Сказка о Шуте и ведьме (СИ)

Я скосила глаза в сторону реки и поняла, что, кажется, теперь мне придётся совсем туго.

Спокойная водяная гладь вспухала горбом.

На защиту своих жён пожаловал сам хозяин.

В следующий миг я ощутила за спиной какое-то движение, и тут же мне на плечи опустилась ощутимая тяжесть. Обмерев, я скосила глаза и поняла, что на моих плечах горят синим пламенем когтистые чешуйчатые лапы.

Воздух вокруг задрожал, и я крепко закрыла глаза, внутренне приготовившись к чему-то ужасному.

Очень хотелось заткнуть уши, но я боялась пошевелиться.

Змей над моей головой открыл пасть, и Живой меч закричал.

Когда я пришла в себя, то решила, что потеряла слух: вокруг царила полная тишина. Ни водяниц, ни их товарок, ни водника не было. В тёмном, почти чёрном небе горели звёзды и красовался убывающий месяц луны Цветущих садов. Не было слышно сверчков, не звенели комары, не плескала рыба в реке. Я торопливо прочистила уши и чуть не заплакала от радости, услышав шорох ткани, а затем негромкое потрескивание догоравших в костре веток, едва слышный плеск волн о берег и шёпот ветра в кронах ив.

А я-то думала, водяницы громко визжат…

Джастер!

Я обернулась, с испугом ища взглядом тело воина.

В темноте чёрная одежда почти сливалась с травой, и, если бы не тусклый отсвет костра и еле заметное голубоватое свечение живого меча, я бы могла легко запнуться о раненого, как запнулась о брошенный мной пояс с оружием.

Найдя его под ногами, я подняла свой меч и с горечью покачала головой, глядя на пустые ножны кинжала.

Из-за него Джастер сейчас ни жив, ни мёртв. И он же спас мне жизнь…

Вздохнув, отнесла пояс к шатру и рядом бросила кинжал.

Хотя Джастер сделал это оружие для меня, я больше не желала иметь с этим ничего общего.

В руки даже брать его не хочу.

Хватит с меня.

Не ведьминское это дело — оружием размахивать.

Лучше бы я у Джастера целительству поучилась, вот бы что совсем бы не помешало…

Подкинув в костёр пару веток, я принесла из шатра покрывало, расстелив возле бесчувственного мужчины.

Живой меч полыхнул синим, когда я осторожно перекатила воина на спину, устраивая его на покрывале.

— Не бойся, тебя не оставлю, — я устроила руку с мечом поверх окровавленной рубахи и осторожно, волоком, потащила свою ношу поближе к костру.

Великие боги, я и не думала, что Джастер такой тяжёлый…

Тащить Шута в шатёр я не собиралась: что-то мне подсказывало, что воину надо оставаться под открытым небом. Живой меч снова полыхнул голубым, и я послушно вернула воина набок, а меч — под рану.

Как огненный змей умудрялся изъясняться без слов — я не понимала. Но зато чётко знала, что он от меня хочет.

И что хочу я сама.

— Пусти, — я приподняла край чёрного плаща. — Ему нужно живое тепло.

Невидимое сопротивление исчезло, и я устроилась за спиной Шута, осторожно прижавшись к нему, чтобы было теплее.

Голубой змей кольцом обернулся вокруг нас и положил голову на бок Джастера.

— Будешь караулить всю ночь?

Призрачный змей устало прикрыл чёрные глаза, и я поняла, что караулить придётся вдвоём.

Всю оставшуюся ночь я дремала вполглаза, следя, чтобы водяницы не посмели вернуться.

Не помню, как я уснула, но проснулась, оттого что раненый слабо шевельнулся.

Солнце стояло довольно высоко.

— Джастер! — я вскочила на ноги, торопливо протирая одной рукой глаза, а второй ощупывая его бледное лицо. — Ты как?

Вместо ответа он тяжело перекатился на спину и расслабленно отпустил Живой меч. Серый клинок стал почти чёрным и никак не отреагировал на разжатые пальцы хозяина.

Наверное, тоже очень устал…

— Пить… — бледные губы еле дрогнули, но я услышала и ветром сорвалась выполнить просьбу. Налив воды в чашку, я посмотрела на забытые мной травы, пересохшие под солнцем, и только тяжело вздохнула.

Жаль, конечно, что проспала, но тут уже ничего не поделаешь.

Приподняв воину голову, я осторожно вливала воду в приоткрытые губы. Шут пил медленно и глотал с заметным усилием. В какой-то момент он уронил голову набок, и вода потекла вниз по подбородку, капая на подушку и покрывало.

— Джастер… — я тихо позвала его, но он уже глубоко спал.

Только теперь я осмелилась посмотреть на дело своих рук. Окровавленная рубаха присохла к ране и телу. Потребовалось много тёплой воды, чтобы размочить корку и оторвать ткань от кожи безболезненно. Расстегнув ремень, я аккуратно подняла рубаху и ахнула. На месте раны красовался жуткого вида набухший кровью рубец, делавший бледную кожу ещё белее. Смыв остатки крови с тела, я осторожно опустила чёрную ткань и подумала, что потом надо обязательно взять его одежду и привести в порядок. Конечно, это ничуть не извиняет моего поступка, но хоть что-то…

Весь день, постоянно поглядывая на Шута, я перебирала и сушила травы, решив, что даже такие они всё равно лучше, чем "мусор" травников. Ещё прогулялась по лесу, не отходя далеко от лагеря, в поисках веток для костра, а заодно нашла несколько кустиков земляники.

Вместо еды я пила воду: из-за всех переживаний есть мне не хотелось.

Шут спал под своим плащом, грудь вздымалась ровно и спокойно. Его лицо снова обрело жёсткость, но пугающая бледность постепенно пропадала. И чем дальше, тем больше я задумывалась, как смотреть ему в глаза, когда он очнётся…

Джастер проснулся ближе к закату. Я вскочила и кинулась к нему, но как в стену врезалась, остановленная слабым движением руки. Небрежно отмахнувшись от меня, воин неуклюже выпутался из-под плаща, сел, кривясь от боли и не глядя в мою сторону. Опираясь на Живой меч, не с первой попытки поднялся и медленно побрёл в сторону ближайших деревьев.

Внутри всё оборвалось. Вот так, Янига. По заслугам тебе…

Шут добрёл до края нашего лагеря, опёрся плечом на ближайший ствол, немного повозился, и я услышала вздох облегчения, от которого чуть не залилась краской. Вот же глупая, могла бы догадаться…

Закончив с делом первой необходимости, мужчина побрёл обратно. Ступал он тяжело и медленно, но с каждым шагом я всё больше краснела от стыда и невыносимого чувства вины.

— Джастер, прости… — я опустила голову, не в силах смотреть на него. — Я… я не хотела…

— Да знаю я… — голос был хриплый и усталый.

Шут остановился рядом, и мне на плечо тяжело опустилась ладонь. Но не в попытке покарать, а в желании успокоить.

Не веря собственным чувствам, я подняла голову, всматриваясь в его лицо.

— Главный урок ты усвоила, молодец, — кривая улыбка больше напоминала болезненную гримасу, а в серых глазах были усталость и какое-то непонятное смирение. — Осталось немного над техникой поработать, и будешь нагонять страх на любого грабителя.

Эта неожиданная шутка меня добила. Я, как девчонка, уткнулась лицом в чёрную рубаху и разревелась от облегчения и раскаяния.

— Вот дурочка… — он вздохнул, приобнял меня за плечи и провёл ладонью по голове. — Всё же хорошо… Чего реветь-то…

Поражённая неожиданно мягким и тёплым тоном, я подняла зарёванное лицо. Джастер смотрел на меня с какой-то грустной нежностью и почти улыбался. Неужели я действительно для него что-то значу? В глазах снова защипало от поднявшихся в душе чувств.

— Не переживай, — Шут, однако, не собирался терпеть слезливую сцену дальше, аккуратно, но решительно отстранив меня. — У тебя не было намерения убить меня, да и урок был закончен, поэтому я не ждал удара. Сам виноват, зевать не надо было. Я ж не думал, что ты обниматься с кинжалом в руках полезешь…

От этих слов я не выдержала и снова разревелась от раскаяния, обхватив Джастера руками.

— Янига, прекрати, — тихо прошипел он сквозь зубы. — Больно же, ведьма.

— П-прости… — я торопливо разжала руки, отпустив Шута, и поспешно вытерла рукавами мокрое лицо. В самом деле, разревелась как девчонка. Это моя вина и ничья больше. Не женское это дело — оружием размахивать. — Никогда… никогда больше… в руки… не возьму… Ты… Как ты…

— Вода есть? Пить очень хочу. — Он, морщась, медленно опустился на покрывало. И правда, не сердится…

Я принесла воду и села рядом. Шут пил долго и медленно, растягивая каждый глоток. Утолив жажду, он вытер губы и вернул мне чашку.

Живой меч лежал на траве и молчал. Но с такой укоризной, что мне снова стало стыдно.

— Он на меня сердится.

Шут покосился на серый клинок. Тот ответил голубым блеском.

— Ты с ним поругалась?

Я виновато вздохнула. Поругалась… Любимого хозяина чуть не зарезала…

— Он на меня кричал.

— Кричал? — Джастер бережно провёл пальцами по серому клинку. И тот ответил едва заметным голубым отсветом по всей длине. — Никогда не слышал…

— Он хотел тебя спасти и прогонял всех, кто был поблизости. А потом на нас напали водяницы…

— Вы отбились вдвоём?

Я кивнула.

— Понятно, — воин снова попытался усмехнуться, но тут же болезненно скривился. — Не сердится он на тебя. И ты не сердись на него, он молодой ещё, испугался просто.

Молодой? Испугался?

— Его создали перед Войной Богов, он пожить не успел, повоевал немного и всё. Одного хозяина потерял, второго, потом почти тысячу лет в пещере пролежал, пока я его не нашёл. — Шут протянул руку и положил ладонь на рукоять, слабо и тепло улыбнувшись через гримасу боли. — Он пока маленький, как ребёнок, только оружие.

— Как ребёнок? — я недоверчиво покосилась на клинок, по тёмному лезвию которого волнами прокатывались голубые отблески.

— Ну да. — Шут не переставал кончиками пальцев осторожно гладить рукоять, и я вдруг чётко увидела, что он ласкает чешуйчатую голову, а змей довольно щурит чёрные глаза с жёлтыми прорезями зрачков. — Вот наберётся опыта и не будет так волноваться уже.

— Он был похож на огромную змею из голубого огня, только с двумя лапами. Обвил тебя всего и не отпускал.

Джастер кивнул, и я поняла, что такая внешность меча его совсем не удивила.

— Знаешь, как создавали такое оружие? Для этого только что откованным мечом убивали невинное существо. Желательно детёныша или младенца. Лучше всего не рождённого. Но можно и взрослого, хотя это сложнее. Душа убитого вселялась в оружие. Конечно, не без помощи магии.

Убивали младенца в утробе матери?!

Я с таким содроганием шарахнулась от клинка, что воин рассмеялся, но тут же замолчал, прижав ладонь к ране и восстанавливая дыхание.

— Ты же ведьма, Янига. Разве ты человека видела? — Шут устало посмотрел на меня.

— Змея. — Я всё же недоверчиво косилась на Живой меч, и мне показалось, что клинок на меня тихо зашипел.

— Змей и есть. Точнее, дракса. Жили такие очень давно. Ещё не драконы, но уже и не змеи. Их маги как домашних животных держали.

— Как сейчас собак и кошек?

Шут кивнул.

— Только драксы не просто умны, как кошки или собаки. Они разумны. Разговаривать, как люди, конечно, они не умеют. Они мысленно общаются, образами, потому что магичны по сути. Но главная их ценность была не в этом.

Разумное животное, которое общается образами… Вот, значит, почему я его понимала.

Джастер, сколько же ещё чудесного и необыкновенного есть вокруг тебя?!

— А в чём?

— Они — целители. Дракса может взять на себя… нет, не так… — Шут замолчал, подбирая слова. — Он может удержать душу от перехода. А ещё помогает вывести яд, излечить болезнь, ускорить заживление любой раны, если приложить к телу. Но только если сам этого захочет. Хозяина дракса выбирает себе сам. И да, защитить в бою он тоже может. А в ответ ждёт тепло и заботу. Ему это как еда. Душа-то живая…

Вот почему Джастер его из рук не выпускает. Тепло и заботу… Да он сам души в нём не чает, спит в обнимку, раскормил до ужаса…

Не знаю, какие эти драксы на самом деле были, но если это ещё "ребёнок", то в какое же чудище он вырастет…

Я искоса смотрела на Живой меч, чьё лезвие на глазах светлело под рукой обожаемого — я в этом давно не сомневалась — хозяина.

Почти во всём перечисленном я уже успела убедиться сама.

Легендарный меч оказался просто бесценным.

— А он… он помнит, что он дракса?

— Нет, — Шут покачал головой. — Он родился и осознал себя уже как оружие. Но всё, что было после его рождения, он помнит. Память у него идеальная.

"Если предашь — он не простит…"

И тут меня в очередной раз озарило. Вот откуда Шут столько про древних магов знает… Меч воспоминаниями поделился.

— Джастер, подожди, получается, ты… Ты тоже мог такой меч сделать?!

— Конечно, нет, — воин фыркнул, и снова скривился от боли. — Ты что, Янига, решила, что в древности живое оружие как гвозди клепали? Для этого столько всего нужно, что оно и тогда дороже золота стоило! И место, и время, и камни волшебные, и травы, и зелья, и богов позвать нужных да жертвами их умилостивить… Оружие специально ковали, и не каждый мастер за такой клинок брался. Душу искали подходящую, жертву ещё, чтобы с мага откат перевести… Что так смотришь? Магия крови и смерти чистыми руками не делается. Этим же только тёмные маги занимались, как понимаешь. Да и волшебной силы требовалось немеряно. А из тех пустобрёхов и затычка к бочке не выйдет. Только руки зря марать.

Я только молча переводила взгляд с воина на волшебный меч и обратно. Вот ничуть не сомневаюсь, что так оно и было, откуда бы Джастер это ни узнал.

— И ты… Он на самом деле хочет… хотел быть у меня? — я недоверчиво посмотрела на Джастера, ласково поглаживающего рукоять меча, сияющего, как полуденное небо.

— Да, — просто ответил он. — А ты отказываешься?

