Отель, в котором заказал номера Хадсон, был прежде великолепным дворцом. Двести лет назад его построил для себя, оградив высокой стеной, великий визирь — главный советник султана. Около пяти вечера они прошли через внешний двор — душный и пыльный — и, поднявшись на несколько пролетов по мраморной лестнице, попали в прохладный внутренний дворик, где зеленели бананы, бугенвиллеи и другие тропические растения и оглашали воздух журчанием несколько небольших фонтанов.
Пройдя через сад и арку в мавританском стиле, они попали в холл, где служащая, хорошенькая молодая марокканка, приветствовала их на прекрасном, почти без акцента, английском.
Весь день Марианна обдумывала, что станет делать, если Хадсон предложит ей один номер на двоих или смежные комнаты. Разумеется, она будет вежлива и спокойна, но тверда как камень и настоит на отдельном номере.
— Я мистер де Санс, — улыбнулся девушке Хадсон. В отличие от Марианны, предвкушающей схватку, он был совершенно спокоен. — Я заказывал номер.
Ну конечно! Так она и знала! Один номер!
— Разумеется, мистер де Санс, — улыбнулась девушка, не сводя глаз с красивого американца. — Мы ожидали вас обоих. Столик в ресторане заказан на ваше имя, но самый ранний ужин у нас только в семь.
Пока служащая, поигрывая глазами, произносила свой отработанный текст, Марианна тихо плавилась от возмущения. Как он мог, как смел подумать, что она, словно перезрелый персик, свалится ему в руки, едва он потрясет дерево? Господи помилуй, они же два года не виделись! Неужели он и в самом деле считает ее такой легкой добычей?
Два года разлуки — и кто в этом виноват? Острое чувство горечи захлестнуло Марианну, но она твердо ответила себе: «Нет, это не моя вина».
Но Хадсон об этом не знает.
— Если вы готовы, коридорный покажет вам номера.
Голос служащей вывел Марианну из забытья.
— Вы сказали «номера»? — повторила она.
— Да. — Девушка заметила замешательство Марианны. Темные глаза ее метнулись к Хадсону. — Что-то не так? Два номера с видом на город — это ведь вы заказывали?
— Совершенно правильно. — Сверкнув глазами, он повернулся к Марианне. — Все замечательно, верно, Анни?
— Я… да, да, конечно. — Он снова ее обыграл! Разумеется, он догадывался, о чем она думает, и обратил ее подозрения в свою пользу! Что она ни делает, Хадсон постоянно идет на шаг… нет, на десяток, на сотню шагов впереди!
— Вот и хорошо. — Бросив на нее последний — неулыбчивый, почти мрачный — взгляд, Хадсон взял ключи и зашагал следом за коридорным. Марианна не знала, что заставило его нахмуриться, и не желала знать… все мысли ее были заняты тем, что Хадсон, оказывается, и не собирался делить с ней номер! Как ни смешно, ей было больно. Очень больно.
Номера находились рядом. Коридорный от-крыл дверь, ведущую в покои Марианны, и она ахнула от изумления. Гостиная была поистине роскошна: стены задрапированы темно-зеленым и бирюзовым шелком, на низких диванах вдоль стен покоятся подушки из того же материала. Все вместе похоже на шатер какого-нибудь берберского принца. Спальня с огромной кроватью, уставленная роскошной мебелью, производила еще большее впечатление. «Арабские ночи в миниатюре!» — думала Марианна.
Господи помилуй, сколько же может стоить такой номер? — спрашивала она себя, входя в ванную, всю в мраморе и зеркалах. Разумеется, она не позволит Хадсону платить за себя — но, кажется, и сама заплатить не сможет! Марианна устало опустилась на диван и сидела там в прострации, пока стук в дверь не заставил ее подняться.
— Давай поужинаем в восемь, — предложил Хадсон. Он стоял, прислонившись к стене: мускулистое тело расслаблено, глаза надежно скрыты завесой длинных ресниц. — У тебя будет время принять ванну и отдохнуть перед едой.
— Хадсон, сколько стоит этот номер? — отрывисто спросила Марианна.
— А что? Тебе не нравится? — Он сунул руки в карманы, отчего брюки натянулись на бедрах, и при взгляде на его мужественную фигуру сердце ее невольно забилось быстрее.
— Номер великолепный, но, должно быть, очень дорогой! — ответила Марианна. — Такие покои стоят целое состояние.
— Целое состояние? — небрежно откликнулся Хадсон. — Я бы так не сказал. Анни, к чему беспокоиться о деньгах? Все уже улажено. В конце концов, мы проведем здесь всего одну ночь, а завтра снова отправимся в дорогу.
