Сказание о Кише [авторский сборник]

На берегах Сакраменто

Худенький мальчик-подросток тонким, пронзительным голосом распевал эту морскую песню, которую во всех частях света горланят матросы, когда крутят лебёдку, снимаясь с якоря, чтобы двинуться в порт Фриско[4].

Малыш Джерри — так звали его, потому что был ещё старик Джерри, его отец, он-то и научил сына этой песне, а сверх того подарил ему ярко-рыжие вихры, задорные голубые глаза и светлую, сплошь усыпанную веснушками кожу.

Старик Джерри был моряком, он добрую половину своей жизни плавал по морям, и слова матросской песни сами просились ему на язык. Очутившись в Сан-Франциско, он распрощался со своим кораблём и с морем и отправился поглядеть собственными глазами на берега Сакраменто.

Тут-то он и увидел золото, потому что пристроился на работу на рудник Золотая Грёза и оказался в высшей степени полезным человеком при устройстве подвесной дороги на высоте двухсот футов[5] над рекой.

Затем эта дорога осталась в его ведении. Он следил за тросами, держал их в исправности, любил их и вскоре стал незаменимым работником на руднике Золотая Грёза. А потом он полюбил красавицу Маргарет Келли, но она очень скоро покинула и его и малютку Джерри и уснула непробудным сном на маленьком кладбище, среди больших суровых сосен.

Старик Джерри так и не вернулся на морскую службу. Он жил возле своей подвесной дороги и всю любовь, на какую способна была его душа, отдал толстым стальным тросам и малютке Джерри. Для рудника Золотая Грёза наступили чёрные дни, и тогда старик остался на службе у компании, сторожил её — ныне брошенное — имущество.

Однако сегодня утром его что-то не было видно. Один только маленький Джерри сидел на пороге своего домишка и распевал матросскую песню. Он сам приготовил себе завтрак и уже успел управиться с ним, а теперь вышел поглядеть на белый свет. Неподалёку, шагах в двадцати от него, возвышался громадный стальной барабан, на который наматывался бесконечный металлический трос. Рядом с барабаном стояла тщательно закреплённая вагонетка для руды. Проследив взглядом головокружительный полёт стальных тросов, перекинутых высоко над рекой, он различил далеко на том берегу другой барабан и другую вагонетку.

Сооружение это приводилось в действие просто силой тяжести, то есть вагонетка двигалась, увлекаемая собственным весом, и в то же время тянула в другую сторону пустую вагонетку. Когда нагруженную вагонетку опорожняли, а пустую нагружали рудой, то всё повторялось снова, и повторялось много-много сотен и тысяч раз с тех пор, как старик Джерри стал смотрителем подвесной дороги.

Малыш Джерри оборвал своё пение, услышав приближающиеся шаги. Высокий человек в синей рубахе, с винтовкой на плече вышел из соснового леса. Это был Холл, сторож на руднике Жёлтый Дракон, расположенном в миле[6] отсюда вверх по течению Сакраменто, где тоже была перекинута дорога на тот берег.

— Здорово, малыш! — крикнул он. — Что ты тут делаешь один-одинёшенек?

— А я здесь теперь хозяин, — отвечал Джерри как нельзя более небрежным тоном, словно ему не впервой было оставаться одному. — Отец, знаете, уехал.

— Куда же он уехал? — спросил пришелец.

— В Сан-Франциско[7]. Он ещё вчера вечером уехал. Брат у него умер где-то в Старом Свете[8]. Вот он и поехал с адвокатом потолковать. Он только завтра вечером вернётся.

Всё это Джерри выложил с гордым сознанием, что на него легла большая ответственность — самолично сторожить рудник Золотая Грёза. Видно было в то же время, что он рад замечательному приключению — возможности пожить совсем одному на этом утёсе над рекой и самому готовить себе и завтрак и прочую еду.

— Ну смотри будь поосторожней, — посоветовал ему Холл, — да не вздумай баловать с тросами. А я вот иду посмотреть, не удастся ли подцепить оленя в каньоне[9] Колченогой Коровы.

— Как бы дождя не было, — степенно промолвил Джерри.