— Я? Нет, но…

— Вот и хорошо, — Шут устало закрыл глаза, ставя точку в нашем разговоре. — Я посплю, если ты не против. А ты себе поесть свари, не сиди голодной. И причешись, а то растрёпанная вся…

Не дожидаясь моего ответа, он лёг на траву, обняв Живой меч и устроив голову на моих коленях. Я дотянулась до брошенного плаща и укрыла их обоих. Почти сразу дыхание воина замедлилось, а меч под хозяйской ладонью стал просто серым, утверждая, что всё будет хорошо.

Растрёпанная вся… До красоты ли мне было?

— Спи, Джастер, — я осторожно провела пальцами по удивительно мягким пшеничным кудрям, снова обретшим солнечный отблеск. — Спи.

Чтобы он ни говорил, вина в случившемся лежала на мне. И я постараюсь её искупить хотя бы заботой. Но сражаться с Джастером я больше не стану даже в учебном поединке.

Жила без этого умения и дальше обойдусь.

Сделанный Джастером гребень справился с колтунами и запутавшимся в кудрях мусором легко и безболезненно.

На ужин я сварила себе кашу, достав из торбы Шута появившийся там мешочек с крупой.

Ночь я провела в обнимку с Джастером. Если он и просыпался, то меня не прогнал и не потревожил. Утром я проснулась рано, чувствуя себя отдохнувшей и почти счастливой, принесла воды и стала готовить завтрак.

От моей возни Шут проснулся. Выглядел он намного лучше, чем вчера, да и на ногах держался куда уверенней. Но вот от еды отказался, накидав в свою чашку трав из моих запасов и залив их кипятком.

— Запоминай рецепт, — он сидел у костра и ждал, когда настоится лекарство. — Мёртвого на ноги не поднимет, но при ранах и кровотечениях хорошо помогает. Ещё к ранам хорошо свежий подорожник размять и прикладывать, да только мы от жилья далеко.

— Джастер, — я смущенно отвела взгляд. — Ты можешь дать мне свою рубаху?

— Зачем? — удивление было настолько искренним, что я смутилась ещё больше.

— Ну… я её постираю и зашью…

— А, это, — он расслабленно улыбнулся. — Забудь. Она в порядке.

В порядке? После того как я своими глазами видела дыру и отмачивала засохшую кровь?!

— Она у тебя что, тоже волшебная?

— Зачарованная. — Джастер и бровью не повел, пригубив из чашки свой настой. — С такой-то работой делать мне больше нечего: только дырки зашивать да кровь отстирывать. Не люблю на такое время тратить. А каждый раз новое покупать — это ж никаких денег не хватит.

Ну ничего себе!

То есть все люди как люди: одежду стирают, штопают, новую покупают, а он как оделся, так и ходит! А я-то всё удивлялась, что он отряхнулся — и все дела. Грязь не пристаёт, потом не пропахнет, в крови не измажется, ещё и дырки самозаштопываются. Ещё и торба у него бездонная, что хочешь туда упихать можно, и ни один воришка не утащит! Где справедливость?!

— Джастер, — я встала, уперев руки в бока и не намереваясь сдаваться без боя.

Шут с удивлением смотрел на меня.

— Кто тебе её зачаровал?!

— Сам, а что? — он пожал плечами, как будто это умел делать каждый портной. — Что-то не так? Э, Янига, ты что?

— Зачаруй мне платье! И рубашку! И туфли! — я бухнулась рядом с ним на колени и уцепилась за руку, отчего он едва не уронил чашку с лекарством. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Удивление сменилось на понимающую и горькую усмешку. Джастер опустил взгляд, отставил чашку и аккуратно отцепил мои пальцы от своей руки.

— Не могу, извини. Действительно не могу.

Мне оставалось только хмуро кивнуть в ответ, давя в душе горькую обиду. Всего-то и хотела маленькое чудо, могущее сильно облегчить мне жизнь…

— Это тёмная магия, — Джастер заговорил тихо и глухо, перебив мои печальные мысли. — Восстановление предмета за счёт сил хозяина. Я не хочу этого для тебя. Такое платье не стоит твоей жизни.

— А твоя рубаха стоит? — шелковистая ткань обрела зловещий оттенок.

Тёмная магия… Бррр! Кто же ты такой, Джастер?

— Когда я это делал, моя жизнь не стоила ничего, — он смотрел себе под ноги. Пшеничные пряди скрывали лицо, но голос оставался глухим.

Вот как… Значит, зачаровал одежду, когда решил стать наёмником…

— А теперь? — я всё же осторожно коснулась его плеча. — Разве ничего не изменилось? Ведь ты же вернулся.

Шут коснулся пальцам рукояти Живого меча.

— Он потерял двух хозяев. И сказал, что пойдёт со мной. Я… Это было неправильно.

Я закусила губу от внезапной горечи.

Вот так тебе, ведьма. Оружие ему важнее тебя. А ты переживай себе, спасай от водяниц, заботься о раненом…

Ему — плевать.

— Выходит… Выходит, я для тебя совсем ничего не значу, так?

Вместо ответа Шут обхватил колени и уткнулся в них лбом. Поняв, что молчание затягивается, я встала, сглатывая слёзы обиды.

— Я не знаю, о чём ты думаешь, Джастер. Не знаю, кто ты такой, кем ты был и откуда пришёл. Но я знаю, что для меня твоя жизнь — не пустое место. Даже если ты сам с этим не согласен.

Гордо уйти, оставив последнее слово за собой, не получилось. Точнее, я успела отвернуться, когда услышала холодное и спокойное:

— Я думаю, что ты слишком много знаешь обо мне, ведьма. Поэтому защищайся. Или умри.

Не веря услышанному, я оглянулась.

Джастер, грозный, страшный, стоял с Живым мечом в руке и с хищной звериной усмешкой-оскалом и собирался меня убить.

Нет…

Не может быть.

Не верю.

— Джастер… — я попятилась, торопливо протирая глаза руками: не померещилось ли из-за слёз? — Т-ты шутишь, д-да?! Я тебя чем-то обидела? И-изви…

— Я всегда даю шанс, ведьма. Но. Только один. — Оскал исчез за твёрдо сжатыми губами. Серые глаза под сурово сведенными бровями горели тёмным огнём, и шутками совсем не пахло. — Считаю до трёх. Два.

Путаясь в юбке, я рванула к своему мечу, так и лежавшему возле шатра. Сама не поняла, как выдернула клинок из ножен, едва успев обернуться на возникшую тень и вскинуть меч для защиты.

— Три, — безжалостный убийца обрушил удар прямо на подставленный меч. Живой клинок соскользнул по клинку простому, почти воткнувшись в землю, и я, воспользовавшись моментом, постаралась отскочить как можно дальше от явно сошедшего с ума воина и встать на ноги. Каким чудом удалось не выронить собственный меч, я не думала.

— Увернулась, да? — мрачно ухмыльнулся светловолосый наёмник. — Но это ненадолго, ведьма.

— Да что с тобой происходит?! — попыталась я достучаться до его разума. — Что на тебя нашло?! Ты на меня обиделся?!

— Ты слишком много знаешь и много болтаешь. Этого достаточно. — Шут холодно пожал плечами и кинулся в атаку.

Дальнейшее превратилось в настоящий кошмар. Я едва успевала отбиваться от Живого меча, возникающего то справа, то слева, то обрушивающегося сверху, или коварно выныривающего снизу.

Конечно, это не могло продолжаться долго. Даже в горячке боя я понимала, что Джастер давно мог убить меня. Хотя его движения были заметно медленнее, чем обычно, однако не настолько рана его ослабила, чтобы не справиться с таким противником, как я.

Но Шут с каким-то непонятным упрямством продолжал атаковать, пока за моей спиной не оказалось дерево, а в горло не упёрлось острие Живого меча.

— Вот и всё, Янига, — Джастер скривил губы в презрительной усмешке, а в серых глазах горел мрачный огонь. — Ты по-прежнему ценишь мою жизнь? Или твоя тебе дороже? Не хочешь попросить о пощаде, ведьма? Вдруг я передумаю?

Что?! Да он надо мной издевается?! Игрушку себе нашёл?! Ну уж нет! Хватит с меня его шуточек!

— Да чтоб ты провалился! — не на шутку взьярилась я и резким взмахом меча отбила клинок от своего горла. — Лучше бы тебя водяницы сожрали, скотина неблагодарная!

Следующий удар, точнее пинок, я нанесла ногой, метя между ног или хотя бы по коленке, но попала, куда попала…

В воздух.

— Какой подлый приём, — легко увернувшийся Джастер криво усмехнулся. — Хотя чего ещё ждать от ведьмы? Удары исподтишка — твой конёк, да, Янига? То зелье подмешать, то кинжалом в бок ткнуть, то пнуть, куда не просили. Проклинать разве что ещё не пробовала. Ну, раз ты так хочешь, давай поиграем.

Он демонстративно убрал руку с Живым мечом за спину и, глумливо ухмыляясь, отвесил издевательский поклон, игнорируя мою злость.

Я крепко сжала рукоять меча. До безумия захотелось стереть эту мерзкую ухмылку с его лица, заставить взять все оскорбления обратно и просить прощения на коленях. После всего, что я пережила! Что для него сделала!.. Я к нему всей душой! А он!.. Он… в ответ такое!!!

— Подлец! Мерзавец! Ненавижу!!! Чтоб ты сдох!

— Какая ты горячая, оказывается, — усмехнулся Джастер. — В постели бы так. А то пока тебя расшевелишь, семь потов сойдёт…

Да как он смеет, скотина!..

Не-на-ви-жу!

Убью. Я. Его. Убью! Своими руками эту мразь уничтожу!

— Ладно, так и быть, — Шут пренебрежительно не замечал мою ярость. — Если зацепишь меня — пожалею, не убью. Нападай, что ли, ведьма, — последнее слово почти сплюнул пренебрежительно.

Я зарычала от гнева и ринулась в атаку.

От моих первых ударов воин легко уклонился, продолжая гадко ухмыляться и едко зубоскалить, чем разозлил окончательно. Я забыла об усталости, о том, что не умею сражаться, что передо мной очень опытный убийца. Я забыла обо всём, кроме одного: бить так, чтобы противник не встал.

Выживет — его счастье! Сам напросился!

Когда он перестал ухмыляться и посерьёзнел — я не заметила. Всю душу я вкладывала в одно-единственное желание: раз и навсегда поставить этого наглого грубияна на место.

И когда мой меч встретился с Живым, это не только не остудило меня, но и придало уверенности в себе.

— Может, хватит, Янига? — бледный Джастер с какой-то усталой болью смотрел поверх скрестившихся у его груди клинков. На рубахе я заметила много мелких окровавленных разрезов.

Хватит?! После всех его гадостей и шуточек?! Он что, опять издевается?!

— Защищайся! — гневно прорычала я, отскочив назад. — Ты сам напросился!

Потемневшие от пота волосы Шута прилипли к лицу и шее, ещё больше подчёркивая болезненную бледность. В серых глазах не было ничего, кроме обречённости.

— Хорошо. Может, теперь тебе и хватит сил… — он устало вздохнул и опустил Живой меч.

Ну уж нет! На жалость он меня больше не возьмёт!

— Нападай, ведьма.

Я зарычала и ударила, ни мгновения не сомневаясь, что он уклонится или отразит мой меч.

Но Шут не сделал ничего.

Стальное лезвие легко рассекло чёрную ткань на груди, проскрежетало по ключице, царапая кость, и скользнуло вниз, оставляя за собой глубокий кровавый след разрубленной раны.

Вся моя ярость схлынула, как и не было.

Поражённая, я разжала пальцы, и клинок упал в истоптанную траву, рядом с полыхающим от гнева Живым мечом. Я даже не заметила, когда Шут успел выпустить оружие.

Следом на колени опустился Джастер. Левая рука висела плетью, из раны широким ручьём текла алая кровь. Живой меч сиял голубым огнём, желая помочь своему хозяину, но был оставлен лежать в траве.

Даже сидя на коленях, Шут заметно покачивался, словно боролся с головокружением. В его позе не чувствовалось ни злости, ни ярости, ни гнева, ничего, кроме непонятной бесконечной усталости. Воин едва коснулся раны правой рукой и поднёс окровавленные пальцы к лицу.

— Странно как…

— Д… Джастер… — я нервно стиснула руки у груди, не зная, что делать. — П-прости… Я… я не хотела…

— Так убивать сложнее, да? — он криво усмехнулся, не отводя взгляда от алой крови, толчками текущей из раны. Чёрная одежда теряла свой чистый цвет, наливаясь густым багрянцем. Кровавый ручеёк стекал по штанине на траву, окрашивая зелень в алое.

Великие боги! Почему он ничего не делает?! Да он же так кровью истечёт, дурак!

— Но ты справилась. Теперь я за тебя спокоен. От простого грабителя ты отобьёшься, а разбойников просто распугаешь своей боевой яростью.

— Ч… что?

Я невольно сглотнула, настолько внезапная догадка свела горло судорогой. Отчаяние и сожаление от сделанного начали перерастать в новую волну гнева.

— Так ты… ты всё это… нарочно?!

Мужчина хмыкнул, но даже от этого его повело в сторону, и Шут опёрся рукой о землю, дыша тяжело и почти хрипло.

— А ты только поняла? — Джастер поднял голову и с бледной усмешкой посмотрел на меня. Кровь из раны не останавливалась, но я теперь не собиралась помогать ему.

— Не хотела на любки, научилась на зверьки.

Гнев вскипел с новой силой, но ничего сказать или сделать я не успела.

— Хочешь убить — кинжал возьми и добей. Я его на совесть точил, чтобы наверняка… — негромкий равнодушный голос, взгляд вниз, на Живой меч, серая сталь которого начала стремительно темнеть.

— С перерезанным горлом даже он не спасёт. Только из-за спины и от себя режь. Иначе не отмоешься.

От новой волны возмущения и обиды меня просто затрясло.

Да как он смеет так обо мне думать?! Скотина неблагодарная!

— ТЫ! — я стиснула кулаки, сама не понимая, чего хочу больше: разреветься или последовать пугающему совету. — Ты!..

— Мерзавец, знаю, — тихо и устало хмыкнул он. — Но это того стоило. Ты ж меня несколько раз чуть не прикончила. Я уж думал: всё-таки убьёшь… Но, видимо, не судьба. А над техникой надо работать…

— Ты!.. — слёзы подкатили к горлу, и я держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться в голос от злости и обиды.

Опять он меня провёл…

— Ты! У… Убила бы… гада! Как ты мог!..