— Не знаю, что значит «все улажено», — твердо заговорила Марианна, — но тебе совершенно не обязательно платить за меня. Я собиралась в поездку, отложила на это деньги, которые…
— Которые теперь тебе не понадобятся, — оборвал Хадсон. — И давай на этом закончим.
— Хадсон, я ни за что не соглашусь, чтобы ты брал все расходы на себя!
— Вот как? — процедил Хадсон. — Да, конечно, мне следовало догадаться. Современная женщина до мозга костей! Но, помнится мне, два года назад у нас не возникало таких споров, верно? Нас интересовали совсем другие проблемы. — Он игриво поднял бровь, но Марианна не собиралась потакать ему. Она смотрела на него прямо и без улыбки. — Как ни жаль тебя разочаровывать, — ласково продолжал Хадсон, и в голосе его послышались стальные нотки, — но я старомоден и полагаю, что некоторые правила никогда не изменятся. Вот одно из них: кавалер всегда платит за даму.
— Я не дама… — Хадсон поднял бровь еще выше, и Марианна поспешно поправилась: — По крайней мере не в этом смысле. Я твой компаньон в путешествии. На моем месте мог бы оказаться мужчина, и это ничего бы не изменило.
— Анни, милая, поверь, это изменило бы очень многое, — сухо ответил Хадсон. — Но сейчас я не готов обсуждать эту тему. Пожалуйста, не спорь со мной, хотя бы в этот раз. Прими поражение достойно, пожалуйста.
— Поставь себя на мое место! — не сдавалась Марианна. — Принимая такой подарок, я чувствую себя обязанной тебе. Мне это не нравится.
Какое-то мгновение он молчал, глядя на нее суженными глазами хищника; ворот рубашки расстегнут, на загорелой шее сверкают капельки пота. Марианна вдруг вздрогнула, остро ощутив его привлекательность.
— Анни… Анни… — Он схватил ее за запястье и властно притянул к себе. — Я не знаю ни одной женщины, которая отказалась бы от такого подарка. Большинство моих знакомых женщин наспех пробормотали бы несколько формальных возражений, чтобы соблюсти приличия и не выглядеть слишком жадными. Но ни одна из них не была бы искренна, — добавил Хадсон с обычным для него цинизмом.
— Я искренна. — Марианна старалась говорить твердо, но голос предательски задрожал. — Я говорю именно то, что думаю.
— Знаю, — мягко ответил он. — И это прекрасно.
— Так ты согласен? — быстро спросила Марианна. — Я оплачу свою долю?
— Нет. — Ответ его прозвучал неожиданно тихо, а лицо было до странности серьезно. — Анни, мы с тобой вырвались из реальной жизни, на несколько дней попали в фантазию, в сказку. Не порти праздник себе и мне. Просто плыви по течению.
С этими словами он прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй, сопровождаемый объятием, был так внезапен — и так приятен, — что Марианна не смогла удержаться от тихого стона. При этом звуке, неоспоримом свидетельстве ее желания, тело Хадсона напряглось и из груди вырвался ответный стон, похожий на рычание. Поцелуй длился, и мгновение превратилось в прекрасную вечность.
Обхватив ладонями ее бедра, Хадсон прижимал ее к себе, и каждое его движение воспламеняло их обоих.
— Анни! Что ты со мной делаешь! — (Она не знала защиты против этого хриплого, чувственного голоса, уводящего ее прочь от горькой реальности в сказку любви.) — Я хотел лишь прикоснуться к тебе, а ты воспламенилась в моих объятиях. Как ты можешь отрицать… — бессвязно бормотал он. — Так жестоко…
— Хадсон, остановись. — прошептала Марианна. Но тот, не слыша, вновь и вновь впивался в ее губы; сердца их бились в унисон, а касания его языка будили в Марианне сладкую истому.
Наконец он со стоном оторвался от нее, и стон этот эхом отозвался в ее сердце. Он тяжело дышал, и под шелковой рубашкой бурно вздымалась и опадала мускулистая грудь. Отпустив ее, он уперся руками в стену и склонил голову. Так и стоял, пока Марианна не перешагнула порог и дрожащей рукою не захлопнула дверь.
Ужин стал для Марианны тяжелым испытанием — по крайней мере поначалу. Хадсон оделся так, словно им предстояло посетить лучший ресторан Нью-Йорка; в черном смокинге и галстуке он был просто великолепен, и у Марианны едва не подкосились ноги, когда в пять минут восьмого она отворила ему на стук.
— Чудесно выглядишь, — заметил он и взял ее под руку таким небрежным жестом, что Марианне уже подумалось: а не пригрезилась ли ей бурная сцена два часа назад? — В самом деле, чудесно.
