В главном зале дворца слуги зажгли множество свечей. Дрожа и сияя, они отражались в паркете, который утром так хорошо натёр Щётка.
Двери поминутно открывались и закрывались. В зал входили асе новые и новые невидимки.
Придворные здоровались.
— А, это вы?
— Да. это я! А это вы?
На балконе невидимые музыканты настраивали свои инструменты.
— Что это за жизнь, — жаловалась скрипка. — Разве это настоящая музыка? Одни военные марши. Или возьмите любимую песенку нашего короля:
Буби, пупи, буби,
Бом!
Буби-бом!
Буби-бом!
Где мелодия? Где благородство линии?
— И денег не платят, — вздохнула старая труба. Труба позеленела от времени и была похожа на огромную улитку. — Я уже целый год хожу без рубашки.
— Подумаешь, без рубашки, — грустно сказал контрабас. — Я хожу без… Ну, в общем, я кутаюсь в одеяло. А дети у меня уже два года не ходят в школу. Мне нечем заплатить за них директору школы. Я укладываю их спать в футляр от контрабаса. А если они просят есть, я шлёпаю их смычком. На ночь я закрываю футляр, чтобы им было теплее…
— Тише! Тише! — зашипел невидимый дирижёр. — Идёт король! Как только я скажу: «Раз-два-три!»— сейчас же начинайте. Учтите: я поднимаю палочку! Раз-два-три!
Раскрылись высокие двери в глубине зала. Оркестр заиграл, а все придворные громко запели:
Буби, пупи, буби,
Бом!
Буби-бом!
Буби-бом!
Дукли, мукли, дукли
Клом!
Дукли-клом!
Дукли-клом!
Глумби, глупи, глумби
Глом!
Глумби-глом!
Глумби-глом!
Песня была очень длинная. Она состояла из двадцати куплетов, причём каждый куплет повторялся по три раза. Король всегда слушал её до конца, а иногда даже приказывал повторить некоторые особенно любимые места.
Но на этот раз король на пятнадцатом куплете велел всем замолчать. Оркестр спутался. В последний раз квакнул фагот, звуки разъехались в разные стороны. Придворные, толкая друг друга, окружили короля.
— Мои дорогие, невидимые подданные! — торжественно начал король. — Сегодня большой день! Я хочу поздравить вас с новыми колпаками! Мой Хранитель Запахов по моему приказу уже приготовил невидимую жидкость. Братья-ткачи делают новый станок. Двадцать три королевских портных, вдев нитки в иголки, уже ждут эту материю, чтобы начать шить новые колпаки!
— Ура! — закричали придворные.
— Скоро мы начнём войну!!! — рявкнул Министр Войны. — Весёлые Труженики перестанут быть весёлыми!!! Они станут грустными!!! Они станут нашими рабами!!!
— Ох! — печально сказала труба.
Невидимый трубач сказал «ох!» совсем тихо. Но он не рассчитал и сказал «ох!» прямо в трубу. Получилось очень громкое «ох!». Как будто охнул сразу весь зал.
— Мерзавец! — прошипел капитан невидимых стражников. — Тебя подослали к нам Весёлые Труженики. Но я покажу тебе, как охать по поводу нашей будущей войны!
— Я нечаянно!
— Мы это выясним! Забрать его!
В зал вошли служанки с подносами. Они все были хорошенькими или в крайнем случае очень миленькими. На подносах горой были навалены разные вкусные вещи.
Невидимые придворные стали хватать с подносов конфеты и пирожные. Они не старались есть красиво. Они чавкали и засовывали в рот целиком большие пирожные и куски сладкого пирога. Они с треском разгрызали орехи. Можно было подумать, что в зале началась перестрелка. На пол летели клочья крема, бумажки от конфет и ореховая скорлупа.
Служанки испуганно моргали длиннющими ресницами, глядя на свои опустевшие подносы. На подносах остались только следы грязных пальцев.
Цеблионок отошёл в угол.
В одной руке он держал пломбир в вафельном стаканчике, а в другой свечку. Он откусывал кусок мороженого, а потом грел свой огромный нос над свечкой.
Дирижёр что-то зарычал и постучал палочкой. Музыканты заиграли вальс.
С балкона им был виден пустой зал.
На полу шевелились бумажки от конфет, а куски пирожных превращались в крошки под ногами танцующих.
— Простите, красавица, вы кажется пахнете земляникой? Разрешите пригласить вас на вальс!
— Отстань, дурак! Я — Министр Чистого Белья. Я пахну земляничным мылом. Мне самому нужна дама, чтобы танцевать!
— Не пихайтесь, пожалуйста!
— Сколько у вас ног! Вы что, сороконожка, что ли?
— Уберите ваши локти!
— Куда я их уберу?
