Двадцатого августа солнце встало как обычно, словно этот день не отличался от любого другого, хотя на самом деле это был самый важный день в истории скаутов Корнуолла. В девять утра они с самым решительным видом промаршировали по подъездной дороге имения Донеганов. Каждый вожак патруля нес вымпел с тотемом на своем скаутском посохе, что весьма позабавило мистера Донегана; тот стоял на веранде, наблюдая за прибытием гостей.
– Совы, волки и лисы, – прокомментировал он. – Что ж, ребятам, которые уйдут сегодня в леса, понадобятся качества каждого из них!
У входа стояла его большая машина для путешествий.
– А сейчас, – сказал он, – я отвезу этих двоих и ваших скаутмастеров – так ведь вы их зовете, да? – на двадцать пять миль к северу. В конце просеки будет сторожка; в нее проведен телефон. Когда ваши парни решат, что достаточно намерзлись и наголодались, они смогут вернуться к сторожке и позвонить мне оттуда. А я вышлю им машину с какой-никакой одеждой и едой… Жду звонка с завтрашнего рассвета, – добавил он, когда все грузились в машину.
Казалось, по пути сарказм лесопромышленника продолжал расти.
– Жалко, мистер учитель, – заметил он, обращаясь к мистеру Сэнфорду, – что вы не придумали ничего лучше, чем вбивать мальчишкам в голову эту чушь. Эти двое, похоже, ребята неглупые, и если бы они не тратили время на то, чтоб таскаться с флажочками и подражать вою волков да сов, из них мог бы выйти толк.
– Не хочу с вами ссориться, мистер Донеган, – спокойно ответил мистер Сэнфорд. – Мы намерены заполучить эту хижину и десять акров ваших угодий, так что вы меня не разозлите.
Старый делец не привык к тому, чтобы ему так отвечали, и мрачно покосился на мистера Сэнфорда и ухмыляющихся скаутов.
– Вы слишком-то не рассчитывайте на хижину. И не думайте о продаже земли, пока ее не заполучите, – сухо отвечал он.
Машина мчалась на север, а на небе сгущались тучи, и когда они добрались до лесной дороги, пошел дождь. Это был тот северо-западный дождь, который может идти много дней. Большой Джим был явно в восторге.
– Думаю, вы позвоните мне не завтра, а уже сегодня, – хмыкнул он.
– Мистер Донеган, – ответил Уилл, – у вас три предположения, но, думаю, вы не угадаете ни разу.
– Тихо, Уилл, – перебил его мистер Сэнфорд.
– Да пусть себе болтает, – отмахнулся мистер Донеган. – Дождь смоет с него спесь до заката.
Несмотря на храбрую реплику Уилла, все скауты были встревожены. Сильно похолодало – так, что провести ночь под дождем нагишом казалось весьма мрачной перспективой.
Только Джо, казалось, это не беспокоило.
– Думаешь, продержимся под дождем? – прошептал наконец ему Уилл.
Джо только фыркнул. Но от этого презрительного звука его напарнику сразу стало легче на душе.
Вскоре авто оказалось в очень густом лесу и, переваливаясь, по заросшей мхом дороге направилось на север. Час с лишним ехали в тени огромных деревьев. Внезапно дорога закончилась на небольшой поляне. В середине ее стояла сложенная из бревен и крытая корой хижина с каменной трубой на скате крыши. Внутри обнаружились нары, каменный очаг и грубо сколоченный стол, но с телефоном на нем. Мистер Донеган первым делом проверил его – телефон работал. Его шофер меж тем втащил в хижину большую корзину для пикников.
– Вот, решил угостить вас напоследок, – сказал Большой Джим, пока шофер выставлял на стол пакеты со снедью. – Если вы действительно месяц проведете в лесу, это ваш последний нормальный завтрак… Но вы не справитесь.
От долгой поездки все проголодались – и то, с какой яростью скауты накинулись на беззащитный завтрак, позабавило промышленника.
– Сынок, – саркастически сказал он Джо (после того, как тот умял девять сандвичей), – может, наконец съешь что-нибудь питательное, чтобы не идти в лес на пустой живот?
Вместо ответа Джо запихнул в себя еще три.