— А мне что! Промокнуть, что ли, страшно? — засмеялся Холл и, повернувшись, скрылся в лесу.

Предсказание Джерри насчёт дождя сбылось. Часам к десяти сосны заскрипели, закачались, застонали, стёкла в окнах задребезжали, дождь захлестал длинными косыми струями. В половине двенадцатого Джерри развёл огонь в очаге и, едва пробило двенадцать, уселся обедать. «Сегодня уж, конечно, гулять не придётся», — решил он, тщательно вымыв и прибрав посуду после еды. И ещё подумал: как, должно быть, вымок Холл и удалось ли ему подстрелить оленя?

Около часу дня постучали в дверь, и, когда Джерри открыл, в комнату стремительно влетели мужчина и женщина, словно их силком впихнул ветер. Это были мистер и миссис Спиллен — фермеры, жившие и уединённой долине, милях в двенадцати от реки.

— А где Холл? — запыхавшись, спросил Спиллен.

Джерри заметил, что фермер чем-то взволнован и куда-то торопится, а миссис Спиллен, по-видимому, очень расстроена.

Это была худая, поблёкшая женщина, много поработавшая на своём веку; унылый, беспросветный труд наложил на её лицо тяжкую печать. Та же тяжкая жизнь согнула спину её мужа, искорёжила его руки и покрыла волосы сухим пеплом ранней седины.

— Он на охоту пошёл в каньон Колченогой Коровы. А вам что — на ту сторону, что ли, надо?

Женщина стала тихонько всхлипывать, а у Спиллена вырвался возглас, выражавший крайнюю досаду. Он подошёл к окну. Джерри стал с ним рядом и тоже поглядел в окно, в сторону подвесной дороги: тросов почти не было видно за густой пеленой дождя.

Обычно жители окрестных селений переправлялись через Сакраменто по канатной дороге Жёлтого Дракона. За переправу полагалась небольшая плата, из которой компания Жёлтого Дракона платила жалованье Холлу.

— Нам надо на ту сторону, Джерри, — сказал Спиллен и ткнул пальцем через плечо в сторону плачущей жены. — Отца у неё задавило на руднике, в шахте Клеверного Листа. Там взрыв был. Говорят, не выживет. А нам только сейчас сообщили.

Джерри почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Он понял, что Спиллен хочет переправиться по тросам Золотой Грёзы, но без отца Джерри не мог решиться на такой шаг, потому что по их дороге никогда не возили пассажиров и она уже давно находилась в бездействии.

— А может быть, Холл скоро придёт, — промолвил он.

Спиллен покачал головой.

— А отец где? — спросил он.

— В Сан-Франциско, — коротко ответил Джерри.

С хриплым стоном Спиллен яростно хлопнул кулаком по ладони. Жена его всхлипывала всё громче, и Джерри слышал, как она причитала: «Ах, не поспеем, не поспеем, умрёт…»

Мальчик чувствовал, что и сам вот-вот заплачет; он стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Но Спиллен решил за него.

— Послушай, малыш, — сказал он тоном, не допускающим возражений, — нам с женой надо переправиться во что бы то ни стало по твоей дороге. Можешь ты нам помочь в этом деле — запустить эту штуку?

Джерри невольно попятился, точно ему предложили коснуться чего-то недозволенного.

— Я лучше пойду посмотрю, не вернулся ли Холл, — робко сказал он.

— А если нет?

Джерри снова замялся.

— Если случится что, я за всё отвечаю. Видишь ли, малый, нам до зарезу надо на ту сторону.

Джерри нерешительно кивнул.

— А дожидаться Холла нет никакого смысла, — продолжал Спиллен, — ты сам понимаешь, что он скоро из каньона Колченогой Коровы не вернётся. Так что идём-ка, запусти барабан.

«Неудивительно, что у миссис Спиллен был такой испуганный вид, когда мы помогали ей взобраться в вагонетку!» — так невольно подумал Джерри, заглянув вниз, в пропасть, которая сейчас казалась совершенно бездонной. Противоположного берега, находившегося на расстоянии семисот футов[10], вовсе не было видно сквозь ливень, и гонимые неистовым ветром клочья облаков, и яростную пену, и брызги. А утёс, на котором они стояли, уходил отвесной стеной прямо в бурлящую мглу, и казалось, что от стальных тросов туда, вниз, не двести футов[11], а по крайней мере миля[12].

