Сказки

— Это что же за имя такое — Типтик?

— Да вот уж такое. Обыкновенное имя — Типтик.

— Нет, не обыкновенное. Ты, наверное, его просто придумал.

Таких имён не бывает.

— Всякие имена бывают. Имена бывают всякие и мальчишки тоже бывают всякие.

— А этот твой Типтик — какой мальчишка?

— Вроде тебя. Росту невысокого, но и не такой уж малыш.

Не толстый и не худенький — в самый раз. Глаза серые, нос курносый… И по правде говоря, зовут его не Типтик, а Тимофей. Тимофей Птахин. Вот как его зовут по-настоящему.

— А ты говоришь — Типтик. Выдумал, да?

— Я тут ни при чём. Это ребята в его классе так придумали: взяли первые буквы от имени и фамилии. Получилось — ТИПТ. А потом, чтобы удобнее было выговаривать, прибавили ещё две буквы. И получилось — ТИПТИК.

— Смешно получилось.

— А мне нравится.

— Мне тоже нравится… Ну, и что же было сначала?

— Ничего особенного сначала не было. Ходил Типтик в школу. В первый класс, потом во второй, потом — перешёл в третий…

— А приключения? Ты же обещал рассказать о необыкновенных приключениях этого мальчишки.

— Очень уж необыкновенные приключения. Боюсь — не поверишь.

— А ты не выдумывай. Рассказывай по правде всё, как было.

— Всё равно не поверишь.

— Это сказка?

— Сам не знаю… Не могу понять — где кончается правдаи где начинается сказка.

— Всё-таки расскажи, пожалуйста.

— Ну что ж, слушай.

— И про Ворона не забудь!

— Не забуду.

— И про великолепную Бабушку!

— Не забуду. Итак…

Глава первая СТАРЫЙ ДОМ

Типтик всё утро бегал по двору и устал. Присел отдохнуть. Имеет право на отдых человек, который прожил на свете целых девять лет? Имеет право на отдых человек, который закончил учебный год на пятёрочки и четвёрочки? Должен отдохнуть человек, если всё утро он бегал по двору и устал?.. Да, человек имеет право на отдых. Об этом даже есть специальный закон. И Типтик отдыхал вполне законно.

Он сидел на нижней ступеньке крыльца старого нежилого дома и ковырял щепочкой землю возле ног.

Обратите внимание: вокруг дома, где отдыхал Типтик, был не жёсткий асфальт, а мягкая земля. Это потому, что дом был старый-престарый; его уже сто раз собирались разобрать на дрова и на этом месте выстроить новый современный домище. Но почему-то с этим делом не торопились. Наверное потому, что в городе было много новых домов, а старых почти не осталось. А ведь приятно, когда на тихой улочке вдруг повстречается такой старый-престарый домик, украшенный деревянной резьбой, с чердаком и с высокой кирпичной трубой.

Говорят, что здесь когда-то жили ленинградцы, эвакуированные во время войны с фашистами. А до них, говорят, жили инженеры, построившие мост через реку. А до инженеров тут, говорят, проживали командиры непобедимой Красной Армии. А до командиров — здесь жил и работал Знаменитый Художник.

Как была фамилия этого художника и чем он был знаменит — этого сейчас никто уже не помнит… Впрочем, между нами говоря, с художниками так нередко бывает: пока живой — знаменит, а когда умрет — никто и не вспомнит.

А все-таки про этого Художника — хоть и забыли люди его фамилию — до сих пор рассказывают всякие чудеса.

Например, говорят, что этот Художник очень любил птиц; на чердаке устроил голубятню (голуби до сих пор там воркуют) и как будто бы научил разговаривать по-человечески какого-то умного воронёнка. Еще говорят, что нарисовал Художник удивительную картину, где изображён город, построенный, представьте себе, из стекла! Говорят, что картина эта была заколдована: чтобы её увидеть по-настоящему, надо было произнести какие-то волшебные слова. Говорят… да мало ли, что люди придумают — Художника-то давно ведь нет на белом свете; поди теперь проверь, где правда, а где сказка.

Глава вторая «РАЗИ-ДВАЗИ…»

Так вот, значит, сидел наш Тимофей Птахин на крылечке старого дома, отдыхал и от нечего делать ковырял щепочкой землю.

Ковырял, ковырял… и вдруг щепочка наткнулась на что-то твёрдое. Типтик стал копать глубже и увидел в земле тёмный продолговатый металлический предмет. Вынул он этот предмет из земли, смахнул с него налипшие песчинки и соринки и понял, что держит в руках плоскую железную коробочку.

Разумеется, коробочка снаружи заржавела, — так что Типтик открыл её с большим трудом. А когда открыл — ахнул!

Внутри находились акварельные краски — яркие, свежие, совсем-совсем новенькие, словно их только что вчера положили в коробочку. А на внутренней стороне крышки зелёными буквами были написаны странные слова. Типтик сначала прочитал их про себя, а потом повторил вслух:

— Рази-двази, тризи-мизи, пята-лата, сули-мули, буба-бэнс!

Но едва Типтик произнёс до конца эти удивительные, совершенно непонятные слова, как на чердаке старого дома послышался шум, и, расталкивая перепуганных голубей, оттуда вылетела большая чёрная птица. Она повисла в воздухе, как вертолёт, — и вдруг, сложив крылья, камнем кинулась вниз и опустилась на землю прямо перед Типтиком.

— Мол-чать! — чётко сказала птица. — Дурррак!

— Что-о?! — разинул рот Типтик (он, действительно, между нами говоря, на секундочку поглупел). — Это ты сказала?..

— Дурррак! — повторила птица и добавила: —За-будь!

Раскрыв огромный клюв, птица нахально подскочила к Тип— тику и выхватила у него из рук коробочку.

— Отдай! — закричал Типтик. — Отдай сейчас же!

Но птица ловко, хотя и тяжеловато, взлетела на крышу старого дома, положила коробочку рядом с собой, придавила её когтистой лапой и прокричала:

— Каррр! Чужое не трррогай! Забудь!.. Привет!

И, зажав краски в клюве, улетела неизвестно куда.

Глава третья ВЕЛИКОЛЕПНАЯ БАБУШКА

Прошла неделя… другая…

Типтик часто теперь думал об этой странной говорящей птице, о заржавевшей коробочке с красками и вспоминал непонятные слова: «Рази-двази…» Что там было написано дальше — Тип-тик, как ни старался, никак не мог вспомнить.

Чёрная птица сказала: «Забудь!» и Типтик забыл. Как странно!.. Очень странно…

Конечно, он рассказал об этой птице ребятам во дворе, рассказал дома. Но все смеялись и говорили, что Типтик выдумщик, фантазёр, сочинитель. Мама даже сказала, что когда Типтик вырастет, то непременно станет сказочником, «потому что все они порядочные бездельники и вруны», — объяснила мама и побежала на кухню варить яблочный компот.

Но Бабушка Тимофея Птахина (которая называла его только ласкательно, по-старинному, — «Тимоша», а иногда по-деловому — «внук»), когда услышала эту непонятную историю, — задумалась. Задумалась надолго, на целых полтора дня.

Ах, это была великолепная Бабушка! Она разгуливала по городу в синих брючках, стриглась «под мальчика», читала газету «Спорт» и журнал «Здоровье», а по вторникам и четвергам бегала лёгкой трусцой в спортзал играть в волейбол.

— Вот что, внук, — сказала великолепная Бабушка. — Я думала полтора дня и решила, что, к сожалению, ты не станешь сказочником, потому что ты не врун. Ты — человек честный, и я верю в то, что ты рассказал. Я убеждена, что чёрная птица — это Ворон! Да-да, тот самый Ворон, который когда-то давным-давно был обыкновенным воронёнком и которого Знаменитый Художник научил разговаривать по-человечески. В одной газете я прочитала, что вороны чрезвычайно умные и способные птицы, а в журнале «Здоровье» сказано, что живут они долго-долго, почти триста лет… хотя проверить это невозможно.

Тут великолепная Бабушка взяла гантели, сделала несколько силовых упражнений, трижды глубоко вздохнула и рассказала Типтику кое-что интересное.

— На днях я пробегала мимо старого дома. И заметила, как странный какой-то человек карабкался по наружной лестнице на голубиный чердак. Вокруг беспокойно кружились голуби, суетились воробьи, а человек отбивался от них палкой… И, знаешь, что я ещё заметила?.. Он тащил с собой тонкую лёгкую сеть! Ах, к сожалению, я опаздывала на волейбол и не успела спросить: зачем ему сеть?

— Я знаю! — сказал Типтик. — Он хотел поймать Ворона.

— Может быть, — согласилась Бабушка. — Вполне возможно. Но, понимаешь ли, за такой необыкновенной птицей должен охотиться только необыкновенный охотник.

— А какой он из себя?

— Я же тебе сказала, Тимоша, что торопилась на волейбол и не смогла рассмотреть птицелова подробнее. Но мне показа лось, что он маленький, толстенький — ему надо бы побегать трусцой! И он в клетчатом пиджачке… А нос у него крючком… то есть, конец носа загнут книзу, кажется… или кверху?.. Точно не могу сказать, но твёрдо помню, что — крючком.

Глава четвёртая ПОРТРЕТ ВОРОНА

Какая досада, что Ворон утащил ту коробочку с акварельными красками!

Дело в том, что Типтик иногда любил рисовать. Он многое любил делать иногда. Иногда любил собирать марки. Иногда любил играть в «чижика». Иногда любил помогать взрослым по хозяйству. Иногда любил читать, иногда — рисовать. И хорошие краски ему очень пригодились бы.

Конечно, в столе у Типтика лежали и бумага, и хорошие кисти, и неплохие краски… Но те — в металлической коробке — были просто замечательные: чистые, яркие…

Все-таки Типтик решил что-нибудь нарисовать своими неплохими красками. Взял бумагу и самой чёрной краской, которая называется очень страшно — «жжёная кость», попробовал изобразить говорящего Ворона… Не получилось — Ворон вышел слишком чёрный и даже немного страшный. А ведь Типтик помнил, что та птица была совсем не страшная, а, наоборот, вполне симпатичная. И глаза у нее были смелые да весёлые, а клюв блестящий… А перья не совсем чёрные, а с каким-то синеватым металлическим отливом.

Тогда Типтик развел тёмно-синюю краску, добавил туда немного зелёной, фиолетовой, прибавил чёрную (но совсем чуть-чуть!) — и на этот раз Ворон получился замечательный! Как живой!

Портрет Ворона Типтик прикрепил у себя над кроватью. И чем больше смотрел на эту птицу, тем сильнее она ему нравилась.

— Ворон!.. — шептал мальчик, перед тем, как лечь в постель. — Воронушка… Мой Воронусик… Я тебя люблю! И во что бы то ни стало найду тебя!

Глава шестая ПТИЦЫ В КЛЕТКАХ

Это произошло в субботу днём.

Накануне родители уехали на дачу собирать ягоду викторию, а Типтик и его великолепная Бабушка остались в городе.

— Внук! — сказала Бабушка. — Не сбегать ли нам с тобой в тир? Не пострелять ли из пневматического ружья?

— Идёт! — ответил Типтик. — Давненько не брал я ружьецо в руки!

— И я давненько.

— А деньги у нас найдутся? — спросил Типтик.

— Найдутся. Я беру с собой два рубля.

— Достаточно…

Надвинув на лоб легкие голубые каскетки с длинными козырьками, чтобы не щуриться от солнца, Бабушка и внук побежали легкой рысцой в тир.

На самом углу Зелёного проспекта и Мирной улицы они увидели небольшую стайку ребят: мальчишки громко разговаривали, смеялись и что-то там такое разглядывали.

— Необходимо выяснить, в чем дело, — сказал Типтик, слегка запыхавшись от легкого бега.

— Выясняй, — безо всякой одышки ответила великолепная Бабушка.

Растолкав знакомых ребят, Типтик лицом к лицу очутился перед странным человечком.

Человечек — низенький, чуть повыше Типтика, толстенький; губы широкие, зубы мелкие, желтоватые, а нос загибается книзу, крючком! Левый глаз прикрыт чёрной повязкой… Одет незнакомец в клетчатый пиджак.

— Бабушка! — крикнул Типтик. — Иди-ка сюда!..

Рядом с одноглазым на асфальте стояли клетки с птицами. Клетки маленькие, тесные; и птицы отчаянно бились о прутья. Бились, щебетали, трепыхались щеглы, синички, пеночки, овсянки…

— По какому же праву здесь издеваются над живой природой? — очень строго и очень громко спросила Бабушка.

Ребята замолчали. Смех прекратился. Только слышно было, как трепещут птичьи крылья.

Одноглазый вовсе не испугался. В ответ он быстро затараторил:

— Кто, кто, кто издевается? Где, где живая природа? Тут нет никакой природы, тут пташки! Вас не касается. Сам изловил, сам посадил, сам продаю!..

