Читая сообщение, пришедшее из Миддлсборо, Кентукки, я вспомнил красивую притчу о рабе, который бежал в Семару, потому что встретил на базаре смерть, и та ему вроде бы погрозила пальцем. Через пару часов хозяин раба, кажется, близкий приятель смерти, тоже встретился с ней и спросил: «Зачем ты грозила моему рабу, встретив его сегодня утром на базаре?» И смерть ответила: «Я не грозила ему, я просто удивилась. Меня удивило, что он все еще здесь, в то время как вечером у нас с ним свидание в Семаре».
Эта притча в некотором роде противоположна тому, что случилось два дня назад в Миддлсборо, Кентукки, где у человека на утро было назначено свидание со смертью, но по причинам, до сих пор не выясненным, именно смерть на него не явилась. Зато Джеймс Лонгворт, шестидесятидевятилетний горец, встал так рано, как никогда не вставал, помылся и приготовился будто бы в далекий путь. Потом лег в постель, закрыл глаза и принялся твердить все молитвы, какие знал, в то время как снаружи, за окнами, больше двухсот человек дожидались, когда свершится объявленное, приплывет невидимый корабль и навсегда унесет обреченного.
Ожидание длилось уже три дня, с того самого утра, когда горец за завтраком заговорил о своих снах и сообщил, что в одном из них к нему явилась смерть и пообещала прийти за ним в восемь часов двадцать минут 28 июня 1952 года. Весть распространилась по городку, затем по району, а затем и по всему штату Кентукки. Рано или поздно каждый житель городка, района и штата должен будет умереть. Но смертность Джеймса Лонгворта с того самого дня стала отличаться от смертности его соседей, ведь ему был назначен срок, он мог делать все, что угодно, даже разработать себе диету на основе сулемы, будучи уверен, что смерть сдержит слово, столь торжественно данное, и не пойдет на попятный после столь четкого и громогласного объявления. С того самого дня Джеймса Лонгворта называли на улицах Миддлсборо, в районе и в штате Кентукки просто «человеком, который должен умереть».
Так что позавчера, проснувшись, жители района вспомнили, что настало 28 июня и что через два часа смерть явится на свидание к Джеймсу Лонгворту. Утро, которое должно было стать скорбным, превратилось до какой-то степени в праздничное: любопытствующие горожане опаздывали на работу, делали крюк, чтобы присутствовать при свидании со смертью. В действительности люди вряд ли думали, будто Джеймс Лонгворт умрет какой-то особенной смертью. Но, так или иначе, в данном случае в игру вступило нечто, интересовавшее смертных с самого начала времен: а именно, держит ли смерть свое слово. И мужчины, женщины и дети явились, дабы убедиться в этом, в то время как Джеймс Лонгворт прощался с ними, лежа в постели, так, как будто уже поднимался по трапу того незримого судна, одну из бесчисленных миллионов кают которого ему дано было разглядеть три года назад, когда была назначена дата его отправления в нескончаемый путь.
Вдруг, трепеща всем сердцем, наблюдатели убедились, что на часах ровно восемь двадцать, а смерть не приходит. Горделивую скорбь, поруганную надежду отразили две сотни лиц, прижимающихся к стеклу. Но минута прошла. Прошла еще одна, и ничего не случилось. Тогда Джеймс Лонгворт, придя в замешательство, сел в постели и сказал: «Если я сейчас не умру, это меня сильно огорчит». И возможно, что в этот час двести человек, которые встали ни свет ни заря, долго тащились пешком, изнывая от зноя ясным утром палящего лета, собрались все вместе на площади и призывают смерть. Не затем, чтобы она их унесла с собой, а затем, чтобы ее линчевать.