– Не перетрудись, – предостерег мистер Донеган, когда Джо накинулся на шоколадные пирожные. – В конце концов, ты идешь в лес всего на какие-то тридцать дней…
Джо, не затрудняясь ответом, выдул пару чашек горячего какао из термоса, закинул в себя еще бутерброд и пару печенюшек и наконец поднялся. Пока мальчики снимали одежд у, все молчали. Они встали на середину сторожки, показывая, что ничего с собой не берут. Уилл был выше и отлично сложен, но жилистый Джо, загорелый и мускулистый, казался крепче.
– Готов спорить, что этот, что пониже, сможет продержаться дольше, – сказал мистер Донеган своему шоферу, пока мальчики обменивались на прощание рукопожатиями.
– Еще бы, – отвечал тот. – Я, бывало, столько и за месяц не съедал…
Прощальна я речь лесного короля была довольно короткой.
– Отсюда ступайте на север, парни, – предложил он. – Там – самые густые леса в этой части света. Там водятся медведи, рыси, дикие кошки и, думаю, несколько ягуаров. Можете охотиться – убейте кого и сколько захотите, – любезно добавил он, – я особо жалеть не стану. Если вы собираетесь оставаться в лесу, я хочу, чтобы вы дали мне слово чести, что ни от кого не примете помощь и не станете ни с кем разговаривать. Но в любое время, когда вы захотите, сможете получить одежду, хороший обед и машину до дома – только позвоните мне отсюда.
Скауты столпились вокруг Уилла и Джо и попрощались с ними своим боевым кличем[13] – и двое мальчиков, с блестящей от дождя голой кожей, двинулись в лес. Уходя все глубже в чащ у, они слышали прощальные гудки машины мистера Донегана, а потом – все удаляющийся гул мотора, и наконец вокруг остались только шуршание листвы под дождем да треск сухих веток под их босыми ногами.
Около мили они шагали в полном молчании. Хотя мальчики шли под дождем, они не особо замерзли, поскольку постоянно двигались. Уилл, несмотря на свои звание игл-скаута, двадцать один значок и преимущество в росте и возрасте, осознал, что подспудно ждет указаний от младшего товарища. Ведь бо́льшая часть его знаний была почерпнута из книг. А Джо по-настоящему жил в лесах, летом и зимой, скитался со своим родом по пустынным землям далекого Севера и научился справляться с холодом, голодом и страхом. В нем чувствовалась уверенность, которая все больше заставляла Уилла радоваться, что с ним идет именно Джо, а не кто-то другой.
Довольно скоро оленья тропа, по которой шли мальчики, повернула вверх, и они поняли, что поднимаются по длинному каменистому склону Блэкхилл, Черной горы – одной из самых мрачных и диких низких гор протянувшейся к северу гряды. Стало темнеть, и заметно похолодало. Уилл заколебался, потому что тропа вела прямо к вершине, но Джо шагал так уверенно, будто знал, куда идет.
– Где заночуем, Джо? – спросил наконец Уилл. – Может, поищем пещеру?
– Нет, – ответил Джо. – Пещеры холодные летом[14]. Надо искать белую сосну[15].
– Думаешь, мы сумеем разжечь костер? – спросил Уилл. Он-то хорошо помнил, как ему самому удалось сделать это с величайшим трудом, да и то с заранее приготовленными специальными палочками, ремешками из оленьей шкуры и сухим деревом.
– Сегодня огня нет, – коротко отвечал Джо. – Нет сухого дерева. Не найдем.
– Так на что тебе эта белая сосна? – осведомился Уилл, слегка раздражаясь.
– Идем, увидишь, – только и ответил юный индеец. Прошел час; мальчики миновали лесную полосу, состоявшую из тсуг[16], елей и бальзамических пихт[17], которыми заросла вся нижняя часть склона. Теперь вокруг были буки, клены и время от времени молодые белые сосны. Проходя мимо гладкого бука с низко свисающими ветвями, Джо остановился, ухватился за нижние ветви и взлетел на дерево. Он поднимался по ветвям, растущим почти на равном расстоянии друг от друга, с такой легкостью, словно шагал по лестнице, и остановился только на самой вершине. Здесь он огляделся, пока не заметил в угасающем свете дня то, что искал. Затем он ловко слетел вниз, где Уилл бегал вокруг дерева, пытаясь сохранить тепло.
