Расставшись в театре с Рэнсомом и Корделией. Офелия пошла в раздевалку. Проходя по коридору, она обратила внимание на то, что личная гримерная мадам Татины заперта, и подумала, что она принимает кого-то из своих состоятельных поклонников. Однако спустя мгновение звучный голос примадонны донесся до Офелии со стороны кабинета мистера Неттлса. Ведущая актриса устраивала управляющему очередной скандал. Офелия улыбнулась и вошла в раздевалку. Другие актрисы уже были одеты для репетиции и теперь подрумянивали щеки и подкрашивали брови. Офелию несколько удивило, что сегодня они не хохочут и не делятся последними закулисными сплетнями. Причина необычной тишины тотчас же выяснилась.
На одном из стульев сидел незнакомец.
Он был внушительного телосложения, широкоплеч и крепок. Одет он был с иголочки, но не в английский костюм. В одной руке этот господин держал широкополую шляпу, тоже иностранную, другой похлопывал себя по колену.
Заинтригованная импозантной внешностью мужчины, Офелия предположила, что он один из тех богатых обожателей молоденьких актрис, которые частенько наведываются за кулисы, чтобы выразить приглянувшейся им девице свое восхищение и пригласить на ужин в клуб. Однако новую пьесу еще не показывали публике, так откуда же было взяться поклоннику? И кого он здесь ждет? Актрисы бросали на странного посетителя обеспокоенные взгляды. Он же сидел с невозмутимым видом и не обращал на них ни малейшего внимания.
Внезапно мужчина обернулся и взглянул на Офелию.
Она оцепенела. Лицо незнакомца было покрыто оспинками, давно побледневшими, но все еще заметными. Карие глаза его светились мудростью и жизненным опытом. Офелия чуть было не попятилась к двери, однако поборола тревогу и, поклонившись незнакомцу, вежливо спросила:
– Что вам угодно, сэр?
Венеция толкнула ее в бок и прошептала:
– Он маркиз!
– Извините, ваша светлость! – поспешила исправить свою ошибку Офелия. Ей никогда прежде не доводилось разговаривать с титулованной особой, занимающей в табели о рангах престижную позицию между титулами графа и герцога. – Чем я могу быть вам полезна?
Маркиз неожиданно улыбнулся, отвесил ей поклон и представился:
– Джон Синклер, маркиз Гиллингэм. Но для вас я просто Джон, поскольку мы с вами не чужие люди…
Покраснев от смущения, Офелия промолвила:
– Позволю себе заметить, что это весьма спорно… – Она прикусила язык, сообразив, что рассуждать в присутствии посторонних о степени их родства неблагоразумно. Джон Синклер был для нее совершенно чужим человеком, а вот его младший брат Гейбриел являлся незаконнорожденным сыном ее папочки, плодом его давнего тайного романа с матерью Гейбриела.
Джон Синклер едва заметно кивнул, давая ей знать, что он все прекрасно понял, и сказал:
– Ваш уважаемый отец отправил срочное письмо моему брату Гейбриелу по его лондонскому адресу, а также другое, для подстраховки, в его имение в Кенте. К сожалению, мой брат в данный момент отдыхает на юге Франции вместе со своей не совсем здоровой супругой и серьезно больной сестрой, недавно переболевшей корью. Тем не менее слуги в его особняке направили посыльного ко мне, и я немедленно принял надлежащие меры.
Офелия ахнула, пораженная услышанным.
– Моя сестра недавно родила еще одного младенца, и мы с моей женой Марианной как раз гостили в ее усадьбе, когда посыльный доставил туда письмо вашего отца. Я счел своим долгом заменить своего отсутствующего младшего брата и, выполняя просьбу вашего отца, тотчас же отправился за вами в Лондон, – пояснил маркиз.
Офелия почувствовала легкое головокружение. Над ее сценической карьерой нависла серьезная угроза. Она принялась лихорадочно соображать, какие доводы в защиту своих планов ей лучше привести. Но Джон Синклер не дал ей произнести ни слова, он настоятельно предложил ей взять его под руку и немедленно покинуть душную раздевалку.
Офелия опомнилась и, отшатнувшись, воскликнула:
– Нет, ваша светлость! Это невозможно! Я должна…
В этот миг она почувствовала, что какое-то крохотное пушистое существо снует вокруг ее ног, и со страху подпрыгнула. Существо тявкнуло, она посмотрела на него и увидела, что это маленький спаниель. Откуда взялась здесь эта собачонка?
