Сначала Абигайль вообще не могла ничего различить. Помещение выглядело так, будто в середине кто-то принялся возводить строительные леса, а потом вдруг бросил эту затею. Люди, по большей части одетые римлянами или египтянами, толпились вокруг, но цели их пребывания здесь Абигайль не понимала.
– Что здесь? – спросила Абигайль.
– Восхитительно, правда? Вы за кулисами, – ответила Джульет. – Бывали здесь когда-нибудь?
Абигайль молча покачала головой. Засмеявшись, Джульет повела кузину за угол, потом вниз по узкой лестнице, заполненной актерами и танцовщицами в ярких костюмах. Джульет уверенно вела Абигайль в дальний конец коридора, где находилась гримерная мистера Дэвида Рурка.
Тот как раз накладывал грим на свое знаменитое лицо. На сцене он выглядел признанным красавцем, а теперь, при свете лампы, показался Абигайль нелепым. Он был в костюме Марка Антония, и пурпурная тога, похоже, была единственным предметом одежды. Волосы по римскому обычаю коротко подстрижены. Золотой нагрудник и короткая алая туника, предназначенные для выхода в следующих актах, ждали своей очереди на манекене в углу. Когда Рурк встал, чтобы поздороваться с Джульет, то оказался невысокого роста. Абигайль не сочла его очень привлекательным, но ведь не многие мужчины обладали физическим совершенством Кэри Уэйборна, напомнила она себе. Тем не менее от недостатка самоуверенности ирландец явно не страдал и дерзко расцеловал Джульет в обе щеки на иностранный манер.
– Дорогая мисс Уэйборн! – сказал он, пока Абигайль жалась в углу возле большого ящика, прикрытого красной тканью. – Как бы мне хотелось выйти на сцену с вами. Но увы, моя Клеопатра стара и толста.
– Миссис Арчер совсем не толстая, – с притворной скромностью ответила Джульет. – Мне бы тоже хотелось выйти на сцену с вами, мистер Рурк, но, увы, этого никогда не будет.
К ужасу Абигайль, знаменитый актер вдруг перевел взгляд на нее, и она почувствовала себя кроликом перед голодным львом.
Слава Богу, мистер Рурк только поклонился, не пытаясь ее поцеловать или взять за руку.
– И кто это очаровательное создание? Еще одна страстная поклонница театра?
– Это моя кузина Абигайль. Пожелайте мистеру Рурку сломать ногу, дорогая.
Абигайль в замешательстве смотрела на золовку.
– Вы должны сделать мне такое пожелание, чтобы удался спектакль, – с улыбкой объяснил актер.
– Понимаю, – медленно произнесла Абигайль. – Чтобы все произошло наоборот.
– Если вы пожелаете мне удачи, боги театра сделают все наоборот.
– В таком случае надеюсь, что вы упадете и сломаете обе ноги и обе руки тоже.
Актер засмеялся.
– Думаю, она поняла, мисс Уэйборн. А теперь уведите ее, пока она не пожелала, чтобы я сломал себе шею. Наслаждайтесь спектаклем.
– Я так и сделаю, – ответила Абигайль. – Нет, простите. Ни за что не буду!
Джульет выпустила ее руку, когда они уже шли к лестнице, и, чтобы не потерять ее в толпе, Абигайль сосредоточилась на блеске золотых монет у нее в волосах. Дорогу ей преградила огромная стена, изображающая поле битвы в Сирии, а когда декорацию унесли, Джульет уже пропала из виду.
Абигайль испуганно оглядывала толпу. Она видела десятки молодых женщин, одетых в египетском стиле, но золовки среди них не было.
– Все по местам! – властно закричал кто-то.
Мимо, окруженная женщинами, прошла знаменитая миссис Арчер в короне из павлиньих перьев. Когда Абигайль встала на цыпочки, чтобы увидеть «настоящую» Клеопатру, перед ней возник незнакомец.
– Ты дублерша Оливии? – подозрительно спросил он.
– Нет, я Абигайль.