— А я вас опознала! — торжественно провозгласила Бабушка. — Вы лезли на чердак старого дома ловить птиц. Я опознала вас!

— И нечего опознавать. Меня и так все знают. Любого спроси, любой ответит: это Дядя Ловушка — знаменитый любитель птиц.

— Какой же вы любитель, если держите птиц в таких тесных клетках?.. Любитель должен быть добрым, — сказал Типтик.

— Много ты, голубок, понимаешь в любителях. Есть любите ли добрые, есть любители недобрые; а я — средний… Пташки мои — хочу люблю, хочу не люблю.

— Они пить просят, им жарко. А вы воду в клетки не поставили.

— Тебя как звать? — спросил Дядя Ловушка и прищурился.

— Типтик.

— Его полное имя — Тимофей Птахин! — объяснила великолепная Бабушка.

— Ну вот что, Пташкин… — единственный глаз Дяди Ловушки сердито сверкнул. — Вот что: топай, топай отсюда! Пташкин, не мешай торговать пташками. Ясно?.. Топай, топай! Живо!

— Как вы разговариваете с ребёнком! — возмутилась Бабушка. — Безобразие! Вы не имеете права! Вы — враг живой природы!

— Я? Враг?.. Хи-хи! — обнажил мелкие зубы Дядя Ловушка. — А пташки всё равно мои. Пить хотят? Меня не касается!

— Что же вас, дяденька, касается?

— А касается меня только то, что я сам пожелаю!.. Ты купи пташечку, а после хоть напои её, хоть залей её водой — дело твоё. Ты не враг живой природы, нет? Тогда дай пташке напиться, будь любезен. Только сначала купи её!

— У меня нет денег, — сказал Типтик.

— Нет денег? — Дядя Ловушка зло взглянул на Типтика. — Тогда не лезь. С нищими не разговариваем!

— Ишь какой богатый выискался! — вступились за Типтика ребята. — А вот мы вас, дяденька, поймаем и тоже в клетку без воды посадим. Хорошо вам будет, а?

— Нет у нас такого закона, чтобы мучить птиц! Великолепная Бабушка от волнения сделала два глубоких вдоха и решительно сказала:

— Не имеете права! Выпустите птиц на волю!

— Но-но!.. — закричал Дядя Ловушка. — Мои пташки!

— Нет! — сказал Типтик. — Птицы не ваши. Птицы — для всех. Птицы должны жить на воле!

— Пррра-пррравильно! — раздался резкий скрипучий голос — как будто гвоздём по консервной банке чиркнули.

Глава седьмая ВОРОНУША

Это ещё что такое?!.

Клетчатый пиджак Дяди Ловушки оттопырился, и оттуда высунулся длинный чёрный клюв. А вслед за клювом показались круглые карие глазки.

— Галка! — сказал какой-то мальчишка.

— Грач, — сказал другой.

— Нет! — обрадовался Типтик. — Ничего вы не понимаете. Это не галка и не грач, не сорока и не ворона… Бабушка, смотри: ведь это же необыкновенный ворон! Я тебе рассказывал!..

— Сказочно красивая птица! — воскликнула Бабушка.

— Пррра-пррравильно! — чётко произнёс ворон. — Воронуша — кррра-крррасавчик!.. Пить давай!

Все ахнули:

— Говорящий!

— По-человечески умеет!

— Он продаётся? — спросила Бабушка. — Какая цена?

— Ишь чего захотели! — прищурил свой единственный глаз Дядя Ловушка. — Не продаётся Воронуша. Ни за что не продаётся. Нет, ни за что! Самому нужен.

— Пррро-пррродавай! — каркнул Ворон. — Ррразбойник! Воррр! Пррродавай!.. Пить Воронуше, пить!

— Он водички хочет… — голос у Типтика дрогнул. — Я… Ну, я очень вас прошу, Дяденька Ловушка!.. Пожалуйста, будьте так добры… Я очень… Бабушка, ну что же ты: попроси, пусть продаст… Ну, пожалуйста!

Ворон совсем выбрался из-под клетчатого пиджака. Замахал крыльями, хотел вспорхнуть, да не смог: его крепко держала за ногу короткая стальная цепочка.

— Пусти! Воррр! Ррразбойник! — сердито шёлкнул клювом Воронуша.

Дядя Ловушка ударил его по клюву:

— Чего захотел, паразит!

— Ну, продайте… Пожалуйста!.. — прошептал Типтик.

— Сто рублей! — ехидно улыбнулся птицелов.

— Ско-олько?! — возмутилась Бабушка. — Грабёж среди бела дня. Сто рублей за птицу!

— Пташечка-то не простая, а говорящая! — подмигнул Дядя Ловушка. — Десять рублей за перья с клювом, а девяносто за разговоры.

Типтик полез в карман курточки.

— Вот… — сказал он, протягивая руку, — на ладони лежали шестьдесят копеек. — Вот… на три выстрела в тире… Больше нету.

Дядя Ловушка захихикал: толстые губы растянулись до самых ушей.

— Погоди, Типтик, — сказали ребята. — Мы тебе отдадим свои деньги…

— У меня есть восемь копеек…

— У меня пятак…

— А вот целый полтинник!

— Три копейки…

— У меня денег нет, но есть перочинный ножик, почти новый, только тупой и без штопора…

Ребята сложили всё в кучку перед Дядей Ловушкой. На асфальте лежали: ножичек, ошейник, рыболовное грузило, значок «Юный турист», увеличительное стёклышко, испорченный карманный фонарик, старая батарейка, кусочек жевательной резинки… А денег всего — один рубль семьдесят шесть копеек.

— Сто рублей! — хохотал Дядя Ловушка. — Ни копейки меньше!

У Типтика защипало в носу — он вот-вот готов был разреветься.

— Не могу видеть, как страдает ребёнок! — сказала великолепная Бабушка. — Сто рублей?.. Отлично! Сейчас же сбегаю за деньгами домой.

Она подтянула свои синие брючки, откинула назад коротко подстриженную голову и побежала лёгкой рысцой.

Глава восьмая ДОБРЕНЬКИЙ ДЯДЯ

— Ладно, — сказал одноглазый. — Ладно, я ужасно добренький. Пока гражданка Бабушка летает за деньгами, я — так и быть! — разрешаю маленько поиграть с моим Воронушей… А ну, давайте-ка сюда ваши денежки — один рубль и семьдесят шесть копеек. Так и быть, на три минуты можете взять птичку в руки…

Он сделал цепочку немного подлиннее и, не отстёгивая её от пиджака, спустил Воронушу на землю. Звякнув цепочкой, Ворон немедленно вспрыгнул Типтику на плечо:

— Пить!.. Пить!..

— С-сейч-час… — от радости Типтик даже заикаться начал.

Кто-то из ребят побежал к автомату с газировкой… А где деньги? Ведь ни копеечки не осталось — всё отдали Дяде Ловушке.

— Верните копеечку! — попросили у него. — Воронуша пить хочет…

— Авось, не сдохнет, — сказал птицелов, подбрасывая на ладони ребячьи медяки. — Птица — она до самой смерти выносливая: пока не помрёт — будет жить!

Всё-таки, у кого-то из мальчишек завалялась в самом уголке кармана позеленевшая монетка. И вот целый стакан газированной воды — чистой, прохладной, с легкими воздушными пузырьками преподнесён Воронуше:

— Пей, птичка! Пей, Воронуша!

Ворон сунул клюв в стакан, потом задрал голову — проглотил воду.

— А что, Воронуша, надо сказать? — спросил Типтик.

— Давай с сирропом! — без запинки ответил Ворон.

Все так и покатились со смеху — ну и птица! Сообразительная!

А Типтику вдруг неизвестно почему — ну, совершенно непо-понятно почему! — вспомнилась та коробочка с красками и те странные слова, похожие на считалку. Он совершенно беззаботно, шутя произнёс:

— Рази-двази…

— Тризи-мизи… — продолжил Ворон; но вдруг запнулся, словно вспомнив что-то, отшатнулся от Типика и чётко сказал: — Дурррак! Мол-чать!

И прицелился клювом, как бы выбирая: куда бы побольнее стукнуть Типтика?

— А только посмей! Только клюнь! — раздался испуганный голос Бабушки. — Да, я принесла деньги. Сто рублей. Но я не могу тратить такую огромную сумму на хулиганскую птицу. Ребёнок может ослепнуть…

— Это у них, у паршивых пташек, дело обыкновенное, — проворчал Дядя Ловушка. — Раз — и в глаз!

И грязными пальцами он поправил свою повязку.

А Типтик давно уже приметил, что у стальной цепочки есть маленький пружинный замочек. И в тот момент, когда Дядя Ловушка поправлял повязку на глазу, Типтик незаметно (как будто бы совершенно случайно!) нажал на пружинку; замок раскрылся, и…

Глава девятая МИЛИЦИЯ!.

Ребята закричали:

— Смотрите, смотрите! Летит!.

— Держи его, держи!

— Счастливого пути, Воронуша!

Дядя Ловушка, растерянный, стоял посреди улицы, топал ногами и орал благим матом:

— Назад!.. Проклятая птица!.. Кому сказано — на-зад!.. Ах ты!..

Ворон, вырвавшись на волю, взмыл высоко в небо.

Странно, вместо того, чтобы поскорее улететь прочь отсюда, Воронуша, немного покружившись в небе, плавно опустился на вершину высокого тополя, что стоял на самом углу Мирной улицы и Зелёного проспекта. Длинным крепким клювом он спокойно перебирал перья на животе и, поворачивая голову то вправо, то влево, наблюдал, что делается внизу.

А внизу суетился птицелов — перебегал с места на место, махал руками, кричал, звал… Ворон не обращал на него никакого внимания и думал о чём-то своём — серьёзным и, наверное, таинственном.

Тут вдали показалась жёлто-синяя милицейская патрульная машина. Выждав, когда она приблизится к тополю, Ворон спрыгнул на ветку пониже и громко заявил на всю улицу:

— Воррр! Каррртину укрррал! Огрррабил!

Машина остановилась, из неё вышел сержант милиции и спросил:

— В чём дело, гражданин? Кто кричал «вор»? Кто кричал «ограбил»?..

Сверху раздалось ещё громче:

— Воррр! Каррртину укрррал! С чердака!

Глава десятая ПРО КАРТИНУ

— Спокойно, граждане! — милиционер строго посмотрел на ребят, на Бабушку, на птицелова. — Признавайтесь быстренько: кто похитил произведение искусства?

— Разрешите вам объяснить, — сказала великолепная Бабушка. — Речь идёт, очевидно, вот об этом браконьере. Он торгует птицами, торгует, так сказать, живым товаром. И вы только взгляните — в каком бедственном положении все эти пеночки, синички и щеглы! И ещё он хотел продать нам за сто рублей вон того ворона, который, к счастью, вырвался из плена и улетел…

— Нет, Бабушка, он улетел, к несчастью! — воскликнул Тип-тик. — Вот если бы он улетел к нам — это было бы к счастью!

— А ведь я уже приготовила сто рублей, чтобы уплатить их этому… этому… — Бабушка не могла подобрать нужного слова.

— Воррру! — закончил за неё Воронуша. — Укрррал каррртину со старого чердака!

— В чём дело, гражданин? — милиционер подошёл к Дяде Ловушке. — Какая картина? Какой чердак?

— Шутка, гражданин начальник! — Дядя Ловушка подмигнул единственным глазом. — Пташка шутит. Кричит безо всякого понимания. Дурацкая башка — вот и кричит…

— Но позвольте! — вмешалась Бабушка. — Я лично видела этого человека, когда он в своём клетчатом пиджаке забирался на чердак старого дома. В том доме когда-то жил Знаменитый Художник. И, может быть, на чердаке до сих пор хранятся его картины? Нет, товарищ милиционер, у Ворона не такая уж глупая голова.

— Шутка, граждане!.. Ну да, было такое дело — полез я на тот старый чердачок: думал парочку голубей отловить… Вижу, на чердаке картина валяется — вся в пыли да в паутине. Чего ж добру пропадать? Взял я картинку, принёс домой, вымыл с мылом… Гляжу и глазам не верю: не картина это, а просто чистый холст! Ничего там не нарисовано: золочёная рама, а в серёдке серый холст… Пусто!

— Вррраньё! — раздалось сверху.

— Вы кому больше верите? — обозлился Дядя Ловушка. — Мне, человеку разумному, или этой дурацкой птице?.. А ещё вот что, гражданин милиционер: когда я на чердаке взял в руки проклятую картину, эта чёрная ворона налетела на меня и долбанула в левый глаз! Через неё инвалидом стал. Работать не могу — вот, пташками стал интересоваться.

— Воронушу вы всё-таки поймали? — спросила Бабушка.