— Спасибо. — Голос у нее дрожал. Готовясь к ужину, Марианна потратила немало времени на туалет. Бледно-зеленое платье для коктейлей с узким лифом, короткой сборчатой юбкой, длинными рукавами и высоким воротом достаточно откровенно облегало фигуру, но в то же время не открывало взору ничего лишнего. Марианна понимала, что ведет себя глупо, но все же не могла допустить, чтобы сумрачный взгляд Хадсона проникал за глубокий вырез.
Однако Марианна не подозревала, что скромный покрой наряда и нежный шелк действуют на искушенного мужчину куда сильнее, чем открытая демонстрация женских прелестей. А Хадсон был весьма искушенным мужчиной.
В маленьком баре в глубине холла они выпили по коктейлю. Прозрачная жидкость выглядела достаточно невинно, но действовала безотказно: сделав несколько глотков, Марианна забыла и о волнении, и о панике, вызванной присутствием Хадсона, и смогла поддерживать непринужденную беседу.
Когда они сели за столик в ресторане и Хадсон заказал первое блюдо, Марианна уже чувствовала себя как дома, а за десертом поймала себя на мысли, что по-настоящему наслаждается этим ужином. Хадсон сделал все, чтобы она не испытывала настороженности: не пугал ее неясными угрозами, не изводил оскорбительными намеками; шутки его были необычно веселы и добродушны, и все поведение создавало дружескую атмосферу спокойствия и безопасности.
— Какая прелесть эти пирожные! — воскликнула Марианна, с детским восторгом погружая ложку в густую массу крема и фруктового сиропа. — Просто объедение!
Боже, как же он жаждет ее! Напрягшись и сжав бедра, Хадсон наблюдал, как Марианна, зажмурившись, пробовала пирожное, как чувственным кошачьим движением облизывала сладкие губы. Час назад, открывая ему дверь, она скорее напоминала кошку на раскаленной крыше. Сейчас, похоже, расслабилась, но одно его движение — и к ней вновь вернется испуганная настороженность. Он хочет ее, и рано или поздно его желание исполнится, но не стоит торопить события. Он ждал два года, подождет еще немного, каких бы мучений ему это ни стоило.
«Чем же, ну чем я ей не угодил?» — всплыл в мозгу старый вопрос, и вновь изнутри поднялись гнев и горечь. Но Хадсон загнал эти чувства обратно, в темную глубину подсознания. Неважно. Сейчас — неважно. Он привык штурмовать чужую волю и добиваться всего, чего хочет. Сейчас от него требуется только одно — терпение.
Терпение! Легко сказать!
— Смотри, растолстеешь! — шутливо заметил он, глядя, как Марианна расправляется с десертом. Вот она облизала последнюю ложку — и Хадсон вновь почувствовал жар и напряжение в бедрах.
— Знаю, — улыбнулась она в ответ. От коктейля и двух бокалов вина голос ее стал мягким, воркующим. — И не боюсь. Я живу, чтобы есть, а не ем, чтобы жить.
— Опасный принцип. — Наклонившись вперед, он прикоснулся к ее лицу. — Пока что двойного подбородка не видно, но берегись, при такой диете за жирком дело не станет! — Он задержал руку на миг дольше необходимого, затем провел пальцами по нежной шее и, только встретившись с ее взглядом, неохотно убрал руку.
Марианна снова улыбнулась — на этот раз немного нервно. На щеках ее выступила краска, на горле — там, где только что лежали его пальцы, — забилась тоненькая жилка.
— А ты не любишь пышных женщин? — спросила она с напускной легкостью.
— Я этого не говорил. — Взгляд его затуманился. — Сказать тебе, каких женщин я люблю? Блондинок — особых, с волосами цвета бледного золота; с зелеными глазами, в которых пляшут золотистые искорки, и с полными губами, словно умоляющими о поцелуе. — И глаза его опустились на ее губы.
Марианна молча смотрела на него, внезапно потеряв дар речи.
Взгляд его встретился с ее потрясенным взглядом. Бесконечно долгую минуту длилось молчание, наконец Хадсон небрежно пожал плечами, прерывая очарование момента.
— Впрочем, я не привередлив, — насмешливо закончил он.
Марианна вцепилась в кофейную чашку, словно утопающий в спасательный круг. Но аромат и чудесный вкус арабского напитка не помогли ей: в голове застряли его слова. Минуту назад она готова была позволить Хадсону все что угодно. А он, что он, собственно, с ней делал? Его сладкие речи можно назвать одним словом: «обольщение»; и в этом ремесле Хадсон искусен как никто. Напрасно, ох, напрасно Марианна пила коктейль и вино! Рядом с Хадсоном ей позарез необходим здравый рассудок.