– К ноге, Рант! – скомандовал песику маркиз. Спаниель послушно улегся у ног своего хозяина.
Маркиз решительно шагнул к Офелии, прижал ее руку локтем к своему боку и вывел из гримерной в коридор, не дав ей опомниться.
Актрисы проводили ее такими завистливыми взглядами, что она не сочла нужным попрощаться с ними. Одна только Венеция выглядела встревоженной, но что она могла поделать?
– Как я все это объясню мистеру Неттлсу? – пролепетала, очутившись в коридоре, Офелия. – Я не могу его подвести!
– Не волнуйтесь, милочка, я предложу владельцу театра щедрую компенсацию, – сказал Джон Синклер, увлекая ее к выходу из здания. – Кстати, где ваша сестра-близнец?
Противостоять мощному натиску Джона Офелия не могла, он был подобен огромному девятому валу в океане. Тем не менее, она снова робко выразила ему свой протест. Разумеется, он пропустил его мимо ушей. Тогда она промолчала в ответ на его вопрос о местонахождении Корделии. Но он легко нашел ее сам в швейной мастерской, подкупив привратника. Увидев их на пороге своей каморки, Корделия раскрыла от изумления рот.
– Доброе утро, милейшая мисс Эпплгейт! – радушно приветствовал ее маркиз, не выпуская руки Офелии. – Меня зовут Джон Синклер, я маркиз Гиллингэм и в некотором смысле ваш родственник. Сейчас я исполняю поручение вашего отца моему младшему брату Гейбриелу, которого задержали во Франции семейные обстоятельства. Ваш отец просил помочь вам, своим любимым дочерям, очутившимся в неприятной ситуации. Я намерен оградить вас от опасностей и окружить вас заботой.
– Нам ничто не угрожает! – пропищала Офелия. – За нами присматривает один джентльмен, мы живем в доме его брата викария.
– Неужели? – с оттенком сомнения вежливо спросил Джон.
– Чистая правда! – подтвердила Офелия, мысленно проклиная запропастившегося где-то опекуна.
Судя по испуганному виду Корделии, она уже готова была закричать и позвать на помощь. Но тогда маркиз принял бы их за истеричных дурочек, а все актрисы подняли бы их на смех.
– Не будете ли вы настолько любезны, чтобы поехать вместе с нами в моей карете в мой лондонский дом? – обратился Джон к Корделии, затравленно озирающейся по сторонам. – Там мы спокойно обсудим ваши проблемы в более приятной обстановке. Признаюсь, это заведение – не место для девушек из благородной семьи.
Офелия стала подавать сестре тайком знаки отвергнуть это предложение. Но Корделия только молча смотрела изумленными глазами настоящего перед ней крупного и прекрасно одетого мужчину с властными повадками и ничего не говорила.
– Так вы согласны? – переспросил он. Корделия кивнула, побледнев как мел. Зато Офелия вскричала:
– Нет! Никуда мы не поедем! В этом нет никакой необходимости. Правда, Корделия?
– Боюсь, что она есть, – твердо ответил маркиз за нее и решительно вывел Офелию из каморки.
Ей казалось, что все это происходит с ней не наяву, а в кошмарном сне. Она совершенно не могла сопротивляться, только оглядывалась по сторонам в надежде, что откуда-то появится и спасет ее Рэнсом Шеффилд. И хотя она понимала, что маркиз выполняет просьбу их отца, мысль о том, что она навсегда потеряет шанс стать актрисой, была невыносима.
Слезы готовы были хлынуть у нее из глаз. Однако волей-неволей она приближалась к выходу из театра. За ними молча плелась Корделия, очевидно, смирившись со своей горькой участью, как агнец, которого ведут на заклание. Все происходило стремительно. Вокруг них суетились люди, все они оборачивались и с изумлением глядели на монументальную фигуру Джона, не обращая никакого внимания на двух сестер, понуро идущих с ним рядом.
Разумеется, их в первую очередь привлекала царственная осанка и шикарная одежда маркиза, на фоне которого близняшки, одетые скромно и бедно, блекли. Корделия даже не успела снять выцветший фартук, который надевала, чтобы защитить от пыли свое муслиновое платье во время починки театральных костюмов.
Не оправдалась и последняя надежда Офелии, которую она возлагала на привратника. Нобби не только не преградил путь маркизу, а даже с заискивающей улыбкой распахнул перед ним входную дверь, за что получил еще одну монетку. Сжав ее в кулаке, он с ухмылкой пробурчал:
– Забираете обеих крошек, сэр? Что ж, у большого человека большой аппетит.