— А как же! За такое разбойное нападение наказание полагается. Как раз сегодня хотел ему башку открутить, да вот, освободился он каким-то чудом…

— Нет, что же это делается, товарищи! — воскликнула Бабушка. — Живой птице хотят голову открутить! Мало того, что он торгует несчастными пернатыми, учит детей жестокости, так он ещё…

— Ладно, разберёмся, — сказал милиционер. — Собирайтесь, гражданин, поедете с нами.

— За что, за что? — затараторил Дядя Ловушка. — Ни одной птички ещё не продал, ни одной копейки не получил… За что, за что, за что?..

— Неправда! — сказал Типтик. — Копейки-то он получил.

— На-на! Забирай свои денежки! Забирайте все! — и Птицелов швырнул на асфальт один рубль семьдесят шесть копеек, а за ними — тупой ножичек, ошейник, грузило, значок, увеличительное стёклышко, карманный фонарик, батарейку и жевательную резинку…

Милиционер собрал клетки с птицами, поставил их в машину. Туда же забрался Дядя Ловушка, и за ним захлопнулась дверца с решётчатым окошечком.

— Ура! — сказала Бабушка.

— Ура! — сказал Типтик, а за ним и все ребята — Ура! Теперь Ловушка сам оказался в клетке!

— Типтик! — Бабушка подтянула синие брючки. — Вперёд! Ребята, за мной!.. У меня в кармане осталось сто рублей, и каждый, кто хочет, может пострелять в тире из пневматического ружья. Денег хватит на всех!

— Кррра-крррасота! — раздалось сверху.

Глава одиннадцатая НОЧНОЙ ГОСТЬ

Что и говорить — этот день был что надо!

Типтик освободил Воронушу. Милиция забрала птицелова Дядю Ловушку. Потом всей компанией стреляли в тире. И надо признаться, что великолепная Бабушка целилась лучше* всех. Правда, и Типтик пять раз подряд попал в забавную мишень: как угодишь в самый центр, так сразу же раздаётся песенка про голубой вагон.

А после тира они с бабушкой ещё долго гуляли по городу и Типтик всё задирал кверху голову: не видать ли где-нибудь в небе Воронушу?.. Нет, не видать…

Родители вернулись с дачи поздно. Они там слишком долго ползали на корточках между грядками — ухаживали за ягодами: устали и поэтому не слишком внимательно слушали Типтика и Бабушку, которые рассказывали про птицелова, про Воронушу и про стрельбу в тире.

— Очень интересно, — рассеянно сказала мама. — Я всё поняла: Бабушка посадила птицелова в клетку, а ты научил ворону петь «Голубой вагон». Молодец! Забавно!

Нет, сегодня родителей интересовала только ягода. Они ничего не поняли. И Типтик огорчённый отправился спать.

Он спал в одной комнате с Бабушкой. Честно говоря, это ему не слишком нравилось, потому что Бабушка заставляла его перед сном чистить зубы и непременно мыть ноги; когда он забирался под одеяло, Бабушка отворяла форточку, чтобы ночью в комнате был свежий воздух…

Но засыпать рядом с Бабушкой было интересно, потому что она знала много удивительных историй. Типтик слушал… слушал… и засыпал, не разобрав, где в этих историях правда, где выдумка, где быль, а где сказка.

Сегодня Бабушка начала рассказывать небывалую небывальщину: будто бы давным-давно — две с половиной тысячи лет тому назад — умные птицы решили построить Город Счастья.

— А разве птицы могут строить? — спросил сонный Типтик.

— Могут, могут… — тихо ответила Бабушка. — Это ведь сказка, а в сказке все всё могут. Решили птицы жить по справедливости, честно, без обмана…

— Хороню… — тихо произнёс Типтик уже во сне.

Бабушка погасила в комнате свет… И тоже заснула.

Не спали только одни часы — они тикали, тикали и, наконец, не торопясь, пробили полночь.

…В этот момент Типтик проснулся. Показалось ему, что кто-то смотрит на него сквозь открытую форточку. Он сел на кровати и увидел, что Бабушка тоже не спит, тоже сидит на кровати и тоже смотрит в окно.

Вдруг в комнату бесшумно влетело что-то большое, крылатое, чёрное.

— Ворону ша! — вскрикнули одновременно Типтик и Бабушка.

— Не каркать! — скомандовал Ворон. — Ти-ши-на!

Однако сам он при этом шумел довольно сильно: топал когтистыми лапами по полу; сунул клюв в вазу с цветами и опрокинул её; испугавшись, вспорхнул на полку с книгами и уронил их на пол.

— Что у вас там происходит? — раздался сонный папин голос из соседней комнаты. — В чём дело?

— Ничего особенного, — громко ответила Бабушка. — Просто я потеряла свои очки.

— Зачем ночью очки? — спросил папа.

— Чтобы лучше видеть интересные сны, — ответила Бабушка. А Воронуша сел к Типтику на подушку и предложил:

— Неплохо бы пообедать!

Типтик на цыпочках прокрался на кухню, взял из холодильника котлету и принёс Воронуше.

— Недурно! — произнёс Ворон. — Лучшее горючее для дальних перелётов — жирная котлета!

Он поправил клювом перышки на брюхе, почесал лапой за ухом и вылетел в форточку, даже не сказав «спасибо».

— Скверное воспитание! — покачала головой Бабушка. — Боюсь, Тимоша, что это для тебя неподходящая компания.

Тимофей Птахин улыбался в темноте: при чём тут воспитание? Главное, Воронуша не потерялся — он здесь, он неподалёку!

Глава двенадцатая ЗАНЯТИЯ

Через несколько дней Ворон опять прилетел. Прилетел днём, когда родители были на работе.

Он сел на телевизор и запел во всю глотку:

— Кошмар! — сказала Бабушка. — Впервые в жизни слышу такой громкий и такой скрипучий голос.

— Пре-крррасный голосок! — возразил Воронуша.

— Ты хвастун, — покачал головой Типтик. — Сам себя нахваливаешь. Так у нас не полагается. Пусть другие тебя похвалят.

— Пррравильно! Пусть хвалят другие. Начинай!

— За что же тебя хвалить-то?

— За хороший нос. Он длиннее твоего.

— Велика важность. У слона, например, нос во сто раз длиннее, но слон не хвастает.

— Слон может порхать? В форточку залететь? На дерево сесть?

— Не может…

— А я могу. Выходит, я самый лучший в мире!

— Ты хоть бы грамоте выучился, — сказала Бабушка.

— Зачем Ворону грамота? И без грррамоты всё знаю!

— Нет, милый друг, надо тебе учиться.

— Не могу. Занят.

— Что же ты делаешь? Чем занят?

Ворон ответил не сразу. Он помолчал. Оглянулся по сторонам и произнёс очень тихо:

— Кррра-кррраски стерегу.

— Какие ещё краски? Ты художник?

— Я знаю, бабушка! — воскликнул Типтик. — Коробка с акварельными красками? Так?

— Так, — кивнул Ворон.

— А внутри на крышке таинственная считалка: «Рази-двази, тризи-мизи…»

— Молчать! — скомандовал Ворон.

Он опять оглянулся вокруг: не услышал ли кто-нибудь посторонний эти слова?

И улетел, встревоженный.

Глава тринадцатая УРОКИ

Воронуша стал прилетать часто — то днём, то ночью. Он был очень осторожен, и кроме Типтика и Бабушки его никто в доме не видел.

Бабушка обучила Воронушу четырём правилам арифметики. Тот моментально сообразил, в чём дело, и быстренько наловчился складывать, умножать, с удовольствием отнимал. Но делить ни за что не соглашался:

— Отнимать, потом складывать — прррекрасно! Делить не хочу — пррро-пррротивно!

А Типтик читал ему вслух разные книжки. Воронуша слушал внимательно, глаза у него затягивались плёнкой — не проходило и трёх минут, как он сладко спал.

Сны Воронуша видел приятные: будто бы сидит он в большом гнезде, а рядом лежат котлеты, пироги, колбасы, пряники, и всё это можно есть, не сходя с места.

Глава четырнадцатая ПРИКЛЮЧЕНИЯ НАЧИНАЮТСЯ

Папа с мамой ушли на работу. И только за ними захлопнулась дверь — в форточке показался Ворон:

— Здррра-здррравствуйте!

— Как живёшь? Какие новости? — спросил Типтик.

— От-кррры-открррытие!.. Знаю, где находится картина!

— Какая картина? — удивился Типтик.

— Погоди-ка, Тимоша, — вмешалась Бабушка. — Мне кажется,

Воронуша говорит о той картине Знаменитого Художника, которую нашёл на чердаке тот ужасный птицелов.

— Не нашёл! Укрррал! Воррр!

— И где же она сейчас находится, эта картина?

— Вспорррхнули! Полетели!

Типтик и Бабушка не успели ничего ответить, а Ворон уже кружился в небе над их домом и призывно каркал. Конечно, надо было ему помочь, надо было найти картину.

— Возможно, дорога будет дальняя, — сказала Бабушка, — предлагаю надеть кроссовки, в них легче ходить и бегать.

И это была прекрасная мысль!

Погода в тот день стояла серенькая. Однако было тепло, безветренно.

Воронуша спустился на землю и сначала враскачку вышагивал по тротуару. Типтик с Бабушкой шли рядом. Потом Воронуше идти надоело — он поднялся в воздух и, легонько помахивая крыльями, летел медленно, неторопливо. А Бабушка и Типтик трусцой бежали по улицам, стараясь не отставать от своего крылатого друга.

— Как ты думаешь, Бабушка, — спросил Типтик, — неужели Ворон и вправду знает, где картина?.. Летит и летит…

— А мы бежим и бежим! Никакой усталости! — великолепная Бабушка, сжав кулаки и согнув руки в локтях, легко обгоняла прохожих, успевая при этом вежливо говорить: «Простите… Извините!..»

— А что мы будем делать, если встретимся с Дядей Ловушкой? — беспокоился Типтик. — Без милиции, пожалуй, с ним не справиться…

— «Вперёд, без страха и сомненья!»— воскликнула Бабушка и прибавила ходу, потому что Воронуша полетел быстрее…

Типтик начал отставать. Он то бежал, то шёл шагом — спотыкаясь, задыхаясь. И как-то не заметил, что они свернули со знакомых улиц и попали в район, где ни разу до сих пор не бывали.

Здесь шло большое строительство. Перекликались рабочие. Ворчали бульдозеры. Мягко катились по рельсам башенные краны. Грузовики везли готовые стены с отверстиями для дверей и окон. Всю стройку опутали электрические провода, резиновые шланги. Кругом виднелись бочки с краской, мешки цемента, груды горячего асфальта, ящики со стеклом…

Прошлой осенью Типтик видел, как у них во дворе сосед строил гараж для мотоцикла. Малюсенький гаражик, но строился он почти неделю.

А здесь целая квартира получалась за какой-нибудь час! Поставили стенку, к ней прислонили другую, третью, четвёртую и — будьте любезны! — осталось лишь пол настелить да стёкла в рамы вставить. Никто словно не торопится, а дома растут и растут.

…Воронуша присел на стрелу башенного крана, посмотрел небрежно, сверху вниз, на Типтика, на Бабушку. Типтик помахал рукой. Воронуша перелетел на другой кран, потом на третий… — всё дальше и дальше. Там, за строящимися домами, темнел парк.

— Стой! — кричал Типтик. — Стой! Спускайся сейчас же!.. Бабушка ничего не кричала, не говорила — бежала той же лёгкой рысцой, но, кажется, тоже начала уставать.

— Ты, Бабушка, отдохни, — сказал Типтик. — А я его догоню…

Увязая в грудах песка, путаясь в шлангах и проводах, мальчик опять побежал за птицей.

Иногда он останавливался, чтобы перевести дух… И тогда замечал, что, чем ближе к парку, тем быстрее строились дома. Но здесь уже не слышны были крики, шум, как в начале стройки. И людей почти не было видно — за них работали машины. Лишь кое-где под стеклянными навесами стояли дяденьки и нажимали клавиши на столиках, будто на маленьких роялях играли. Нажмут клавишу — и квартира, с окрашенными полами и вымытыми окнами, наверх поехала, на восьмой этаж. Нажмут другую клавишу — и квартира сама становится рядом с такой же готовой квартирой.

— Здорово! — воскликнул Типтик и даже о Воронуше забыл на минутку.

Потом вспомнил, побежал дальше.

А Ворона нигде не было видно — скрылся за деревьями. Типтик повернул назад, к Бабушке. Но улица, по которой он только что бежал, исчезла — на месте улицы вырос новый дом! Типтик решил обогнуть этот дом, но окончательно запутался и заблудился между кранами, деревьями, домами и проводами… Он бежал всё тише и тише. Солёный пот струйками сбегал по лбу, попадал в глаза… А деревьев становилось всё меньше и меньше. А город становился всё выше и выше.