— Ну, готово? — спросил Джерри.

— Давай! — во всю глотку, заорал Спиллен, чтобы перекричать вой ветра. Он уселся в вагонетку рядом с женой и взял её за руку.

Джерри это не понравилось.

— Вам придется держаться обеими руками: ветер сильно швыряет! — крикнул он.

Муж с женой тотчас же розняли руки и крепко ухватились за края вагонетки, а Джерри осторожно отпустил тормозной рычаг. Барабан не спеша завертелся, бесконечный трос стал разматываться, и вагонетка медленно двинулась в воздушную пропасть, цепляясь ходовыми колёсиками за неподвижный рельсовый трос, протянутый вверху.

Джерри уже не в первый раз пускал в ход вагонетку. Но до сих пор ему приходилось это делать только под наблюдением отца. Он осторожно регулировал скорость движения при помощи тормозного рычага. Тормозить было необходимо, потому что от бешеных порывов ветра вагонетка сильно раскачивалась, а перед тем как совсем скрыться за стеной дождя, она так накренилась, что чуть не вывернула в пропасть свой живой груз.

После этого Джерри мог судить о движении вагонетки только по движению троса. Он очень внимательно следил, как трос разматывается с барабана. «Триста футов… — шептал он по мере того, как проходили отметки на кабеле. — Триста пятьдесят… четыреста… четыреста пятьдесят…[13]»

Трос остановился. Джерри дёрнул рычаг тормоза, но трос не двигался. Мальчик обеими руками схватился за трос и потянул на себя, стараясь сдвинуть его с места. Нет! Где-то явно застопорило. Но где именно, он не мог догадаться. И вагонетки не было видно. Он поднял глаза вверх и с трудом различил в воздухе пустую вагонетку, которая должна была двигаться к нему с такой же скоростью, с какой вагонетка с грузом удалялась. Она была от него примерно в двухстах пятидесяти футах[14]. Это означало, что где-то в серой мгле, на высоте двухсот пятидесяти футов от другого берега, висят в воздухе застрявшие в пути Спиллен с женой.

Три раза Джерри окликал их во всю пронзительную силу своих лёгких, но голос его тонул в неистовом рёве непогоды. В то время как он лихорадочно перебирал в уме, что бы такое сделать, быстро бегущие облака над рекой вдруг поредели и разорвались, и он на мгновенье увидел вздувшуюся Сакраменто внизу и висящую в воздухе вагонетку с людьми. Затем облака снова сошлись, и над рекою стало ещё темнее, чем раньше.

Мальчик тщательно осмотрел барабан, но не обнаружил в нём никаких неполадок. По-видимому, что-то неисправно в барабане на том берегу. Страшно было представить себе, как эти двое висят над пропастью среди ревущей бури, раскачиваясь в утлой вагонетке, и не знают, почему она вдруг остановилась. И подумать только, что им придётся так и висеть до тех пор, пока он не переправится на тот берег по тросам Жёлтого Дракона и не доберётся до злополучного барабана, из-за которого всё это случилось!

Но тут Джерри вспомнил, что в чулане, где хранятся инструменты, есть блок и верёвки, и со всех ног бросился за ними. Джерри быстро прикрепил блок к тросу, бормоча про себя: «Блок ведь сильный, четырёхкратный…» И стал тянуть. Мальчик тянул изо всех сил, так что руки прямо отрывались от плеч, а мускулы, казалось, вот-вот лопнут. Однако трос не сдвинулся. Теперь уж ничего другого не оставалось, как перебираться на тот берег.

Он уже успел промокнуть до костей, так что теперь сломя голову бежал к Жёлтому Дракону, не замечая дождя. Ветер подгонял его, и бежать было легко, хоть и беспокоила мысль, что придётся обойтись без помощи Холла и некому будет тормозить вагонетку. Однако он сам соорудил себе тормоз из длинной верёвки, которую накинул петлей на неподвижный трос.