— Извини, пришлось. Нельзя было тебя так оставлять, — он вздохнул, неуверенными движениями собрал края рубахи и прижал к ране.

Восстановление за счёт жизненных сил хозяина!

И опять я не успела ничего сделать.

Тёмное пламя полыхнуло по всей длине раны и Джастер, выгнувшись от боли, со стоном упал на траву, бессильно раскинув руки. Бледное лицо покрылось испариной, зато одежда как новая.

Я метнулась к беспамятному Шуту, расстегнула серебряную пряжку пояса и без жалости дёрнула чёрную ткань. На месте новой раны в пятнах подсыхающей крови тянулся длинный воспалённый рубец. Многочисленные царапины покрылись бурыми корочками. Шрам от удара кинжалом набух и обильно сочился сукровицей, но и так ясно: чтобы устраивать поединки, да ещё и такие, надо совсем себя не жалеть.

Понятно, почему я его чуть не убила, и он перемирия запросил… Как он на ногах вообще стоял?!

Нельзя было меня так оставлять…

А моё мнение для него пустой звук?

Стараясь не коснуться бледной холодной кожи и давя чувство вины в зародыше, я вернула чёрную ткань на место. Сам напросился — сам и получил.

Живой меч в траве выглядел обиженным, но не чернел, только потемнев.

— Дурак твой хозяин.

Я встала и подняла своё оружие. По ногам прошелестел ветерок, как будто призрачный змей вздохнул, соглашаясь: да, дурак, но любимый же… Я тоже вздохнула, наклонилась и вложила рукоять Живого меча в ладонь Шута. Серый клинок благодарно блеснул, и огненный змей тут же свернулся вокруг беспамятного хозяина.

Ничего, выживет этот негодяй. Не помирает, как вчера.

— И я дура, — подытожив результат нашего поединка, я огляделась. Ещё недавно заросшая травой почти по пояс, теперь луговина была вытоптана так, будто здесь и впрямь кипела битва. Или стадо коров прошло.

На какие-то зверьки у него получилось… Шут несчастный…

Я вытерла рукавом вдруг защипавшие глаза, и только теперь я обратила внимание, что оба меча: Живой и сделанный Джастером, были очень похожи. Положи рядом — и, без умения чувствовать волшебство, разницы не увидишь. С какой целью он это сделал — непонятно, но спрашивать я не собиралась. Я вообще не собиралась с ним разговаривать, когда очнётся.

Пусть сначала прощения просит за свои уроки!

Я вздохнула и побрела обратно к костру. Ярость и гнев схлынули, и внутри царили только опустошение, усталость и боль во всём теле от неожиданной тренировки. Всё, что хотелось: лечь и забыться.

Чашка Джастера с недопитым отваром, одиноко стоявшая у костра, как и остальные его вещи, укором взывала к моей совести. Но я демонстративно перешагнула её, отнесла покрывало и подушку в шатёр и постаралась вещей Шута больше не замечать.

О раненом воине я больше заботиться не собиралась.

Сам напросился — сам справится.

Оставшийся день для меня прошёл, как в тумане. Трав у меня не было, заняться нечем, даже "Легенды", так и лежавшие в шатре, я не смогла читать, потому что книга сразу напоминала о Шуте, а я не хотела о нём думать.

И я бродила по лесу вокруг лагеря, сидела возле кострища, а то и просто лежала на траве и любовалась облаками. В сторону лежащего воина я старалась не смотреть и обходила его стороной, давя в себе жалость и стремление подойти и помочь.

Но даже обида из-за его выходки и всех гадостей, которые Шут наговорил, была где-то с краю. Куда больше меня занимала открывшаяся в душе неведомая грань. Никогда не представляла себя на месте солдата или наёмника, да и вообще с оружием в руках. А тут…

Я дважды чуть не убила человека. И не какого-то грабителя или разбойника, спасая свою жизнь. А Джастера, который… Который по-прежнему был мне небезразличен.

Причём второй раз после того, как сказала, что мне важна его жизнь…

И хотя первый раз действительно был нелепой случайностью, сегодня я действительно хотела его убить!

Ох, Янига-Янига, да что же с тобой такое? Ты же ведьма любовной магии, а не солдат или наёмник, чтобы другим смерти желать…

Разве это моя судьба?!

Неужто не хватило братцев с тем проклятием?!

Только вот в душе вместо вины или злости тонко и уверенно пела струнка гордости за то, что Шут остался доволен моими успехами. Конечно, по совести, назвать успехом драку с едва живым противником назвать никак нельзя, но…

Очень уж эта победа ласкала моё самолюбие, неоднократно уязвлённое насмешками воина.

А ещё странным образом вдруг согрело душу оружие, которое Джастер сделал для меня.

Я помнила, как жадно смотрели на откованный меч кузнец и его подмастерья. Хотя мой меч не сравнить с Живым, но наверняка такая работа стоила не один "бутон", а может, и не одну "розу".

Как Шуту удалось укрыть от жадных и любопытных взглядов кинжал, я даже не представляла.

И я ловила себя на том, что, как Джастер, бережно глажу пальцами рукояти возвращённого на талию оружия, к которому ещё утром не хотела прикасаться.

Даже кинжал не вызывал больше страха или отвращения.

Я подобрала клинок, осторожно отмыла от засохшей крови и вытерла пучками травы, рассматривая и удивляясь. Лёгкий, тонкий и узкий, заточен он действительно был на совесть: край лезвия сходился в паутинку. Когда я осторожно коснулась пальцем острия, то не почувствовала укола, зато с изумлением наблюдала набухающую каплю крови. Только потом пришла боль.

Понятно, почему, я того удара не заметила. Кинжал входил в тело легко и без сопротивления, как в воду.

Меч таким острым не был. Конечно, познаний в оружейном деле у меня никаких, но мне показалось, что он специально не доточен.

Конечно, будь Шут здоров, вся моя боевая ярость не помогла бы его даже оцарапать. Но…

Неужели Джастер и этот бой предусмотрел? Или готовился к подобному? Будь здесь заточка, как у кинжала, воин сейчас лежал бы разрубленным трупом…

Насколько же далеко он предвидел мои поступки? Как такое вообще можно предвидеть?

Удара кинжалом он же не ждал…

Слишком много знаю и много болтаю… В постели я ему не горяча… Обидно признавать, но он знал, как меня разозлить. Не думает же он так на самом деле?

Или…

Могу ли я вообще верить его словам, когда это не касается магии?

И оружия.

Солнце скрылось за деревьями и по вытоптанной траве пролегли длинные тени. За всё это время Шут так и не пошевелился, лишь ветер трепал волосы и чёрную ткань рубахи. Голубого сияния Живого меча было не видно. И, несмотря на всю мою решимость оставить Джастера выкручиваться самостоятельно, при взгляде на одинокую полупустую чашку и небрежно оставленный мной плащ совесть взывала всё громче и громче.

Вздохнув, я подбросила веток в огонь и повесила греться котелок с остатками утренней похлёбки.

Не встанет сам, когда я закончу с ужином, так и быть, пойду, посмотрю, что с ним.

Но не раньше.

Джастер встал, когда похлёбка почти закипела. Я демонстративно отвернулась, решив, что не буду разговаривать, но воин медленно побрёл не к костру, а в лес.

Я сняла котелок с огня и стала ужинать, даже не сомневаясь, что он скоро вернётся.

Так и вышло. Высокая фигура в чёрном показалась из-за деревьев, когда я закончила ужин, и честно говоря, начала немного волноваться.

Воин же направился к воде, и я поняла, почему он задержался. Джастер шёл медленно, заметно пошатываясь, баюкая левую руку у груди и выверяя каждый шаг, словно боялся упасть. Чёрная рубаха свободно трепетала на ветру: пояс, как и Живой меч, остался лежать в траве.

Я отвернулась, не собираясь ему помогать.

Даже чашку воды не подам.

Сам такое отношение заслужил, скотина неблагодарная.

Шут добрёл до кромки воды, неловко опустился на колени, протянул здоровую руку, собираясь зачерпнуть горсть…

Спокойная река вздыбилась, и сразу две водяницы, хищно и торжествующе улыбаясь, кинулись на воина, обхватив руками за шею и утягивая за собой в воду.

Только волны сомкнулись.

— Джа!.. — я вскочила, разом забыв обо всех своих обидах. — Джастер!

Не зная, что делать, я заметалась по берегу, чуть ли не голося в голос, как деревенская баба. Будь Шут здоров, я бы и пальцем не пошевелила, чтобы ему помочь!

Но он же еле живой! Он даже без оружия!

Они же его сожрут!

Вода полыхнула пурпуром, и это были не отблески заката. Речная гладь пошла волнами, и среди них показалась светлая голова.

— Джастер! — я кинулась к воде. — Джастер! Сюда!

Шут не успел оглянуться, как снова исчез, явно утянутый водяницами.

— Джастер!

В отчаянии я стискивала кулаки, жалея, что не вижу ни одной нежити, чтобы ударить по ней руной и хоть чем-то помочь Шуту….

Ближе к середине реки вдруг вспух водяной горб, а затем взорвался, выбросив четыре водяницы на поверхность и раскидав их по берегам. На воде же безжизненно закачалось тело в чёрной одежде.

Я подобрала подол платья и кинулась в воду, пока нежить приходила в себя, а обессиленный воин не начал тонуть.

— Не смей помирать, слышишь? — зло шипела я, безжалостно вытаскивая полуобморочного Шута за здоровую руку. — Давай, Джастер, вставай, тут уже мелко!

Он кивнул и действительно пошёл сам, неловко освободившись от моей помощи. Я хотела обидеться, но потом увидела, что правой рукой, кривясь и морщась, он прижимает левую руку к груди.

— Ссссс…. - снова зашипели по кустам водяницы. — Ссссссссъедим…

— А ну, пошли вон отсюда! — я зло развернулась, и боевая руна налилась силой сама собой. — Кому сказала?!

Ответом был только плеск воды и сердитые веера брызг от толстых хвостов.

Какими бы дурами водяницы ни были, второй раз связываться со мной они не захотели.

Тем временем воин добрёл до костра. Осторожно выверяя каждое движение, Шут сел возле огня, взял кружку с отваром, недовольно дёрнул уголком губ, но выпил остатки. Левой рукой он старался не шевелить.

С мокрых волос и одежды капало, прилипшие тина и водоросли делали его самого похожим на подводного жителя. Впрочем, я, наверно, выглядела не лучше. Мокрое платье и рубаха путались в ногах, мешая идти. Возбуждение от нападения водяниц спало, и я застучала зубами от холода.

Подобранный по дороге пояс и Живой меч я опустила на землю возле воина.

— Переоденься, простудишься.

Джастер заговорил так неожиданно, что я вздрогнула от негромкого хрипловатого голоса. Шут держал пустую чашку в руке и смотрел в огонь. Обувь он стянул и грел ноги у костра.

— А ты? — я тоже скинула туфли и вылила из них воду, устраивая пострадавшую обувку поближе к огню.

Вместо ответа он равнодушно и слабо шевельнул пальцами здоровой руки.

— Переоденься, ведьма.

Вот ведь, грубиян! Даже "спасибо" не сказал, скотина!

— Спасибо, Янига, — эхом моим мыслям негромко отозвался Шут. — За всё.

Я фыркнула в ответ, развернулась и отправилась в шатёр за сухой одеждой. Новое платье я надевать не собиралась, а красивой рубахой придётся пожертвовать на одну ночь. Ничего, эта одежда высохнет и переоденусь.

Жалко ему мне платье заговорить…

Когда я переоделась и вынесла развесить мокрое на просушку, воин бессильно лежал у костра, закрыв глаза, и, кажется, был без сознания. Пустая чашка лежала рядом, выпав из ослабевших пальцев и чудом не укатившись в костёр.

Я развесила платье и рубаху сушиться на кустах, и посмотрела на бледного, бесчувственного воина.

Сколько бы ни было в нём силы, а две тяжёлые раны и драка с водяницами Джастера доконали. Где сидел, там и свалился. Даже водоросли с одежды не убрал… Так и лежит в мокром…

И тут меня осенило. "Новое покупать — никаких денег не хватит"…

Так, значит, с волшебной рубахой у него и одежды на смену нету?!

Нет! Не стану я его жалеть! Сам виноват, сам пусть и выкручивается!

И чашку воды не пода!..

Я прикусила губу, обрывая сама себя. Не подала бы, да.

Только вот он этого от меня и не ждал.

Несмотря на наш договор, Шут не ждал от меня ни прощения, ни понимания, ни помощи. Он этого ни от кого не ждал.

И не из гордости или обиды.

Он просто привык полагаться только на себя.

Потому и пошёл к реке сам. И утонул бы после драки на радость водяницам, не вытащи я его из воды.

Ой, Янига, Янига… Дала слово ведьмы, обещала помочь, а сама дважды чуть не убила… И своей гордыней в третий раз чуть нежити не помогла…

Нет! Он сам виноват! Никто его не просил такие уроки устраивать! И в воду лезть необязательно было, мог бы и меня попросить воды подать, не переломился бы!

Пока я давила в себе угрызения совести, Джастер тяжело вздохнул, с болезненной гримасой неловко повернувшись на бок спиной к огню и поджимая босые ноги.

Я невольно поёжилась: солнце село, по небу бежали низкие облака, и от воды понесло заметной прохладой. Ночь обещала быть холодной, и хорошо, если дождя не будет.

— Ты гордый и самовлюблённый дурак, — я взяла чёрный плащ и укрыла спящего Шута. — Сволочь неблагодарная. Сам виноват, что так получилось!

Воин только снова тяжело вздохнул, но глаза так и не открыл.

Убрав его чашку и обувь подальше от огня, я забрала свои подсохшие туфли и отправилась спать в шатёр.

Спала я плохо, ворочаясь всю ночь и не в силах выкинуть случившееся из головы.

Обида и беспокойство одинаково грызли мне душу, но я не могла простить Шута за то, что он так со мной обошёлся и наговорил столько гадостей. Лишь под утро мне удалось ненадолго задремать, но очень скоро я проснулась от холода, коварно проникнувшего под полог шатра.

Закутавшись в плащ, я выглянула наружу и поняла, что в шатре, оказывается, тепло. Дождь ночью всё же прошёл, и в сером утреннем тумане всё было мокрым не только от росы, но и от дождя, а в воздухе дышалось паром.