— Ваши локти. Куда хотите, туда и убирайте
— Ля-ля-ля! Какой миленький вальсик!
Вдруг все замерли.
Рты перестали жевать, а ноги перестали подпрыгивать.
В зал вбежал Хранитель Запахов.
Он был страшен. Его нос был красным и светился, как светофор.
Если бы ты увидел его, мой читатель, ты бы потом не смог уснуть три ночи подряд. Даже если бы ты три дня подряд играл во дворе в футбол и просто падал бы с ног от усталости.
Цеблионок забыл отодвинуть свечку и обжёг нос. Запахло жареным носом.
— Невидимой Жидкости больше нет! — прохрипел Хранитель Запахов. — Её пролили! О, лучше бы мне не дожить до этого дня! Прощай колпак! Прощай мечта!..
Главный Хранитель плюхнулся на стул с поросячьими ножками, схватился за голову и стал со стоном раскачиваться из стороны в сторону.
Что тут началось!
Если бы во дворец попало сразу десять молний и загремело сразу десять громов, и то шум был бы меньше.
Министр Войны рыдал, как ребёнок.
Можно было подумать, что сразу зарыдало пятьдесят детских садов.
— О!!! — рыдал он. — Моя война!!! Я так люблю воевать и грабить!!!
В это время в зал сам собой прямо по воздуху въехал большой деревянный ящик.
Невидимые руки откинули тяжёлую крышку и вытащили из ящика дрожащего, перепуганного Щётку. Щётка повис в воздухе. Его худые руки и ноги судорожно двигались, как будто он был деревянным человечком, которого дёргают за ниточку.
Его огромные глаза светились от страха.
Из чёрного кулака выпал хорошенький флакончик и покатился по полу.
— Мои духи! — закричал противный тоненький голос. — Вот они где! Он украл их! Бейте этого негритёнка! Бейте!
И в это время произошло нечто потрясающее. Вполне возможно, что у всех невидимок в этот момент волосы встали дыбом. Я вполне допускаю эту мысль.
— Мои духи! — закричал другой голос. Он был тоже тоненький, но очень милый. — Я принцесса! Я приказываю: отпустите его!
Невидимые руки, державшие Щётку, разжались, и он упал на пол.
— Нет, это я принцесса! — завизжал снова противный голос. — Я приказываю — бейте!
Невидимые руки снова схватили Щётку.
— А я приказываю: не смейте! — закричал милый тоненький голос.
— Ай! — вскрикнула королева. — Какой ужас! Они обе пахнут ландышами!
— О боже! — прошептал король. — Я всегда думал, что у меня только одна дочь!
— Мамочка, это я! — запищал противный голос.
— Папочка, это я! — запищал симпатичный голос.
— Хранитель Запахов! — простонала королева. — Что это? Учтите, я ломаю руки и рву на себе волосы. Немедленно определите, кто моя настоящая дочь? Где моё бедное дитя?
Хранитель Запахов завертел головой. Многим даже показалось, что у него стало два носа. Ноздри стали раздуваться. Они стали такими большими, что туда вполне можно было бы засунуть целый кулак. От напряжения его нос запел какую-то странную песню, как закипающий чайник.
— Ничего не понимаю… — пробормотал он. — Они обе пахнут ландышами… Они обе пахнут одинаково… Нет, не совсем одинаково… Очень прошу вас, Ваше Величество королева, отойдите подальше, вы мне немного мешаете… да, да…
Вот теперь я чувствую. Одна из них пахнет только ландышами, а другая, другая… если я не ошибаюсь… пахнет ещё немного розами!
— Моими духами? — завопила королева.
— Измена! — закричал король. — Может быть, вы ещё скажете, что другая пахнет так же, как я?
— Одна из них это она! Эта девчонка! — прошипел Цеблион. — Заприте двери! Поставьте стражников около окон! Следите, чтобы она не залезла на подоконник!
— Дурак, идиот, балда! Зачем тебе только платят деньги? Разве ты не чувствуешь своим дрянным носом, что я принцесса? — визжал противный голос.
— Злюка, негодяй, жестокий человек! Зачем только ты существуешь на свете? Нюхай хорошенько, я — настоящая принцесса! — кричал милый голос.
— По голосу вроде вот эта! — с сомнением сказала королева.
— Какая?.. — в замешательстве переспросил Главный
Хранитель.
— Но ведь это вы должны опреде…
— Папка, — вдруг сказал Цеблионок, — а что ты мне дашь, если я скажу, какая из них принцесса?
— Всё, всё, что ты попросишь, сыночек!
— Пятьдесят порций пломбира, идёт?
— Ты простудишься! — простонал Главный Хранитель. — Ты будешь чи…
— Тогда ничего не скажу!
— Ну ладно, ладно! Только скорее!..