— Бабушка… Воронусик… Где вы? — едва выговорил Типтик и без сил шлёпнулся на жёсткий асфальт.

…То ли он спал, то ли не спал — ничего нельзя было понять от усталости. Когда же, наконец, снова поднялся на ноги, то увидел, что находится в непонятном городе.

Да-да! Дома здесь были особенные, невиданные. Белые, как сахар. Или как снег. Или как лёд. Их, наверное, не успели покрасить, и весь город был похож на чёрно-белый рисунок из детского альбома «Раскрась сам».

Из чего сделаны эти дома? Из пластмассы, что ли?.. Изо льда?.. Или из взбитых сливок?.. Типтику даже захотелось лизнуть стенку соседнего дома.

Но в этот момент высоко за крышами раздалось «Каррр-каррр-каррр!»

Типтик пошёл дальше, высматривая Воронушу в небе. Погода изменилась, тучи исчезли. Стены, крыши, двери, лестницы наполнились солнечным светом — как будто сами светились изнутри.

Но глаза от этого света не болели. Наоборот, смотреть было легко, приятно. И усталость пропала…

«Куда же это я попал? — думал Типтик. — И где моя Бабушка?»

Глава пятнадцатая СТЕКЛЯННЫЙ ГОРОД

Сквозь широкие окна видно было, как живут здесь люди — никаких занавесок, никаких тайн и секретов.

Чем занимались жители города? Где работали? Что делали?.. А, кажется, ничего не делали! Они бродили без толку по своим квартирам — словно что-то потеряли и не могли найти. Они лениво выглядывали в окна; дремали на балконах в мягких креслах; некоторые, задрав голову к небу, тревожно прислушивались к чему-то; многие бродили по улицам. Ноги передвигали еле-еле… Какое-то сонное белое царство!

На каждом проспекте, в каждом переулке торчали искусственные белые цветы из жести и бумаги. А возле суетились крохотные юркие машинки на колесиках и обдавали цветы распылённой водой. И клумбы казались сияющими: радужные капли воды скатывались с лепестков на листья, с листьев на стебли, а по стеблям скользили вниз — в неглубокие канавки, сделанные в асфальте.

Как чисто в городе! Ни пылинки, ни соринки. И небо над городом — будто мылом вымытое; Типтик всё вглядывался в него — вдруг Воронуша покажется… Нет, чёрненькая птичка скрылась где-то за плоскими крышами.

Снова Типтик прибавил шагу. Редкие прохожие с удивлением поглядывали на запылённого, раскрасневшегося мальчишку, который энергично топал по тротуару. Прохожие удивлялись: мальчишка одет был вовсе не так, как одевались местные жители. На них были белые костюмы из легкой шелковистой ткани; на плечах — тонкие серебристые накидки; и когда по улицам проносился ветерок, люди казались крылатыми.

Типтику забавно было смотреть на этих «крылатых» жителей: почти все они были слишком полными, раздобревшими, даже толстыми; и от этого ходили вперевалку, как домашние гуси, тяжело отдуваясь при каждом шаге. И хотя все люди-гуси улыбались, но их улыбки казались равнодушными…

Типтику показалось, что он попал на какой-то скучный праздник, который начался давным-давно, и все от него уже здорово устали.

Удивительный город! Ни автомобилей, ни троллейбусов; даже велосипедов не было! И милиционеров, кажется, тоже не было— зачем они, если вокруг полный покой и порядочек?

Но когда Типтик побежал быстрее — вдруг перед ним, прямо из-под земли, выскочил маленький столбик с круглым щитком! На щитке — цифра «1».

Проходившая мимо полная тётенька сказала Типтику:

— Мальчик в старинных башмаках! Разве ты не видишь дорожный знак: «СКОРОСТЬ ОГРАНИЧЕНА»?.. Тебе разрешается двигаться не быстрее одного километра в час.

Типтик остановился.

— Во-первых, — сказал он, — во-первых, у меня не башмаки, а кроссовки. Во-вторых, они не старинные, а совсем новые, недавно купленные. В-третьих, я очень беспокоюсь…

Типтик даже не успел объяснить — о чем он беспокоится, как из-под земли выскочил другой знак: круг, в середине которого было нарисовано серое сердце, перечёркнутое полосой.

— Что это? — спросил Типтик.

— Это значит, — объяснила тётенька, — «БЕСПОКОИТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО».

Типтик удивленно развёл руками и медленно зашагал дальше со скоростью один километр в час.

Глава шестнадцатая ПАМЯТНИК

Вот круглая большая площадь.

Ни кустика, ни деревца, ни травинки.

В самом центре площади возвышался в одиночестве роскошный памятник. Он изображал стройного мужчину, на плечи которого был наброшен клетчатый пиджачок. Лицо у мужчины ласковое, доброе, полные губы сложены бантиком. Правой рукой мужчина поднимает какой-то предмет, похожий на картину, а левой поглаживает что-то непонятное — то ли птицу, напоминающую орла, то ли машину…

А перед памятником — люди-гуси. Толстые, с заплывшими глазками. Они заунывно пели, покачиваясь из стороны в сторону:

«Скучная песенка», — подумал Типтик и пошёл дальше по площади. К ней с четырёх сторон сходились длинные проспекты. На высоких башнях развевались клетчатые флаги… В конце самого широкого проспекта что-то поблёскивало; туда указывал знак — стрела с надписью: «Река».

«Пойти искупаться, что ли? — подумал Типтик. — Нет, Бабушка будет сердиться, если узнает, что я купался в незнакомом месте… Но где же она, моя великолепная Бабушка? И где Во-ронуша?..»

Глава семнадцатая В САДУ

У Типтика начала кружиться голова. Захотелось спокойно посидеть, собраться с мыслями.

И он направился в сад, раскинувшийся рядом с площадью. Тенистый сад с песчаными дорожками, с белыми скамейками и ровными рядами фруктовых деревьев.

Позвольте, а что за странные плоды росли на этих деревьях?.. И что это за деревья?.. Да ведь они все искусственные! Вместо стволов — чугунные трубы, вместо веток — железные палки, вместо листьев — тряпочки, а вместо яблок да груш — булочки, котлетки и сосиски!..

Между железными деревьями сновали самоходные машины. Одни белили известью стволы, другие разглаживали тряпочки, чтобы они были похожи на листья, а третьи аккуратно развешивали на ветки плоды. Типтик даже засмеялся, глядя, как ловко они это проделывают.

А в садовых аллеях, в удобных низких креслах сидели толстые мальчики и девочки. Они старательно жевали булочки и котлетки, по очереди приказывая машинам:

— Двадцать вторая! Яблоко покрупнее!

— Девятнадцатая! Две груши послаще!

— А мне, Тридцатая, помягче!

«Попробую-ка я тоже», — решил Типтик и сказал робко, вполголоса:

— Двадцать вторая! Будьте добры, принесите, пожалуйста, самое лучшее яблоко!

И тотчас же машина, на крышке которой стояли цифры «22», подкатила к Типтику и прямо в руки сунула ему свежевыпечен-ную румяную булку.

Глава восемнадцатая «ЧИЖИК»

Типтик мигом проглотил булку и от удовольствия показал язык девчонке, сидевшей в соседнем кресле. Девчонка тоже показала язык, но вышло у неё это как-то скучновато.

А девчонка, кажется, славная. И, главное, не толстая, как другие. Она съела маленькую котлетку и вздохнула.

— Что вздыхаешь? — спросил Типтик.

— Так…

— Скучно тебе?

— Нет, что ты! — испуганно сказала девчонка, оглянулась по сторонам и опять вздохнула. — Мне совсем не скучно…

— Ей просто стыдно, — сказал сидевший напротив толстощёкий парнишка. — Ей стыдно, что она такая худющая.

— А тебе не стыдно, что ты такой жирнющий? — вступился Типтик за девчонку. — Посмотрел бы я, как ты будешь играть в футбол или гонять шайбу.

— Во что играть? — спросил толстощёкий.

— А кто такая Шайба? — спросила девочка. — За что её прогонять?

— Не прогонять, а гонять. Да неужели вы тут не знаете, что такое футбол и хоккей? Во что же вы тогда играете?

— Мы играем в «медленность», — сказал толстощёкий. — Очень интересно. Хочешь, научим?

— Научите.

— Это совсем просто, — объяснила девочка. — Сначала надо отмерить дистанцию. Например, десять метров…

— Десятиметровку, значит, — кивнул Типтик.

— Да. А потом — встать на старт, и по команде «марш!» нужно…

— Скорее добежать до финиша?

— Не скорее, а, наоборот, медленнее, — сказал толстощёкий. — Вот я, например, десять метров прохожу за полчаса! А вон там, видишь, гуляет мальчик, который эту дистанцию за три с половиной часа проползает! Он — чемпион нашего города.

Чемпион по «медленности» шёл, заложив руки за спину. Типтику показалось, что это не мальчик, а надутый воздушный шар плывёт по аллее.

— Ты что делаешь в нашем саду? — важно спросил шарообразный мальчик.

— Ничего. Булку съел, — ответил Типтик.

— Так нельзя говорить. Булка в нашем саду называется «яблоко»… Ну, ладно. Ешь побольше, если желаешь стать таким же ловким, как я.

— А ты бегать умеешь? — спросил Типтик.

— Что ты! С ума сошёл? Бегать вредно.

— Надо тебе поговорить с моей Бабушкой, — сказал Типтик. — Она, знаешь, как бегает! И это ей совсем не вредно!

— А может твоя бабушка съесть полсотни пирожков с мясом? Не может?.. Тогда как же ей заниматься спортом — «медленностью»? Она обязательно проиграет.

— Чепуха! — воскликнул Типтик. — «Медленность»! Да разве это спорт?.. Жаль, нет у меня с собой мяча — показал бы я вам настоящую игру — вмиг похудели бы… футбол или даже лапту… Погодите-ка, я придумал что-то интересное!.. Вон там, кажется, валяется палочка…

— Это от флажка.

— Какого флажка?

— Стартовый флажок; когда в «медленность» состязаемся.

— Всё равно… Можно взять палочку?

— Тридцать первая! — приказал толстощёкий. — Принеси палочку!

Машина с номером «31» покатилась…

— Стой, Тридцать первая! — остановил машину Типтик. — До чего же вы, ребята, тут все обленились. Пошли, сами принесём. Нечего зря машину портить.

— Нам самим нельзя носить, — опять вздохнула девчонка. — Нельзя носить и делать ничего нельзя. За нас всё делают машины.

— Пусть вам нельзя. А мне можно!

Типтик принёс палочку и достал из кармана перочинный ножичек.

— Сейчас попробуем сделать… — он разрезал палочку на две части: на коротенькую и длинную.

Он взял коротенькую часть и начал обстругивать её с обеих сторон, как затачивают сине-красный карандаш.

Со всех сторон сада потянулись к Типтику ребята; они с любопытством смотрели, как ловко скользит лезвие по дереву.

— Как мне хочется тоже попробовать! — сказал кто-то.

— И мне хочется очень! Дай хоть немножечко построгать…

— На, попробуй, — Типтик отдал ножик худенькой девчонке. — Осторожнее, не порежь палец!.. Не так!.. Неужели ты никогда нож в руке не держала?..

— И я хочу попробовать! — захныкал малыш.

— Дай мне хоть на секунду подержать твой ножик, — попросил высокий паренёк с белыми пухлыми пальцами.

Палочка и нож переходили из рук в руки — ребята работали с таким удовольствием, с каким изнемогающий от жары человек бросается в прохладную воду.

Только шарообразный чемпион гордо стоял в сторонке, даже не глядя на работающих.

— Так, главное дело сделано! — объявил Типтик. — Теперь нужно поаккуратнее обстрогать длинную палочку. Вы знаете, какая у нас будет игра?.. Эх, ничего-то вы не знаете!.. Это будет «чижик»!

— Игра очень полезная для здешних детей, — раздался знакомый голос сзади.

Бабушка!.. Она вошла в сад вместе с несколькими взрослыми.

Чемпион по «медленности» поспешил к ним навстречу. Впрочем, слово «поспешил» здесь не совсем точное, потому что ноги чемпиона были похожи на валики от старомодного дивана; передвигал он их едва-едва.

— А вот этот чужой, незнакомый мальчишка, — чемпион показал пальцем на Типтика, — делает то, что не позволяет нам Главный Хранитель…

Взрослые переглянулись:

— Делает?!.

— Дедушка! — закричала худенькая девчонка, подбежав к высокому старику. — Дедушка, погляди, как работает этот замечательный человек в голубой каскетке. Погляди, дедушка!

— Не понимаю, что тут удивительного? — спросила Бабушка. Но остальные взрослые зашептались тревожно:

— Работает?.. Что?.. Как так, работает?..