– Никаких Абигайль здесь нет, – рассердился он, заглядывая в сценарий.
– Я не играю в спектакле. Я буду смотреть его из ложи. Понимаете, я заблудилась, вы не покажете мне, как отсюда выйти? Я могу заплатить вам, – быстро прибавила она.
Золотой соверен весьма заинтересовал незнакомца, но Абигайль отдернула руку, когда он попытался схватить монету.
– Вы ее получите только после того, как проводите меня в ложу герцога Окленда.
– К счастью для вас, я не занят до третьего акта, – пробормотал незнакомец. – Сюда.
Но ему не пришлось вести Абигайль до самой ложи герцога, тот ждал ее на верху покрытой ковром лестницы. Рыжий великан остался некрасивым, хотя, без сомнения, потрудился над своей внешностью. Он был в черном вечернем фраке, красивом жилете из белого шелка с серебряным узором, в белых атласных брюках и туфлях с пряжками.
– Вы здесь, – хрипло сказал он, пока Абигайль платила человеку из третьего акта и желала ему сломать ноги.
Герцог потащил Абигайль к ложе, которая напоминала театр в миниатюре, отделенный от коридора тяжелыми бархатными портьерами.
– А где Джульет и Кэри? – спросила она герцога.
– Там.
Абигайль проследила за направлением указующего пальца. Брат и сестра Уэйборны находились в ложе на противоположной стороне зала. Джульет сидела впереди, Кэри стоял за ней. Как и герцог, он был в вечернем костюме.
– Но я считала, что мы все будем в одной ложе, сэр, – расстроенно сказала Абигайль. – Что они там делают? И что это за отвратительный запах?
– Это? – с гордостью улыбнулся герцог. – Мой человек сумел найти картошку. Для голодающих.
– Вы хотите сказать, гнилую! – воскликнула Абигайль.
– Не важно какую. – Герцог беззаботно пожал плечами. – Главное, она заставит Рурка вспомнить о старой доброй Ирландии и поторопит его туда вернуться. Садитесь, дорогая. Осторожно, там ступенька.
Абигайль искусно обошла несколько дурно пахнущих корзин.
– Вы же не собираетесь бросать картошку в мистера Рурка? Это слишком жестоко.
– Она же принесла розы, – мрачно ответил герцог. – Посмотрите на нее.
Абигайль посмотрела. Кэри махнул ей рукой; поколебавшись, она помахала в ответ.
– Клянусь, она устроила чертово великолепие, чтобы поразить меня. А на самом деле эта ложа вашего дяди. Я мог бы в любой момент вышвырнуть ее оттуда, у нее даже нет чертовых билетов!
– Моего дяди, сэр? Вы имеете в виду лорда Уэйборна?
Герцог кивнул, не сводя глаз с Джульет, которая смотрела только на сцену, хотя занавес еще не подняли.
– Пока граф Уэйборн не вернулся из Дербшира, она беззастенчиво пользуется его собственностью. Уверен, если б он вдруг появился здесь, она бы просто убила его и выкинула труп. Почему ее брат мне постоянно машет? Это чертовски раздражает.
– Думаю, он хочет привлечь мое внимание, сэр.
– Игнорируйте его, – посоветовал герцог. – Он безвреден. Не спускайте глаз с нее. Это она нарушитель перемирия. И если она хочет начать войну, я сделаю ей одолжение. У меня тут полно овощей, я не побоюсь их все использовать.
В этот момент вошел принц-регент, вызвав овацию своих подданных. Абигайль чуть не выпала из ложи, чтобы разглядеть будущего короля. Возможно, его королевское высочество был немного старый, немного обрюзгший, но ей он казался героем из сказки. Как только принц-регент сел на привилегированные места прямо за оркестровой ямой, свет погас, зажглись лампы на сцене, и за поднявшимся занавесом открылся дворец Клеопатры в Александрии, где великий полководец Антоний стал комнатной собачкой египетской царицы.