– Ну, скаут, – пропыхтел последний, когда Джо спрыгнул на землю, – я рад, что ты спустился. А то я думал, ты решил свить себе на ветвях гнездышко на ночь…
– Нет, – коротко ответил Джо, – не гнездо ночью, логово. К утру будет холод.
Джо, резко повернув, двинулся вдоль склона, Уилл трусцой следовал за товарищем. Вскоре они добрались до соснового бора, который Джо углядел с дерева. Некоторые из сосен были настоящими старыми великанами, но в основном бор состоял из молодых сосен, чьи ветви спускались к земле. Джо, согнувшись, полез под нависающими ветвями, в самую чащобу. Здесь деревья были ниже; земля под ними была усеяна толстым слоем высохших сосновых иголок. Джо принялся обламывать нижние сухие ветки, пока не расчистил участок футов пяти в диаметре. Многочисленные нависавшие ветви с длинными иглами хорошо защищали от дождя – здесь до мальчиков капли практически не долетали. Джо прислонил две самые большие сломанные ветви к стволу сосны и уложил поперек слой веток поменьше. Потом мальчики наломали небольших сосновых побегов с ароматной хвоей и соорудили из них что-то вроде крыши, а толстый сосновый ствол стал задней стеной шалаша. С обеих сторон они также воткнули в землю ветки и переплели их более гибкими молодыми. Наконец вышел пусть не слишком прочный, но довольно теплый шалаш, открытый лишь с одной стороны – по крайней мере, внутри было куда теплее и суше, чем снаружи. К концу работы оба мальчика неплохо согрелись, трудясь усердно и энергично. После этого под руководством Джо они выбрались наружу и насобирали сухой бурой хвои, заполнив шалаш наполовину. Хмыкнув, юный индеец зарылся в нее так, что снаружи осталась только его черноволосая макушка; его белый спутник последовал за ним, мигом зарывшись в хвою не хуже сурка. В верхушках деревьев свистел и стонал ветер, который гнал струи дождя, барабанящие по ветвям. Но под бурым одеялом из старой хвои, плотной крышей и нависающими ветвями сосен мальчикам было тепло и сухо.
Сворачиваясь калачиком под покровом сухих игл, Джо пробормотал:
– Белая сосна – великое дерево. Оно всегда дает индейцам одеяло. Мы тут спим до завтра. Потом, может, дождь кончается и мы делаем костер. Дождь не кончается – мы остаемся тут. Ничего, кожа закаляется, не мерзнем.
– А как насчет пожевать? – осведомился Уилл.
– Пожевать есть много повсюду, – отвечал Джо. – Ягоды, коренья, кора. Дождь кончается – делаем огонь, ловим рыбу, куропатку, готовим их – вкусно…
– Знаешь, Джо, – перебил Уилл, – пожалуй, хватит на сегодня. Я проголодался и без твоих рассказов о разной еде. Обед довольно давно был.
– Голодный? – презрительно отозвался Джо. – Как насчет ходить два, три, четыре дня зимой совсем без еды?
– А тебе так приходилось? – ахнул весьма впечатленный Уилл.
– Да, – отвечал Джо, – много раз. Иногда все кролики умирают, потом волки, лисы, рыси, ласки, потом индейцы, и всем тяжело. Индейцы, они едят вяленую рыбу. Когда кончается, едят собак, потом мокасины, потом кору, что придется.
К этому времени почти совсем стемнело, ветер выл над горой, как дикий зверь, а дождь еще сильнее сыпал на деревья.
– Джо, а расскажи еще, – попросил Уилл. – Только про еду не надо. Ничего про пиршества и горы пищи. Давай про голод, про то, как замерзают насмерть… Так мне станет тут уютнее.
Джо задумался.