Они осторожно приблизились к Типтику, который обстругивал палочку. Дерево было сухое, а ножик острый, и тонкие стружки свивались в нежные золотистые лепестки.

— А хорошо-то как! — опять зашептались взрослые. — Какое это прекрасное занятие — строгать ножом!

— А я вам скажу по секрету — смотрите, не выдавайте меня! У меня дома тоже есть маленький ножичек, и когда мне тоскливо — я им работаю…

— Ay меня дома есть отвёртка… Только прошу вас, об этом никому ни слова!

— Какой у меня был молоток! Пришлось сдать его Главному Хранителю…

— Ни-че-го не понимаю! — воскликнула Бабушка. — Работа — самая первая потребность каждого нормального человека. А как же можно работать без инструментов?

— Тише, тише!.. И с инструментами, и без инструментов в нашем городе работать нельзя! Главный Хранитель запретил! Тише, тише, тише!..

— А давненько я не видел работающего человека, — задумчиво произнёс высокий старик, ласково глядя на руки Типтика. — Какое дивное зрелище — труд!

— Как вы думаете, Последний Доктор, это не слишком опасно? — спросил его кто-то из взрослых.

— Ну, конечно, немножко опасно, — ответил старик.

— Не тревожься, дедушка! — сказала худенькая девчонка.

— Чепуха! — улыбнулся Типтик. — Или вы думаете, что я палец порежу?

— За твои пальцы я спокоен — вижу, что умеешь работать. Но… не следят ли за тобой? — Последний Доктор посмотрел сквозь металлические ветви на небо. — Нет, нас тут не видно…

Типтик ровным счётом ничего не понял. Не поняла и Бабушка.

— Кто может следить за моим внуком? — удивилась она. — Мальчик, ничего плохого не сделал…

«Чижик» готов!

Типтик положил его на землю, резко ударил палочкой по заточенному концу.

«Чижик» подскочил, и палка ещё раз щёлкнула по нему в воздухе — он полетел, кувыркаясь.

— Догоняйте! — крикнул Типтик. — Кто первым принесёт «чижика» обратно, тот сможет сам запустить его снова!..

Все — и ребята, и взрослые — побежали за «чижиком». Конечно, быстрее всех бегала великолепная Бабушка, но она нарочно немного отстала, чтобы первой прибежала к «чижику» худенькая девчонка. Последний Доктор тоже вступил в игру; у него была сухощавая фигура, бегал он довольно легко.

А девчонка принесла «чижика» на место, сама ловко запустила его. И все опять побежали по аллее. Сад зазвенел от весёлого смеха. Лица у всех разрумянились, глаза заблестели.

— Прекрасно! — радовался Последний Доктор. — Так и надо! Быстрее бегайте!

— Энергичней размахивайте руками! — кричала Бабушка. — Выше колени!

Типтик играл вместе со всеми. Ему нравилось бегать по этому странному железно-булочному саду.

Нашёлся бы Воронуша — тогда и совсем хорошо будет.

Глава девятнадцатая БАБУШКА И МЕРМЕХОН

Игра незаметно передвинулась к воротам сада. Здесь было просторнее и светлее.

Худенькая девочка — ее звали Зоя — первая выбежала за «чижиком» на площадь.

— Осторожнее! — крикнул Последний Доктор и бросился догонять внучку.

Но раньше всех к «чижику» подбежал Типтик. Он нагнулся, чтобы поднять его, и в этот момент закричали:

— Берегись! Мермехон летит!..

Чёрная тень с тихим свистом пронеслась над Типтиком. Он обернулся и увидел прямо над собой огромные сверкающие стальные крючья. Отвратительной вонью повеяло в воздухе — то ли горелой резиной, то ли керосиновым дымом. Что-то резко лязгнуло, щёлкнуло. Голубая каскетка сорвалась с головы Типтика; летающая машина ловко подхватила её и унесла куда-то высоко в небо.

— Ага! Что я говорил? — ликовал шарообразный мальчик.

— Бежим! — Последний Доктор схватил Зою и Типтика за руки и потащил их обоих в сад. — Спрячемся под деревьями, пока он снова не прилетел…

— Это от кого же вы собираетесь прятаться? — подбоченилась Бабушка. — От этой вонючей керосинки?

Она подпрыгнула, ухватилась за железную ветку булочного дерева и отломила её:

— Ну-ка! Пусть ещё раз спустится!..

— Мермехон! — закричали опять. — Спасайся, кто может!..

Камнем упала с неба чёрная крылатая машина. Не долетев двух метров до земли, она со змеиным шипением зависла в воздухе, растопырив кривые когти. Вот она подлетела к Типтику…

Вот слегка накренилась, чтобы половчее ухватить его… И в ту же секунду…

Трах!.. Трах!.. И ещё раз — трах-бабах!..

Это великолепная Бабушка изо всех сил лупила железной палкой по машине, ловко попадая по растопыренным когтям.

— Бей мермехонов! — весело кричала Бабушка, размахивая палкой. — Никакой пощады! Долой!

Летающая машина подобрала свои страшные когти. Внутри неё что-то звякнуло-брякнуло; из её железного брюха закапала вонючая чёрная жидкость. С пронзительным воем машина кое-как поднялась в воздух и исчезла за крышами высоких домов.

— Вы храбрая женщина! — сказал Последний Доктор. — Разрешите поцеловать Вашу мужественную руку… — Он наклонился и губами прикоснулся к пальцам великолепной Бабушки. — А теперь мы должны бежать. Сейчас сюда прилетит целая эскадрилья мермехонов, и нам не сдобровать.

— А почему они называются мермехоны? — спросил Тип-тик. — Что значит слово «мермехон»?

— Это значит: Мерзавец Механический Особого Назначения, — объяснила девочка Зоя. — А сокращённо будет — мермехон. Ах, какие это ужасные машины! Они сверху следят за всем, что движется по земле, а в воздухе уничтожают всё живое. Понял?

— Да… Теперь понял… понял… — Типтик едва сдерживал слёзы. — Я всё понял…

— Что с тобой? Что ты понял?

— Я понял, что случилось с моим… с моим… с нашим… — Типтик не смог продолжать; он не выдержал и заплакал.

— Что я вижу, внук?! — великолепная Бабушка кинула Тип-тику платок. — Вытри нос и убери слёзы! Не бойся — наш Воро-нуша не так глуп, чтобы попасться в лапы этим Мерзавцам Механическим Особого Назначения. Прибавьте ходу, друзья! Энергичней размахивайте руками!

Глава двадцатая ПОСЛЕДНИЙ ДОКТОР

Они быстро шли какими-то стеклянными переходами, поднимались и спускались по стеклянным лестницам, перебегали по стеклянным мостикам. И далеко ушли от того места, где их подстерегали злые механические хищники.

Мало-помалу Типтик перестал плакать. Нет, он ещё не совсем успокоился — всё вспоминал своего Воронушу, его хриплый голос, его забавные разговоры. Неужели больше никогда он не услышит этого?..

Но ведь слезами горю не поможешь.

К тому же Зоя сказала:

— А плакать в нашем городе воспрещается. Смотри, чтобы никто не увидел твоих мокрых щёк.

— Да что же это за город такой! — рассердился Типтик. — Играть нельзя, бегать нельзя, даже плакать воспрещается. Что же у вас тут можно делать?

— Делать у нас ничего нельзя! — вздохнул Последний Доктор. — В этом-то вся беда…

— Смешно!

— Совсем даже не смешно, — сказала Зоя. — Ведь громко смеяться тоже нельзя. Можно тихонько улыбаться.

— А если я не хочу улыбаться! Если я хочу хохотать! Чепуха какая-то… Не нравится мне ваш город!

— Что ты! — воскликнул Последний Доктор. — Город у нас замечательный! Замечательный, как и все города теперь на земле. О таких городах давно мечтали люди. Ты только посмотри, мальчик… Как тебя зовут?

— Типтик.

— Чудесное имя для мальчишки!.. Ты только взгляни, Типтик, какие красивые у нас дома. Посмотри, какие умные машины работают вокруг: шьют одежду, очищают воздух, готовят пищу, убирают мусор… делают всё, что прикажет им человек. Разве это плохо?

— Нет, неплохо. Хорошо… А кто приказывает?

— Не понимаю…

— Вы сказали, что машины делают всё, что им прикажет человек. А какой человек им приказывает? Кто такой? Как его зовут?

— О! Этого человека зовут очень красиво. Его зовут Главный Хранитель!

— Знаю, знаю! — обрадовался Типтик. — Я видел памятник этому вашему главному…

— Тимоша, внук, — сказала Бабушка. — Памятники воздвигают только умершим людям. А Главный Хранитель, очевидно, живой человек. Значит, ты видел не памятник, а монумент в честь Хранителя.

— Пусть монумент. А я его видел. Дяденька в клетчатом пиджаке — красивый такой — стоит улыбается… а в руке держит какого-то мермехона.

— Правильно, — кивнул Последний Доктор. — Он управляет не только всеми полезными машинами, но и всеми мермехонами. Он самый главный человек в нашем городе.

— А мермехоны — они тут зачем?

— Чтобы наблюдать за порядком и вылавливать бунтовщиков.

— Ха-ха! — засмеялась Бабушка. — У вас есть бунтовщики? Вот уж никогда бы не подумала. Вы все на вид такие тихие, покорные.

— Нет, не все такие… — Последний Доктор беспокойно взглянул на Зою и ничего больше не сказал.

— Вы побледнели… — Бабушка тревожно посмотрела на старика. — Вы нездоровы?

— Я здоров. Вполне здоров. Здесь все, знаете ли, здоровы. А я никому не нужен. Я — Последний Доктор. У нас тут никто больше не болеет ни свинкой, ни коклюшем, ни корью. Разумеется, это прекрасно, это великолепно. Но…

— Нет, ты нужен, дедушка! — перебила Зоя. — В городе все тебя уважают, советуются с тобой.

— И совсем не слушаются меня! — старик печально вздохнул. — В нашем городе люди стали быстро толстеть: всем приказано есть как можно больше. И у всех поэтому появились жирные подбородки, жирные животики, жирные щеки и даже жирные ноги. А лишний вес — беда для здоровья! Все наши толстяки, может быть, скоро-скоро умрут от ожирения сердца. Жирное сердце — это ужасно, это конец!

— Совершенно с вами согласна! — воскликнула великолепная Бабушка, слегка подтянув узкие синие брючки. — Но не будем медлить. Вперёд, друзья!

Глава двадцать первая ПРО КАРТИНУ

Хотя Типтик был человеком серьёзным и, закончив второй класс, успешно перешёл в третий, хотя он многое знал на белом свете — всё равно он слишком часто употреблял в разговорах четыре важных слова: «Почему?», «Как?», «Откуда?» и «Когда?».

— А как построили такой город? — спросил Типтик.

— Сначала строили медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Потому что людям помогали специальные строительные машины.

— А когда начали строить?

— Это трудно сказать… Видишь ли, сначала нужно было придумать такой необычный город. Придумал его один Знаменитый Художник и нарисовал его на большой Картине. Кажется, наш город построен в точности так, как этого хотел Художник… Поэтому можно считать, что начался этот город с того момента, когда была закончена большая Картина… Правда, по-моему, она не совсем закончена. Мне кажется, что Знаменитый Художник не успел её раскрасить.

— Ага, — сказал Типтик. — Ваш город похож на рисунки в детском альбоме «Раскрась сам».

— Мы и хотели сами раскрасить наши дома, сады, одежду. Но Главный Хранитель запретил. И поэтому всё здесь белое, серое и чёрное.

— Весьма любопытно… — сказала Бабушка и, помолчав, тоже спросила — А скажите, уважаемый Последний Доктор, можно ли взглянуть на эту картину?

— Что вы, что вы! — замахал обеими руками старик. — Это совершенно невозможно! Картина находится у Главного Хранителя, только он смотрит на неё, а всем остальным это категорически запрещено. Запрещено под страхом смерти!

— Почему? — спросил Типтик.

— Сам удивляюсь, — сказал старик. — Главный Хранитель говорит, что мы слишком простые люди, чтобы глядеть на произведение искусства. Он говорит, что мы ничего не поймём. Он сам смотрит и потом рассказывает, что там нарисовано: какие дома, какие дворцы, какие магазины; как надо одеваться, как надо ходить, как надо есть…

— А как надо есть? — Типтик проглотил слюну. — Я сию минуту хочу узнать, как надо есть в вашем городе?

— Идём! — Зоя взяла Типтика за руку. — Это рядом. Иди ешь.

Глава двадцать вторая В БЕЛОМ ЗАЛЕ

Они вошли в ослепительно белый зал.

Здесь так же, как и повсюду в городе, всё было залито светом.

Тихо звучала ласковая музыка, похожая на журчанье маленькой речки. И это было прекрасно.

