ЛИАМ
Кофеварка шумно грохочет на кухне, плюясь тёмной жидкостью из кофейника. Я наклоняюсь над дешевой ламинированной поверхностью столешницы, ожидая пока наполнится моя кружка, когда громкий звук удара утренней газеты о нашу входную дверь эхом разносится по всей квартире.
— Сейчас принесу, — на этот раз с дивана встает брюнетка с небольшими веснушками и тонкими губами. Она ворчит, когда ставит на стол своё утреннее пиво, и направляется к входной двери. Я не знаю, где, черт возьми, Эйс находит всех этих женщин, но хоть на этот раз, я хотел бы, чтобы он нашёл кого-нибудь шикарного. На ней одеты белые трусы, и когда она наклоняется, чтобы поднять газету, тонкий материал исчезает между её половинками задницы. Нет ни единого шанса, что я смогу стереть «это» из своей памяти.
Девица вытаскивает газету из упаковки и бросает полиэтилен на пол.
— Ну, видимо, он теперь занят, — вздыхает она, когда читает первую полосу.
— О ком ты говоришь?
— О Бью Беллами, — она швыряет газету на стол с недовольной гримасой, сбивая в процессе несколько пустых пивных банок. — Похоже, он наконец-то кого-то встретил. Ей повезло — он красивый и богатый.
Эйс стреляет в меня вопросительным взглядом, когда поднимает газету. И я вижу его гримасу, когда он встаёт и передает мне копию «Саванны Таймс», и в тот же самый момент все мышцы в моём теле напрягаются. Фотография счастливой пары, покидающей какой-то бар, из газеты пялится прямо на меня. Я крепко сжимаю челюсть, перед тем сминаю газету и швыряю через всю комнату.
Я чувствую, как закипает моя кровь, когда стремительно врываюсь в свою спальню и надеваю чистую рубашку. А затем, когда я добираюсь до входной двери, я дымлюсь от ярости. Я хлопаю дверью с достаточной силой, чтобы разбудить всех в этом здании, и впервые за три месяца дверь наконец-то закрывается.
Мне требуется пять минут, чтобы найти её в этом чёртовом парке, и, к сожалению, пяти минут мне не хватило, чтобы успокоиться.
— Какого хрена ты творишь? — мой вопрос — это что-то среднее между рычанием и криком. Её ресницы поднимаются вверх, когда она невинно моргает, видя меня, перед тем как закрывает свою книгу.
— Читаю, а на что это ещё похоже?
— Сейчас не время умничать, милашка, — моему терпению приходит конец, и я чувствую, как внутри меня назревает буря. — Я открылся тебе. Дал повод доверять мне, а ты по-прежнему творишь такое дерьмо! Ты вообще слышала, о чём я тебе говорил?
Её губы поджимаются, когда она сравнивает меня с землёй своим сердитым взглядом.
— Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, Лиам? Почему? Потому что ты назвал мне своё имя? Даже я понимаю, что заслуживаю большего.
Мои ноздри раздуваются, когда я сжимаю кулаки.
— Ну, очевидно, ты достаточно доверяешь Бью Беллами, чтобы вас видели вместе, — клокочу я. — Поздравляю, сегодня ты попала на первую полосу!
Её глаза сужаются до узких щелочек. Теперь она готова атаковать.
— Поэтому ты здесь? — она усмехается и презрительно качает головой. — Мне надоело прятаться, Лиам. Мне надоело искать ответы, которые мне никто не даёт. Меня тошнит от того, что за мной следят! — она засовывает свои вещи в рюкзак и торопливо уходит, но я мчусь за ней по пятам.
— Я пытаюсь защитить тебя! — я хватаю её за руку и заставляю посмотреть на меня.
— Так я тебе и поверила.
— Что это значит?
— Это значит, что все говорят, что хотят защитить меня! И кто-то явно врёт, а меня уже тошнит от игр, — я вижу слезы наполняющие её глаза, когда она как ножом режет меня своим гневным взглядом.
Ей удается вырваться из моей хватки, но я продолжаю следовать за ней до её дома. Как и ожидалось, она идёт своим обычный маршрутом. Прямо до «Книжного уголка Эдди», налево на Скай-Лаундж, затем прямо, пока не добирается до своего крошечного дерьмового домика с поломанным белым заборчиком вокруг.
Я загораживаю ей проход, встав между ней и оливково-зелёной дверью, прежде чем она успевает вставить ключ в замочную ставку.
— Мы можем поговорить? — мне никогда ни о чём не приходилось просить девушку, но я просто не могу оставить её вот так. Независимо от того, как сильно она меня разозлила, её защита — единственная константа в моей жизни.