Прежде чем закончилась вторая сцена, слуга принес в ложу герцога записку на серебряном подносе. Тот схватил ее, опередив Абигайль.
– «Встретимся на верхней площадке лестницы. Ваш… и так далее». – Прочтя, герцог с презрением бросил записку в ближайшую корзину. – Черта с два! Я твои фокусы знаю. Пытаешься выманить меня отсюда с помощью брата, чтобы кидать за моей спиной розы, да? – И он крикнул Джульет: – Придумай что-нибудь получше, дорогая!
Кэри показал на Абигайль, затем пальцами изобразил на ладони ходьбу.
– Наверно, мне следует пойти и узнать, чего он хочет, – сказала Абигайль.
– Хорошая мысль, – согласился герцог. – Займите его и не выпускайте из виду. А я присмотрю за ней. Будьте осторожны, Абигайль, она что-то задумала. Я это знаю, чувствую. И ее брат может быть в этом замешан.
– Я буду крайне осторожна, сэр, – заверила Абигайль, выбираясь из ложи.
Слава Богу, она удержалась от крика, увидев Кэри, идущего к ней с другого конца коридора. Хотя мимо прошел слуга с подносом винных бокалов, она бросилась к мужу, обняла за шею. Его сюртук, который она смогла теперь рассмотреть, был не черным, а темно-баклажанового цвета и пах розами. Она только надеялась, что от нее самой не разит гнилой картошкой.
– Моя бедная девочка, – шептал Кэри, касаясь губами ее волос, – представляю, как ты страдаешь с этим неотесанным человеком.
Она почувствовала, что у нее за спиной он снимает перчатки, затем его руки скользнули ей на шею, притянули ее голову, и Кэри стал очень нежно, словно боялся причинить ей боль, целовать ее. Абигайль задрожала от их близости.
– Он заполнил всю ложу гнилыми овощами, – пожаловалась она. – Это ужасно. А твоя сестра невыносима.
– Ладно, сейчас все хорошо, – сказал Кэри, закрывая ей рот поцелуем и подталкивая к занавесям, чтобы укрыться за ними.
Сначала Абигайль страстно отвечала ему, но, когда он принялся ласкать ее грудь, она попыталась отстраниться. Увы, Кэри был слеп и глух ко всему, кроме своего желания.
– Я скучал по тебе, Смит, – хрипло шептал он. – Ты не представляешь, как я хочу тебя прямо сейчас. – Он положил ее руку на свои брюки: – Смотри, что ты со мной сделала.
Но Абигайль отдернула руку. Этого Кэри уже не мог не заметить.
– Я думала, ты хочешь поговорить со мной, – едко заметила она, пытаясь выбраться из бархатной ловушки. К счастью, в этот момент коридор был пуст. – Ты еще помнишь, как разговаривают? Мне кажется, все, чего ты хочешь… это посадить меня на кол. Думаю, мы иногда могли бы разговаривать.
– О чем? – спросил Кэри. – Как тебе нравится спектакль? Не думаешь ли ты, что пойдет дождь?
Абигайль вдруг разозлилась. Целый день все, казалось, только и делали, что бранили, оскорбляли, использовали ее, – отец, мисс Уэйборн, герцог. Она думала, что хотя бы с Кэри отдохнет душой. Но ведь их отношения, напомнила она себе, только плотские, по крайней мере с его стороны. Ей вдруг расхотелось быть для него лишь вожделенным телом.
– Ты полагаешь, я должна забыть, что ты назвал меня воровкой? – процедила Абигайль. – Только потому, что ты меня поцеловал?
– Я собирался извиниться, – обиженно сказал Кэри.
– Неужели?
– Ты сама обняла меня, Смит. Ты первая начала. Я уже придумал извинение, чтобы все уладить… а ты погубила мои намерения своими нежными маленькими…
– О! – произнесла Абигайль.
– Тебе легко говорить. Смотри, – добавил он, вынимая из кармана плоский голубой футляр. – Я тебе кое-что принес.