Но для Типтика прекраснее всего здесь были не свет и не музыка, а вкусные запахи. С одной стороны неслись ароматы жареных котлет и наваристого бульона с петрушкой. С другой стороны пахло тёплыми булками, шоколадом. Свежесть клубники словно проникала под язык… Типтик даже зажмурился от удовольствия… Стоял и размышлял: на какой запах кинуться в первую очередь?.. Приоткрыл один глаз — посмотрел вправо, приоткрыл другой — посмотрел влево: куда ни глянешь — везде заманчиво!

Сначала ему показалось, что здесь — магазин: на длинных полках стояли банки с компотами, лежали головки сыра, желтели груды лимонов, бананов и ананасов; с потолка свисали круги копчёных колбас; с розовых окороков стекали капельки прозрачного жира…

Нет, это был не магазин, а, пожалуй, столовая: на белых столах стояли белые тарелки с супом, а над ними клубился белый пар; в белых стаканах белело молоко; шипела яичница на белых сковородах…

Нет, наверное, это была не столовая и не магазин, а фабрика: по залу бегали машины, похожие на тех, что были в саду. Только здесь они сортировали продукты, варили, жарили, подносили еду к столам, убирали и мыли посуду…

— Садитесь за стол и ешьте, — сказала Зоя Типтику и Бабушке. — Ешьте что хотите и сколько хотите.

— Но у нас с собой нет денег, — сказала Бабушка.

— Что такое «деньги»? — Зоя посмотрела на своего дедушку. — Не понимаю, о чём говорят эти люди?

— Да, в нашем городе нет денег, обходимся без них, — сказал Последний Доктор и наклонился к самому уху Типтика: — Помни мой совет — не объедайся! Еда у нас вкусная; многие едят, забыв всякую меру, поэтому быстро толстеют. Толстеть вредно и опасно — запомни, мальчик!

Видать, Типтик сильно проголодался после всех сегодняшних переживаний — суп был съеден в один момент.

Но жареное мясо Типтик ел уже помедленнее. И совсем спокойно, аккуратно облизывая ложечку, проглотил порцию сливочного мороженого.

Бабушка съела крохотный пирожок и выпила малюсенькую чашечку чая с клубничным вареньем… Пожалуй, она съела бы ещё что-нибудь, но это наверняка помешало бы ей бегать трусцой.

…В зал входили всё новые люди. Серьёзно, деловито, словно совершая самую важную в их жизни работу, они проглатывали по нескольку тарелок супа, ели котлеты, манную кашу с вареньем, большими ложками черпали мёд из фарфоровых кувшинов. Бабушка смотрела с возмущением: разве можно столько съесть за один раз?

А вот в зал ввалился шарообразный мальчик. Машины засуетились вокруг него, торопливо подсовывая тарелки одну за другой. Чемпион по «медленности» ел так жадно, что противно было смотреть.

— Всё в порядке! — объявил Типтик, отходя от стола. — Спасибо… Живёте вы тут неплохо. Только откуда берётся вся эта бесплатная еда?

— Автоматы! Роботы! Электроника! — с гордостью объяснил Последний Доктор. — Всё делают наши умнейшие машины: пашут землю, пасут коров, мелют муку, пекут хлеб, ловят рыбу, сбивают масло… Рука человека ни к чему не притрагивается. Умные роботы сами делают новых, ещё более умных, роботов. Всё рассчитывают компьютеры.

— Здорово! Это мне нравится, — сказал Типтик.

И только он хотел было обтереть рот рукавом своей курточки, как внезапно подкатилась специальная машинка и приложила к его губам чистую салфетку. Типтик улыбнулся во весь рот:

— А это уж совсем красота!

— Прра-правильно! Красота! Карр! — раздалось откуда-то с самых верхних полок.

— Воронуша!.. Миленький! Чудная моя птичка! «Птичка» почистила лапой клюв и заплясала по полке, распевая:

— Слезай сейчас же! — закричал Типтик. — Слезай, кому говорят!

— Воронуша! — строго приказала Бабушка. — Марш вниз! Воронуша подумал-подумал, сунул клюв в банку с компотом, проглотил ягоду, опять подумал… И нехотя спрыгнул с полки прямо на плечо Типтику. Вот радость-то!

Радость?.. Вы посмотрели бы вблизи на «птичку»! Как он ужасно растолстел и отяжелел! Голова, шея, хвост — всё было выпачкано вареньем, салом, сметаной, мёдом; перья слиплись, к ним пристали крошки печенья, кусочки яичной скорлупы… Да, видать, Воронуша даром времени здесь не терял!

— Не понимаю, из чего сделан этот летающий механизм? — спросила Зоя, осторожно дотрагиваясь до Ворона.

— Никакой это не механизм, — обиделся Типтик. — Это самая настоящая живая птица…

— Высокого напряжения? — Зоя испуганно отдернула руку.

— Бедная моя внученька! — Последний Доктор обнял девочку. — Мы с тобой теперь не видим в нашем городе ничего живого, ничего естественного. Одни механизмы! А ведь это, если не ошибаюсь, настоящий, чистокровный ворон, называемый по-латыни «корвус коракс»…

— Это не машина?! — Зоя даже подпрыгнула от удивления.

— Говорящий ворон! — Типтик с гордостью оглянулся вокруг. — Ни у кого нет такого. Его зовут Воронуша.

Их окружили люди; всё громче и веселее толковали они о птицах — о воронах, синицах, воробьях, которых нигде теперь в городе не встретишь. Говорят, раньше их было сколько угодно, а вот теперь…

Воронуша дремал, полузакрыв глаза. Он не слышал, как к ногам Типтика подкатилась машина, не видел, как высунулся из неё длинный рычаг с крючком на конце… Вдруг крючок ухватил Воронушу за лапы и потащил в дальний угол зала — туда, где мыли посуду.

Воронуша отчаянно каркал, долбил клювом по рычагу — ничего не помогало: машина сунула Воронушу под тёплый душ и держала его так до тех пор, пока с перьев не смылась вся грязь…

Типтик хохотал:

— Так тебе и надо — не будешь улетать от нас, не будешь обжираться! Так тебе и надо!

Хохотала великолепная Бабушка, хохотал Последний Доктор, хохотала Зоя, даже «подушечный» мальчик хмыкал, глядя, как Ворон, мокрый и взъерошенный, бился под струями воды.

— А что тут происходит, я спрашиваю? — затараторил ктото у дверей. — Что происходит, спрашиваю я? Спрашиваю, что происходит?

— Карр! Карраул! — завопил Воронуша. — Ворр!..

Глава двадцать третья СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Вдверях стоял Дядя Ловушка.

Типтик сразу же узнал его: да-да, тот самый кривоногий человечек в клетчатом пиджачке, с повязкой на глазу!

Моющая машина отпустила Воронушу. Его сильно знобило, и он, распластав мокрые крылья, всем телом прижался к Типтику.

А шарообразный мальчик запел:

— Рраз-разбойник! Ворр! — орал Воронуша, лязгая клювом.

— Ай-яй-яй! Как не стыдно забывать старых приятелей, как не стыдно! — качал головой Дядя Ловушка, одним глазом глядя на Типтика. — Если бы не мои верные помощнички, если бы не любезные мои пташки-мермехончики, я бы, наверное, не сразу узнал о появлении в моём городе таких дорогих и важных гостей. Нет, не сразу бы… Вот, прошу принять!

И птицелов протянул Типтику голубую каскетку.

— Ворр! — снова каркнул Воронуша.

— Смеётесь? Хохочете? — Дядя Ловушка так ласково посмотрел на всех, что у Типтика по спине мороз пошёл. — Вместо того, чтобы глотать, жевать и переваривать жирную пищу — вы тут хохочете, вы тут смеётесь?.. Ну-ка, Последний Доктор, скажи, немедленно скажи всем, что веселье вредно, что от громкого смеха человек худеет. Скажи, Последний Доктор, немедленно скажи!

Типтик и Зоя исподлобья смотрели на Последнего Доктора, ожидая, что он сейчас скажет.

Старик молчал, опустив седую голову.

— Глупости! Чепуха-чепухенция! — неожиданно воскликнула великолепная Бабушка. — Смеяться всегда полезно. А вот толстеть вредно. Я выписываю журнал «Здоровье» и там прочитала, что у толстяков сердце обрастает жиром и они быстро…

— Молчать, молчать, молчать! — оборвал Дядя Ловушка. — Молчать! Спорить со мной запрещено! Надо всегда помнить, что нарисовано на картине. А там Знаменитый Художник изобразил, как по улицам стеклянного города — нашего города! — передвигаются сытые, толстые людишки. Все должны жить, как на Картине. Все, все, все!

— Но мы… мы никогда не видели эту Картину, — пробормотал Последний Доктор.

— Вам и не надо её видеть. Тебе вредно смотреть на неё. Я сам видел эту Картину. Я сам! Я каждый день смотрю на неё. И знаю, что там гуляют толстенькие людишки. Кругленькие, как шарики. Симпатичные, как винтики-шпунтики. И никто там не смеётся. И никто не бегает… Ах, значит, ты мне не веришь, Последний Доктор? Поберегись, лекарь: можешь попасть туда же, куда угодил твой неразумный сыночек!

— Что с моим папой! — быстро спросила Зоя. — Где он?

— Спокойно, спокойненько! — прикрикнул Дядя Ловушка. — Волноваться, милая девочка, категорически запрещено. Запрещено волноваться! Запрещено задавать вопросы Главному Хранителю… За своего папочку не беспокойся: твой драгоценный папуля отдыхает возле моей избушки, кушает хлебушко, глядит на не-бушко… Хи-хи-хи!

Но никто не рассмеялся. Все испуганно глядели на Дядю Ловушку.

И только Воронуша громко крикнул:

— Врраки!

Дядя Ловушка, не обращая внимания на Ворона, цепко ухватил Зою за подбородок, подтянул её лицо к своему кривому носу и проговорил тихо, но так, чтобы все слышали:

— Запомни, миленькая девочка, сама запомни и другим расскажи, чтобы все-все запомнили: я никому не позволю — нет, не позволю! — смотреть на Картину. Вам на неё смотреть опасно! Картина заколдована. Заколдовал Знаменитый Художник Картиночку…

— Прравильно! — неожиданно каркнул Ворон. — За-кол-до-ва-но! Чу-де-са!.. Урра!

Дядя Ловушка нахмурился и с большим интересом посмотрел на Воронушу. Он оттолкнул Зою, почесал у себя за ухом и забормотал тихонько, едва шевеля толстыми губами: «Я так и думал — он, кажись, знает. Конечно, знает… Надо его в клеточку… Скажет, никуда не денется…» — а потом произнёс громко и ласково, почти нараспев:

— Какая умная пташка! Какой красавчик!.. Хочешь, назначу тебя начальником всех мермехонов?

— Воронуша — красавец! — взмахнул крылом говорящий ворон. — Но не дурак!.. Дуррак, кто думает, что Воронуша дурак!

Придерживая на плече Воронушу, Типтик шагнул вперёд:

— Не понимаю. По-моему, каждый может смотреть на Картину. Зачем её прятать? Если Картина хорошая, красивая — пусть все смотрят… Но, может быть, этот ваш город совсем не такой, как на Картине?

— Что?! Что ты сказал? — Дядя Ловушка свирепо взглянул на Типтика.

— Зря вы сердитесь, Дядя Лов…

— Молчать! Ни слова больше! — и Дядя Ловушка своей широкой ладонью мгновенно зажал Типтику рот. — Молчать! Да-да, я дядя! Хи-хи! Я твой дядя, а ты мой любимый племянник. Мы родственники! И сейчас полетим в мою маленькую избушку. Молчать! Ни слова!

Он с силой вытолкнул мальчика на улицу.

— Как! — закричала великолепная Бабушка. — Толкать ребёнка?! Толкать человека, который держит беззащитную птицу?.. Ну, этого я так не оставлю!

— И не оставляйте! — злобно прохрипел Дядя Ловушка. — Сказано ведь: летим все вместе в мою избушку. Вам там будет весело, моя дорогая родственница!

Глава двадцать четвёртая ВОРОНУША И МЕРМЕХОНЫ

На улице стоял автомобиль… нет, не автомобиль, а, пожалуй, самолёт… нет, не самолёт, а что-то похожее на вертолёт — вот так-то правильнее будет назвать эту круглую бронированную кабину с чёрным пропеллером над белой крышей.

Возле вертолёта, как птицы-стервятники, приземлились мер-мехоны, оглядывая улицу круглыми глазами-фарами.

При виде мермехонов Воронуша дерзко закаркал, вырвался из рук Типтика, но тут же испугался этих огромных хищников и кинулся было обратно, к двери в обеденный зал.

Дядя Ловушка изловчился и ударил Воронушу. Ворон перекувырнулся, захлопал крыльями, да не смог быстро подняться в воздух — слишком отяжелел сегодня, слишком набил живот всяческой едой.