Джон и бровью не повел, зато его собачонка злобно тявкнула на старика и зарычала: дескать, держи язык за зубами, болван.
На улице девушек ожидала невообразимо элегантная карета с гербом на лакированной двери и латунными фонарями. Джон помог сестрам забраться в нее, сел на сиденье напротив них и дал команду кучеру трогать. Экипаж направился в фешенебельный район города.
– Вся наша одежда осталась в доме викария, – робко произнесла Офелия. – И нам обязательно надо с ним попрощаться, он был так добр к нам!
– Вы напишете ему письмо, сударыня, – сказал маркиз. – А ваши вещи заберет мой лакей. Викарий обрадуется, узнав, что вас приютили ваши родственники, вернувшиеся в Лондон.
В западной части города Офелии бывать еще не доводилось. В иных обстоятельствах роскошные дома и широкие улицы наверняка привели бы ее в неописуемый восторг, не говоря уже о зеленых парках, красивых площадях и чугунных оградах.
Но сейчас она не проявляла к живописному ландшафту никакого интереса, опустошенная и оглушенная стремительными переменами в своей жизни. Ее сценическая карьера резко оборвалась, так и не начавшись. И она исчезла из дома викария, даже не попрощавшись с ним.
Особняк, напротив которого остановилась карета маркиза, оказался огромным и величественным. В другой ситуации Офелия, безусловно, обрадовалась бы тому, что станет гостьей влиятельного и богатого аристократа.
Его родственницей она себя не ощущала. Но отдавала должное уважение проявленному им чувству братского долга и солидарности с Гейбриелом. Несомненно, благородные леди должны были проникнуться благодарностью к пунктуальному маркизу. Офелия понимала это.
Но в данный момент она желала ему сгореть в аду.
Сестры переглянулись, как бы выражая друг другу сочувствие. Вид у обеих был удрученный. Тем не менее Офелия, подобно выловленной из реки водяной крысе, предпочла бы нырнуть в ледяную воду, а не воспользоваться назойливым гостеприимством маркиза.
Джон Синклер, обладавший поразительной проницательностью, не сводил с близняшек внимательных глаз. По прибытии в свой особняк он с важным видом ввел их в просторный вестибюль высотой в два этажа и представил своим лакеям в ливреях. Винтовая мраморная лестница вела в жилые помещения. Девушек сначала проводили в спальню, чтобы они привели себя в порядок после путешествия, а потом пригласили их в гостиную.
Интерьер этой комнаты поразил Офелию не меньше, чем большой вестибюль и представительный дворецкий. Подобной роскоши она никогда еще не видела. Рот ее то и дело непроизвольно открывался от восхищения, а глаза округлялись. То же происходило и с Корделией.
– Я готова выполнить все ваши желания, мисс Эпплгейт, – сказала, обращаясь к Офелии, высокомерная горничная. – Ваши вещи, оставшиеся в доме викария, будут вскоре забраны оттуда. А пока вы можете просить все, что вам угодно, как сказал наш хозяин.
– Мне бы хотелось остаться одной, – ответила Офелия и молча вышла в холл.
Служанка последовала за ней, держась на некотором расстоянии. Офелия вошла в спальню и заперлась изнутри на ключ.
– Имею же я право собраться с мыслями! – воскликнула она при этом.
Походив взад-вперед по комнате, она остановилась напротив зеркала над туалетным столиком и нахмурилась. Хитрый маркиз, похоже, приказал своей прислуге наблюдать за ними. Никаких плодотворных идей в голове Офелии не возникло. Она оглядела спальню, вдвое превышающую своими размерами ее комнатку в доме викария. Убранство нынешней опочивальни было куда более роскошным, чем скромная обстановка ее первого пристанища в Лондоне. Но она предпочла бы вернулся к Джайлзу. Ей страшно не хватало как ставшего привычным интерьера, так и самого викария. За что же так жестоко наказал ее злой рок, разлучивший их именно в тот момент, когда она стала воспринимать его не только как милосердного служителя церкви, но и как личность, мужчину с выдающимися качествами, подобных которому она еще не встречала.
Издав тоскливый вздох, Офелия подумала, что ей нужно обязательно написать викарию благодарственное письмо. Он подобрал их с лондонской улицы, голодных, испуганных и продрогших, и проявил к ним необычайную доброту.