Абигайль готова была заплакать. Она терпеть не могла отцовскую манеру примирения.
– Кэри, ты не можешь купить мне подарок и думать, что все прощено.
– Я и не думал. Почему я должен покупать тебе подарок? Они, по-моему, твои.
Заподозрив очередную шутку, Абигайль все же открыла футляр.
– Мои жемчуга! – воскликнула она. – Какого черта ты с ними делаешь?
– Возвращаю их тебе, конечно, – удивленно сказал Кэри. – Разве ты не знаешь, что они были украдены?
– Вообще-то у меня довольно много жемчуга, – оправдывалась Абигайль. – Но эти я редко надеваю. Значит, я оставила их в твоем доме? Почему ты говоришь, что они были украдены?
– Потому, Смит, что они были украдены вместе с бабушкиной чашей для пунша и другими вещами, которые также нашлись. Хочешь, чтобы они побыли у меня? – спросил Кэри, оглядывая ее роскошный гарнитур итальянских камей. – В данный момент твоя шея и без того прекрасно украшена.
– Так, значит, вор пойман, он отдал все назад? – спросила Абигайль. – Это замечательно, Кэри. Правда.
– Нет, обезьянка, вор остался на свободе. Но когда я вернулся на Боу-стрит, там был мистер Лейтон, он возвращал мое серебро и твои жемчуга.
– Мистер Лейтон! Мой мистер Лейтон?
– Я не знал, что он твой собственный мистер Лейтон, но да. Вор был из его домашних. А именно Эванс.
– Боже мой! Горничная миссис Спурджен? Какой ужас! И она взяла из моей комнаты мои жемчуга? Какая наглость.
– Не думай о своих жемчугах, Смит. Тебе их вернули. Мое серебро и твой жемчуг они без труда нашли в комнате преступницы. Но поскольку они не знали о пропавших миниатюрах, то позволили Эванс покинуть дом.
– Просто отпустили? – изумленно спросила Абигайль. – Воровку, чья вина доказана?
– Ее, конечно, уволили без рекомендации. Думаю, твой мистер Лейтон хотел избежать неприятностей и больших расходов на судебный процесс. Я уж точно этого не хочу. И не хотел бы увидеть женщину повешенной. А ты?
– Нет, конечно. Мне жаль твои миниатюры, Кэри, – расстроенно сказала Абигайль. – Они очень дорогие.
– Меня абсолютно не интересуют пустяки вроде этих миниатюр. Я даже не смотрел на них, пока ты не появилась в Танглвуде.
– Тогда странно, что ты удосужился приехать в Лондон, чтобы заявить об их пропаже.
– Я приехал не ради этого.
– А ради чего?
– Я нанял сыщиков не ради того, чтобы найти чертовы миниатюры, глупая женщина! Я нанял их, чтобы найти тебя. – Он прислонился к стене, внимательно изучая свои ногти. – Когда я подумал, что ты обворовала меня и больше не вернешься, я был расстроен только второй частью. Я боялся, что никогда тебя не увижу, Смит. Увидев тебя в магазине Хэтчарда, я сразу понял, что к краже моего серебра ты непричастна. Меня извиняет лишь то, что я никогда раньше не влюблялся. А в подобном состоянии человек уже не способен мыслить разумно. Все перевернулось вверх дном, но я твердо знал одно: если была хоть малейшая возможность, что ты меня покинешь навсегда, то я должен совершить нечто безрассудное.
– Кэри, мне показалось, или ты сказал, что любишь меня?
– Только без особого успеха.
– Нет, ты не любишь меня, Кэри, – с трудом вымолвила Абигайль. – Мне больно слышать, когда ты говоришь об этом не всерьез. Я знаю, слова легко срываются у тебя с языка, и потому не желаю ничего слышать. Наш брак в такой опоре не нуждается.
– Понятно…
В коридоре вдруг появился молодой человек, который приветствовал Кэри добродушной речью с недостатком смысла, но избытком продолжительности:
– Эта Клеопатра уже почти закипала, и мама послала меня за лимонадом. Может, принести вам тоже, Уэйборн? Для вашей леди?