Я застучала зубами, отпустив полог и пытаясь согреться. Ну и холодина… Мне бы плащ Джастера сейчас…

Джастер! Великие боги! Он же всю ночь на таком холоде и под дождём…

Забыв про свои обиды, я сунула ноги в ещё не просохшие туфли, застучала зубами и торопливо выбралась наружу.

Мои платье и рубаха упали с ветвей в траву, побитые дождём, от костра осталось только тёмное пепелище. В забытом мной котелке, как и в обуви Шута, было полно воды.

Сам воин так и лежал с закрытыми глазами в прежней позе, только на побелевших щеках горели алые пятна. Плащ и одежда у него промокли насквозь.

Жив… Он жив…

— Джастер, проснись!

Я протянула руку и вздрогнула: влажная кожа просто полыхала горячечным жаром, но при этом мне казалось, что внутри воина словно таится огромная глыба льда.

— Джастер, вставай! Вставай, пожалуйста! — я тормошила Шута, пытаясь привести в чувство. — Давай, надо уйти в шатёр! Тебе нельзя здесь больше лежать! Ты же болен!

С трудом мне удалось добиться, чтобы он приоткрыл глаза и посмотрел на меня. Глаза у него были мутные и почти безжизненные, а губы заметно пересохли, потому что треснули, когда он попытался что-то сказать.

— Молчи и вставай! — я требовательно смотрела на него. — Ты тяжёлый, я не могу тебя донести до шатра!

С трудом, опираясь на меня, Шут добрался до единственного сухого места в нашем лагере: двойная ткань и густые ветви уберегли внутренность шатра от дождя.

С не меньшим трудом мне пришлось заставить воина раздеться: в горячке он просто не понимал, что я от него хочу. Когда понимал, то двигался так неловко, что мне хотелось взять кинжал и разрезать его одежду в клочки, а не помогать раздеваться, страдая от его болезненных гримас.

При виде жутких воспалённых рубцов и обилия мелких ран и порезов стало стыдно. Он и в самом деле еле живой, а я со своей гордой обидой столько носилась…

Уложив воина на покрывало, я сунула ему в руки Живой меч и укрыла Шута своим плащом, устроившись рядом с ним. Джастер почти обжигал, как раскалённая печь, но при этом его трясло от холода. Но хотя бы на сухом лежит…

И как он собирался в одиночку с таким справляться?

Хотя… Без меня он бы таких ран не получил и был бы сейчас жив и здоров…

Пригревшись, я сама не заметила, как уснула и проспала до полудня.

К счастью, хмурое утро распогодилось, и солнце выглянуло из-за туч. Я развесила нашу одежду сушиться, разгребла мокрое пепелище и разожгла огонь, содрав с веток для костра мокрую кору.

Когда в отмытом котелке закипела вода, я бросила в воду кору с ивовых прутиков. Таким средством Холисса всегда сбивала жар у женщин, приходящих за зельем изгнания, и я решила, что Джастеру от такого отвара хуже точно не будет.

Приготовив поздний завтрак, я снова вскипятила воды и, после недолгих раздумий стала делать вчерашний лечебный настой.

Обида не прошла, но притупилась. К тому же Шут не просил о помощи и даже не ждал её от меня. Это решение было полностью моим.

Жаль, что той мази, которой он щедро поделился с книжником, сейчас у меня нет…

День снова прошёл в несложных заботах: я отпаивала Джастера отваром и настоем и дремала с ним рядом.

На солнце наша одежда высохла быстро, а к вечеру жар у Шута спал.

Он настолько пришёл в себя, что даже смог одеться, пока я готовила себе ужин, но это занятие его так утомило, что воин снова уснул, накрывшись своим плащом.

И, хотя мы не перемолвились даже словом, спать рядом с ним намного теплее, чем одной.

Утром Джастер спал дольше обычного, что неудивительно. Чудом было, что он вообще выжил после таких ран, даже с помощью Живого меча.

Я успела привести себя в порядок и, позавтракав, снова собирала травы для отвара, когда услышала из-за спины:

— Лапчатку забыла.

Негромкий голос заставил меня вздрогнуть и обернутся к Шуту.

— А зачем она? — я покрутила в руке тройной листочек. Не чуяла я в ней никакой силы, но Джастер настоял на её сборе.

— Остальные травы усиливает, — морщась, он выбрался из шатра и поднялся на ноги. Пояс с Живым мечом он так и не надевал, а левую руку согнул в локте и придерживал правой. — Заживает с ней быстрее.

— То есть, я могу её и в свои…

— В лечебные добавляй, — он медленно побрёл в сторону леса. — В любовных обратный эффект будет.

Я покрутила лапчатку в пальцах и добавила к остальным травам. Кажется, часть моих рецептов опять нужно пересмотреть…

Когда Джастер вернулся, я взяла чашку с готовым настоем и села рядом с воином.

— Как ты? — мне было неловко, но не спросить я не могла.

— Лучше, чем вчера, — он усмехнулся, пригубив настой. — Но уроки пока придётся отложить. На несколько дней точно.

— Джастер… — я не выдержала и уткнулась лбом в его плечо. — Прости, пожалуйста…

— Эх ты, ведьма… — он отозвался неожиданно тепло и мягко, отчего в душе поднялась горячая волна благодарности. — Не переживай, всё в порядке. Не помер же.

— У тебя ещё осталась та мазь? Твои раны надо обработать, чтобы быстрее зажили. — Я постаралась взять себя в руки и отстранилась от Шута, чтобы не расчувствоваться окончательно.

— Нет. Меня же не убивают каждый день, — он с усмешкой снова пригубил лекарство. — А царапины и так заживут, что на них внимания обращать?

— Но состав-то ты знаешь? — Не собиралась я отступать от задуманного.

— Знаю, — он кивнул. — Заячий жир доставай.

Я кивнула и под его руководством занялась изготовлением очередного лекарства.

Заячья шкурка, про которую я совершенно забыла, пришла в негодность и отправилась на корм жукам и червям.

— Ну вот, — я держала в руках горшочек с приятно пахнувшей мазью. Удивительно простой состав, надо обязательно записать. — Снимай рубаху.

Джастер начал неловко раздеваться, стараясь не тревожить левую руку. Я не выдержала, поставила горшочек на землю и стала помогать. При виде двух жутких воспалённых рубцов и обилия мелких ран и порезов опять стало стыдно. Он и в самом деле еле живой, а я со своей обидой столько носилась…

— Ложись, — я старалась не смотреть на дело своих рук. Джастер, кривясь от боли, послушно опустился на траву. Я набрала мазь и осторожно стала наносить на раны. Закончив с обработкой двух главных, я решила, что хуже не будет, если и остальные "царапины" тоже получат свою порцию лекарства.

Пальцы легко скользили по твёрдым мышцам рук и груди, спускались на живот, снова вверх, и я вдруг поняла, что не могу остановиться, наслаждаясь этими осторожными прикосновениями, минующими серьёзные раны. Очень уж ярко вдруг вспомнились его ласки…

— Янига… — Джастер вдруг тихо и жарко выдохнул сквозь зубы, отчего меня пронзило сладостной молнией вожделения. — Что ж ты делаешь… ведьма…

"Какая ты горячая, оказывается…" — вдруг вспомнила я и прикусила губу от внезапного укола обиды.

— Джастер, — я требовательно заглянула воину в лицо. — Ты говорил правду?!

— А как ты сама думаешь, ведьма? — он усмехнулся, пока в серых глазах плавилась знакомая страсть.

Я покосилась на дело своих рук и смутилась, потому что впервые вдруг поняла, что могу распалять его желание не меньше, чем он моё.

— Ты мерзавец и лже…

— Прости, — Шут бережно приложил палец к моим губам. — Мне нужно было тебя разозлить.

— Я тебе поверила! — сердито ткнула пальцем ему в грудь, и Джастер взрыкнул.

— Больно же, ведьма!

— Сам виноват, — удовлетворённая этой местью, я взяла баночку с мазью, собираясь уйти. — Какой наставник, такой и ученик.

— Издеваешься, Янига… — тихо прорычал воин, ухватив меня за рукав здоровой рукой.

— Лежи. Ты ещё не оправился от ран. — Я обернулась и, не в силах остановиться, провела ладонью вниз, к поясу, осторожно гладя горячую кожу и лишь кончиками пальцев легко касаясь натянутых ниже штанов.

— Янига…

— Тебе пока нельзя напрягаться. Лежи. — Я лукаво улыбнулась и коснулась губами его шеи, тихо прошептав на ухо: — Сегодня ты мой, Джастер. И пощады не жди.

— Ведьма… Какая же ты ведьма… — жарко простонал он, пока я осторожно ласкала обнаженное горячее тело, спускаясь все ниже и ниже к предмету моего вожделения.

— Джастер… Зачем ты это делал?

Шут лежал, закинув правую руку под голову, а я пристроилась рядом, набоку и, оперевшись на локоть, любовалась чётким профилем.

Как же я рада, что он жив…

— Любая жизнь ценна, Янига, — он смотрел на бегущие облака.

— Даже убийц, грабителей и разбойников? — нахмурилась я.

— У них всегда есть возможность отказаться от того, чем занимаются. Умереть — это их выбор. Захотят уйти — пусть уходят.

Меньше всего я ожидала услышать подобное признание.

— То есть, если они бросят оружие или побегут, ты просто дашь им сбежать?

— Бегать за ними точно не буду.

Ах ты, добрый какой! Для меня, выходит, исключение ещё сделал, по всей поляне гоняя!

— Значит, тебе наплевать только на свою жизнь? — я не выдержала и высказала обиду. — Если ты так хочешь умереть, почему бы тебе просто не дать себя убить тем же разбойникам? Обязательно надо было…

— Для меня жизнь давно утратила смысл. Что касается разбойников и всех остальных, у них всегда есть шанс меня убить. Даже у тебя почти получилось. Только от твоей руки умереть всё же не судьба. — Шут криво усмехнулся, осторожно коснувшись свежего шрама на груди.

Меня же снова захлестнула смесь обиды, вины и непонятного раздражения. Я сердито села, но воин даже не обратил на это внимания.

— Ты сам виноват! Мог бы и….

— Чтобы клинок получился прочным и гибким, острым, как бритва, и способным держать удар, он не единожды проходит огонь горна и холод воды, выдерживает удары молота и порывы ветра…

— Я тебе не!..

— Иметь дар и владеть им — разные вещи, — негромко продолжил Джастер, не обращая внимания на мой гнев. — Чтобы полностью овладеть своей силой, в душе должна быть гармония. Доброта, ум, воля и уверенность в себе — это основа всего. Ты добра и умна, но решительности и уверенности тебе не хватало. Это приходит только с победой над противником. Настоящей победой, в которую вложил душу и вырвал на пределе сил. Только её вкус смывает горечь разочарований и поражений, обид и страданий. А милосердие, проявленное к побеждённому, укрепляет великодушие в сердце.

Шут посмотрел на меня.

— Ты не согласна, ведьма?

Я отвернулась, сердито закусив губу. Возразить мне нечего, но и соглашаться так сразу я не собиралась. Тоже мне, знаток душ человеческих нашёлся!

— Для юной ведьмы любовной магии у тебя был слишком гордый и боевой характер, Янига, — оказывается, он ещё не закончил. — Но ты так привыкла жить в тени своей наставницы, что боялась проявить собственную силу. И боялась оружия, хотя тебя тянуло к нему.

Привыкла жить в тени Холиссы?! Я?!

— С чего ты взял? — фыркнула я, сердито покосившись через плечо на Шута. — Я никогда не…

— Ты же его сразу услышала. — Джастер едва заметно улыбался. — Там, на дороге. И не отказалась взять, когда я предложил. Тебя останавливал только внутренний страх.

— Поэтому надо было меня напугать до полусмерти? — раздражённо огрызнулась я, не желая признавать его правоту. — А потом наговорить кучу гадостей?! По-человечески объяснить не мог? И вообще, откуда ты это знаешь?

Шут грустно усмехнулся и осторожно сел, опираясь на здоровую руку.

— Клин клином вышибают, ведьма. Страх не победить словами, только делами. Оставь я всё как есть, и он пустил бы корни, разрушая твою натуру и мешая жить. Но даже угрозы для жизни оказалось недостаточно, чтобы ты начала сражаться. А вот злость помогла. Прости, что наговорил… всякого. Признаться, не думал, что смогу разозлить тебя настолько сильно. Ты меня удивила.

Извиняется он… Наговорил… всякого. А я поверила… глупая.

— Обязательно надо было подставляться в последний раз?! А если бы я тебя… опять…

— Не убила же, — он равнодушно повёл здоровым плечом, поморщившись от боли. — Любое дело надо доводить до конца. Без этого удара твоя победа не была бы полной. Зато твоих страхов больше нет. Или я не прав? — он взглянул на меня. В тёмных глазах отражалось пламя. — Разве ты не чувствуешь себя сильнее и уверенней, Янига?

Я обиженно закрыла рот, вынужденно признавая его правоту. В полном молчании мы сидели и думали каждый о своём.

Впервые я вдруг поняла, что Джастер внимательно наблюдает за мной. И не просто наблюдает, а влияет на меня, так или иначе заставляя делать то, что считает нужным.

Это осознание отозвалось неожиданным раздражением. Мне совсем не хотелось становиться игрушкой в его руках. Но в то же время я не могла не признать, что и в самом деле многому научилась и стала гораздо увереннее в себе, чем была до нашего знакомства.

Даже сейчас я спорила с ним, как не посмела бы всего три дня назад…

Но рисковать своей жизнью, чтобы избавить меня от страхов…

Ох, Джастер…

— Выходит, я должна поблагодарить тебя за такую помощь? — ну не могла я просто смириться с тем, что он опять меня провёл.

— Скажешь, когда сражаться научишься, а не по дури мечом размахивать, — Шут проигнорировал мой выпад. — Над техникой тебе работать и работать. Да и над всем остальным тоже. Ты ж из тени своей Холиссы сейчас только кончик носа высунула. Но хотя бы голос свой у тебя прорезался, а то всё молчала да ревела. Хочешь возразить, ведьма?

Да как он смеет такое говорить про меня и Холиссу?! Негодяй! Хам! И это после всего, что я для него сделала?!

— Значит, ты всё-таки говорил правду!?

— Ты о чём, ведьма?

— Что я тебе… — я невольно смутилась, чем вызвала новую усмешку.

— Тебя такой скромности наставница научила?

Скромности? Холисса?!

Я фыркнула.