Как же ей доходчиво объяснить причину их стремительного исчезновения? Если сказать без обиняков, что их фактически похитили, повергнув в замешательство, он обеспокоится и огорчится. Однако же нельзя было допустить и того, чтобы Джайлз заподозрил ее в добровольном бегстве из его скромной обители ради больших удобств и благ в роскошном доме маркиза?
И хотя викарий был и сам отчасти повинен в случившемся, поскольку вынудил их с сестрой написать своему отцу покаянные письма, Офелия не только не сердилась на него за это, но даже была ему признательна. Ведь иначе их больной отец наверняка сам приехал бы из Йоркшира в Лондон и стал разыскивать их по всему городу, терпя страдания и неудобства. Вполне возможно, что он бы не вынес тягот многотрудного путешествия и скоропостижно скончался. Тогда Офелия до конца своих дней корила бы себя за это. Нет, определенно Джайлз поступил верно и мудро. Она вела себя как себялюбивая дура, не соблаговолив задаться вопросом, какие печальные последствия будет иметь ее бегство из дома как для нее самой, так и для ее родных.
Она вздохнула и, сев в обитое плюшем кресло, попыталась обдумать ситуацию. Да, решила она, стиснув пальцы в кулак, ее планы рухнули. Что же ей теперь делать? Терпеливо ожидать в этой золотой клетке, пока маркиз не отправит их с Корделией обратно в Йоркшир?
На глаза навернулись крупные слезы. Офелия потерла ладонями щеки и огляделась. Ее внимание привлекла ваза со свежесрезанными красными розами, стоявшая на столике возле кресла. Отчего-то вид цветов окончательно расстроил ее, и Офелия разрыдалась. Абсолютно машинально она вытянула из вазы одну розу и вскрикнула от резкой боли, уколов шипом палец. Из ранки выступила алая капелька крови. Туман в голове мгновенно рассеялся.
Боль пошла Офелии на пользу. У нее родилась занимательная мысль о том, что судьба сполна отплатила ей за все ее дерзкие вызовы. Но обычно схватки дуэлянтов продолжаются только до первой крови. Не следует ли из этого, что отныне все у нее пойдет к лучшему?
Ход ее мыслей прервал тихий стук в дверь.
– Открой, Офелия! Это я, Корделия! – послышался сдавленный шепот сестры.
– Минуточку! – Офелия вскочила с кресла, подбежала к двери, повернула ключ в замке и впустила Корделию в спальню.
Близнецы обнялись.
– Я не смогла отделаться от своей служанки! – посетовала Корделия. – Она сначала угощала меня чаем со сладостями, потом долго расчесывала мне волосы. И наконец предложила примерить ее красивые платья. А как ты умудрилась избавиться от своей надменной горничной? Ты так быстро исчезла!
– Я просто обманула ее, – сказала Офелия. – Она дура.
Сестра прыснула со смеху.
– Ну и что мы теперь станем делать? – спросила Офелия.
– Не знаю, – вздохнув, ответила Корделия. – Мне очень недостает общества Рэнсома Шеффилда. Ты не поверишь, но мы с ним уже целовались!
– Неужели? Ну и как тебе это понравилось? – вытаращив глаза, спросила Офелия.
– Словами это не описать! – воскликнула Корделия, и глаза ее засверкали.
Офелия погрустнела и призналась, что она скучает по викарию. «Но ведь с ним нельзя целоваться», – с тоской добавила она. А после нескольких случайных поцелуев с соседскими парнями в Йоркшире она ровным счетом ничего особенного не почувствовала.
– Как я тебе завидую, сестренка! – призналась она.
– Офелия, довольно тосковать, нужно что-то срочно предпринять, – решительно заявила Корделия. – Может быть, свяжем несколько скрученных в жгут простыней и спустимся по ним с твоего балкона?
– Маркиз быстро найдет нас в театре на Мэлори-роуд, – возразила Офелия. – А если не ходить туда, тогда какой резон в побеге?
– Может быть, откажемся от еды и питья в знак протеста? – предложила Корделия, вращая глазами, как умалишенная.
– Ты полагаешь, что тогда маркиз разрешит нам вернуться в театр? – спросила Офелия, приятно удивленная самоотверженностью сестры.
– Если честно, то я так не думаю, – сказала Корделия, присев на край кровати. – По-моему, он скорее станет кормить нас насильно, прикажет слугам запихивать еду нам в глотку, как откармливаемому рождественскому гусю. Мистер Неттлс быстро найдет тебе замену. А что подумают о нас братья Шеффилд, мне страшно, даже представить. Мы в ловушке Офелия!