– Не сейчас, Баджи! – прорычал Кэри. – Я признаюсь в любви женщине, которую действительно люблю. А она не воспринимает мои слова всерьез.
– Хорошо-хорошо, – пробормотал молодой человек, с интересом разглядывая Абигайль. – Не желаете лимонаду, мисс? Я как раз иду за ним для мамы, так что меня это не затруднит.
Но Абигайль интересовал один Кэри.
– Это правда? – осторожно спросила Абигайль. – Ты не дразнишь меня?
Кэри поднял бровь.
– Это было бы довольно жестоко, как ты считаешь?
– Да, было бы.
– Я люблю тебя, – повторил он. – Ты мне веришь, обезьянка?
– Да, шут, верю, – ответила Абигайль, чувствуя подступающие слезы.
– Хорошо. Потому что я больше не собираюсь это повторять. Мне это чертовски действует на нервы. – Его прервал взрыв аплодисментов из зала. – Ну вот и конец первого акта. Мне лучше вернуть тебя Окленду.
Они встретились вновь после антракта и немедленно скрылись за занавесями.
– Я так соскучился по тебе, – шептал Кэри, прижимая Абигайль к стене коридора.
– Прошло только два акта, – смеясь, возразила она. – Антоний еще даже не встретился с Оливией.
– Это все премьер-министр. Ему надо срочно увидеть королеву по делу государственной важности.
– Может, здесь некое преувеличение, сэр?
– Кому ты рассказываешь? – пробормотал Кэри, вручая себя в ее руки.
Абигайль, как всегда потрясенная их близостью, все же инстинктивно сжала твердую плоть, и в ней тут же забило ключом безумство разнузданного вожделения. Сопротивляться ему было бесполезно.
– Только не здесь, пожалуйста, – взмолилась Абигайль. – Любому проходящему мимо станет ясно, что мы делаем.
– Что ты предлагаешь? – напряженным голосом спросил Кэри.
– Мою карету, – застенчиво сказала Абигайль. – Сиденья раскладываются.
Кэри засмеялся.
– Очень культурно. Но мы не доберемся до нее. Иди за мной.
Схватив одной рукой Абигайль, а другой придерживая брюки, он выскочил с нею из-за занавесей, и они побежали по коридору, к несказанному изумлению группы служителей театра, которые бросали кости на лестничной площадке.
Кэри быстро и тайно вел Абигайль в глубины театра, пока они не оказались в маленькой темной комнате. Он прижал ее к двери и крепко поцеловал, одновременно срывая сюртук.
– Кушетка, – торопил он. – Ради Бога, ложись.
Столь же лихорадочно Абигайль успела нащупать какую-то одежду и сбросить ее с кушетки прежде, чем Кэри схватил ее за бедра.
– Панталоны, Эбби? – хрипло сказал он, поворачивая Абигайль лицом к себе. – Что ты со мной делаешь?
– Прости! – Вскочив, она торопливо освободилась от панталон.
Он тут же вошел в нее так глубоко, как только смог, и они единым существом упали на кушетку.
– Скажи, что любишь меня, – умоляла Абигайль. – Повтори.
– Я люблю тебя, – повторял Кэри снова и снова.
Наслаждение было столь велико, что на миг сознание покинуло Абигайль. Когда она пришла в себя, Кэри нежно целовал ее. Шторм закончился и для него.
– Тебе это нравится, да, обезьянка?
Абигайль еще чувствовала его внутри – слабое подергивание, без толчков.
– Да, мне это нравится. Скажи опять.
– Очень приятно это слышать, правда? – утвердительно сказал Кэри, начиная выходить.
– Нет, еще нет, – пробормотала Абигайль, сжимая его бедрами.
Осознание того, что она снова хочет его, возбудило Кэри.
– Люби меня, – подгоняла его Абигайль. – Скажи, что любишь.