— Да она любовников, как модница платья, меняет! — сердито огрызнулась я, сама не понимая, что меня так рассердило — А таких, как ты, на завтрак ест.

Воин оценивающе приподнял бровь и хмыкнул.

— Поди, она ещё и красотка? — поинтересовался он. — Может, познакомишь? Вдруг я ей приглянусь?

Бабник. Какой же он всё-таки мерзавец и бабник…

— Холисса — достойная ведьма, а не девка уличная! А ты — кобель блудливый! — я сердито вскочила и начала одеваться. — И не подходи ко мне больше!

— Как скажете, госпожа, — с усмешкой отозвался Шут, окончательно разозлив меня. — Гав-ав.

— Выходит, ты совсем никого не ценишь и не уважаешь, да?! Все вокруг для тебя игрушки и пустое место?! Это из-за неё, да? Поэтому ты запрещаешь себе подпускать кого-то ближе, чем на длину своего фламберга?

Ответом было хмурое молчание, но я чувствовала, что не ошиблась, и меня словно прорвало.

— Ты боишься собственных чувств? Или того, что я смогу этим самым клином потеснить её в твоём…

— Нет. — Воин встал, не скрывая болезненной гримасы, но взгляд был твёрд и непреклонен. — Этого я не боюсь. Ты не моя женщина, а я не твой мужчина. И хватит об этом. Это первое. И второе. Ты дважды просила расторгнуть наш договор, Янига. И дважды я отказывал тебе, потому что ты не понимала, о чём просишь. Но. В третий раз отказывать не стану. Мы расстанемся. Подумай, чего ты хочешь на самом деле, ведьма. Заодно можешь собирать вещи. Завтра мы уходим отсюда.

Отвернувшись, хмурый воин отправился в шатёр за своими вещами, оставляя меня в неприятной и глубокой задумчивости.

13. Чёрная луна сильных трав

Дорога сбегала с пригорка к небольшому озеру, на берегу которого расположились симпатичные домики.

Издалека было видно, что там какой-то праздник. Дома и улочки украшены цветочными гирляндами, жители в ярких нарядах. Чем ближе мы подходили, тем громче становились слышны музыка, громкие голоса, смех и… хрюканье вместе с характерным запахом.

Вот кто был главным украшением праздника.

Молодые поросята и годовалые свиньи в курточках и штанишках, платьицах и шляпках красовались на специально сделанном помосте, украшенном цветами, а жители громко обсуждали, кто из обожаемых питомцев достоин приза.

Выглядело зрелище забавно и весело. После двух дней молчаливого путешествия по лесу с мрачным, как сыч, воином, мне очень захотелось посмотреть на это представление поближе, чтобы хоть немного развеяться от тяжёлых дум.

Всё это время я мучилась между горечью от его признания, что я не его женщина и что если я захочу — то мы расстанемся, и в то же время во мне тихо кипела обида на то, что он всё это время ловко управлял мной, как куклой.

Разговаривать Шут больше не желал, свои раны смазывал сам. Фламберг и лютню он нёс теперь на здоровом плече, а больную руку держал за поясом, заодно оттягивая его от раны. Наш путь лежал вдоль реки, костра воин не разводил, и ужинали мы всухомятку тем, что нашлось в его торбе. Спали мы тоже порознь, и это не поднимало мне настроение.

Я не понимала, чему мне верить и кто я для него на самом деле. Я не хотела разрывать наш договор, но и как мне помириться с Шутом — тоже не знала.

Поэтому я надеялась, что необычный праздник поднимет Джастеру настроение, и он заговорит.

Но лучше бы он молчал.

— Занесло же в деревню свинолюбов… — Шут бурчал себе под нос, но так, что его прекрасно слышали окружающие. — Что такого умилительного в наряженной свинье? Свинья — она свинья и есть, как её ни ряди. Жрёт помои, живёт в грязи. Тупая скотина на убой. Какой повод любить такую скотину больше человека?

На нас стали недовольно оглядываться. И без того мы своими чёрными нарядами привлекали внимание, особенно Джастер с его-то ростом и внешностью, но такое ворчание настраивало жителей деревни против нас. А я вовсе не хотела бежать из этой деревни обратно в лес. Поэтому старалась делать вид, что ничего не слышу, но Шут не успокаивался.

— Говорят, свинина по вкусу напоминает человечину, только не помню, чьё мясо нежнее, — говорил он сам с собой, игнорируя растущее вокруг недовольство.

В том числе и моё. Внутренний гнев закипал всё сильнее.

— Теперь понятно, почему. Таких свиней от людей не отличишь. Особенно ночью. Так с ходу и не поймешь, где хозяин, а где…

Всё. Надоел! Я не собираюсь снова терпеть его хамство и недовольство!

Голос у меня только прорезался, значит?! В тени наставницы я всё время?!

Я тебе покажу, в какой я тени!

Игнорируя нарастающий ропот негодования, я развернулась к Джастеру и ткнула пальцем воину в грудь, почти попав в заживающий шрам, сразу останавливая и Шута, и ворчание.

— А теперь послушай меня! — сердито смотрела я в хмурое лицо, но впервые такое выражение меня не смутило. Я ему покажу, насколько мне хватает и решительности и уверенности в себе!

Я заставлю его себя уважать!

— Хватит ворчать! Если у тебя плохое настроение, не надо портить его другим! У тебя нет права оскорблять ни этих людей, ни их свиней!

За моей спиной раздались одобрительные выкрики. Джастер нахмурился ещё больше, наверняка собираясь выдать очередное ядовитое замечание, но я не собиралась терпеть его скверное настроение, как и щадить самолюбие. Сам напросился, сам и получит!

— Теперь я не удивляюсь, почему она тебя бросила, — прошипела я ему в лицо, не обращая внимания на то, как между нами всё сильнее натягивалась какая-то невидимая струнка.

Удар достиг цели. Он вздрогнул, сжал кулаки и стиснул челюсти так, что отчётливо скрипнули зубы. Чёрные глаза сощурились в бешеный прищур.

— Ещё одно слово, ведьма, и ты проклянёшь день, когда мы встретились, — тихо процедил Шут.

Страх от этой угрозы смыла новая волна внезапной злости. Да что он вообще себе позволяет?! Сколько можно грубить всем подряд, включая меня?!

Надоело всё это терпеть!

Я — госпожа ведьма Янига, а не девчонка для развлечений!

— Это так ты теперь ценишь то, что имеешь, значит? — зло прошипела я в ответ. — А потом жалеть будешь, как с ней? Да иди ты тогда, куда хочешь, и не мешай мне радоваться! Рядом с тобой молоко скиснет, не то что чувства! Надоел до смерти со своими уроками и ворчанием!

Дзин-нь!.. Невидимая струна, что всё больше натягивалась между нами, — оборвалась.

Ясное небо над головой раскололось, молнии ударили между мной и очень побледневшим Шутом, земля дала трещину…

В душе взвыло и застонало от внезапного чувства, что сделала что-то… непоправимое. Но злость кипела во мне, и я отмахнулась от глупых предчувствий.

Шут же отшатнулся так, словно получил пощёчину. Кровь отлила от лица, в широко раскрытых почерневших глазах стояла боль. Но в следующее мгновение глаза Джастера сузились и побелели от невиданной мной прежде ярости.

И даже через кипевшую во мне злость я поняла: всё. Мне конец. Он же сейчас и пепла не оставит ни от меня, ни от деревни…

Воин выпрямился и закрыл глаза, сжав кулаки и челюсти добела. В следующий миг между нами с неслышным грохотом рухнул невидимый ледяной занавес толщиной, наверное, больше, чем огромный фламберг Шута.

Но я не успела осознать случившееся до конца.

Слишком мирно светило солнце, зеленела трава, и хрюкали наряженные свиньи.

— Как скажете, госпожа, — негромко и очень спокойно сказал Джастер с неглубоким вежливым поклоном.

Только вот чёрный заледеневший взгляд равнодушно смотрел сквозь меня, а от всей его фигуры веяло ощутимым холодом.

— Воля ваша. Не смею больше вам мешать. Наслаждайтесь новолунием, госпожа.

Он развернулся и под довольное улюлюкание крестьян отправился к трактиру, чья вывеска красовалась неподалёку. Только вот ступал Шут так осторожно и бережно, словно нёс что-то очень хрупкое и ценное и шёл по тонкому льду, а не по утоптанной дороге…

Наслаждаться новолунием… Зачем он так сказал?

— Вот это по-нашему, госпожа ведьма, понимаю! Как вы ловко его на место поставили! Негоже псине без хозяйского слова лаять!

Рядом со мной возник коренастый мужик в зелёном кафтане. Благодушное лицо излучало удовлетворение и неуловимо роднило его с одной из участниц необычных смотрин.

— Ольсен Олив я, госпожа ведьма, староста Пеггивилля, понимаете? Признаться, я-то уж мыслил, что придётся нам вашего псину вежливости поучить…

Злость и раздражение отступали, но никакого удовольствия от своей "победы" я не испытывала. Хуже того, мне становилось очень не по себе. Я не понимала, что не так, но чувство внезапной утраты и какой-то почти непоправимой ошибки не желало покидать душу.

— Да уж… — я попыталась изобразить улыбку, пытаясь разглядеть чёрную спину, но меня уже окружили со всех сторон.

Улыбка вышла плохо, но местных, в том числе и старосту, это не заботило.

— Молодец, госпожа ведьма! Как за наших свинок заступилась! Ай да госпожа ведьма!

Одобрительные мужские крики неслись со всех сторон. На удивление, женщины и дети помалкивали, выражая своё одобрение какими-то робкими, заискивающими улыбками и кивками.

Мне оставалось только мило улыбаться в ответ, чтобы окончательно загладить неприятное впечатление от ворчания Джастера.

Эх, Янига… Он же теперь молчать неделю будет.

И как он сказал это: "Наслаждайтесь…"

Словно я попала во что-то… очень нехорошее. И рассчитывать могу теперь только на себя.

Но что опасного может быть в такой милой деревне?!

Свиньи?

Фу, глупости.

Я постаралась выкинуть нашу ссору из головы. Подумаешь, ерунда какая. Остынет и всё нормально будет. Не в первый раз поругались. Может, заодно ворчать меньше станет. А то совсем никакого уважения ни ко мне, ни к людям…

— Госпожа ведьма, — староста снова привлёк к себе внимание. — А у вас не найдётся чево-нить для моей Эвелиночки?

— Э… — я огляделась в поисках его спутницы, но староста потянул меня к помосту, на котором хрюкала свинья в соломенной шляпке с дикими розочками и розовом платье с оборками.

— Не правда ли, она просто прелестна! — староста смотрел на свинью с таким обожанием, что я невольно подумала: а так ли не прав был Джастер в своём нелестном сравнении?

— Эй, Ольсен! — закричал кто-то из толпы. — Так нечестно! Пусть госпожа ведьма тогда и нашу Розу оценит!

— И моего Паттерсона!

— И Солнце-с-гор!

— И…

Я пришла в тихий ужас от такой перспективы, а Ольсен примиряюще замахал руками.

— Хорошо, хорошо! — Он повернулся ко мне. — Госпожа ведьма, у нас тут смотрины, как понимаете. Судьи есть, но каждый любит своё, понимаете? Если вы присоединитесь…

Судить свиней? Я окинула взглядом хрюкающих претендентов, и мне захотелось присоединиться к Джастеру. Но я взяла себя в руки и постаралась мило улыбнуться:

— С большим удовольствием!

Судейство затянулось надолго. Почтенные судьи спорили до хрипоты, обсуждая достоинства своих свиней и выискивая недостатки у чужих, и были готовы спорить до следующего утра. Но в мои планы это не входило. Я успела здорово устать, проголодаться, и мне очень хотелось, чтобы эти глупые смотрины скорее закончились. В итоге, я предложила выбрать не одного победителя, а нескольких, выставив в качестве призов от себя специальную травку для красоты свинок. Мысль пришла в голову неожиданно, пока я слушала споры и думала о том, что за этот отвратительный день опять умудрилась поссориться с Джастером, не успев помириться с прошлого раза.

Кроме готовых склянок, в сумке хранились пересушенные на солнце травы, которые у меня рука не поднялась выкинуть. Так почему не зачаровать на привлекательность свиней?

Это же не торговля зельями…

Предложение было принято с воодушевлением. Поскольку все свиньи для меня были, что называется, на одно лицо, я выбирала самые симпатичные наряды.

Конец смотрин означал начало праздничного застолья, которое все мужчины дружно собирались отметить в трактире. Но сначала заботливо загоняли в хлев главных хозяев торжества, пока женщины и дети тихо расходились по домам. Мне же ещё предстояло подготовить и вручить награды победителям.

— Псина ваша — редкостная сволочь, грубиян и хам, госпожа ведьма! Мало его пороли, пока поперёк лавки лежал!

Жаловаться тощий трактирщик с длинными тонкими рыжими усами начал, едва я переступила порог его заведения. Ужинать и ночевать сразу расхотелось, зато очень захотелось снять туфлю и стукнуть хозяина по лбу.

Ну, вылитый таракан.

Неудивительно, что Джастер деликатничать не стал…

— Это ж даже Лупочник так себя не ведёт, когда нажрётся, а нажирается он до скотского виду!

Мельком я оглядела заведение. Просто, грубо, не очень чисто. Сарай сараем и есть. Только, к сожалению, ночевать больше негде. Несмотря на моё "судейство", никто из зажиточных крестьян свой дом для ночлега госпоже ведьме не предложил.

Впрочем, я уже не была уверена, что деревня настолько милая, как показалось сначала.

— Что он сделал? — я недовольно поморщилась: опять мне за Шута выслушивать и извиняться…

— Дом мой свинарником обозвал, шкура паршивая! Еда ему — помои, пиво — ополоски! Шоб ему типун на язык присел! Даже озеро наше обхаял, брехун! Мол, на гнилом болоте вода чище, язва ему в брюхо! — тут же начал загибать пальцы этот вислоусый тип.

Как будто деньги за каждое слово считает.

Но меня интересовало другое.

— Комната у вас для ночлега найдётся?

— Ежели так комнату просят, то я наместник короля, — насупился "таракан". — Но так и быть, коль уж вы наших свинок так уважили… За кухней дверь, держите ключ. А ещё псина ваша кувшин расколошматил!

— Какой кувшин? — я решила не обращать внимания на его грубость.

— Девки мои паршивца эттного, аки гостя, уважить по жаре хотели, воды подали, а он его об стену как жахнет! Да вона, сами гляньте!

