребячливо, но мы должны испробовать все, верно?

Они кивнули.

Хейке поднял голову.

– Мне почти удалось вызвать хозяев собаки, или как они там называются, и скоро пойдут сигналы! Да, точно! Через это крохотное создание!

– Ну?

Хейке колебался.

– Я уже говорил, что сигналы, исходящие от собаки, отчетливее сигналов от одежды или игрушек девочки. Я… Погодите! Я… Нет сомнения, что маленькая Магдалена жива.

Над столом пронесся коллективный вздох облегчения. Внесли суп, однако никто не уделил ему должного внимания. Все замерли, повернувшись к окну, где священнодействовал Хейке.

Но их можно извинить. Они спешили.

Хейке торопливо продолжал:

– Космические пришельцы здесь не при чем, это маленький Саша сам посылает мне мысли о Магдалене. Через него я чувствую и девочку, поскольку он когда-то принадлежал ей.

Он наморщил лоб и нерешительно произнес:

– Думаю, что радоваться еще преждевременно. Если я действительно чувствую Магдалену, то похоже, она в беде.

Молин охнул.

– Но где? Где она? – вскочив из-за стола, воскликнул Кристер. Тула решительно усадила его назад.

– Этого я никак не пойму, – ответил Хейке. – Похоже, дело безнадежно. Я не могу проникнуть глубже.

Собравшиеся машинально попробовали по ложке супа. Потом все опять стихло. Хейке сконцентрировался.

– Ты уверен, что она жива? – сухо спросила Тула. – Никаких вибраций смерти?

– Нет, ничего о смерти.

– Благодарение Богу! – прошептал Молин. Он подал тайный знак горничным, чтобы те вышли и не спешили с главным блюдом.

– Эй ты, подойди и помоги мне! – скомандовал Хейке Туле. Та немедленно поднялась, гордая сознанием, что наконец-то он нуждается в ее совете.

Бедный пес совсем смутился, оказавшись в центре внимания сразу двух вцепившихся в него людей. Но эти люди порой бывали так добры к нему.

– Я тоже могу, – заявил Кристер.

– Нет-нет, – возразил Хейке. – Саша не выдержит троих сразу.

Сконфуженный Кристер был вынужден отступить. Они никогда не воспринимали его всерьез. Его, вдохнувшего жизнь в увядшие цветы!

Хейке увидел, что огорчил юношу, и мысленно пообещал позже поднять ему настроение. Сейчас у него нет времени на подобные фокусы.

– Ты способная, Тула, – тихо произнес он. – Отлично!

Она просияла: похвала Хейке – на вес золота.

– Я тоже ее чувствую, – затаив дыхание, проговорила она, обхватив собачьи ляжки. Немного обидно, что тебе досталась задняя часть, в то время как Хейке контактирует с первоклассным материалом: головой и сердцем Саши. Пес обескураженно смотрел на нее.

– Усиливай воздействие, – продолжал Хейке. – Что чувствуешь? Тула рассвирепела.

– Черт возьми, я же не могу держаться за собачий хвост! А ну подвинься, настал черед Тулы!

Присутствующие подавили улыбку. Они не больно-то в этом разбирались, но Хейке вызывал у них огромное уважение. Чего нельзя сказать о Туле.

Однако ко всеобщему изумлению он покорно уступил ей место. Как главной!