– Боже, это невыносимо! – простонала Офелия. Она готова была рвать волосы на голове от охватившего ее отчаяния.
Неожиданно кто-то постучал в дверь.
– Кто там? – разом спросили двойняшки.
– Простите, мисс, но через полчаса подадут ужин. Вам помочь переодеться? – спросила служанка.
– Переодеться? Но во что? – язвительно спросила Офелия.
– Маркиз уже забрал ваши вещи у викария. Если вы соблаговолите открыть мне дверь, я отдам вам вашу одежду.
– Как? Так быстро? – изумленно спросила Корделия.
– Проклятие! Я ведь еще не написала письмо Джайлзу! – в сердцах воскликнула Офелия.
– Что же подумал обо мне Рэнсом? Я ведь с ним даже не попрощалась! – Корделия принялась кусать костяшки пальцев.
– Что нам делать? – спросила Офелия у сестры, зажмурившись. Все мысли перемешались в ее голове, а в груди образовалась пустота.
– Не знаю, – прошептала Корделия, беря ее за руку. Сестры сжали друг другу холодные пальцы и переглянулись. – Нужно срочно что-то предпринять! Для начала я в знак протеста не стану переодеваться к ужину!
– И я тоже! – сказала Офелия, скорчив свирепую гримасу.
И хотя им обеим и было известно, что их гардероб весьма скуден, свое решение бросить дерзкий вызов властному маркизу они сочли началом бескомпромиссной борьбы за свои права. Тем не менее они все-таки умылись и причесались, перед тем как спуститься в столовую и предстать перед маркизом в скромных темных муслиновых платьях. А Корделия наконец сняла свой рабочий фартук. В комнату они вошли, взявшись за руки.
Столовая была отделана белыми и голубыми панелями, окаймленными на французский манер позолотой, высокие потолки были расписаны сюжетами из древнегреческой мифологии. Стол буквально ломился от всяческих яств, выложенных на серебряных блюдах. От яркого света множества свечей в подсвечниках и канделябрах у Офелии зарябило в глазах. Отражаясь в огромных настенных зеркалах, это свет ослеплял.
Сестры почувствовали себя как бедные крестьянские девушки, очутившиеся в гостях у короля. Но это не поколебало их решимости сопротивляться.
– Пожалуйста, не осуждайте эту несколько излишне пышную сервировку, леди, – произнес маркиз, отвесив им поклон. – Но слуги так обрадовались нашему возвращению в Лондон, что немного переусердствовали, накрывая на стол.
«А где же маркиза?» – подумала Офелия, вспомнив, что хозяин дома говорил, что он вернулся домой вместе со своей женой.
И тотчас же в столовую величественно вошла красивая высокая молодая дама с гладкими каштановыми волосами и умными голубыми глазами. Она была одета в светло-голубое платье, пошитое, несомненно, мастером своего дела, на плечи накинута шелковая шаль.
– Позвольте мне представить вам свою супругу леди Гиллингэм, – напыщенно произнес маркиз. – Дорогая, у нас в гостях мисс Корделия Эпплгейт и мисс Офелия Эпплгейт.
– Называйте меня просто Марианна, – проворковала маркиза. – Я рада, что мы вам помогли. Муж сказал мне, что вы волей судьбы очутились в стесненных обстоятельствах. Это верно?
Сестры переглянулись, кивнули и молча сели за большой стол. Им было несколько странно слышать, что свои бесцеремонные действия маркиз счел едва ли не благодеянием. Откуда ему было знать, что они предпочли бы такой навязчивой благотворительности похищение их разбойниками с большой дороги? Очевидно, его не волновало их мнение о его возмутительном поступке. Он считал их неразумными детьми, которых надлежало направить на путь истины. Так или иначе, они чувствовали себя в его доме пленницами.
– Его светлость оказал нам большую любезность, – промолвила наконец Офелия, сделав для храбрости глоток вина.
Ужин тянулся мучительно долго. Маркиза начала вспоминать забавные происшествия, которые случились во время их путешествия. Офелия притворилась, что с интересом слушает ее. Хозяйка рассказала также гостьям кое-что о своей сестре и ее муже, проживающих в Бате.
– Недавно она родила седьмого ребенка! Роды, к счастью, прошли удачно благодаря помощи опытной повивальной бабки. Малыш здоров, у его родителей все чудесно. Правда, моя сестра иногда жалуется, что он похож больше на отца, чем на нее, особенно подбородком и крупным носом.