— Да у тебя чашка пустая, — послышался его мягкий голос. Марианна и не заметила, что выпила уже четвертую. — Хочешь еще? Но, боюсь, от такого количества кофеина ты не сможешь заснуть.
— Нет, нет, мне… я больше не хочу. — Если честно, на кофе она больше смотреть не могла — но не удавалось придумать другого отвлекающего маневра.
— Вижу, марокканский кофе пришелся тебе по вкусу? — невинно заметил Хадсон. — Если хочешь…
— Нет, не надо. — Четыре чашки густого черного кофе после сытного ужина подействовали на нее не лучшим образом: Марианне стало нехорошо, и она испугалась, что Хадсон это заметит. — С меня достаточно.
Поднявшись, Хадсон мягко обвил ее рукой за талию и повел к выходу. Марианна не могла поверить, что близость мужчины оказывает на нее такое действие: она вся дрожала, ее бросало то в жар, то в холод, и потребовалась вся сила воли, чтобы скрыть свое состояние от внимательных глаз спутника. «Да что со мной такое? — спрашивала она себя. — Словно девчонка-подросток на первом свидании!»
Впрочем, нынешние подростки в большинстве своем знают о сексе гораздо больше, чем она.
Спускаясь по мраморной лестнице, Марианна споткнулась, и Хадсон тут же прижал ее к себе инстинктивным движением мужчины-защитника.
— Осторожней, милая! — предупредил он глубоким мягким голосом.
Лучше бы он не называл ее «милой»! Марианна не сомневалась, что это ласковое слово он обращает ко всем женщинам, которых хочет залучить в постель. Просто деталь отработанной техники соблазнения.
— Спасибо, со мной все в порядке, — холодно ответила она, отстраняясь, но лихорадочный блеск глаз и румянец на щеках опровергали ее слова. — Тебе вовсе не нужно…
— Почему бы мне не обнимать тебя за талию? — небрежно спросил Хадсон и вновь обвил ее стан рукой. — И при чем тут «нужно», «не нужно»? Мне нравится тебя обнимать. Есть возражения?
— Да нет, но я…
— Мне кажется, тебе это тоже нравится, — мягко продолжал Хадсон. — Разве нет, Анни? Тебе ведь нравится тепло моей руки? Нравится прижиматься к моему боку? Ах, Анни, мы подходим друг другу, словно два стеклышка в мозаике.
— Глупый разговор. — Марианна ощутила внутри спазм, не имевший никакого отношения к кофе.
— Почему? Потому что мы говорим о сексе? — Это слово он произнес небрежно, словно что-то ничего не значащее, и Марианна снова едва не споткнулась. — Почему ты боишься меня, Анни? Только меня или всех мужчин? Что тебя так пугает — сам сексуальный акт или эмоциональная связь с любовником? Ты боишься, что я буду слишком настойчив, груб, что причиню тебе боль?
— Хадсон!
Марианна отскочила от него и испуганно оглянулась — не слышал ли кто? Щеки ее пылали, как маков цвет.
— Ты не ответила на мой вопрос, — настаивал Хадсон.
— И не собираюсь, — отрезала Марианна. Хадсон снова привлек ее к себе, и она почувствовала, что голос ее звучит совсем не так твердо, как следовало бы. — Сама мысль, что я тебя будто бы боюсь, настолько смешна, что ее и обсуждать нечего. Если я не предлагаю себя всем и каждому, — гневно продолжала она, — это не значит, что я боюсь мужчин! У меня есть принципы.
— У меня тоже, — серьезно ответил Хадсон, бросив на нее короткий пытливый взгляд.
— Вот и отлично. Тогда ты понимаешь, что я имею в виду.
— Но, Анни, «иметь принципы» еще не значит жить монахом. Нет, я тебя не понимаю, и это меня раздражает! — Он повернул ее к себе и, прижав к стене, замкнул в кольце мощных рук. — Какая-то головоломка. Знаешь, в детстве, встретившись с головоломкой, я не мог успокоиться, пока не решал ее. Для меня это был вопрос чести.
— Сожалею, что лишила тебя покоя. — Она была зажата между Хадсоном и стеной, и вместо убийственного сарказма у нее вышло Бог весть что, точнее, совсем ничего не вышло. — Если я тебя раздражаю… — с усилием произнесла она, — зачем же ты поехал со мной?
— Да будь я проклят, если знаю! — Он прищурился, глядя ей в лицо. — Хочу наказать тебя? Может быть: я всегда стремился к справедливости. Стремлюсь поставить точку над «i»? Тоже вариант: не люблю неопределенности. А возможно, — он насмешливо улыбнулся, — дело проще: любая компания лучше, чем никакой.