– Зимой индейские дети всегда голодны, всегда мерзнут, – произнес он наконец. – Когда я маленький, я часто очень голодный был – иногда и два, и три дня подряд совсем не ел. Мама, она тоже голодная, но отдавала мне всю еду, какую находила. Я слишком слабый, чтобы ходить, она слишком слабая, чтобы меня носить, племя ушло, нас оставили в маленьком типи[18]у замерзшего озера… У нее были только старый топор, нож, один крючок с лесой из коры, а для наживки – ничего. Я плакал и плакал, вот какой был голодный. Но я был только маленький мальчик, – оправдывающимся тоном сказал Джо. – Она везде искала, наживки нет. Не нашла. Она взяла топор. Сделала прорубь во льду. Слабая, надо часто отдыхать. Потом села у проруби. Отрезала кусок мяса от ноги, для наживки. Кровь пустила в прорубь, подманить рыбу. Насадила свое мясо – поймала большую щуку… Отрезала большой кусок для меня, другой кусок для себя, перевязала ногу, остальное для наживки. Наловила еще, смогли дожить до встречи со своими.
Настало долгое молчание.
– Хорошо иметь такую мать, – сказал Уилл наконец. – Ты знаешь, как она умерла?
– Нет, – ответил Джо. – Она заболела, когда меня не было дома. Я вернулся и увидел, что племя оставило ее и ушло. Она умерла. Отец, он умер сильно раньше. Медведь задрал. Я тогда тоже ушел от племени. Потом шел, шел, шел на восток, пришел в Корнуолл. У меня там дядя. Брат отца.
Джо умолк, и Уиллу как-то расхотелось расспрашивать дальше. Шел час за часом; мерное дыхание юного индейца показывало, что он крепко спит. Стояла полная темнота, какая только и может быть в безлунную дождливую ночь в густом лес у. Хотя мальчики лежали на расстоянии чуть больше фута друг от друга, Уилл не мог различить во тьме лицо Джо или рассмотреть стволы деревьев у самого входа в их шалаш. Он, кажется, начинал понимать, что имела в виду Библия, говоря об ужасе тьмы кромешной. Впервые в жизни у него не было возможности оказаться при свете, как только захочется. Что бы ни происходило этой ночью во тьме, клубящейся перед его напряженными глазами, придется ждать до утра, чтобы что-нибудь увидеть. Потом он вспомнил о диких свирепых зверях, которые беззвучно рыскали в поисках добычи во мраке за деревьями. Уилл невольно начал представлять, как страшно, когда во тьме тебя вдруг хватает когтистыми лапами неведомая тварь – может быть, ягуар, о котором так легкомысленно упомянул мистер Донеган. Неожиданно мальчик вздрогнул и почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом, а по позвоночнику пробежала ледяная волна – он услыхал звук, который заставил его вскочить, взметнув фонтан сосновых иголок. Да, сомнений не было: звук послышался вновь, и Уилл резко втянул воздух, словно упал в ледяную воду. Это был звук тихих, крадущихся шагов в подлеске, среди плотного занавеса из сухих сосновых ветвей. Кто-то кружил рядом с их шалашом и подходил все ближе! Уилл больше не мог терпеть. Он потряс товарища за плечо. Глубокое сонное дыхание Джо прервалось – индеец проснулся мгновенно.
– Джо, – прошептал Уилл, – там кто-то ходит…
Джо приподнялся и с минуту внимательно прислушивался к шагам снаружи. Потом хмыкнул и снова улегся.
– Оно… оно опасное? – чуть заикаясь, спросил наконец Уилл. Хотя реакция Джо его порядком успокоила, он все же хотел бы иметь представление о ночном госте.
– Кого ты можешь услышать, тот не опасный, – ответил Джо. – Опасный зверь, он ходит тихо. А это только старина дикобраз.
– Откуда ты знаешь?
– Просто ни один другой зверь не смеет делать такой шум, – объяснил индеец. – Только старина Колючка. Он знает: его никто не тронет. И шумит, не боится, – и с этими словами Джо вновь уснул.
Уилл попытался последовать его примеру, но не смог. На конец шаги затихли; теперь не было слышно ничего, кроме завывания ветра и шороха дождя. Но только он начал засыпать, как откуда-то сверху послышался звук, напоминающий звон колокольчика. «Динь-динь-динь», – потом пауза и снова: «Динь-динь-динь» в каком-то неземном, жутковатом ритме.
– Ну и ночка, – пробормотал Уилл. – И что у нас теперь в программе? – и он повернулся, чтобы разбудить товарища, но тот уже сидел, так же озадаченный звуком колокольчика.
– Что это, Джо? – во второй раз за ночь Уилл задавал этот вопрос.
