Сказка среди бела дня

10

Хохоча хриплыми голосами, снежные бабы играли с Лёлей в снежки. Они швыряли их по-девчоночьи - сверху вниз, не попадая друг в друга. Было это на берегу Щучьего озера, маленького покрытого льдом, заметённого снегом.

Вокруг озера лежал снег разных оттенков: высокие шапки снега на пнях, резной переплёт снега на сучьях бурелома, кружевные зонты елей, серебристая снежная пыль, осыпающаяся с ветвей. И среди этого белого царства краснела тёмная гроздь рябины.

Наигравшись, снежные бабы сели на пни, а Лёля, смеясь, прислонилась к заиндевевшему стволу высокой сосны. Девочка запыхалась.

- Ах, сердце… - весело сказала она, держась рукой за грудь.

У баб сразу слетели улыбки, они алчно переглянулись.

- Продашь? - спросила, облизнувшись, Продажная душа.

Она вытащила толстую пачку замусоленных рублёвок, плюнула на пальцы, отсчитала три бумажки.

- Хорошо даю, - сказала она, протянув Лёле деньги.

- За что? - спросила Лёля.

- Сердце твоё покупаю.

- Сердце? - удивилась Лёля. - А как же я, буду без сердца?

- Ну и что, - сказала баба. - На свете будет ещё одна девчонка без сердца. Их сколько угодно!

И опять протянула деньги.

- Берёшь?

Лёля спрятала руки за спину.

Баба фыркнула.

- Чего боишься? Не обману! - Продажная душа ударила себя в грудь. - Я у одного мальчика купила сердце. Так он даже благодарил. Ему за уроки мама и папа стали платить: выучил урок - плати, ещё выучил - опять плати!.. - Протянула деньги. - Бери трёшку!

- Нет, - сказала Лёля.

- Можно подумать, что у неё в груди бриллиант!.. Детские часики, красная цена - гривенник! А я, дура, даю тебе трёшку! Бери, а то передумаю!

Лёля опять замотала головой.

- Ладно! - сказала Продажная душа. - Тогда давай так: ты мне - игрушечные, я тебе заводные - с музыкой!

- С музыкой? - оживилась Лёля.

- А как же! - И баба придвинулась ближе к девочке. - Я видала в городе часы - золотые, цифры горят и играют песенку… - И Продажная душа запела хриплым голосом: «Бродяга я…» - Хочешь такие часики?

У Лёли загорелись глаза.

- Хочу.

Продажная душа обрадовалась.

- Мигом слетаю в город и притащу!

Она победоносно подмигнула бабам - знай, мол, наших! - и помчалась, громко хрустя снегом и сучьями. Бабы поглядели ей вслед, переглянулись. Чёрная душа сказала сладким голосом:

- Давайте, девочки, играть в прятки! Чур, не вожу!

- Чур, не вожу! Чур, не вожу! - подхватила Бумажная душа.

- Тебе водить, - сказала Чёрная душа Лёле.

Лёля сунула руку в карман, вытащила «сливочные коровки», которые ей дала Зоя, раздала бабам по конфете, уткнулась в серебряное от снега дерево, честно зажмурила глаза и стала считать:

- Раз, два, три, четыре…

Неуклюже прыгая через сугробы, бабы спрятались за ближайший куст и, посасывая конфеты, шептались.

- Пока эта дура бегает за часами, мы сами остановим сердце девчонки, - сказала Чёрная душа.

Бумажная душа кивнула.

- Сейчас я его остановлю с помощью волшебных чернил…

И сунула руку за пазуху, где у неё хранился, как в портфеле, ворох каких-то пожелтевших бумаг.

- Иди-ка ты со своими чернилами! - сказала Чёрная душа, но, заметив, что Бумажная душа обидчиво поджала губы, добавила примирительно: - Ты, дура, не обижайся, твои чернила ещё пригодятся… Я тебе сейчас покажу, как убивают сердце клеветой… Ау-у! - крикнула она фальшивым голосом. - Можно-о!

- Иду-у!.. - сказала тоненьким голоском Лёля и пошла прямо к кустам, где сидели бабы, глядевшие на неё сквозь сучья холодными глазами.

Увидев баб, Лёля захлопала в ладоши, засмеялась и побежала обратно к дереву.