— Прелестный ответ! — Марианна тщетно пыталась рассердиться: близость Хадсона гасила ее гнев в зародыше, и язвительный ответ превратился в жалкий.
— Ты сама спросила. — Он окинул ее взглядом — золотистые кудри, зеленые глаза, полные губы, нежный румянец на щеках, — затем легким нежным движением обвел пальцем контур ее губ. — Спокойной ночи, Анни.
Выпрямившись, он резко отвернулся и зашагал прочь, оставив Марианну в глубокой растерянности.
На следующее утро, когда солнце еще только поднималось, они покинули Фес и к полудню были уже в Рабате. Хадсон вел себя как вчера: был вежлив, внимателен, даже дружелюбен, — но за этим приветливым фасадом Марианна чувствовала внутренний холод.
Так прошло еще несколько дней. Хадсон по-прежнему обращался с ней, словно заботливый дядюшка с несмышленой племянницей. На третью ночь, в экзотическом ночном клубе в Касабланке, выпив лишнего, Марианна попыталась с ним пококетничать. По счастью, она почти сразу опомнилась и прекратила свои попытки. Но Хадсон как будто ничего не заметил, и это привело Марианну в отчаяние. Напрасно она говорила себе, что платоническая дружба между ними — лучшее, чего можно пожелать: глупое сердце отказывалось внимать голосу разума и ныло по-прежнему.
На пятый день после полудня они въехали в Марракеш. К этому времени Марианна окончательно уверилась, что Хадсон никогда и не испытывал к ней влечения, а все его объятия и поцелуи были лишь хитрой тактикой адвоката, рассчитанной на то, чтобы вывести ее из равновесия.
Город, утопающий в зелени, с апельсиновыми деревьями по обочинам дороги, встретил их свежим ветерком и ароматом бугенвиллеи. Оливы ласково покачивали ветвями, и высоко в зелени пальм темнели спелые финики.
Отель, расположенный к югу от города, на склоне гор Высокого Атласа, показался Марианне чудесным, неповторимо живописным местом. Но Хадсон, похоже, не замечал романтических пейзажей.
Здесь хорошо было бы проводить медовый месяц. Эта мысль поразила Марианну, когда они проезжали мимо средневековых дворцов по направлению к площади Джемаа-эль-Фна, что в глубине старого Марракеша. Марианна покосилась на Хадсона, но тот вел машину, задумавшись о чем-то своем, и, казалось, не заметил ее волнения.
— Идрис заставил меня пообещать, что я посещу знаменитый марракешский базар, — объяснил Хадсон несколько минут назад. — Он говорит, что приехать в Марракеш и не увидеть Джемаа-эль-Фна — все равно что побывать в Париже и не сходить в собор Парижской Богоматери!
Итак, оставив «рейнджровер» на стоянке, Хадсон и Марианна наняли извозчика, который привез их к самой стене, окружающей рыночную площадь. Стена была выложена из розового кирпича-сырца, от нее, как и от извозчика, веяло средневековьем.
Было без нескольких минут четыре, и у запертых ворот столпились туристы, нетерпеливо ожидающие открытия базара. Расплатившись с арабом-извозчиком, Хадсон взял Марианну за руку.
— Помнишь, я обещал показать тебе настоящее Марокко? — спросил он с необычной теплотой в голосе. — Вот оно: давай насладимся им вместе.
— Но как же отель? — тревожно спросила Марианна. — Они сохранят за нами комнаты? Ведь мы можем вернуться очень поздно.
— Не беспокойся. — Наклонившись, он легонько поцеловал ее в кончик носа. — Владелец — мой хороший знакомый, мы с ним обо всем договоримся.
Марианна не стала спорить: неожиданная ласка заставила ее сердце подпрыгнуть до небес, хоть она тут же укорила себя за глупость. С Хадсоном надо быть вдвойне осторожной, когда он ласков и внимателен! Ей нельзя расслабляться — ни на секунду. Она слишком его любит, и любая беспечность может оказаться для нее роковой.
Солнце тихо катилось к западу, и Марианна думала, что навсегда запомнит сладостную горечь этих нескольких часов, проведенных с Хадсоном. Они бродили по базару, слушали сказочников, любовались жонглерами, акробатами, заклинателями змей и непременным атрибутом восточного базара — шарлатаном с разноцветными бутылочками, полными, как он уверял, чудесных снадобий от всех болезней на свете. Только лекарств от разбитого сердца у него на прилавке не нашлось.
Когда спустились сумерки, они пообедали рыбой, жаренной на углях, заели ее халвой и финиками и запили водой, купленной у проходящего мимо водоноса.