– Не знаю. Думаю, индейский демон.
– Ты что, боишься?
– Да, – честно признался Джо.
Этот ответ почему-то вернул Уиллу часть утраченного мужества.
«Динь-динь-динь», – вновь зазвучал невидимый колокольчик – откуда-то из пронизываемых дождем сосновых ветвей в сотне футов над ними. «Динь-динь-динь», – теперь уже меньше чем в полусотне футов. Казалось, оно, чем бы оно ни было, спускается к шалашу.
– Я боюсь волков и пантер, – воскликнул вдруг Уилл, вскакивая, – но не индейских демонов, потому что их не бывает! – Он схватил сухой сук и, дрожа (скорее от холода), выбрался из шалаша.
– Лежи тихо, – посоветовал Джо. – Ты не трогаешь демонов, демоны не трогают тебя.
Но Уилл тем не менее вышел во тьму, потому что хотел восстановить свое достоинство в глазах Джо после истории с дикобразом.
«Динь-динь-динь», – прозвенело прямо у него над головой, и мальчик увидал два круглых горящих глаза на ветке прямо над ним. В первый момент ему захотелось нырнуть назад в шалаш, но он рассудил, что то, что летает, – это просто птица или нетопырь. А летает ночью и имеет такие горящие глаза только одна птица. И тут он вспомнил читанное где-то описание редкой птицы Севера – мохноногого сыча[19].
– Вот что это, – сказал он громко. – Точно, в книжке написано, что она кричит будто колокольчик звенит… Ты, дружок, забрался миль на тысячу южнее, чем тебе положено, – добавил он, швырнув свой сук в ветку, на которой сидела птица. Сова беззвучно снялась с дерева – маленький, но смертельно опасный для мелких ночных странников хищник.
– Это, Джо, была ричардсонова сова, – лекторским голосом сообщил Уилл, вновь забираясь в нору в кучу сосновых игл. – На твое счастье, у твоего напарника есть значок за орнитологию. Мне стыдно за тебя, что ты принял бедную маленькую сову за злобного индейского демона… Ты что, не знаешь, что их не существует?
– Об индейских демонах ты знаешь не больше, чем о дикобразах, – саркастически заметил Джо. – А я, – после паузы добавил он, – слышал демона. Был в каноэ, ловил форель на икру лосося… Бросаешь икру в воду, от нее по воде жир течет, форель приходит. Она любит эту икру. Мы были от берега сорок футов. Темно и тихо. А под большим деревом – плач. Плачет и плачет, и стонет, и воет, тихо, потом громко, потом опять тихо. Как женщина, если заблудилась в лесах. Человек, с которым я в лодке, он хватал весло и быстро-быстро греб к середине озера. «Индейский демон», – говорил он. – «Сейчас это дерево будет падать!» – и через минуту большая-большая сосна, триста футов, падает в воду, а там были мы раньше. Тот человек, он мне сказал, что индейские демоны часто плачут перед тем, как падает дерево.
– Слушай, Джо, – сказал Уилл, чьи нервы из-за дикобраза и совы уже были несколько расшатаны. – Хватит говорить о демонах. Сейчас это вроде как не к месту. Расскажи лучше что-нибудь повеселее.
Ответом был только тихий храп, так что и Уилл решил заснуть. Но становилось все холоднее, и несмотря на то, что Уилл пытался зарыться поглубже в хвою, его непривычная к холоду кожа покрылась мурашками и он начал дрожать. В конце концов, как он себя ни сдерживал, у него застучали зубы, и этот звук снова разбудил Джо.
– Ты замерз? – спросил он.
– Что ты, – сердито ответил Уилл. – Зубами я стучу, просто чтобы развлечься.
Джо в ответ на эту попытку пошутить не произнес ни слова. Он просто выбрался из своей норы и выкопал новую вплотную к товарищу, зарылся рядом с ним и обнял Уилла, прижавшись к его дрожащей спине. Затем он засыпал себя и Уилла сосновыми иглами.
– Прижаться вместе – сохранить тепло, – сообщил он. – В зимней охотничьей стоянке все, люди и собаки, они сбиваются вместе, в кучу.
Постепенно Уилл перестал трястись, и мальчики, прижавшись друг к другу, заснули под двухфутовым покровом хвои.