Но Кэри заметил, что сама она ни разу этого не сказала, до какой бы степени наслаждения он ее ни доводил, сердце Абигайль оставалось для него закрытым. Это наполнило его печалью, которой он не мог поделиться с ней. Если Абигайль поймет, что он несчастлив, узнает причину, уступчивый нрав заставит ее притвориться влюбленной. А это неизмеримо хуже.
– Не думаю, что я когда-либо смогу тобой насытиться, – прошептал он, нехотя отстраняясь. – Но ведь у нас в спальне не было никаких проблем, верно?
– Да, ты всегда делаешь меня очень счастливой.
Говоря это, Абигайль знала, что слова не выражают ее чувств. Когда их тела соединялись, она была в состоянии непрерывного блаженства, но, когда они разъединялись, ее сразу одолевали сомнения в его любви, страх от собственного несоответствия ему. Она была уверена только в одном, что любит его, и это ставило ее в очень уязвимое положение.
– Если б у нас было побольше времени… – сказал Кэри, уже ища свою одежду. – Но Антонию в любой момент может понадобиться другой костюм, а я не хочу, чтобы мою жену застали в гардеробной актера. – Кэри с улыбкой взглянул на нее. – Твоя корона сидит немного криво.
– Антоний? – повторила Абигайль, пока он приводил ее в порядок. – Это гримерная мистера Рурка?
Оглядев комнату, она увидела на манекене знакомый римский панцирь. Мистеру Рурку он вскоре понадобится для его встречи с Помпеем. Вскочив с кушетки, Абигайль помогла Кэри одеться.
– Боже мой! – испуганно сказала она. – Какое свинство! Бедный! Его гардеробная.
– Осмелюсь сказать, убежище мистера Рурка не впервые используется для подобных целей, – сухо заметил Кэри, надевая рубашку. – Мы расстаемся в последний раз, Абигайль. Мне до смерти надоело скрываться.
– Мне тоже, – пылко сказала она.
– Мы поедем на чертов маскарад регента, и я все объясню твоему отцу. Если повезет, он тут же лишит тебя наследства. Тогда я смогу отвезти тебя в Танглвуд, чтобы заниматься с тобой любовью в постели, как положено. Что скажешь?
– Возможно, будет лучше, если мы вообще не поедем в Карлтон-Хаус. Днем я уже пыталась разговаривать с отцом. Кэри, он тебя ненавидит. Давай лучше поедем в Хартфордшир и пошлем ему письмо.
Кэри нахмурился.
– Ты имеешь в виду – сбежим? И всю оставшуюся жизнь будем всякий раз нырять под прилавок, когда увидим его в городе? Нет, Абигайль. Я прямо скажу твоему отцу, что ты моя жена. В конце концов, он не может ненавидеть лично меня. Все меня любят. Признаться, в юности у меня была не очень хорошая репутация. Пил, играл в карты. Если твой отец стойкий пресвитерианский джентльмен…
– Нет, нет. За всю жизнь он был в церкви не больше пяти раз. И он не джентльмен. Ты должен это знать. Он торговец.
– Ты имеешь в виду, что у него действительно есть бумажная фабрика? – усмехнулся Кэри.
– Да. Кроме всего прочего.
Надевая сюртук, Кэри ласково улыбнулся:
– Моя дорогая Смит, какое мне до всего этого дело? Я женился на тебе, а не на твоем отце. А если ему это не нравится, может прыгнуть в Темзу. Лично меня совершенно не волнует, кто твой отец. Пусть хоть сам чертов Рыжий Ритчи.
– Ты действительно так считаешь?
Кэри уже торопливо завязывал галстук, пользуясь зеркалом мистера Рурка.
– Конечно. Как думаешь, мистер Рурк будет возражать, если я позаимствую для маскарада один из его костюмов? – И он сдернул с ящика в углу комнаты актерский красный плащ.
– Клюв и когти! Клюв и когти! – раздался из темного угла до ужаса знакомый голос.
– Нет, этого не может быть! – выдохнула Абигайль, прижимая руки к груди.