Марианна была счастлива, словно Золушка, попавшая на бал. Тем горше было сознавать, что ее сказка окончится задолго до полуночи.
— Ну что, не жалеешь о прогулке? — ворвался в ее мысли мягкий голос Хадсона. Вечерело — туристы расходились, торговцы собирали свой скарб и один за другим растворялись в сиреневых сумерках.
— Конечно, нет! — с жаром ответила Марианна, подумав про себя, что с Хадсоном не отказалась бы даже спуститься в ад.
— Пойдем найдем такси и вернемся к нашему «рейнджроверу». — И, обняв Марианну за талию, Хадсон повел ее к южным воротам.
Всю обратную дорогу он обнимал ее, и Марианна с трепетом ждала, что он вот-вот ее поцелует. Но, к большой ее досаде, этого не произошло.
«Рейнджровер» стоял на прежнем месте; с каменным лицом Хадсон усадил Марианну и сел за руль сам. Автомобиль выехал из старого города и понесся по улицам богатого квартала, мимо особняков, от которых веяло покоем и роскошью.
— Что случилось? — спросила Марианна, когда Хадсон свернул на аллею, ведущую к одному из таких богатых домов. — Тебе нужно позвонить или что-то еще?
— Что-то еще. — Хадсон устремил на нее непроницаемный взгляд, и Марианна напряглась, ожидая нового подвоха. — В этой части Марракеша живет Хассан, брат Идриса, — спокойно объяснил Хадсон. — Пойдем, нас ждут.
— Кто нас ждет? — подозрительно спросила Марианна.
— Хассан и его жена, — невозмутимо ответил он.
Он был слишком спокоен, слишком терпелив. Такому Хадсону нельзя доверять — это Марианна уже усвоила.
— Что это значит? — тревожно спросила она.
— Хассан пригласил нас на ночь, только и всего, — небрежно ответил Хадсон. — Идрис в разговоре с братом упомянул, что мы будем в Марракеше, и Хассан заявил, что сочтет за оскорбление, если мы не воспользуемся его гостеприимством. Знаешь, восточные традиции. — добавил он с таким невинным видом, что Марианна окончательно утвердилась в своих подозрениях. — В Марокко к этому относятся очень серьезно.
— Почему ты не предупредил, что мы будем ночевать не в отеле? — ровным голосом спросила Марианна после недолгого молчания.
— Анни, ради Бога, не поднимай шума из-за пустяков, — процедил Хадсон, и она тут же почувствовала себя дурочкой. — И я на твоем месте не начинал бы разговоров о том, кто кому чего не сказал. Ты здесь в невыгодном положении. — И он взглянул на нее с подчеркнутым сарказмом.
Прежде чем Марианна успела ответить, он уже вышел из машины и открыл дверцу с ее стороны. Марианна не вставала с места: почти полминуты длился молчаливый поединок взглядов.
«Он снова победил», — думала Марианна, глядя в его холодные серые глаза. В самом деле, глупо поднимать шум из-за таких пустяков. И все же, отель — нейтральная территория, а в доме у друга Хадсона она будет чувствовать себя в слишком интимной обстановке.
Марианна вышла из машины, уклонившись от предложенной руки, и получила в ответ хмурый взгляд. Гордо выпрямившись и высоко держа голову, она направилась вслед за Хадсоном к узорчатым дверям.
— Надеюсь, ты не станешь устраивать сцену при Хассане и его жене? — спросил он, обернувшись к ней.
— Разумеется, нет, — сердито ответила Марианна. — Очень мило с их стороны предложить нам ночлег. Я только надеюсь, что это не доставит им лишних хлопот.
— Гостеприимство у марокканцев в крови, — спокойно ответил Хадсон. — Это щедрый и благородный народ.
«В отличие от тебя» — ясно услышала Марианна в его холодном тоне.
Дверь отворилась на звонок почти немедленно — очевидно, хозяева видели подъехавший автомобиль. На пороге стоял человек, столь разительно похожий на Идриса, что Марианна сперва сочла братьев близнецами.
— Хадсон, дружище! — Хассан расплылся в улыбке, сверкнув золотыми зубами. — Заходи, дорогой, заходи! Это и есть твоя Анни? Да она еще красивее, чем описывал мне Идрис! Заходите, Калия вас ждет!
«Твоя Анни». Сейчас не время было спорить с Хассаном; однако слова его вертелись у Марианны в голове и во время представлений и приветствий, и позже, когда все четверо сидели в саду за любимым напитком марокканцев — зеленым чаем с мятой.
— Надеюсь, комнаты вам понравятся, — с улыбкой заметил Хассан, когда маленькая горничная, разливавшая чай, жестом позвала гостей за собой в дом. — Если что-то понадобится, не стесняйтесь, зовите Сораи. Чувствуйте себя как дома!
