Сказка среди бела дня

6

Ёлка стояла нарядная, с мохнатыми ветками, покачивающимися под тяжестью игрушек и фонариков. Дядя Вася, всё ещё стоя на стремянке, развешивал гирлянды разноцветных лампочек. Митя бросал на ёлку золотой дождь. Лёля смотрела как зачарованная.

И вдруг под её взглядом часы из серебряной бумаги, висевшие на ниточке, пошли, затикали и свалились, повиснув вверх ногами. Никто этого не заметил. А если бы даже кто и заметил — ну, хоть Сашка Тимошкин, всё равно он сказал бы что-нибудь такое, от чего всем стало бы смешно и оказалось бы, что чудес нет.

Митя отбежал к окошку полюбоваться ёлкой издали, прищурился…

Раздался тихий стук в окно. Кто это? Прижавшись лбом к стеклу, Митя увидел какую-то тень. Она сделала ему знак и скрылась.

Набросив на плечи шубейку и крикнув Лёле: «Я сейчас», Митя выбежал из школы, выскочил на крыльцо и остолбенел: перед ним на нижней ступеньке стояла снежная баба. Она вытирала ледяные ноги о железку.

— Есть разговор, — сказала Продажная душа, подмигивая Мите.

— Чего тебе? — стуча зубами, спросил мальчик.

Баба поманила его и пошла за угол. Ни жив ни мёртв, Митя поплёлся за нею.

— На, — сказала снежная баба. — Задаток.

И сунула ему горсть мелочи.

— За что? — немеющими губами спросил Митя.

— За девчонку. Притащишь её ко мне, получишь ещё столько же.

— За какую девчонку? — прошептал Митя.

— Будто сам не знаешь… — хитро прищурилась баба.

Митя дико заорал. И баба кинулась от него в сторону.

На крики выскочили ребята. Они выбежали без шапок и окружили Митю. Его била дрожь.

— Ты что?!

— Снежная баба, — сказал Митя, не попадая зубом на зуб. — Разговаривает…

— Какая? Где?

Митя показал на бабу, которая рядом с двумя другими стояла как неживая.

— Ты что? Очумел?

— Да-а, очумел! — рассердился Митя. — А это что?!

Он разжал кулак, где были монеты. Но там оказался только тающий комок снега. Митя с изумлением поднёс ладонь к носу.

— Эх, ты! — сказал Тимошкин, нахлобучив Мите шапку на нос, и пошёл с ребятами в школу.

Митя сконфуженно поплёлся за ними и, не снимая шубы, забился в угол.

Он растопырил пальцы, без конца вглядываясь в ладонь. Неужели причудилось?

А возле ёлки продолжалась весёлая кутерьма. Смеясь, Лёля сняла с себя ожерелье, сверкающее необыкновенными разноцветными огнями, и, встав на цыпочки, повесила на ёлку.

— Тебе не жалко? — удивились ребята.

— Нет, — искренне сказала Лёля.

Зоя взяла её за руку:

— Мы пойдём вместе кататься на коньках, ладно?

— Как это кататься? — спросила Лёля.

— Я тебе покажу. У меня есть ещё коньки, снегурочки. Они мне малы, тебе будут как раз.

— Спасибо, — сказала Лёля.

Всего этого Митя не видел и не слышал, потому что сидел, забившись в угол, и размышлял.

— Не может быть… — сказал он, наконец, и, натянув ушанку, незаметно проскользнул в дверь.

Когда Митя вышел на крыльцо, ему показалось, что бабы, стоявшие кучкой, быстро разбежались.

«Это только кажется…» — подумал он и храбро пошёл к ним.

Бабы были неподвижны. Они глядели на него, выпучив тусклые глаза из картофелин.

Митя обошёл вокруг, заглядывая каждой в лицо. Наконец, весело насвистывая, он уже взялся рукой за морковный нос, как вдруг…

— Распишись… — негромко сказала баба. Митя отдёрнул руку, будто его ужалили. А баба (это была Бумажная душа) протянула Мите какую-то бумажку, с печатью.

Не дочитав, Митя рванулся и со всех ног кинулся в школу. У двери он на мгновение остановился, взглянул на бумагу: она не растаяла. Тогда Митя ворвался с радостным криком:

— А вы говорите нет!.. Нате!.. Читайте!.. Приказ тринадцать-тринадцать!..

Дядя Вася посмотрел на него с потолка. Ребята с игрушками в руках окружили его. Лёля задумчиво глядела на Митю, склонив голову набок. Митя разжал руку: никакого приказа не было! В пальцах была тоненькая прозрачная пластинка льда; она таяла и становилась всё меньше и меньше.

Митя заплакал и пошёл на улицу.