— И пистолет, стреляющий пробками!
— Ладно, ладно!
— Папка, вот эта настоящая принцесса. Она пахнет ландышами и… розами. Ну, она сама меня попросила… подлей да подлей немножко маминых духов… Всё равно мама умрёт, и я буду королевой… Пристала ко мне… А мне что? Мне-то всё равно… Ну я и подлил ей немножко!..
— Держите её! — заорал Хранитель Запахов и, как огромная жаба, прыгнул на принцессу, которая пахла одними ландышами.
Он схватил её за плечи и затряс изо всех сил.
На пол упал колпак с красной кисточкой.
И все увидели Матю.
Матя стояла посреди зала и вся серебрилась, как будто была покрыта инеем.
На светлых волосах Мати был венок из ландышей. Ландыши падали на румяные щёки и горячие уши. Ландыши висели на шее как ожерелье. Они выглядывали из рукавов и торчали из карманов её старого передника… Даже к единственному башмаку длинной болотной травой были привязаны пучки ландышей.
Ландыши были свежие и упругие. Кое-где на них ещё блестели капли росы.
И ландыши пахли.
Они пахли немного сырой землёй и немного лесными озёрами.
Щётка так загляделся на Матю, что забыл обо всём на свете. Он даже забыл, что висит в воздухе и его держат грубые руки невидимых стражников.
— Какая ты красивая!.. — прошептал он. — Какая ты красивая…
Но тут все зашевелились.
Женщины зашипели как кошки, а мужчины зарычали как собаки.
— Не надо было этого делать, — прошептал Щётка. — Ты попалась потому, что хотела мне помочь…
Матя тряхнула светлой головой. Ландыши от этого запахли ещё сильнее.
— Ерунда, — сказала она. — А ты попался потому, что хотел помочь мне…
Цеблион от ярости кусал себе руки.
На руках оставались полукруглые следы зубов, похожие на собачьи укусы.
— Из-за такой жалкой, ничтожной девчонки… — стонал он. — Всё погибло! Такой великий замысел! Такая идея! А я так долго ждал! Почему я не выпрыгнул тогда из окна? Я бы раздавил, задушил эту девчонку! О… мой сын!..
— Мы тебя казним!!! Слышишь, мерзкая девчонка??? — заорал Министр Войны. — Мы тебя казним!!!
— Ну и пусть! — сказала Матя своим ясным, звонким голосом. — А может быть, я хочу, чтобы меня казнили?
Конечно, ни одна девочка на свете не хочет, чтобы её казнили. Это Матя просто так сказала. Она просто надеялась, что кто-нибудь из невидимок лопнет от злости.
— И войны не будет! — крикнул Щётка.
— А тебя мы тоже казним!
— Ну и пожалуйста! Подумаешь! Плакать не буду!
— А я спасла своих Братьев, — сказала Матя. У неё в этот момент было такое счастливое и любящее лицо, что у Цеблиона от ярости по лицу поползли красные пятна, похожие на каких-то красных насекомых. — Я знаю, они всё равно ни за что не согласились бы ткать для вас материю, а теперь…
— Дура!!! — рявкнул Министр Войны. — Твои братья согласились!!!
— Врёшь, — закричала Матя, поворачиваясь к нему, — я тебе не верю! Это ты нарочно врёшь, чтобы меня…
— А вот посмотри!
Главный Хранитель шагнул к ней, на ходу расстёгивая карман своей куртки. Он достал из кармана какую-то бумагу и развернул её перед Матей.
— Видишь, что здесь написано? Видишь, вот тут: «Для нового станка нужно…», а здесь «кузнечные мехи», а здесь «длинная труба». А вот их подписи. Видишь, глупая девчонка?
Матя ничего не могла прочесть.
Буквы разбегались в разные стороны, как муравьи в муравейнике, развороченном палкой.
Но почерк… Она не могла его спутать… Она узнала почерк своего Старшего Брата.
Матя страшно побледнела. Она стала белее ландышей. Весь зал поплыл у неё перед глазами. Негритёнок Щётка стал каким-то маленьким и уплыл куда-то в сторону.
— Если это так, — тихо сказала Матя, — если это правда, то мне больше не нравится жить… Мне всё противно…
Матя села на пол и закрыла лицо руками. Венок съехал ей на одно ухо. Потом она ещё ниже опустила голову и уткнулась лицом в колени.
Вид у неё был такой жалкий, что невидимки захихикали от злорадства и удовольствия.
Матя сидела скорчившись. Она поджала под себя голую маленькую ногу. Лица её не было видно. Теперь она была похожа на холмик, сплошь заросший ландышами.
— Возьмите эту девчонку и этого мальчишку и бросьте их в тюрьму!!! — приказал Министр Войны.