Повернув голову в указанном направлении, я действительно увидела отбитое горлышко кувшина, болтавшееся на гвозде, торчащем в притолоке двери. Ниже гвоздя растеклось большое мокрое пятно.

Памятуя, в какой ярости был Шут, трактирщик очень легко отделался.

— Дело, конечно, ваше, баб… ведьмовское, — продолжал бубнить "таракан", смерив меня исподлобья таким подозрительным взглядом, что сразу понятно, какие "дела" он имел в виду. — Но как по мне, гнать такого кобеля взашей надо. И неча ему среди порядочных людей делать!

— Где он? — спорить и, тем более, что-то доказывать этому неприятному типу я не собиралась.

Трактирщик сложил руки на тощей груди и презрительно выпятил губу.

— Эта пся паршивая сказал, что в таком хлеву ноги его не будет! А я его за дверь и выставил тута же! Пущай где хочет — там и ночует, чурбан неотесанный, хучь на гнилом болоте, хучь в поле, хучь в бору с медведём обжимается! И не просите за него! Я такого брехуна поганого и в отхожее место не пущу!

Я невольно потерла лицо ладонью. В бору с медведём — это Джастер как раз мог. В лес ушёл, значит…

Ну и ладно, там он точно успокоится. А то ещё поубивает тут кого ненароком…

— Он заплатил?

— Попробовал бы он не заплатить! — недовольно пробурчал трактирщик. — Я б его шустро вежести-то выучил!

Забрав ключ, я попросила принести ужин в комнату, сославшись на то, что буду делать зелья для победительниц смотрин.

Мне хотелось отдохнуть, а не пировать с шумными крестьянами в общем зале. И без того свиной дух, казалось, пропитал меня насквозь. Никакие духи не отобьют, пока не помоюсь…

Вздохнув, я отправилась делать обещанные награды для победителей.

Комната оказалась бывшей кладовкой, в которой прорубили узкое оконце на одну ставню и втиснули кровать и крохотный стол в две доски.

Глядя на немытый пол и явно несвежее бельё, я подумала, что тоже предпочла бы пообжиматься в бору, только не с медведём, а с Джастером…

Впрочем, выбора у меня не было.

С делами я управилась быстро и, вручив мешочки с заговоренными травами довольным мужикам, тихо ускользнула к себе, надеясь хоть немного отдохнуть. Но не тут-то было.

В дверь робко постучали, и на моё разрешение в образовавшуюся щель проскользнула худенькая конопатая девчушка, с двумя жалкими косицами и в замызганном сером платье. В её руках красовался поднос с огарком свечи, плошкой, полной жаркого с овощами, миской с кашей и кружкой с вином. Девчушка закрыла дверь ногой и еле донесла поднос до столика. При этом она испуганно оглядывалась и вообще выглядела забитой. На фоне холёных свиней и их хозяев контраст была разительный.

— Госпожа… — девчушка робко посмотрела на меня и тут же испуганно опустила бледно-голубые глаза в пол.

— Что-то ещё?

При виде жаркого в голове вдруг всплыли нелестные слова Джастера. Даже есть расхотелось.

Нашёл же, с чем сравнить!

Ещё и "наслаждайтесь" так сказал, что впору подавиться теперь…

Внезапный приступ тошноты мне сдержать удалось. Нет уж. Желания пробовать жаркое сегодня у меня точно не было. А вот овощи и кашу я поем с удовольствием.

— Вы захотите после ужина прогуляться? — Девчушка озадачила меня неожиданным вопросом, за которым явно крылось отнюдь не праздное любопытство.

— Что-то случилось? — я отложила ложку и пристально взглянула в бледно-голубые глаза.

Она испуганно заморгала и так отчаянно замотала головой, что косицы забили по лицу. Да что же с ней такое?

— Я не сержусь, — я положила ей руки на плечи, желая успокоить, и ощутила под платьицем тонкие, почти птичьи косточки. Худющая какая… А ведь в трактире работает, не должна такой быть…

— Просто скажи, почему я захочу прогуляться после ужина.

Девчушка чуть расслабилась: я почувствовала, как опустились тонкие плечики.

— Вы в самом деле настоящая ведьма? И можете любовь наколдовать?

— В самом деле, — я кивнула и чуть улыбнулась. — Разве не видно?

Девчушка вздохнула.

— С вами хотят поговорить матушка, сестра и ещё… — она посмотрела на миски с едой, сглотнула и оглянулась на дверь. — Мне надо идти.

— Где они будут ждать?

В деревне определенно творились странные вещи, и я снова подумала про Джастера, но тут же отмела эту мысль. Раз со мной хотят поговорить женщины, и дело касается моей работы, бояться нечего. Наверняка просто не хотят на глазах у мужей зелья покупать.

Да и я рисковала, соглашаясь на это предложение. Эта деревня явно не в наделе Холиссы, и ссориться с неизвестной мне ведьмой совсем ни к чему.

Поучаствовать в празднике как гостья — это одно, а вот продавать зелья — совсем другое.

К тому же Шут так быстро не успокоится и не вернётся, а где его искать — я не представляла.

— У озера, — девчушка затараторила быстро и почти шёпотом. — За старой ивой, со двора по тропинке и налево. Только через заднюю дверь выходите, так вас никто не заметит. А ежели заметят: скажите, что в отхожее место идёте, оно там, во дворе, недалече.

— Тогда я поужинаю и прогуляюсь.

Девчушка понятливо кивнула, подхватила пустой поднос и исчезла за дверью.

Ужинать я закончила быстро. Вино пить не стала, решив на всякий случай воспользоваться этим как предлогом: мол, за водой пошла. Правда, объяснений, почему взяла с собой сумку с зельями, я не придумала и просто понадеялась, что на это не обратят внимания. Девчушка и остальные женщины явно не желали предавать нашу встречу огласке, и меня это тоже устраивало.

Убирать в комнате свои вещи было некуда, и я по-простому сунула торбу под подушку, понадеявшись, что никто моими вещами не заинтересуется. Заподозрить у меня наличие больших денег по потрёпанному простому платью и истоптанным туфлям довольно затруднительно, да и вообще, здесь кажется, свиньями куда больше интересуются, чем женщинами и их видом…

К счастью, мне удалось незамеченной проскользнуть к задней двери и выйти во двор. Уже смеркалось, но тропинка, по которой ходили к озеру, видна хорошо. Даже в темноте не заблудишься, настолько вытоптана.

Когда я подошла к указанной иве, из-за ствола показалась женская фигурка и поманила меня в заросли. Я невольно передёрнула плечами — не столько от холодного ветерка с озера, сколько почувствовав себя неуютно. С Джастером я чувствовала себя намного… уверенней.

Может, зря я так на него наругалась?

Но он сам виноват! Мог бы и не портить мне настроение! И не грубить всем подряд!

Пусть сидит в своём лесу! Я — госпожа ведьма! Сама разберусь!

Сердито выругав себя за мгновения слабости, я решительно пошла по направлению к густому ивняку.

— Госпожа, — плотные заросли ветвей раздвинулись, и я увидела молодую женщину, помахавшую мне рукой. Кто-то за ней прикрывал ладонью слабенькое пламя свечи.

— Сюда, госпожа.

Я последовала в открывшийся проход и оказалась на небольшом пятачке, надёжно укрытом со всех сторон. Женщин и девушек здесь собралось около десятка. И все выглядели забитыми и запуганными, но кроме этого было ещё что-то странное…

— Чем я могу вам помочь?

Женщины переглянулись, и вперед выступила одна из них. Молодая и когда-то наверняка красивая, сейчас, в сумерках и при свете свечи, скорбной маской бледного лица и ввалившимися глазами она больше напоминала покойницу.

— Спасите нас, госпожа! — женщина неожиданно рухнула на колени и умоляюще протянула ко мне руки. А следом за ней попадали и остальные. — Расколдуйте наших мужей! Вот, всё отдадим, всё, только спасите!

К моим ногам упал увесистый узел размером с хороший кочан капусты. Я потянула уголок и ахнула. Бусы, серьги, браслеты, кольца… Вот чего не хватало этим женщинам! Кажется, они и впрямь собрали всё, что у них было, чтобы оплатить мою помощь.

— Встаньте и расскажите, что у вас приключилось.

Поднимать узел я не стала: это означало бы согласие на работу. Но я не спешила соглашаться, не узнав, в чём тут дело.

Да и не лежала у меня душа отнимать последнее у тех, кто оказался в беде. А что беда серьёзная, я уже не сомневалась.

Женщины поднимались, виновато переглядываясь и отводя глаза. Слово за слово я вытянула из них всю историю.

Возвращалась я в глубокой задумчивости. Одна из девиц оказалась дочкой трактирщика и сестрой той самой девчушки. Девица проводила меня, неся свечу впереди. У задней двери она загасила огонёк, ещё раз слёзно попросила помочь им, и я отправилась к себе, понимая, что всё-таки вляпалась в нехорошую историю.

Год назад такой же праздник (только его героинями были женщины, а не животные) Пеггивилль посетила другая ведьма, тоже владеющая любовной магией. Но так сложилось, что она была старухой и, в придачу, со скверным характером. Девица, рассказавшая историю, плакала и рыдала, каясь в том, что тогда выиграла смотрины и нагрубила старухе, сказав, что её мужики без всяких зелий любить будут, а такую каргу уже ни одна магия не украсит и любой мужик лучше со свиньей ляжет, чем с такой ведьмой. Остальные бабы товарку поддержали и погнали ведьму прочь, а мужики только посмеялись над глупыми склоками. Ведьма ушла из деревни, напоследок пообещав женщинам, что отныне их мужья будут любить только свиней, а не жён и детей. Проклятие сработало. Уже на следующее утро все мужчины души не чаяли в свиньях и поросятах, а к своим семьям относились хуже, чем к скотине. Настолько хуже, что могли в обмен на свинью отдать соседу хоть жену, хоть ребёнка. Кроме того, свинолюбами они стали на самом деле, отчего меня чуть не стошнило во время рассказа.

Не один раз я вспоминала слова Шута, всё больше чувствуя себя виноватой и… глупой девчонкой.

Могла бы догадаться, что он не просто так про свинолюбов ворчать начал…

Где искать ту ведьму — никто не знал, хотя я не сомневалась, что это была хозяйка надела. Судя по возрасту и скверному характеру, путешествовала она редко, но обид не прощала.

Женщины, давно раскаявшиеся в содеянном, уже отчаялись, не зная, что делать, и вот, к их великой радости, в деревне появилась я. Теперь же бабы были готовы на всё, чтобы вернуть себе мужчин и снова почувствовать себя людьми, а не бесправной скотиной.

По чести говоря, к концу рассказа я не сомневалась, что должна отказаться.

Потому что не следует порядочной ведьме лезть в дела другой ведьмы, да ещё и в её наделе. За дело дуры наказаны, нечего ведьму оскорблять.

Холиссино проклятие я бы точно снимать не стала, но её бы назвать каргой и старухой никто не посмел. Хотя по годам она годилась мне в матери, выглядела она очень привлекательно и мужики за ней бегали больше, чем за молодками.

"Привыкла жить в тени наставницы… Только сейчас голос прорезался…"

Нет! Ничего подобного!

Холисса меня прекрасно воспитала!

Она и сама не стала бы!..

Я вдруг поняла, что не уверена в ответе. Характер у моей наставницы был крут, и она вполне могла бы как снять проклятие, так и своего добавить или оставить всё как есть, смотря в каких отношениях она была с хозяйкой этого надела…

Мне же навлекать на себя неприятности совсем не следовало. Мало того, что я не представляла, где вообще находится эта деревня и какие города есть поблизости — и есть ли они вообще.

Ссориться с опытной и злопамятной ведьмой из-за глупых баб совсем не хотелось.

Бабы же упрашивали так слёзно и жалостливо, что мне не хватило духу сразу им отказать, и я пообещала подумать до утра.

Теперь же, сидя у окна и глядя на тёмное безлунное небо, я думала о том, как завтра отказать бабам и поскорее покинуть эту деревню. Пусть сами хозяйку надела ищут и прощение у неё вымаливают.

Наверняка она живёт и здравствует, иначе бы тут давно новая молодая ведьма появилась и проклятие сняла, чтобы свою власть утвердить.

А я вмешиваться в это не…

— Не надо, тятенька! — звонко пискнул за окном девчоночий голосок. — Ай! Больно!

Я осторожно выглянула в окно. Перед дверями кухни, у поленницы, трактирщик нагнул знакомую мне девчушку через дровяного козла и свежесорванным ивовым прутом порол по тощему заду, задрав рубаху до живота. Прут свистел в воздухе, девчонка вскрикивала и обливалась слезами.

Мать и старшая сестра стояли рядом, опустив головы и не смея заступиться за младшую.

Не знаю, чтобы сделал Джастер, если бы это увидел. Но он бы терпеть и молчать точно не стал.

В этом я не сомневалась.

Я отвела глаза. Я — не Шут. Не моё дело, за что отец своё дитя наказывает. Может, она натворила чего…

После десятого удара трактирщик опустил руку. Девчонка сползла на землю и лежала, тихо всхлипывая и не в силах подняться. В воздухе отчётливо пахло кровью.

— Ещё раз посмеешь у моей Анунночки еду таскать — убью паскуду! И вас тоже касается, дармоедки!

Меня затрясло от омерзения, негодования и незнакомой до этого ненависти.

Больше всего захотелось вылезти из окошка во двор и придушить этого "таракана" его же усами.

Трактирщик бросил тёмный прут в ноги жене и старшей дочери и скрылся за углом дома. Женщины кинулись к лежащей девчонке, и мать взяла её на руки.

— Воды за баню принеси, только тихо, — негромко сказала она старшей дочери, унося младшую куда-то в темноту.

Меня никто из них не заметил.

Я закусила рукав платья, пытаясь совладать с охватившими меня чувствами.

"Чёрный цвет — цвет защиты и защитников… Маг, облачившийся в чёрное, делает внешнюю темноту источником своей силы, обращаясь к божественной Паре…"

"Поэтому его носишь ты…"

Я потрясла головой, прогоняя неожиданные воспоминания.

Нет, Джастер, с этим ты ошибся. Я не маг, я ведьма. Это ты защищаешь других оружием.

Я же просто могу снять проклятие, превратившее людей в настоящих скотов.

Но, если я вмешаюсь — это будет вызов хозяйке надела!