Мермехоны злобно, пронзительно запищали, запрыгали вокруг Воронуши (они всегда вначале подпрыгивают, чтобы потом взлететь). Один из них вытянул когтистую лапу-рычаг и прижал Воронушу к земле.

— Хватайте его! — приказал Главный Хранитель.

— Не сметь трогать птицу! — крикнула Бабушка. — Не сметь! Кое-как Воронуша выбрался из-под рычага и, пошатываясь, заковылял по тротуару.

— Беги, Воронуша! — умолял Типтик. — Спасайся, моя маленькая птичка!..

Но мермехоны уже поднялись в воздух; их крылья свистели, как зимний ветер. Вот один из них растопырил когти, на лету схватил Воронушу и понёс его всё выше… выше… выше…

— Карр-караул!.. — донеслось до Типтика. — Прро-пропа-даю!.. Совсем пропал… Каррр!..

Глава двадцать пятая БЕСЕДА В ВОЗДУХЕ

— Что, жалко? — ухмыльнулся Дядя Ловушка, вталкивая Типтика и Бабушку в вертолёт. — Жалко, спрашиваю, Ворона? А?..

Типтик не отвечал. Он крепко сжал зубы, чтобы не разреветься.

— А ловкие пташечки-мермехончики, мои родные? — включая мотор, опять спросил Дядя Ловушка.

— Н-не ловкие… — с трудом ответил Типтик. — Воронуша ловчее этих керосинок.

— Ах, если бы он ел поменьше! — сказала Бабушка.

— В том-то всё дело, дорогие гости, в том-то всё дело! С обжорами всегда легко совладать, хи-хи-хи!.. Обжоры ленивы, обжоры неповоротливы. В том-то и дело… Ах, как я рад, что мы с вами встретились! Как я рад!

— А к чему тут радоваться, Дядя Ловушка?

— Вот что: запомните, в этом городе все называют меня: Главный Хранитель Картины! Только так и не иначе. Только — Главный Хранитель. Запомните! Никто здесь не догадывается, что я когда-то торговал пташками на улице и что меня звали Дядя Ловушка. Это звучит некрасиво — Дядя Ловушка. Куда красивей — Главный Хранитель Картины!.. А ведь вы можете случайно проболтаться, что я птицелов, что я — Дядя Ловушка. Так вот, чтобы вы держали язычки за зубками и рты понапрасну не раскрывали, я принял мудрое решение: поселить вас рядом с моей избушечкой. Каждого в отдельную каморочку. И под замок, чтобы вас не украли… Хи-хи!..

— Какое нахальство! — возмутилась Бабушка. — Я ещё никогда не сидела в тюрьме.

— Ну, какая же это тюрьма? Хи-хи! Просто небольшие такие каморочки возле моей избушечки.

Тихо-тихо, без треска и грохота вертолёт поднялся над улицей. Типтик невесело смотрел на проплывающий под ним город и думал о Воронуше.

— Теперь они его растерзают… — сказал он, со злостью глядя на Дядю Ловушку.

— Кто? Мермехоны? Не бойся, не растерзают. Они послушные, работают по приказу. Им приказано не убивать птицу. Надеюсь, что Ворон мне большую пользу принесёт.

— Ворон?!. Пользу?

— А что особенного?.. Интересуетесь?.. Ладно, так и быть — расскажу. Вы теперь не проболтаетесь: каморочки у меня надежные, а ключики — вот они, в моих руках.

Глава двадцать шестая КАРТИНА И ГОРОД

Птицелов нажал какую-то кнопку, и вертолёт остановился в воздухе. Он висел над городом, как на ниточке. И город уже не проплывал под ним, но замер и глядел в небо, словно спрашивал: «Где там этот мальчик Типтик и его Бабушка?»

— Красота? — тихо спросил Дядя Ловушка, глядя вниз единственным глазом. — Конечно, красота… Это мой город. Мой собственный. Я сам его построил. И все людишки, которые там внизу, тоже мои собственные. Что хочу с ними, то и сделаю!

— Вы сами построили этот город? — недоверчиво сказала Бабушка. — Разве один человек может совершить такую работу?

— Да, город строили людишки, которых я позвал. Город строили машины, которые я достал.

— А что же вы делали? — спросил Типтик.

— Я?.. Я им говорил, как надо строить: какие дома возводить, какие улицы прокладывать.

— Вы архитектор? Инженер?

— Ни-ни!.. Не архитектор и не инженер. Просто, как-то, совершенно случайно прихватил на одном старом пыльном чердачке картину Знаменитого Художника. А там все было нарисовано: улицы, дома, квартиры. Тоненько нарисовано, едва замет но… А на обратной стороне Картины — стишки; хорошо их помню:

Города нужно строить вовремя — Не опаздывать и не спешить! Иначе, сограждане, горе вам: Очень трудно будет в них жить.

Стишки эти, конечно, зряшные. Почему «не спешить»?.. Есть чертёж, есть картина — значит, нужно побыстрее построить!.. Крикнул я людишек: «Желаете жить в сказочном городе? Принимайтесь за дело!» Раз-два-три, тяп-ляп, кидай-хватай!.. Вот тебе и город, вот тебе и сказка, вот тебе и мечта! Живи — не хочу! Всё как на Картине!.. А потом я приказал, как надо жить в моем городе, как питаться, как ходить, как играть…

— А Воронуша? — спросил Типтик. — Зачем он вам?

— Проклятая птица какой-то секрет знает! Не зря же Знаменитый Художник научил её говорить. И не зря она Картину караулила. Думаете, Главный Хранитель дурак? Ни-ни! Я сообразил, что Картина заколдована, есть в ней какая-то тайна. И Ворон эту тайну знает…

Дядя Ловушка стал говорить шёпотом, как будто здесь, в вертолёте, его могли подслушать посторонние:

— Да-с! Картина таинственная, с секретом. Но если произнести волшебные слова — секрет пропадёт, Картина расколдуется… А мне это, между прочим, ни к чему — не желаю, чтобы она рас-колдовалась. Мне и так хорошо.

Типтик сидел в кресле; пальцы его впились в подлокотники; он боялся разжать руки, как будто бы в них находилась тайна. Он вспомнил старый дом; вспомнил ржавую коробочку с яркими красками; вспомнил, как Воронуша унёс эту коробочку неведомо куда.

— Нет, ничего Ворон не знает, — проговорил Типтик. — А если даже и знает, всё равно он вам не скажет. Он упрямый. Даже мне ничего не сказал.

— Хи-хи-хи! — засмеялся Дядя Ловушка. — Тебе не сказал.

А у меня перестанет упрямиться. Разговорится. Есть разные способы, как язык развязывать.

— Опять на цепочку посадите?

— Не огорчайся. Я его теперь не на стальную цепочку посажу, а на золотую.

— А мы с Бабушкой? Тоже на цепи будем сидеть?

— Вопрос непростой. Ещё не решил. Подумаю.

Вертолёт тронулся с места и опять медленно полетел над городом; он кружил, набирая высоту. Вечерело. Солнце сделалось сначала оранжевым, потом красным. И стеклянные крыши домов тоже стали красными, словно в огне горели.

Глава двадцать седьмая ДЯДЯ ЛОВУШКА МЕЧТАЕТ

Дядя Ловушка круто повернул руль, и вертолёт скользнул к окраине города.

— Сейчас, дорогие гости, я вам кое-что покажу… Глядите!

Типтик посмотрел вниз:

— Что это?!

На земле стоял гигантский металлический предмет, похожий на копьё сказочного великана. Копьё это словно нацеливалось в вечернее небо. Уходящее солнце озаряло остриё. А внизу, там, где копьё как будто было воткнуто в землю, уже плавал в сумраке тонкий белёсый туман — холодно и пустынно было там, внизу.

— Так ведь это же ракета! — воскликнул Типтик. — Смотри,

Бабушка, ракета! Настоящая?..

— Хи-хи! — усмехнулся Дядя Ловушка. — А как же? Без обману. Самая настоящая — хоть сейчас на Луну или на Марс.

— И вы полетите на Марс? — Типтик недоверчиво посмотрел на Главного Хранителя. — Вы уже побывали в космосе?

— Что я — больной? Или смахиваю на сумасшедшего? Что мне делать на Марсе? Зачем мне космос? Нет, голубчики, мне и без Луны хорошо живётся.

— А для чего же ракета, если в городе нет космонавтов?

— Почему — нет? Желающих сколько угодно. Многие в космос рвутся. А я их рядом со своей избушечкой содержу. В миленьких каморочках. Потому что высоко летать — это нехорошо. Вредно высоко летать. Опасно летать выше меня. Запрещено летать выше меня!

— Опасно? Вредно? Запрещено?

— Ага. Потому что полетит такой «желающий» в космос и героем сможет стать. А герой в нашем городе один-единственный, это я сам. И других героев мне тут не требуется.

Типтик молчал. Молчала и Бабушка. Они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели, как солнце исчезает за краем земли — вот оно легло боком на синюю тучку… вотпоследний разок брызнуло длинными лучами… вот подтянуло к себе лучи и спряталось.

«Ну отчего я ещё маленький? — думал Типтик. — Был бы я большой да сильный — выбросили бы мы с Бабушкой этого одноглазого из вертолёта… Ну, ничего — мы ещё что-нибудь придумаем. Хорошо, что рядом Бабушка…»

Она, кажется, угадала, о чём думал внук, потому что шепнула ему на ухо:

— Не унывай!.. Двое — не один! Вертолёт снижался.

— Эх, скоро-скоро весь этот город будет моим! — сказал Дядя Ловушка. — Скоро-скоро людишки мои помрут… Город мне достанется!

— Зачем вам одному целый город? — спросила Бабушка. — Вы, конечно, сумасшедший!..

— Не знаю… Может быть, может быть… Один в городе! Буду ходить по улицам один. Буду сам по себе разгуливать по разным кварталам и смотреть, где чего имеется. У меня будут ключи от всех-всех квартир! И всё здесь будет моё: платья, костюмы, шляпы, ботинки. Я каждые десять минут буду переодеваться, каждые пятнадцать минут буду переобуваться. Каждый час буду смотреть на свой монумент. Сам себе буду говорить: Да здравствует Главный Хранитель! Сам себе буду говорить: Ура! Спокойной ночи! Не жизнь, а сплошное ликование.

— А если Картина до этого расколдуется? — спросил Типтик.

— Ни-ни! Ни в коем случае!.. Что ты, голубчик, — мне этого совсем не надо. Мне и так хорошо. Просто замечательно! А если кто-нибудь другой её расколдует, тогда моя жизнь пойдёт совсем иначе. Боюсь, как бы Ворон не вмешался в это дельце… Конечно, свернуть бы ему башку — и всё в порядке. Но мне самому тайну узнать хочется… А вот и моя бедная избушечка!..

Они пролетели над каменным забором, над железными воротами и приземлились посредине широкого двора. Прямо перед ними высился дом-громадина. Сразу было видно, что он не такой, как другие дома в городе. Тёмный. Каменный. В нём даже настоящих окон не было. Только высоко-высоко, под самой крышей, тускло светились три узеньких щёлочки.

На крыше пересвистывались мермехоны.

Наступала ночь.

Глава двадцать восьмая СТО ВТОРАЯ ОШИБЛАСЬ

— Хороша моя избушечка? — спросил Дядя Ловушка, вылезая из вертолёта. — Вы теперь будете жить у меня под боком. Нет-нет, не в моей избушечке, а рядышком, в железном дворике. И никуда вы отсюда не убежите: слишком много знаете обо мне. Ох, как много!

Он хлопнул в ладоши:

— Сто вторая!

Немедленно из темноты подкатилась машина, похожая на перевернутого паука: стальные лапы шевелились у неё по бокам, как живые.

— Возьми-ка, Сто вторая, бабушку-старушку и запри её в хорошенькую клеточку!

— Не имеете права! Я буду жаловаться! — закричала Бабушка. — Я напишу в газету!..

Но Сто вторая ловко обхватила её своими могучими лапами, приподняла над асфальтом и покатила в самый дальний угол двора.

— Тимоша! Внук!.. — послышалось оттуда.

Сто вторая приехала обратно; теперь её лапы потянулись к Типтику.

— Умница! — похвалил машину Дядя Ловушка. — Лучший сторож и надзиратель; одна заменяет двадцать самых опытных охранников. Никогда не спит; есть не просит — только смазывай, да подзаряжай аккумуляторы… Займись-ка, Сто вторая, этим сопляком паршивым! Живо!..

Мгновенно стальные лапы схватили Типтика под мышки. Приподняв его, машина закружилась по двору.

— Что же ты, дурашка, мечешься из угла в угол? — ласково проговорил Дядя Ловушка. — Ты ведь образованная машинка…

Тащи этого щенка туда, где клетки. Сажай его под самый большой замок!