— Говори, — произносит она немного раздраженно для кого-то вроде нее, скрещивая руки на груди. Я пытаюсь игнорировать то, как её руки приподнимают вверх её сиськи.
— Наедине, — выдавливаю я сквозь сжатые зубы.
Она выдыхает струйку горячего воздуха, прежде чем пожимает плечами и впускает меня внутрь. Дом очень скромного размера и пропах сгоревшими тостами и нафталиновыми шариками. Она ведёт меня наверх по старой лестнице прямо в свою комнату. В углу, рядом со складным столом, сложены книги стопками, прямо до самого потолка. Ее кровать маленькая, но покрыта самым мягким одеялом, которое я когда-либо видел.
Я сажусь прямо на деревянный пол и в изнеможении провожу рукой по лицу. Проходят минуты, но ни один из нас не произносит ни слова, каждый из нас ждёт, когда другой начнёт первым. Моё сердце болит от осознания, что я никогда не смогу обладать девушкой, находящейся передо мной.
— Давай обменяемся секретами, — я молю грёбаного Бога, чтобы она этого захотела. Мне так надоело хранить их в себе.
— Ты первый, — её глаза подозрительно смотрят на меня. И я хорошенько раздумываю над тем, что же ей рассказать, так как охренительно сильно желаю поведать ей всю чёртову историю моей жизни. Моё страдающее сердце нуждается обратить всю боль в слова.
— Моя мать погибла в автомобильной катастрофе, когда мне было десять, и я никогда не встречался со своим биологическим отцом, — я начинаю раскрывать секреты, которыми никогда и ни с кем не делился. Её плечи опадают, когда я изучаю выражение её лица. Её глаза, кажется, опознают страдающее сердце в одном этом коротком предложении.
— Должно быть, это было очень тяжело для тебя, — тон её голоса становится мягким и нежным. Она садиться на пол напротив меня. — Я сама внезапно потеряла своих родителей около года назад, — произносит она, и это объясняет все те похороны, на которых она присутствовала. Так она справлялась со своей потерей. Так она оплакивала их. — Кто вырастил тебя?
— Мой отчим, хотя с трудом можно сказать, что он вырастил меня, — я издаю нервный смешок. — Он никогда не хотел сына и возмущался тем, что застрял со мной. Чаще всего он возвращался домой ночью из бара и будил меня, чтобы выбить дерьмо. Он бросал меня об стену и бил кулаками по лицу, пока я не начинал истекать кровью.
Я стискиваю веки, закрывая глаза, и трясу головой, пытаясь избавится от болезненных воспоминаний. Она подползает ко мне ближе и тянется к моей руке, а затем кладет наши переплетенные пальцы к себе на колени. Она кладет голову мне на плечо, и я изо всех сил стараюсь запомнить, как она ощущается, сидящая рядом со мной. Я резко выдыхаю, прежде чем наконец-то продолжаю.
— В школе было ещё хуже — все боялись меня. Я всегда был покрыт синяками и с чёрными глазами, а когда я больше не мог справляться со всеми этими взглядами, я перестал туда ходить. В конце концов, по мере того, как я становился старше, отчим сдавал меня в наём своим так называемым друзьям для совершения преступлений, уберегая их от крови и грязи, — я сжимаю переносицу. — Я делал всё это и не горжусь тем, кем я стал.
Она поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.
— Это не твоя вина, Лиам, — её слова звучат как обещание, которое я никогда не пойму. — Ты не ошибка отчима. Ты — хороший человек.
Я смотрю ей прямо в глаза, так сильно желая, чтобы её слова оказались правдой. Её глаза остекленели из-за нашего разговора, и они такие же синие, как океан, но с гораздо большей глубиной.
— Я убивал людей, Скарлетт, — она даже не вздрагивает, когда я признаюсь в своём худшем из самых мрачных грехов. — И лишь по той причине, что это позволило мне выжить.
— Жизнь не всегда справедлива, Лиам, — её глаза горят с такой интенсивностью. Меня раньше никто не слушал, смотря мне в глаза и переживая мою боль. Я вижу, как меняется её взгляд, когда она произносит свои следующие слова. — Но что посеешь, то и пожнёшь. Карма всегда настигнет свою цель. Уверена, однажды твой отчим получит своё.
Вокруг нас в воздухе повисает удрученность, и мы сидим в тишине несколько минут.
— Почему ты защищаешь меня? — мягко спрашивает она.
— Мне так сказали.
— Значит тебе пришлось.