Офелия натянуто улыбнулась, не зная, что следует на это ответить, и в столовой повисла тишина. Офелия стала ковырять вилкой в овощном гарнире, не испытывая ни малейшего желания отведать какого-нибудь изысканного мясного блюда, приготовленного опытным поваром маркиза. Аппетит у нее вдруг совершенно пропал, равно как и желание соблюдать правила приличия, предписывающие расхваливать все яства и хотя бы делать вид, что ты их с удовольствием ешь.
Когда терпение Офелии было готово лопнуть, леди Гиллингэм наконец встала из-за стола и, выразительно взглянув на сестер, произнесла обращаясь к супругу:
– А теперь, милый, мы с юными леди перейдем в гостиную, оставив тебя здесь одного с бокалом портвейна и сигарой.
Офелия и Корделия прошли в гостиную, находившуюся на втором этаже дома, просторную и великолепно обставленную, с паркетным полом, устланным ворсистым восточным ковром. Опустившись на диванчик, Марианна указала девушкам на стоявшие рядом кресла и, когда они сели, спросила:
– А теперь расскажите мне откровенно, что происходит.
Переглянувшись, сестры молча уставились на нее.
Не могли же они сказать этой рафинированной светской даме, что маркиз фактически похитил их! Тем более что он выполнял волю их отца. Нет, определенно жаловаться было бессмысленно. Сестры снова обменялись многозначительными взглядами. Это не укрылось от внимания проницательной маркизы.
– Так дело не пойдет! – заявила она. – Вы ведете безмолвный диалог подобно двум арабским джиннам, выпущенным из бутылей. Но я тоже хочу участвовать в вашей молчаливой беседе.
Обескураженные ее словами, близнецы снова переглянулись.
– Мы не хотели покидать дом викария, – воскликнула Корделия. – Там нам было спокойно и уютно.
– Со стороны святого отца было очень благородно приютить вас у себя, – сказала маркиза. – Но в этом не возникло бы необходимости, если бы вы предварительно выяснили, где находится Гейбриел, в Лондоне либо в отъезде.
В этом она была, безусловно, права. Выдержав паузу, маркиза продолжала:
– Но вы, разумеется, не станете злоупотреблять его гостеприимством и продолжать обременять его своим присутствием. Ведь теперь вы можете погостить у родственников! Здесь вам будет не менее комфортно и спокойно.
Она так мило улыбнулась, что Офелия почти уверовала в то, что они с сестрой – настоящий подарок для них с мужем. А их с сестрой грубоватые провинциальные манеры и непокорный норов – забавные пустяки, неспособные отравить хозяевам их праздник.
– Я не уверена, что викарий тяготился нашим проживанием в его доме, – сказала Офелия, не решившись заметить, что их родство с маркизом весьма сомнительно.
– За ужином мой супруг сказал, что вас нужно как можно скорее отправить обратно в Йоркшир, чтобы успокоить вашего больного отца, – промолвила маркиза. – Но я с ним не согласна. По-моему, в этом нет особой необходимости.
– Вы так считаете? – разом спросили двойняшки, не ожидавшие, что найдется человек, способный перечить лорду Гиллингэму.
– Вы проделали такой большой путь, – продолжала маркиза, – наверняка ваш отец не станет возражать против того, чтобы его любимые дочери познакомились с лондонским высшим светом. Естественно, под надлежащим присмотром. – Марианна улыбнулась и стала обмахиваться шелковым веером. – Мы напишем ему письмо с просьбой позволить вам остаться у нас еще на некоторое время. Скажем, на месяц или два. Сезон заканчивается, но можно посещать театр, совершать прогулки по парку, даже иногда бывать на званых ужинах и балах. Ну разве это не увлекательно?
Стоило только ей упомянуть театр, как Офелия побледнела и вскочила с кресла. Корделия же выпалила:
– Нет, это невозможно! Мы не осмелимся выйти в свет. Мы к этому не готовы. К тому же у нас нет достойных нарядов…
– Это пустяки! – махнула на нее веером маркиза. – После продолжительного отсутствия в Англии мне необходимо обновить свой гардероб. За границей сейчас абсолютно другая мода. И я с превеликим удовольствием пройдусь по модным салонам вместе с вами, дорогие мои! Мне доставит огромную радость увидеть вас в роскошных нарядах. К тому же из путешествия по Европе я привезла множество подарков для своих бесчисленных родственников, сестер, племянников и племянниц. Для вас найдутся и роскошные шали, и шикарные отрезы шелка. Предлагаю вам вместе со мной разобрать мои дорожные сундуки и чемоданы. Это будет забавно.