«Комнаты»… Марианна тихонько вздохнула, испытав одновременно облегчение и странное разочарование. Во время ужина у нее создалось впечатление, что Хадсон выставляет ее своей близкой подругой, руководствуясь задними мыслями. Теперь она не знала, радоваться или огорчаться своей ошибке. Что ж, в другой раз не будет давать волю воображению.
— Что это значит?!
Горничная распахнула дверь, за которой Марианна надеялась найти две спальни, указала на звонок для вызова прислуги и удалилась.
— Если не ошибаюсь, это спальня, — ответил Хадсон, оценивающим взором окидывая комнату. — И весьма недурная, должен заметить.
— Но… — Марианна уставилась на огромную кровать, гордо возвышавшуюся посреди комнаты. — А где же вторая спальня?
— Тебе не кажется, что здесь хватит места на двоих? — насмешливо спросил Хадсон, однако Марианна, если бы не была так увлечена созерцанием кровати, могла бы заметить, как хищно сузились его глаза. — Королевская кровать, огромная ванная, да еще и гостиная! Тебе чего-то не хватает?
— Отдельной постели! — обернулась к нему Марианна. Голос ее был обманчиво спокоен, но глаза выдавали гнев. — Я не собираюсь спать с тобой! Я позвоню Сораи!
Она двинулась было в гостиную, но Хадсон схватил ее за запястье и с силой развернул к себе.
— Черта с два! — прорычал он. — Ты не посмеешь так оскорбить Хассана!
— А меня оскорблять можно? — огрызнулась Марианна. — Ты ввел их в заблуждение, делая вид, что я… что мы с тобой…
— Ну что, что? Скажи вслух, не стесняйся!
— Что мы с тобой любовники! — выпалила Марианна.
— Ты с ума сошла, — ледяным тоном процедил Хадсон. — Не смеши меня!
— Тогда как ты объяснишь вот это? — и Марианна негодующим жестом указала на огромную кровать. Пуховое чудище, застланное шелковым покрывалом и усеянное разноцветными подушечками, вполне заслуживало звания «сексодром».
— Марианна, я понятия не имел, что Хассан уложит нас в одну постель, — все тем же ледяным голосом ответил Хадсон. Он не назвал ее «Анни» — это означало, что терпение его на исходе. — И в чем ты видишь оскорбление? Мы путешествуем вместе, и, естественно, Хассан решил, что мы более чем друзья.
— А что, ты спишь с каждой женщиной, с которой общаешься? — фыркнула Марианна. — И многих уже приводил сюда?
— Довольно! — оборвал ее Хадсон.
Но Марианна не слышала предупреждения — ярость затмила ее рассудок.
— Теперь мне все понятно! — продолжала она. — То-то мне казалось, что все как-то уж слишком хорошо складывается! Что случилось? Она отказалась в последнюю минуту? Ну да, разумеется! Должно быть, нашлись какие-то срочные дела, или просто она тебе наскучила! И ты решил, что я идеально укладываюсь в твои планы!
— Не понимаю, о чем ты, — ответил Хадсон. — Неожиданная мягкость в его голосе могла бы многое подсказать Марианне, если бы она не была ослеплена гневом.
— О твоей рыжей! — выпалила она. — Той девице, что крутилась возле тебя в отеле! — Марианна помнила ее имя, но не хотела произносить вслух. К чему Хадсону знать, что она его запомнила? Она и так наговорила больше, чем хотела бы.
И Хадсон, кажется, был с этим совершенно согласен.
— Мои отношения с Джасминой тебя не касаются. — Эти слова были произнесены тем убийственным тоном, какой Хадсон использовал в суде, вынося жертве окончательный приговор. — Но прежде, чем ты от ее внешности перейдешь к характеру, замечу, что на нее, в отличие от многих других, можно положиться.
— Что это значит? — Сама мысль, что Хадсон сравнивает ее с другой — и не в ее пользу, — была для Марианны невыносима. — Не останавливайся, скажи, что ты имеешь в виду!
— Хочешь, чтобы я произнес это вслух? — мрачно спросил он.
— Ненавижу тебя! — В этот момент Марианна искренне верила тому, что говорила.
— Возможно. — Холодные глаза Хадсона не отрывались от ее пылающего лица. — Но, поверь, Анни, твоя ненависть — лишь слабое отражение моих чувств к тебе. Было время, когда, воображая тебя с другим, я готов был убить вас обоих. — Марианна испуганно расширила глаза, и Хадсон медленно, задумчиво кивнул. — Это правда, — негромко подтвердил он, и в мягком голосе его послышалась сталь. — По долгу службы мне приходится заводить знакомства в преступном мире; мои связи пригодились бы. Это было серьезно, Анни, очень серьезно. Если бы я нашел вас тогда…
Марианна вздрогнула. Лицо ее побелело от страха, а расширенные глаза из светло-зеленых сделались изумрудными.