Ветер с бешеной силой налетел на него, засвистел, заревел ему в уши, раскачивая и подбрасывая вагонетку, и он ещё яснее представил себе, каково сейчас тем двоим — Спиллену и его жене. Это придало ему мужества. Благополучно переправившись, он вскарабкался по откосу и, с трудом удерживаясь на ногах против ветра, но всё же пытаясь бежать, направился к барабану Золотой Грёзы.

Однако, осмотрев его, он с ужасом обнаружил, что барабан в полном порядке. И на том и на другом конце всё в исправности. Где же, в таком случае, застопорило? Не иначе как посредине!

Сейчас вагонетка с четой Спилленов находилась от него всего на расстоянии двухсот пятидесяти футов. Сквозь движущуюся дождевую завесу он мог различить мужчину и женщину, скорчившихся на дне вагонетки и словно отданных на растерзание разъярённым стихиям. В промежутке между двумя шквалами он крикнул Спиллену, чтобы тот проверил, в порядке ли ходовые колёсики.

Спиллен, по-видимому, услыхал его, потому что Джерри видел, как он, осторожно приподнявшись на колени, ощупал руками оба колёсика вагонетки. Затем он повернулся лицом к берегу:

— Здесь всё в порядке, малый!

Джерри едва расслышал эти слова, но смысл их дошёл до него. Так что же всё-таки случилось? Теперь уже можно было не сомневаться, что всё дело в пустой вагонетке: её не было видно отсюда, но он знал, что она висит там, в этой ужасной бездне, за двести футов от вагонетки Спиллена.

Он не задумываясь решил, что надо делать. Ему было всего четырнадцать лет, этому худощавому, подвижному мальчугану. Но он вырос в горах, отец посвятил его в разные тайны матросского искусства, и он совсем не боялся высоты.

В ящике с инструментами около барабана он разыскал старый гаечный ключ, небольшой железный прут и целую связку почти нового манильского шпагата. Он безуспешно пытался найти какую-нибудь дощечку, чтобы смастерить себе некое подобие матросской люльки, но под рукой не оказалось ничего, кроме громадных тесин; распилить их было нечем, и он вынужден был обойтись без удобного седла.

Седло, которое Джерри себе устроил, было проще простого: он перекинул канат через неподвижный трос, на котором висела пустая вагонетка, и, затянув его узлом, сделал большую петлю; сидя в этой петле, он без труда мог достать руками до троса и держаться за него. А вверху, где петля должна была тереться о металлический трос, он подложил свою куртку, потому что, как ни искал, нигде не мог найти тряпки или старого мешка.

Наскоро закончив все эти приготовления, Джерри повис в своей петле и двинулся прямо в бездну, перебирая руками трос. Он взял с собой гаечный ключ, небольшой железный прут и несколько футов верёвки. Путь его лежал не горизонтально, а несколько вверх, но не подъём затруднял его, а страшный ветер. Когда бешеные шквалы швыряли его то туда, то сюда и чуть не переворачивали кругом, он чувствовал, что сердце у него замирает от страха. Ведь трос совсем старый… а вдруг он не выдержит его тяжести и этих бешеных натисков ветра — не выдержит и оборвётся?

Это был самый откровенный страх. Джерри чувствовал, как у него сосёт под ложечкой, а колени дрожат мелкой дрожью, которую он не в силах был сдержать.

Но он мужественно продолжал свой путь. Трос был ветхий, раздёрганный, острые концы оборванных проволок, торчавшие во все стороны, в кровь раздирали руки. Джерри заметил это, когда решил сделать первую остановку и попытался докричаться до Спилленов. Их вагонетка висела теперь прямо под ним, на расстоянии всего нескольких футов, так что он уже мог объяснить им, что случилось и зачем он пустился в это путешествие.

— Рад бы помочь тебе, — крикнул Спиллен, — да жена у меня совсем не в себе! Смотри, малыш, будь осторожнее. Сам я напросился на это, но теперь, кроме тебя, нас некому вызволить.