– Вы чрезвычайно добры, – промямлила Корделия.
Офелия ограничилась вежливым кивком, хотя при иных обстоятельствах радости ее не было бы предела.
– Неужели вас не радует возможность обзавестись новыми туалетами и отправиться в них на светский бал? – спросила маркиза. – Так в чем же дело? Уж не влюблены ли вы?
– Нет, никаких любовных интрижек мы не заводили, – сказала Офелия, не желая, чтобы эта мысль укоренилась в голове их проницательной собеседницы. И как только ей удается видеть их с сестрой насквозь! – Дело в том, что я приехала в Лондон, чтобы осуществить здесь свою заветную мечту – стать актрисой. Но теперь меня лишили ее, поэтому мне совершенно не до веселья. Мне известно, что девушке из благородной семьи не подобает играть на сцене. Но я грезила театральной карьерой с детства и была так близка к воплощению своих грез в реальность! Меня приняли в труппу актеров, спектакль должен состояться уже через несколько дней. И если я не появлюсь на репетиции, то меня заменят другой актрисой. – Она замолчала и захлопала глазами, сдерживая слезы.
В гостиной воцарилась тишина. Корделия пододвинулась поближе к сестре и пожала ей руку. Внезапно Марианна вкрадчиво произнесла:
– Я разделяю ваше отчаяние, дорогая, потому что знаю, что такое неосуществленное заветное желание.
– Что вы имеете в виду? – спросила Офелия, не ожидавшая услышать ничего подобного от маркизы.
– Я всегда грезила путешествиями, мечтала увидеть другие страны. Но прозябала в четырех стенах и страшно переживала в связи с этим. А потом я влюбилась в Джона, который выбрался из своего имения в Лондон только потому, что решил жениться.
– Он выбрал в жены вас?
– Все было совсем не просто, – с улыбкой ответила Марианна. – Так или иначе, я знаю, как горько порой бывает женщине, столкнувшейся с ограничениями и запретами, налагаемыми на нее законами высшего общества, Я слышала о леди, бросивших вызов этим неписаным правилам и ставших актрисами. Мать одного из членов кабинета министров играла на сцене. Но к этому ее вынудила нужда, она рано овдовела и бедствовала, а ей нужно было кормить своих детей. Вы же молодая и незамужняя леди.
– Но я намеревалась выступить на сцене в полумаске и под вымышленным именем! – воскликнула Офелия, воодушевленная неожиданной поддержкой. – Я выбрала псевдоним Лили Делак. Не правда ли, он звучит очень мило.
Корделия закатила к потолку глаза. Марианна поджала губы и кивнула.
– Разумная предосторожность, – сказала она. – Но публика быстро раскусила бы вас, несмотря на полумаску.
– Но не раньше чем к концу сезона. Я же собиралась вернуться вскоре после дебюта в Йоркшир. – Офелия взглянула на маркизу с мольбой.
– Я считаю, что вы имеете право воспользоваться своим шансом, дорогая, – подумав, промолвила маркиза. – Тем более что вы так рисковали и предприняли некоторые меры предосторожности, чтобы скрыть свое настоящее имя.
Офелию окатила волна восторга. Но внезапно послышавшиеся шаги несколько остудили ее пыл. Обернувшись, она увидела входящего в гостиную маркиза и его спаниеля, виляющего хвостиком у ног своего хозяина.
– О чем вы здесь секретничаете, дорогая? – спросил Джон.
Маркиза протянула ему руку, он наклонился и поцеловал ее пальцы.
– Мы говорили о дебюте мисс Эпплгейт на сцене, – сказала Марианна, когда супруг сел рядом с ней.
– Об этой досадной оплошности теперь уже можно забыть, – промолвил лорд Гиллингэм беспрекословным тоном. – Я своевременно уберег ее от дальнейших необдуманных шагов.
– А вот я думаю иначе, – спокойно сказала маркиза.
– Но, Марианна! – взволнованно воскликнул маркиз. – Ее отец…
Офелия затаила дыхание. Корделия оцепенела. Они молча переглянулись.
– И что же именно говорит ее отец? – невозмутимо спросила маркиза.
– Он написал Гейбриелу, что его дочери нуждаются в защите и опеке. Но поскольку Гейбриел в отъезде, эту просьбу выполнил я. – Маркиз взъерошил пальцами волосы и хмуро уставился на сестер.