Спокойно, Янига! Ты ведьма, а не глупая девчонка, чтобы горячку пороть! Хватит уже на сегодня! Хорошо подумай, во что ввязываешься!

Шут же предупредил про новолуние! А он слов на ветер не бросает, сама знаешь!

Но я себе не прощу, если не сниму это проклятие! Мне же вот это всё до конца жизни в кошмарах сниться будет…

Думай, ведьма, думай!

Ни одно оскорбление не стоило того, что переживали эти женщины и девочки каждый день.

Я снова выглянула во двор.

Темно и тихо. Ночь безлунная, только сверчки иногда трещат.

Чёрная луна сильных трав.

Время, когда можно изменить свою судьбу.

Ох, Джастер!

Как же не вовремя ты…

Я оборвала себя на полумысли.

Шута здесь нет и решение принимать только мне.

Я — госпожа ведьма. И я уверена в своих силах.

Я села на кровать и поняла, что решение принято.

Думай, Янига. Непростая задачка тебе попалась.

Чтобы снять проклятие, требовалось найти предмет, на который оно наложено. Предмет же мог быть любым, к которому могла прикоснуться ведьма. Искать такой можно очень долго. А значит, придётся задержаться в этой деревне, как бы мне ни хотелось сбежать отсюда побыстрее.

В который раз за вечер я обругала себя за нашу ссору. Совет Шута мне бы сейчас ох как пригодился! У него же такой нюх на ведьмовскую…

Так, стоп! Что он там этому "таракану" наговорил?!

Трактир свинарником обозвал — это понятно… Еда и пиво ему не угодили… Нет, это не то…

Я тёрла виски, силясь вспомнить подробности разговора. Было там что-то очень важное… Что я не заметила, не обратила внимания…

"Кувшин расколошматил… как жахнул… Озеро наше не угодило… Мол, в гнилом болоте вода чище…."

Вода!!!

Ну конечно! Целое озеро воды! Как всё просто!

— Спасибо… — с глубокой благодарностью тихо пробормотала я, хотя Шут и не мог меня услышать. — Спасибо!

За окном раздались тихие шаги и негромкое позвякивание полного ведра.

Я выглянула в окно.

— Эй! Как сестра?

Хотя я окликнула тихо, девица охнула и едва не выпустила полное ведро из рук.

— Г-госпожа?

— Как она?

— Всё хорошо, не волнуйтесь, — голос девушки дрожал от сдерживаемых слёз. — Приболела чутка…

— Раны промойте, подорожник приложите и повязки сделайте. Только листья в кашицу сначала сжуйте. Понятно? — поделилась я одним из рецептов Джастера. — Повязки раза три в день меняйте и грязи к ранам не допускайте, загниют.

— Да, госпожа, — отозвалась девушка. — Благодарствую… А вы…

— Завтра, — отрезала я, не спеша давать обещание. — Остальное завтра.

Не дожидаясь ответа, я закрыла ставню и зажгла свечу.

Мне было над чем подумать.

Полночи я сидела над своими записками, подбирая наиболее подходящий состав и заклятье для отворотного зелья. Никакого проклятия не было. В озеро просто вылили зелье приворота, заговоренное на свиней. Действовало оно только на мужчин, и глупые бабы сами опаивали своих отцов, мужей и братьев с утра до ночи.

Закончив работу уже под утро, от усталости и переживаний я уснула без сновидений и проснулась от того, что в дверь стучали громко и настойчиво.

Оказалось, что староста пригласил меня, как почётную гостью, на забег хрюшек и новую пирушку в честь победителя. Сидя среди почтенных судей на украшенном цветами помосте, я видела не их и не визжащих толкающихся свиней, а устремлённые на меня молящие взгляды женщин всех возрастов.

В ушах же, на каждое хрюкание, эхом отдавалось: "Тятенька, не надо!"

В этот раз мне пришлось поучаствовать в праздничном пиру. Кусок в горло не лез, и, отсидев сколько позволяла вежливость, я ретировалась. Но пятый раз пьющие за здоровье своих свинок мужики на это уже не обратили внимания.

К озеру я пошла в сумерках.

Мужчины праздновали в общем зале, а женщин было не видно.

То ли по домам сидят, то ли по кустам прячутся, поглядеть, как я работать буду. Если так и было, я не стала отвлекаться на эти мысли. Делов-то: зелье в воду вылить и отворотное заклятье прочитать.

Сложнее баб уговорить не болтать о моей помощи. Глядишь, хозяйка надела и не узнает, что я тут побывала…

Моя уверенность в простоте работы стремительно начала исчезать, когда после первых слов отворота вода в озере забурлила. По ивняку зашелестело, но, услышав испуганные шёпотки, я не стала оборачиваться и смотреть на женщин.

Ритуал прерывать нельзя, этому меня Холисса хорошо выучила. Не переставая произносить заклятье, я с каким-то неожиданным внутренним отстранением наблюдала, как вспучился посреди озера водяной горб, лопнул, раскидав брызги аж до берега, и в темнеющее небо взвилась полуразложившаяся туша огромной свиньи, в водорослях, слизи, обрывках ленточек и женской одежды. На голове этого ночного кошмара красовались самые настоящие, закрученные в один оборот, рога, а клыки в пасти были под стать кабаньим. Глаза чудовища вспыхнули изумрудными точками, и с жутким хрипом тварь стала принюхиваться, ища того, кто посмел нарушить заклятье приворота.

Внутри все заледенело от ужаса. Великие боги… Что это такое?! Неужели приворот был на эту тушу?! Что мне делать?!

Джастер! Я не хочу этим "наслаждаться" без тебя!

Бабы за спиной завизжали и, судя по треску кустарника и топоту, кинулись прочь от озера. Если бы я могла — то последовала бы их примеру. Едва закончила договаривать последнее слово заклинания — сама, не понимая, как это удалось, — чудовищный труп, яростно взвизгнув, перебирая полуизглоданными ногами прямо по воздуху, ринулся на меня!

От ужаса я оцепенела, а ноги просто приросли к земле. Ничего подобного я никогда не видела и даже не слышала.

"Чёрный — цвет защиты и защитников… Маг, облачившийся в чёрное…" — снова навязчиво всплыло в голове. И вместе с тем внутри поднималась злость. На слабую и испуганную до полусмерти себя; на бросившего меня Шута; на эту омерзительную тварь, желающую меня сожрать…

Да как они все смеют так ко мне относиться!

Я — госпожа ведьма Янига, а не какая-то там сопливая девчонка! Я никому не позволю так со мной поступать!

Дар забурлил и поднялся, почти захлёстывая меня с головой и готовый выплеснуться на врага по первому слову…

Жуткая свинья кровожадно завизжала, прибавив скорости, намереваясь сожрать дерзкую ведьму.

Гнев слился с даром.

В воздухе наливался силой знак, единственный, который я знала против нежити.

— ИЗЫДИ!

Я вскинула руку в повелительном жесте, отпуская руну в цель. Знак ударил в чудовище и рассыпался снопом искр, красиво озарив мерзкую тушу.

Жуткая свинья даже не заметила этого, лишь поддав ходу.

Всё. Мне — конец.

Эта тварь намного сильнее водяниц.

Или… или это не нежить.

В следующий миг из ниоткуда возникла яркая фиолетовая молния и поразила оглушительно завизжавшее чудовище. Уродливая свиная туша корчилась, рассыпалась пеплом, который уносил поднявшийся ветер, не давая праху коснуться воды.

Опустив руку, я ошеломлённо смотрела на исчезающее чудище, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и я упаду на землю и разревусь, как девчонка, от радости и облегчения.

Д-джастер… Это же ты! Ты меня не бросил…

Где ты?!

Но вместо Шута откликнулись невидимые наблюдательницы. Если воин и был где-то неподалёку, я его не увижу, как ни старайся, пока сам не захочет показаться.

А он не захочет. У него были все основания сердиться на одну глупую ведьму.

— Чудо… чудо… — зашелестел ивняк на разные голоса за моей спиной. — Могучая госпожа…

Незаметно вздохнув, я постаралась взять себя в руки.

Это я знаю, кто на самом деле уничтожил чудовище. А бабы должны накрепко запомнить, что ссориться с ведьмой не стоит.

И что об этом происшествии им лучше молчать.

С прищуром оглядев кусты, в лучших традициях Шута я сложила руки на груди и провозгласила:

— Проклятие снято. Можете выходить.

Ивняк заходил ходуном, и на берег стали выбираться женщины разного возраста. Их было намного больше, чем вчера. Похоже, вся деревня собралась, от старух до девчонок.

— Блл… бла-благодда…рим…ствуем, госпожа! — кланяясь и заикаясь, заголосили бабы на разные голоса. — Жуть-то какая…

— Надеюсь, это послужит вам уроком, — я опять позаимствовала суровые интонации Шута, и бабы, от мала до велика, дружно закивали, невнятно уверяя меня в том, что больше никогда в жизни ведьму не обидят, детям своим накажут, и всегда любой ведьме в деревне будет оказан должный почёт и уважение.

Я остановила их неумелые благодарности, грозившие затянуться надолго, коротким и чётким жестом, опять-таки подхваченным у Джастера.

Как же многому я у него научилась, оказывается…

— Оплату жду завтра утром. И чтобы ни гу-гу об этом. А то вернусь и прокляну ещё страшнее.

Развернувшись с прямой спиной и поднятым подбородком, я направилась в сторону темневшего на взгорке трактира, старясь не слишком явно отмахиваться от поднявшихся с травы комаров, чтобы не испортить впечатление от могущества ведьмовской силы.

Бабы, тихо и с опаской переговариваясь, следовали за мной в отдалении, чтобы растащить своих упившихся благоверных по домам и отпаивать их отворотной водичкой.

В свою комнату я вернулась тем же путём, что и пришла: через заднюю дверь. В зале еще слышались голоса особо стойких свинолюбов, но речь была неразборчива и переходила в храп.

Я закрылась в комнате, нервно кусая губу. Меня трясло после пережитого ужаса, только вот приготовить травяной отвар, обнять и успокоить меня некому.

Задув свечу, я легла, пытаясь хоть немного согреться под тонким шерстяным одеялом от внутреннего озноба, заодно размышляя, что делать дальше.

Джастер в своей неподражаемой манере предупреждал меня, что дело нечисто, но я не прислушалась к его словам. Ещё и накричала на него при всех. И не только накричала…

Никогда не видела, чтобы у него глаза белели от ярости. Даже не думала, что он может настолько разозлиться.

Не стоило снова напоминать о его возлюбленной. И грубить тоже не стоило.

За всё это время я не смогла помочь ему. Зато боли причинить успела много и, стыдно признаться, несколько раз — намеренно.

А ведь он мне жизнь спас и не однажды. В том числе — сегодня.

И чем я лучше той дуры, что навлекла беду на деревню? Похоже, ничем…

Джастер… Ты же не бросил меня, правда? Конечно, я виновата, что не послушала тебя, но ведь это же ты убил это чудище…

За окном прошуршали шаги и негромко стукнули вёдра: бабы носили воду с озера.

Я поуютнее устроилась на кровати, потихоньку успокаивая сама себя. Ничего. Наверняка Джастер уже успокоился, иначе не стал бы помогать. Я извинюсь перед ним, и он меня простит. Всегда же прощал.

И всё будет как прежде.

Надо завтра его найти. Он же не знает, что я уже все дела здесь закончила и ухожу…

Завтрак утром мне подала в комнату старшая дочь трактирщика с такими любезностями и поклонами, что даже неприятно стало. Но я терпеливо выслушивала её неловкие благодарности, а затем ещё пришлось принять и выслушать трёх женщин, принесших обещанную плату.

Собрав вещи, к которым добавился увесистый свёрток с наградой за снятие порчи, и такой же тяжёлый свёрток с колбасами, хлебом, варёными яйцами, крупой и зеленью, — вовремя вспомнила, что запасы еды Шут явно не пополнил — я покинула деревню с многочисленными напутствиями и благодарностями, но в одиночестве.

К счастью, я знала, где искать воина. На мои расспросы женщины рассказали, что вечером видели огонёк на другой стороне озера. А поскольку все деревенские мужики два дня гуляли в трактире, разжигать костёр там мог только Шут.

Пока же я брела по дороге, обходя озеро, и думала, что даже не представляла, насколько привыкла к обществу Джастера. Даже теперь, на виду деревни, я ощущала себя настолько неуютно и одиноко, что ещё немного — и за каждым кустом начнут мерещиться разбойники.

Моё оружие осталось у Шута. Я зашла в деревню как ведьма, а вышла нагруженная, как лошадь.

Но и без своих сумок я ему и в подмётки не гожусь, как воин…

Шут не был бы собой, если бы устроил лагерь близко к проклятой деревне. Где именно на другом берегу видели огонёк, бабы так и не смогли объяснить, споря и махая руками в разные стороны. И потому мне ничего не оставалось, как обойти всё озеро в поисках Шута.

Свернув с дороги, я долго пробиралась вдоль заросшего ивняком и камышами топкого берега, прежде чем под ногами перестало хлюпать, а глинистая земля сменилась сухой полупесчаной почвой. Ивы уступили место соснам, и идти стало легче, хотя берег заметно начал подниматься над водой.

Я не один раз успела обругать и себя, и Джастера, забравшегося в такие дебри, когда увидела небольшой просвет впереди и отсвет костерка. На радостях я поспешила вперёд, забыв обо всём, и едва не упала в узкую незаметную ложбинку ручья, запнувшись за выпирающие из земли узловатые корни.

— Джастер?

Мне никто не ответил, и я, перепрыгнув ручей, уже осторожно пошла вперёд, внезапно подумав, что устроить лагерь мог и кто-то из деревенских. Не все же два дня на празднике пили…

Осторожно выглянув из-за сосны, я поняла, что мне повезло. Знакомая торба, лютня и фламберг возле небольшого костерка вмиг развеяли все мои опасения.

Джастер выбрал прекрасное место. С высокого обрыва открывался прекрасный вид на озеро, дорогу и деревню на том берегу, легкий ветерок сдувал комаров, а сосны достаточно густо сплетали ветви над головой, укрывая от солнца и…

И места здесь хватало только для одного.

Из-за края обрыва показалась правая рука, ухватилась за свисавшую ветку, а в следующее мгновение Шут с котелком воды в левой выбрался наверх. Всё такой же мрачный, с Живым мечом на поясе и такой… родной…

У меня даже слёзы на глаза навернулись от радости. Сама не ожидала, что так по нему соскучилась…

— Джастер! — Я радостно шагнула к хмурому воину, но замерла, наткнувшись на ощутимый холод невидимой стены. — Мне дали еды и украшений как оплату…

Не говоря ни слова, Шут вылил воду в кострище и убрал котелок в торбу. Его лицо оставалось хмурым и непроницаемым, и потому я не сразу поняла, что он даже не обратил на меня внимания.