— Я сам хочу, — признаюсь я. — Тебе действительно нравится Бью? — я должен знать правду.
— Он заставляет меня забыть, — её слова звучат так тихо, что я практически упускаю их.
— Он не подходит тебе, — она ничего не отвечает, поэтому я пытаюсь ещё раз. — Он меняет тебя.
— Я даже сама не знаю, кто я такая, как же он может изменить меня? — я заглядываю в глубину её глаз в поисках души. Мы оба потеряны, мы тонем во тьме слишком глубокой даже для самого дьявола. — Я больше не хочу быть сломленной, Лиам.
— Мы можем починить друг друга, — говорю ей я, умоляя дать мне шанс.
И впервые в своей жалкой жизни я хочу почувствовать любовь. Я хочу, чтобы меня любили.
Она. Я, бл*дь, чертовки уверен, что смогу спасти её, и я знаю, что она тоже может спасти меня.
— Не думаю, что это так работает, — она дарит мне полуулыбку.
— Ты права. Ты заслуживаешь целого мира, а я никогда не смогу дать тебе его.
— Мне не нужен кто-то, кто подарит мне весь мир, Лиам.
— Тогда что же тебе нужно?
— Чтобы всё снова стало нормальным.
— Думаешь, он сможет дать тебе обычную жизнь? Ты этого хочешь, Скарлетт? Чего-то нормального? Потому что ты совсем не обычный человек. Ты светишься слишком ярко. Ты не принадлежишь никому из наших чёртовых миров, но, если ты настаиваешь на жизни во тьме, пусть это будет мой мир. Вместе со мной.
Её голубые глаза блестят, когда она гладит меня по щеке своей нежной рукой. Никто никогда не прикасался ко мне с такой нежностью. Она заползает ко мне на колени и обнимает руками, плотно притянув к своей груди. Я хочу, бл*дь, возненавидеть её прямо сейчас, за то, что заставила меня почувствовать себя подобным образом. За то, что выбрала его, а не меня. За то, что позволила мне столкнуться лицом к лицу со своими самыми тёмными демонами в её присутствии.
— Всё будет хорошо, Лиам, — клянется она, когда я начинаю плакать слезами, которые годами были заперты у меня в голове. Она сидит у меня на коленях, как мне кажется, минуты и часы, молча обнимая меня, пока мои слезы наконец не высыхают.
— Останься со мной на ночь, — она нежно целует меня в лоб. — Ты так долго был сильным, что заслуживаешь перерыва. Я присмотрю за тобой, чтобы ты наконец-то смог отдохнуть.
Она ведёт меня к своей маленькой кровати, и мы залезаем под одеяло. Скарлетт начинает круговыми движениями потирать мою спину под тёплым одеялом, а потом, впервые после смерти мамы, я засыпаю.
Незадолго до рассвета я просыпаюсь, чтобы обнаружить, что она сдержала своё обещание. Она так и не уснула. Она следила за мной всю ночь. Она улыбается мне, и я хочу доказать ей, что могу быть мужчиной, в котором она, бл*дь, нуждается. Я перекатываюсь и оказываюсь на ней сверху, и прежде чем она может что-либо произнести, я целую её со всей страстью, что есть во мне.
На вкус она как — свобода.
И когда все ужасные воспоминания моего детства и каждый мой грех вспышкой молнии проносятся в моём уме, я сильнее зажмуриваю глаза и углубляю поцелуй. Я целую её, пока не чувствую, что могу наконец-то снова дышать. Она отпускает мне мои грехи этим поцелуем, но я понимаю, что он будет единственным, который она когда-либо подарит мне.
Этот поцелуй — прощальный жест.
Прощальный поцелуй.
Она — всё, что я хочу, но не могу иметь.
Она для меня — любовь на расстоянии.
Она смотрит на меня печальными глазами, и я знаю, что должен уйти.
— Засыпай, Скарлетт. Ты в безопасности. Я всегда буду защищать тебя, — и тогда я ухожу, прежде чем кто-нибудь из нас может сказать еще хоть слово.
***
Сотовый телефон в моём кармане вибрирует из-за входящего вызова, как только я выхожу из её дома. Код области, вспыхивающий на экране, означает, что звонок из Нью-Йорка.
— Чего тебе надо?
— Ты облажался, сын.
— Отвали, я тебе не сын, мудак.
— Тебе лучше следить за своим языком, Лиам, — проходит несколько мгновений, прежде чем он продолжает: — Я на пути в Саванну, до скорой встречи.
И тогда он вешает трубку, и я могу думать только о том, как бы мне хотелось покончить с ним.