— Ты исчезла бесследно, — мягко продолжал Хадсон. — Но я ждал, зная, что в один прекрасный день наши пути пересекутся. Так и случилось.
— Откуда ты знал, что мы встретимся? — дрожащим голосом прошептала Марианна.
— Видишь ли, я никогда не сдаюсь, — небрежно ответил Хадсон. — Не в моих правилах мириться с поражением.
— И что ты собираешься делать?
Марианна едва шевелила языком. Ей приходилось читать, что в минуты опасности людей охватывает парализующий ужас, но это всегда казалось ей преувеличением. Не может быть, думала она, чтобы страх лишал человека способности двигаться и думать. Однако именно это и происходило с ней сейчас.
— Делать? — Он заметил ее страх, и на лице его промелькнуло какое-то странное выражение. — Ничего, Анни, — тихо ответил он. — На самом деле я никогда не причинил бы тебе вреда. Но немного помечтать можно, верно? Особенно если мечты помогают справиться с гневом и унижением. Твой парень — другое дело, — раздумчиво произнес он, затем, помолчав, добавил жестко: — Его я мог бы убить.
Марианна смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Она чувствовала, что сейчас потеряет сознание.
— Но что толку вспоминать прошлое? — хмуро оборвал себя Хадсон, заметив, что она смотрит на него, словно кролик на удава. — Все перегорело и ушло. У меня своя жизнь. У тебя — карьера. Скажи, Анни, тебе этого достаточно? Во тьме холодных ночей, когда ты лежишь с открытыми глазами и боишься заснуть, мысли о блестящей карьере помогают тебе отгонять дурные сны? Ведь у всех нас, даже у самых железных, порой бывают кошмары, — безжалостно закончил он.
— Я… у меня все в порядке! — пролепетала Марианна.
— А ты не похожа на железную женщину, Анни, — продолжал он, словно и не слышал ее жалкого лепета. — Нет, совсем не похожа. Не спрашивай, откуда я это узнал, но готов жизнью поручиться, что так и есть. Странно… — Он задумался, глядя на нее, но взор его оставался непроницаем для Марианны. — Ты ведешь себя как холодная, бессердечная стерва, однако что-то подсказывает мне, что на самом деле ты совсем не такая. Я прав? — Последняя короткая фраза прозвучала как выстрел, вырвав Марианну из минутного спокойствия и снова напомнив ей, как опасен может быть Хадсон де Санс.
Прием опытного юриста сработал: застигнутая, словно преступница, врасплох, Марианна не знала, что ответить.
Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы утихомирить отчаянно бьющееся сердце, и наконец сказала:
— Мы сейчас не об этом говорим! Речь шла о спальне и общей кровати.
— Возражение принято. — Хадсон сухо улыбнулся, сощурив глаза. — Из вас, мисс Макбрайд-Хардинг, вышел бы достойный противник в суде. Вас нелегко запугать.
— Моя фамилия Хардинг, и мы не в суде! — отрезала Марианна.
— Знаю. Так что радуйся, что легко отделалась. Ты этого не заслужила.
— Легко? Что значит…
— Успокойся, я не собираюсь набрасываться на тебя среди ночи, чтобы удовлетворить похоть, — продолжил Хадсон с таким отвращением в голосе, что самоуважение Марианны испарилось как дым. — Веришь или нет, на свете немало женщин, которым льстит мое внимание. — (Острая боль ревности пронзила ее.) — Я не унижаюсь до насилия.
В этом Марианна не сомневалась ни на секунду. Вокруг него и так вьются соблазнительнейшие женщины, подобные рыжеволосой Джасмине, — счастливые, уверенные в себе, свободные любить кого пожелают, женщины без страшных семейных тайн.
— Эта кровать не меньше семи футов шириной, — как ни в чем не бывало продолжал Хадсон. — Едва ли мы даже заденем друг друга во сне. Но, если ты опасаешься за свою безопасность, — саркастически добавил он, — можем построить барьер из этих подушечек.
— Я могу лечь в гостиной на софе, — предложила Марианна, указывая на резной диван перед телевизором.
— Не думаю, что ты там заснешь, — хмуро заметил Хадсон. — И не надейся, что я поведу себя как истинный рыцарь и лягу на это прокрустово ложе сам. Так что смирись с кроватью, — насмешливо добавил он. — В конце концов, это всего на одну ночь! — По голосу Марианна поняла, что терпение его на пределе.
— Хорошо.