— Да уж так не оставлю! — крикнул ему в ответ Джерри. — Скажите миссис Спиллен, что не пройдёт и минуты, как она будет на той стороне.

Под слепящим проливным дождём, болтаясь из стороны в сторону, как соскочивший маятник, чувствуя нестерпимую боль в изодранных ладонях, задыхаясь от усилий и от врывавшейся в лёгкие стремительной массы воздуха, Джерри наконец добрался до пустой вагонетки. С первого же взгляда мальчик убедился, что не напрасно совершил это страшное путешествие. Вагонетка висела на двух колёсиках; одно из них сильно поистёрлось за время долгой службы и соскочило с троса, который был теперь намертво зажат между самим колёсиком и его обоймой.

Ясно было, что прежде всего надо освободить колёсико из обоймы, а на время этой работы вагонетку необходимо крепко привязать верёвкой к неподвижному тросу.

Через четверть часа Джерри наконец удалось привязать вагонетку — это было всё, чего он добился. Чека, державшая колёсико на оси, совсем заржавела и сидела как мёртвая. Джерри изо всей силы колотил по ней одной рукой, а другой держался как мог, но ветер непрерывно толкал и раскачивал его, и он очень часто промахивался и не попадал по чеке. Девять десятых всех его усилий уходило на то, чтобы удержаться на месте; опасаясь уронить гаечный ключ, он привязал его к руке носовым платком.

Прошло уже полчаса. Джерри сдвинул чеку с места, но вытащить её ему не удавалось. Десятки раз он готов был отчаяться, всё казалось напрасным — и опасность, которой он себя подвергал, и все его старания. Но внезапно его словно осенило. С лихорадочной поспешностью он стал рыться в карманах. И нашёл то, что ему было нужно, — длинный толстый гвоздь.

Если бы не этот гвоздь, который неведомо когда и как попал к нему в карман, Джерри пришлось бы снова возвращаться на берег. Продев гвоздь в отверстие чеки, он наконец ухватил её, и через минуту чека выскочила из оси. Затем началась возня с железным прутом, которым он старался освободить колёсико, застрявшее между тросом и обоймой. Когда это было сделано, Джерри поставил колёсико на старое место и, с помощью верёвки подтянув вагонетку, посадил наконец колёсико на металлический трос.

Однако на всё это потребовалось немало времени. Часа полтора прошло с тех пор, как Джерри сюда добрался. И вот теперь он наконец решился вылезти из своего «седла» и прыгнуть в вагонетку. Он отвязал верёвку, которая её держала, и колёсики медленно заскользили по тросу. Вагонетка двинулась. И мальчик знал, что где-то там, внизу — хотя ему это и не было видно, — вагонетка со Спилленами тоже двинулась, только в обратном направлении.

Теперь ему уже не нужен был тормоз, потому что вес его тела достаточно уравновешивал тяжесть другой вагонетки. И скоро из мглы облаков показался высокий утёс и старый знакомый — уверенно вращающийся барабан.

Джерри соскочил на землю и старательно закрепил свою вагонетку. Он проделал это спокойно и тщательно. А потом вдруг — совсем уже не по-геройски, — невзирая на бурю и ливень, бросился на землю у самого барабана и громко расплакался.

Причин для этого было немало: нестерпимая боль в изодранных руках, страшная усталость и сознание, что он наконец освободился от ужасного нервного напряжения, не отпускавшего его несколько часов, и ещё горячее, захватывающее чувство радости от того, что Спиллен с женой теперь в безопасности.

Они были далеко и, понятно, не могли его поблагодарить, но он знал, что где-то там, за разъярённой, беснующейся рекой, они сейчас спешат по тропинке к шахте Клеверного Листа.

Джерри, пошатываясь, побрёл к дому; белая ручка двери окрасилась кровью, когда он взялся за неё. Но он даже не заметил этого.

Мальчик был горд и доволен собой, ибо твёрдо знал, что поступил правильно, а так как он ещё не умел хитрить, то не боялся признаться самому себе, что сделал хорошее дело. Одно только маленькое сожаление копошилось у него в сердце: ах, если бы отец был здесь и видел его!