- Раз-два-три! Всех застукала!

Бабы зашагали к ней.

- Ну, теперь вы водите, а я спрячусь, - сказала Лёля.

- Нет, - сказала Чёрная душа. - Садись!

Лёля села на пень, чинно сложила руки и поглядела на бабу чистыми глазами.

- Вот что, - тяжело вздохнула Чёрная душа. - Ты хорошая девочка, но с тобой поступили подло…

- Кто? - удивилась девочка.

- Митя.

- Митя? Со мной? - И Лёля звонко рассмеялась.

- Он продал нам твоё сердце за три рубля.

Но Лёля продолжала смеяться.

- Ты, конечно, не веришь, - сказала Чёрная душа. - Ты, наверное, думаешь, что твой Митя царевич, который скакал на сером волке…

- Царевич, - кивнула Лёля.

- На самом деле он серый волк, а не царевич! Да, да, что ты на меня так смотришь!

- Спасибо, что вы со мной шутите, - сказала Лёля.

Бумажная душа покосилась на Чёрную, скривилась и махнула рукой.

Чёрная душа терпеливо продолжала:

- Я не шучу; Митя - тот самый волк, который съел Красную Шапочку…

Лёля насторожилась.

- Да, да. Он съел сначала бабушку, потом Красную Шапочку, потом трёх поросят…

- Потом семерых козлят? - спросила Лёля.

- Вот видишь, девочка, ты немножко и поверила…

- Нет, нет! Не поверила! Не поверила! Он не волк! Это вам показалось!

- Все мы раньше думали, что он не волк, - продолжала Чёрная душа, - но однажды…

И она начала рассказывать про Митю одну историю хуже другой. Она знала, что, если Лёля даже не всему поверит, капелька клеветы в её сердце останется. Капелька за капелькой, сердечко медленнее и медленнее, глядишь, и остановилось…

Чёрная душа врала вдохновенно. И действительно, отравленное сердце девочки билось всё медленнее! А с часами во всём мире стало твориться такое, чего никогда ещё не бывало.

Первым это заметил мастер Петушков в городе Ярославле. Он сидел в своей мастерской. На стенах качались маятники, тикали ходики, и круглые столовые часы, и старинные с фарфоровыми амурами, и корабельные хронометры, и электрические, и ручные часы разных форм. На стекле чернела надпись: «ямерв еончоТ» - «Точное время» - с обратной стороны.

Всё было как обычно. Мимо окна, которое было заставлено часами и продувалось вентиляторами, шли прохожие; на них большими хлопьями падал снег. Перед мастером стояла баба, закутанная в платок. Из-под него торчал нос, похожий на морковку, но на улице был такой мороз, что это не удивило мастера.

Возле бабы на прилавке лежали золотые часики в форме сердца, с толстой цепочкой. Мастер скучающе смотрел на Продажную душу, а она орала, как на базаре:

- Даю тридцать два!

- Слушайте, - устало сказал мастер. - Это не частная лавочка, у нас не торгуются!

И он присел за свой столик, где лежали пинцеты, стрелки, пружины и циферблаты с арабскими и римскими цифрами.

- Я бедная женщина! - вдруг всхлипнула баба. - Тридцать два рубля сорок копеек. И ни копейки больше!

Не успела она это сказать, как маятники на всех часах задрожали, качнулись в одну сторону, будто кто-то невидимый прошёл мимо с огромным магнитом, потом отлетели назад и пошли медленнее.

В изумлении мастер привстал. Баба вытаращила глаза.

- Что такое? Что такое? Что такое? - встревожилась она.

- Что-то случилось со временем, - сказал мастер; у него затряслись руки.

Баба сразу сообразила, в чём дело, и взвизгнула:

- Эти подлые бабы сами останавливают её сердце!

- Что?! - не понял мастер.

Продажная душа швырнула на стол пачку денег:

- Чёрт с тобой!.. Пользуйся!.. - схватила часы и умчалась.

Петушков как потерянный поглядел вслед бабе, подбежал к морскому хронометру, взял свой пульс, сосчитал и ахнул. Двести двадцать!

Это был единственный случай, когда мастер Петушков, который всегда всё знал, не мог даже самому себе объяснить, что случилось.