— Ты всё ещё сердишься, да? — Я виновато опустила голову, надеясь, что это поможет смягчить его, как помогало всегда. — Прости, пожалуйста… Ты всё правильно говорил…

Воин надел перевязь и повесил лютню за спину. Прищурясь, посмотрел на солнце, а потом в лес, как будто не было никакой ведьмы.

Я просто не могла подойти к нему ближе, чем на несколько шагов. Как если бы Шут взял фламберг и его остриём нарисовал вокруг себя границу, через которую нет хода никому.

Только если раньше я была внутри этого круга, то теперь осталась снаружи.

Да он что, с ума сошёл?! Из-за такой ерунды так обижаться?!

— Джастер! — рассердившись, я упёрла руки в бёдра. — Между прочим, я извинилась! Если ты хочешь играть в молчанку — пожалуйста! Но ты сам виноват, мог бы по-человечески сказать, а не груби!..

Воин шагнул вперёд, глядя поверх меня, и мне пришлось посторониться, уступая ему дорогу. Не оглядываясь и не обращая внимания на мой очередной окрик, он зашагал прочь от озера.

Сердитая, растерянная и негодующая, я подхватила юбку и поспешила за ним.

Ну что за невыносимый тип!

До самого вечера мрачный воин шёл вперёд, не отвечая ни на мои вопросы, ни на обвинения, ни на извинения.

Скоро я поняла, что Джастер не выбирает дороги, идя, куда глаза глядят. Очень быстро я устала и выбилась из сил, стараясь успеть за его размеренным шагом и не потерять чёрную рубаху в переплетении ветвей и кустарников. Подол платья превратился в лохмотья, многострадальные туфли грозили развалиться прямо на ногах, а тяжёлая поклажа совсем не облегчала путешествие.

На все мои просьбы подождать или замедлить шаг, ответа не было.

Только теперь я вдруг очень остро осознала, насколько он заботился обо мне раньше. Мы никогда не ходили по таким чащобам и буеракам. Зацепиться подолом за ветку я могла только по собственной невнимательности, а уж каким светлым и приветливым, оказывается, был до этого лес…

Сейчас над нами деревья смыкали ветви так плотно, что внизу царил мрачный давящий полумрак. Хвоя вперемешку с прошлогодними шишками и обломанными, поросшими лишайником ветками хрустела под ногами и забивалась в обувь. Колючие ветки цеплялись за одежду и волосы.

И со всех сторон я чувствовала недобрые взгляды, а несколько раз даже замечала серые тени и огоньки глаз…

Шут же не обращал внимания ни на что. Он просто шёл, не останавливаясь, перешагивая поваленные стволы, и лишь изредка обходил упавшие деревья, заросшие мхом и лишайником.

С большим трудом мне удавалось не отставать от него, и больше всего я боялась, что он вдруг исчезнет, и я останусь одна в этой жуткой чаще.

Чем дальше мы шли, тем сильнее я чувствовала ледяную стену отчуждения, возникшую между нами по моей вине.

И причина была вовсе не в деревне свинолюбов. Это он бы мне простил легко. Просто очередной урок "сама узнаешь".

И это пугало очень сильно. Никогда он так себя не вёл. Даже когда я чуть не убила его, он не рассердился, а простил…

Шут не замечал моих терзаний. Он просто шёл, забыв о моём существовании.

Вокруг становилось совсем темно. Ещё немного и я даже его светлую шевелюру не различу…

Где-то справа раздался одинокий вой. Слева и сзади ему ответили другие голоса. Я вздрогнула, с трудом сдержавшись, чтобы не застучать зубами от страха.

Потому что уже не была уверена, что Шут захочет меня защитить, если волки решат полакомиться такой добычей…

Джастер же остановился, огляделся и свернул куда-то в сторону. Я торопливо кинулась за ним и через несколько десятков шагов увидела крохотную прогалину. Одна из сосен упала, и её вывороченные корни торчали вверх скрюченными пальцами. Яма под ней могла бы стать логовом, но чем-то не угодила волкам.

Шут сложил свои вещи перед выворотнем и начал устраивать костёр, вопреки всему усевшись спиной не к яме, а к лесу.

Я устроилась под выворотнем, подумав даже, что он всё же обо мне позаботился, но скоро поняла, что ошиблась.

Шут меня просто не замечал. Даже когда я оказывалась прямо перед ним, это был равнодушный взгляд сквозь.

Я даже не пустое место.

Вот просто нет меня — и всё.

Когда в котелке закипела вода, налитая туда из фляги, Джастер бросил в неё пригоршню сосновых иголок, сорванных с ветки над головой.

Мои попытки предложить на ужин полученную в деревне еду мрачный воин просто не заметил.

Вместо ужина Джастер пил отвар и смотрел на огонь, но его взгляд был глубоко отстранённым и погруженным внутрь.

Мне же кусок не лез в горло. Молчание Шута и растущее весь день чувство вины давили на сердце невыносимой тяжестью. И чем дальше, тем больше я понимала: он так и будет молчать. Идти и молчать, не замечая не просто моего присутствия, а самого моего существования.

Словно в тот момент нашей ссоры просто вычеркнул одну ведьму из своей жизни.

Я могу бежать за ним по лесу, пока хватит сил, а могу прямо сейчас встать и уйти на съедение волкам, — он даже не заметит этого.

Только теперь я вспомнила, с какой болью он смотрел на меня. С болью, а не гневом.

Белая ярость, ставшая ледяной стеной, пришла потом.

"Воля ваша…Не смею больше вам мешать…" Так он сказал.

Сказано — сделано.

Шут не бросал слов на ветер.

Он ушёл от своей возлюбленной, когда она выбрала другого.

Что ему стоило уйти от глупой самонадеянной и возгордившейся ведьмы?!

Да ничего!

А… вдруг… вдруг она прогнала его такими же словами?!..

У-у-у, дура! Какая же я дура…

В судьбоносные ночи чёрной луны я умудрилась порвать отношения с единственным мужчиной и человеком, без которого не представляла себе жизни…

И самоуверенно бросила вызов опытной, опасной и явно недоброй ведьме, сняв её ужасное проклятие с деревни.

Великие боги… Что-то мне подсказывает, что с такими поворотами моя судьба закончится очень скоро.

И совсем не радостно.

А до этого…

Ничего больше не будет.

Ни его шуток, ни ехидных замечаний, ни мальчишеских светлых и озорных улыбок, ни ночных и трактирных песен, ни тёплого взгляда, ни такой приятной и ненавязчивой заботы, ни нежных, проникновенных любовных ласк…

Не будет "доброго утра" и "доброй ночи".

Не будет разговоров про сказки и легенды прошлого, про волшебство и древнюю магию, про богов и демонов…

Ничего того, чем я, оказывается, жила с момента нашей встречи, — не будет.

И "госпожи ведьмы" Яниги — не будет.

Потому что её создал Джастер.

А без него…

Без Шута по-прежнему была просто молодая и творящая глупости деревенская девчонка Янига…

Но я же не хотела этого! Совсем не хотела!

Только теперь я, наконец, поняла, что натворила, и это понимание окатило меня холодом.

"Ты просила дважды… Третий раз отказывать не буду… мы расстанемся…"

Нет… не может быть!.. Я не могла сделать такую глупость!

Вот что за невидимая струна лопнула и ударила по душе болью.

"Иди ты, куда хочешь, и не мешай радоваться… Надоел уже со своими уроками…"

НЕТ! Я этого не выбирала!

Это… Это ошибка! Глупость!

Я… я же просто разозлилась! Вот и всё!

Это же… это же не так страшно… Ещё же можно всё исправить…

Правда же?! Джастер…

Ты ведь ждал меня на берегу! И даже в этой чаще мог легко исчезнуть из вида, и я бы пропала одна. Даже сейчас ты оставил мне место у костра!..

Значит, ты ещё не принял решение!

С отчаянной надеждой в душе я обошла костёр и опустилась на колени в нескольких шагах от Шута.

Он даже не покосился в мою сторону.

Словно нет никакой ведьмы.

Горько, больно до слёз и… И сама виновата. Знала же, что он просто так ничего не говорит. Но решила, что он ворчит из вредности. И позволила себе наговорить ему такого…

— Джастер… Ты говорил, что всегда даёшь один шанс… Прости меня, пожалуйста. Я… я не должна была так говорить. Я… Я не знаю, что на меня нашло. Я очень разозлилась, что ты ворчишь… Мне очень жаль. Правда. Я… не хотела…

Великие боги, ну что я несу! Хотела и ещё как хотела… Привыкла, что он всегда меня прощал. Понимал и прощал, снисходительно посмеиваясь над ошибками и выходками молодой ведьмы.

И я возомнила себя госпожой. Забыла совсем, что он не слуга и не "пёс".

Вышла из тени наставницы, молодец…

Вместо обещанной помощи нарочно ударила по самому больному.

В один миг ради собственной глупой прихоти перечеркнула всё, что между нами было, всё, что я так ценила, оказывается… Его доверие, приязнь, теплоту, заботу, близость…

Всё лучшее, что было в моей жизни.

Вот и кто я после этого? Его в грубости и чёрствости упрекала, а сама-то… Дура дурой… Привыкла, что он всё понимает и всё прощает.

Решила, что так будет всегда.

И разрушила всё хорошее, что было между нами.

Предала его и себя.

Дура… Какая же я дура!..

— Ты был прав… — я даже не вытирала бегущие по щекам слёзы, всхлипывая и с трудом произнося слова. — Я… я привыкла к хорошему… И сама ничего не сберегла. Я поступила очень глупо… Я…. Я ничего не знаю про неё и про тебя… Я не имела права так говорить… И про нас тоже… Ты… ты всё для меня делал… А я… я всё испортила… Я не хочу, чтобы ты уходил, слышишь?! Совсем не хочу! Я не выбирала разорвать договор! Я не хочу его разрывать!.. Это всё неправильно! Так нельзя! Ты же понимаешь!.. Ты же всегда меня понимал… а я… П-прости… я… я т-такая д-дура… Ты меня теперь не-ненавидишь…

Я рыдала взахлёб, горько и отчаянно, как не рыдала даже над ним, умирающим.

Шут медленно повернул голову. В чёрных, ничего не выражающих глазах россыпью звёзд сияли коричнево-золотистые искры, которые я видела лишь однажды, попробовав семя снежноягодника, и увидеть снова совсем не желала.

Было в этом что-то очень жуткое. Словно на меня смотрел не человек, а кто-то… другой. И этот кто-то видел меня насквозь. Все мои мысли, душу и… сердце.

— Д-д…

Шут так же медленно перевёл взгляд обратно на огонь, поворошив костёр веткой, и я поняла, что перенервничала настолько, что даже отблески костра через слёзы не узнала. И совсем забыла, насколько пронзительно умеет он смотреть…

Вот скажет сейчас: "Уходи, ведьма" — и всё.

Я лягу и умру прямо здесь. Потому что жить с осознанием такой вины не смогу.

И без него — не хочу.

Да и всё равно без Джастера я отсюда не выберусь…

— Иди спать, ведьма, — тихо и невыразительно сказал воин, неотрывно глядя в пламя, золотые огни которого отражались в его глазах.

— Ты… ты простишь меня? — я встала, но не спешила уходить к своим вещам.

Ответом было молчание.

Мне ничего не оставалось, как вернуться на своё место. Закутавшись в плащ, я легла, но сон не шёл.

Джастер же сидел, не меняя позы и не сводя взгляда с огня. А я думала, как сильно он осунулся за эти дни и насколько резко и остро теперь рисовали тени его лицо. Лицо не юноши, а опытного зрелого мужчины, много повидавшего в своей жизни. Он словно состарился разом на двадцать лет, а всё из-за глупости одной ведьмы…

Спал ли он вообще, или так сидел у костра ночами, даже не играя и не изливая тоску, потому что ярость и боль от неожиданного предательства переполняли душу? Но, даже несмотря на это, он ждал. Ждал не только, чем закончится свинское дело, а ждал меня. Давая тот самый единственный шанс всё исправить.

Только… не слишком ли долго я шла?

Задержись я в деревне ещё немного или чуть замешкайся в дороге — и я бы не застала его на том обрыве.

Он бы ушёл.

Навсегда.

Ведь он сам говорил, что я не его женщина.

Но смогла обидеть также глубоко и больно.

Я ведь до сих пор ничего не знала о его прошлом. Но наговорила такого…

Великие боги, как он смотрел! Словно вместо меня увидел её…

"Моя жизнь давно утратила смысл…"

"Как бы плохо ни было, хочется жить, любить и радоваться хотя бы мелочам…"

Конечно, он ушёл. Ушёл с глубокой обидой и разбитым сердцем. Сколько он так живёт? Сколько носит эту боль в себе? Смог ли её простить, ведь любит до сих пор, несмотря ни на что…

"Любовь травами не лечится…"

Вот почему он согласился на наш договор.

Клин клином…

Разбитое сердце не лечат постельными забавами и колдовскими зельями. Он откликнулся на мой душевный порыв помочь…

Рядом с ним я впервые поняла, что такое быть женщиной и ведьмой. И поняла, что хочу быть с ним.

Доброта и ум — вот что он оценил во мне тогда.

И учил быть решительной и уверенной в себе.

А я… Захотела доказать ему свою решительность, только не хватило мне ни доброты, ни ума…

"Увлеклась… это пройдёт…"

Из глаз снова потекли слёзы. Неужели он был прав? Неужели всё, что я полагала любовью, — всего лишь увлечение? Очаровалась его любовными ласками и поэтому так легко забыла обо всём хорошем и…

Сердце болело и стонало от отчаяния.

Нет, мои чувства глубже, чем просто желание. Он важен и нужен мне. Как любовник, наставник, друг, как… как мой мужчина, что бы он там ни говорил.

Только…

Сможет ли простить меня? И… захочет ли?

— Джастер… ты… ты очень мне нужен. Я хочу быть с тобой.

Шёпот был еле слышным, а по лицу снова потекли слёзы.

Шут молчал.

Сидел, обхватив колени руками, смотрел на огонь и молчал.

Только в глубоких чёрных глазах плясало отражение пламени.