– Выходит, что теперь, когда ты выполнил его пожелание и привез девушек к нам, их отец может успокоиться, – сказала Марианна.
– Как же я могу позволить им вернуться в театр?! – воскликнул маркиз. – Как известно, это сомнительное заведение работает без лицензии! Ты предлагаешь мне рисковать их безопасностью?
– Но там нам ничто не угрожало, – вставила Офелия, однако маркиз продолжал негодовать, не обращая на нее внимания.
– А также их репутацией! – пророкотал он.
– Не волнуйся, дорогой, мы предпримем в связи с этим должные меры безопасности, – сказала маркиза. – Офелия долгое время мечтала стать актрисой. Теперь у нее появилась возможность попробовать свои силы на сцене. Это вовсе не минутный каприз! По-моему, жестоко лишать ее шанса осуществить свою заветную мечту. – В ее голосе ощущалась твердость алмаза, она спокойно вынесла тяжелый взгляд супруга и даже бровью не повела.
Офелия на всякий случай прикусила язык, с замиранием сердца ожидая, что сейчас маркиз решительно заявит о своем главенствующем положении в этом доме и ответит жене отказом. Но этого не произошло. Маркиз стушевался и спросил:
– Но что же мы сообщим ее бедному отцу? Ведь очевидно, что просто неприлично позволять девушкам благородного происхождения выступать в представлениях второразрядного мюзик-холла!
– Бытует мнение, дорогой, что и молодой вдове не следует путешествовать одной по всему миру, – с улыбкой проворковала леди Гиллингэм, и ее глаза лукаво заблестели.
Маркиз тотчас же смягчился и даже похорошел.
Смущенная этой интимной сценой, Офелия отвернулась. Глядя на огонь в камине, она внезапно ощутила зависть к этим людям, влюбленным друг в друга. Доведется ли ей самой когда-нибудь испытать такую же сильную любовь? Вспыхнут ли и в ее груди подобные пылкие чувства к мужчине?
Марианна бодро продолжила:
– Итак, мы примем все необходимые меры предосторожности. Мисс Эпплгейт уже сделала в этом направлении некоторые верные шаги. Она будет выступать в полумаске.
Выслушав ее доводы, маркиз попытался было возразить, но супруга снова взяла верх в их споре. Офелия и Корделия молчали, пораженные способностью Марианны укрощать своего грозного и могущественного супруга с помощью логики и женских чар. Офелии все еще не верилось, что ей позволят вернуться в театр. Корделия умоляла ее взглядом терпеливо дождаться исхода разговора супругов Гиллингэм. Офелия поджала губы и сцепила пальцы рук у себя на коленях.
– В какое время в театре проводятся репетиции? – спросила у нее маркиза.
– Обычно они начинаются в десять утра и продолжаются до пяти часов вечера, – чуть слышно ответила Офелия.
– Тогда я не усматриваю никаких препятствий для твоего возвращения в театр! – сказала хозяйка дома. – Нам придется встретиться с модисткой пораньше, но это можно будет легко уладить. Когда начнутся спектакли, дело несколько осложнится. Но ведь немного опоздать на светскую вечеринку не такой уж и великий грех! – Она улыбнулась.
– Разумеется, миледи, – покорно промолвила Офелия.
– Я уверена, что в конце концов ты поймешь, что оказаться принятой лондонским благородным обществом для тебя гораздо важнее, чем пробовать свои силы на сцене, – добавила Марианна, выразительно посмотрев на нее.
Офелия вежливо улыбнулась и покосилась на сестру. Корделия сидела с мечтательным видом, очевидно, предвкушая скорую встречу с Рэнсомом. Вот только станет ли он опекать ее, узнав, что они обрели могущественного покровителя в лице маркиза? Или же отвернется от нее? Если это случится, ее сердце будет разбито.
Но так или иначе, уже завтра утром она, Офелия, вернется в театр и вновь приступит к репетициям. Если только мистер Неттлс уже не подыскал ей замену. А после репетиции ей необходимо проведать викария и все ему объяснить.
Из размышлений Офелию вывел подозрительный шум, донесшийся снизу.
– Что там происходит? – воскликнул маркиз и, встав с кресла, направился к дверям гостиной.
На лестнице раздались торопливые шаги. Бесцеремонный посетитель не стал ожидать, пока его представит дворецкий, и сам ворвался в комнату. Это был, разумеется, Рэнсом Шеффилд. Застыв в дверях, он спросил громоподобным голосом:
– Куда вы подевали сестер Эпплгейт, маркиз?