Вихрем понеслась Сто вторая вдоль двора. В полутьме Тип— тик заметил: тут было что-то вроде зверинца — клетки большие и маленькие, низкие и высокие.

Что было дальше — Типтик не помнит. Сто вторая его бросила… опять приподняла и с силой посадила на твёрдый асфальт… У Типтика потемнело в глазах, и он потерял сознание.

Он очнулся на рассвете.

Кто-то тихонько смеялся: совсем близко…

Типтик приоткрыл глаза и увидел, что сидит около запертой клетки. Не в самой клетке… а около! А сама клетка закрыта на тяжелый замок, который болтается над его головой.

А в соседней клетке, за решёткой, смеётся молодой человек. Сидит взаперти, а смеётся весело, по-озорному, как всё равно мальчишка.

— Ничего смешного тут нет, — сердито сказал Типтик.

— Наоборот, это очень забавно! — весело прошептал молодой человек. — Ведь Сто вторая ошиблась!.. Ах, как это хорошо!.. Главный Хранитель думает, что его хватающие машины похожи на людей и всё могут делать сами, без ошибок. Нет, машина без человека, сама по себе, ни на что не годится. Самая умная машина становится глупой, как пробка, если ею командует злобный дурак.

— Дядя Ловушка, по-моему, не дурак.

— Ловушка?.. Главный Хранитель — Ловушка? Отличное прозвище! Кто придумал? Ты?

— Нет, не я…

— Всё равно хорошо. Он действительно — хитрая ловушка. Воображает себя самым умным, а на деле бывает дураком. Хочешь, докажу?

— Ничего я не хочу… — у Типтика болела голова. — Я хочу удрать отсюда.

— Для тебя это пара пустяков! Ты ведь сидишь не за замком, а под замком. Понимаешь разницу?.. Ловушка не совсем чётко отдал команду, и Сто вторая перепутала. Понял?

— Да… — слабо улыбнулся Типтик.

— Пока ещё все спят, давай знакомиться. Я — Учитель, сын Последнего Доктора.

— Вашу дочку зовут Зоей?

— Правильно. А тебя — Типтиком?

— Кто вам сказал?

— Угадай.

— Н-не знаю…

— Загляни-ка вон в тот уголок… Только тихонько, не шуми!

Типтик с трудом поднялся на ноги. Огляделся. В клетках спали люди… На решётках, как в настоящем зверинце, белели таблички:

Тишина… Краешек неба за углом чёрного дома чуть заметно порозовел, но в вышине ещё сияли крупные звёзды…

А в углу, там, куда показал Учитель, стояла позолоченная клеточка; в ней, подвернув голову под крыло, дремал… Воронуша!

— Проснись! Проснись, чёрненькая птичка! — зашептал Тип-тик, просунув руку в клетку к Воронуше.

Ворон вздрогнул, хотел каркнуть, но Типтик зажал ему клюв:

— Тс-с! Молчи!.. Мы убежим. В твоей клетке прутья тонкие… попробуем их согнуть… Только не каркай. Тише!..

Осторожно, но изо всех сил, Типтик потянул к себе один прут… Прут скрипнул и чуть-чуть подался… Типтик ещё приналёг. Ворон нетерпеливо переступал лапами; потом боком навалился на решётку… Ещё усилие — и клетка сломана! Воронуша на свободе!

Теперь — как можно скорее перелезть через высокий каменный забор. Скорее — пока не проснулся Ловушка, пока его глазастые мермехоны не подняли тревогу.

Воронуша единым махом вспорхнул на ворота.

А Типтик… Что с ним? Почему не бежит, почему медлит?

«Бабушка, где ты?»— хотел крикнуть Типтик, но тут же крепко сжал губы. Он посмотрел в глубь двора. Двор огромный, и где-то там, в самой глубине его, стоит клетка, в которую хватающая машина бросила Бабушку.

Мальчик медленно подошёл к Учителю. Ох, у этой клетки прутья были такие толстые! И замок на дверце — грузный, стальной.

— Беги, дружище, спасайся! — Учитель печально смотрел на Типтика. — Ты почти на свободе. Лезь через забор…

— Не могу. Здесь моя Бабушка. Не могу я без неё…

— Твоей Бабушке не убежать. Замок без ключа не открыть. Ключи от всех клеток у Главного Хранителя, у Ловушки.

— А где он их держит?

— Неизвестно. Знаю лишь, что спит он сейчас вон в той комнате с открытым окошком. До этого окна тебе даже во сне не добраться — слишком высоко.

— Мне не добраться… А что если… — Типтик сдвинул брови. — Воронуша, ко мне!

Глава двадцать девятая БОЙ

Что Типтик шептал Ворону — Учитель не слышал. Только отдельные слова можно было разобрать: «блестит»… «разрешаю»…

И вот чёрные крылья заколыхались — сначала едва заметно, нерешительно; потом — всё чаще, чаще: Ворон набирал высоту, с опаской поглядывая на каменный дом… Вот он осторожно подлетел к узкой щёлочке окна, заглянул внутрь…

— Ну, давай, давай! — шептал Типтик. — Действуй, Воро — нусик!

Воронуша отважно тряхнул хвостом и скрылся в комнате.

Сердце у Типтика сжалось, он даже дышать перестал… Если вдруг Ловушка сейчас проснётся и увидит Воронушу — всё погибло. Ах, как долго тянутся эти минуты! Где же ты, Воронушенька, что с тобой?..

А солнце на востоке разгоралось всё ярче и ярче. Звёзды совсем померкли. Скоро солнце взойдёт.

Воронуша вылетел из окошка!

В клюве он держал связку блестящих ключей.

— Кидай! — выдохнул Типтик.

Ворон разинул клюв. Связка шлёпнулась у самых ног мальчика.

И тут наш храбрый Воронуша не выдержал. От радости, что всё получилось так удачно, он заорал на весь двор:

— Урра! Крра-красота! Уррра!

— Что такое? Кто кричит? — Дядя Ловушка высунулся из окна, поспешно натягивая клетчатый пиджачок. — Ворон?.. Хватай его! Держи!..

С крыши сорвались Мерзавцы Механические Особого Назначения — затрещали их моторы, засвистели их крылья, со страшной силой рассекая холодный утренний воздух. Растопырились хищные когти.

— Карр-карр! — перепуганный Воронуша кинулся наутёк.

Мермехоны легко догнали его. Один из них пролетел над Вороном и, круто спикировав, загородил ему путь.

Но Воронуша не растерялся: сложил крылья и камнем рухнул вниз. Видимо, мермехон хотел поступить так же: втянул в себя когти и крылья и стал стремительно падать вслед за живой птицей. Но что-то в механике этого Мерзавца не сработало вовремя, и он всей тяжестью грохнулся об асфальт. Пружинки, лампочки и колесики вывалились из его стального брюха.

— Хватай-держи Ворона! — приказывал Дядя Ловушка другим мермехонам.

Но они беспорядочно кружились в воздухе, сталкивались друг с другом — словом, вели себя как существа неразумные.

А Воронуша — не будь дурак — моментально забился в узенькую щель между двух клеток, и никакой хищный коготь не смог бы дотянуться до него.

Тем временем Типтик носился по двору и открывал у клеток хорошо смазанные замки. Измученные люди выходили на волю, расправляя затёкшие плечи.

— Бунтовщики! — надрывался Главный Хранитель. — Мятежники! Вот я вас всех!..

Тут во двор, расставив длинные рычаги, ворвались новенькие хватательные машины — закрутились, заюлили между клетками, пытаясь загнать туда людей.

Но люди — умные, талантливые люди — не испугались. Учитель ловко подобрался сзади к хватательной машине, дотянулся до пульта управления и что-то переключил там… Машина на секунду остановилась, а потом, не обращая внимания на людей, пошла сражаться с другими машинами!

Такой шум стоял в тюремном дворе, такой звон и лязг, что все мермехоны, все хватательные машины стали неуправляемыми — не могли расслышать ни одной команды Главного Хранителя.

Великолепная Бабушка вырвалась из своей клетки и, энергично работая локтями, высоко поднимая колени, побежала навстречу Типтику:

— Внук! Тимоша!.. Воронуша!.. Вы истинные герои! Я всё

знаю! Я горжусь вами!

Люди, ощутив свободу, дорвались до самого желанного сегодня дела: они умело выключали и останавливали хватательные машины, всю эту технику, которая держала людей взаперти, не позволяла им жить так, как хочется.

Воронуша, высунув клюв из своей щели, храбро подбадривал:

— Урра! Бей крепче! Пре-крра-сно!

Но сам из щели, на всякий случай, не вылезал.

Глава тридцатая «ПРЫГАЙ!..»

У Дяди Ловушки от бессильной злобы тряслись губы. Немигающими глазами смотрел он на то, что делалось во дворе. Остановились его верные слуги — хватательные машины; присмирели его стражники — мермехоны.

Что делать Ловушке — убежать, спрятаться?.. Некуда бежать, некуда прятаться: несколько человек уже ломились в дверь его чёрного дома.

И тогда Главный Хранитель, с трудом протиснув свой толстый живот сквозь щель узкого окна, встал на подоконник и пронзительно затараторил:

— Прощайте! Сейчас я брошусь вниз и разобьюсь насмерть на ваших глазах. Насмерть разобьюсь, имейте в виду! Смотрите, как умирает герой!

Люди во дворе чуть притихли; они испуганно смотрели на кривоногого человечка, который стоял на самом краешке подоконника.

— Да! — кричал Дядя Ловушка. — Я сейчас умру, потому что не хочу больше жить рядом с вами, негодяи вы эдакие! Не хочу, негодяи, видеть вас и слышать! Вы не уважаете меня — меня не уважаете, нет! Меня — мудрого Главного Хранителя Картины… Я сейчас умру, и никто-никто не расскажет вам, как нужно жить дальше, никто-никто не будет заботиться о жирной пище для ваших родных… Сейчас умру! Прощай, мой стеклянный город! Прощай, тёплое солнышко! Прощайте, негодяи!

Он говорил уже спокойнее и даже немного отодвинулся от края подоконника.

А во дворе кто-то уже опустил глаза, кто-то уже тяжело вздохнул…

— Вы не жалеете меня, — ещё громче затараторил Дядя Ловушка. — Вы не любите меня. Вы не верите мне!.. Вы хотели по ближе рассмотреть Картину… А может быть, вы хотите её переделать, изменить её?.. Но ведь Картину нарисовал Знаменитый Художник — нарисовал всю вашу жизнь. Он оставил мне свою

Картину, потому что любил меня, верил мне. А вы, негодяи, не уважаете, не жалеете меня. И вот я сейчас прыгну и умру на ваших глазах!..

— Прыгай! — раздался звонкий голос. Все обернулись.

На каменном заборе стояла худенькая девчонка… Зоя!.. Колени у неё ободраны, лицо раскраснелось и под лучами утреннего солнца сияло, как маленький флажок.

— Прыгай, прыгай! — весело повторила она. Ну, что же ты?.. Боишься? Или раздумал умирать?

— Нет, не раздумал! — взвизгнул Дядя Ловушка, губы его опять задрожали от злости. — Не раздумал, но хочу, чтобы смерть мою видели не только эти бунтовщики, мятежники. Я желаю, чтобы весь город увидел, как погибает Главный Хранитель…

— Весь город? — спросила Зоя. — Пожалуйста!..

За забором зашумели, загудели тысячи голосов. Заскрипели железные ворота — во двор ворвались сердитые люди. Впереди всех — Последний Доктор.

— Дорогой мой сын! — закричал старик радостно. — Мы пришли, чтобы спасти тебя и всех твоих друзей…

А Зоя смеялась, показывая пальцем на Ловушку:

— Глядите, глядите! Сейчас будет совершён прыжок с высоты в пятьдесят метров! Прыжок без парашюта!.. Прыгай! Алле-гоп!..

— Ой, будьте добры, не прыгайте, дяденька Хранитель! Если вы разобьётесь, то я уже не буду чемпионом города по «медленности»…

Это сказал шарообразный мальчик; он, оказывается, тоже приплёлся сюда.

— Пусть прыгает! — требовала Зоя. — Струсил?

— Нет… не струсил я… — промямлил Дядя Ловушка. — Но жалко… Жалко зашибить кого-нибудь там внизу, если прыгну.

В толпе засмеялись.

— Ну чего, чего вы от меня хотите? — единственный глаз Ловушки часто-часто замигал. — Чего вам надо?

— Чтобы стать по-настоящему счастливыми, нам всем нужна работа! — крикнул Учитель.

И тысячи людей заволновались, зашумели:

— Хо-тим ра-бо-тать!

— Труд!

— Ра-бота!

— Строить! Учить!

— Выдумывать! Изобретать! Делать! — кричали взрослые.

— Смеяться, бегать, играть! — кричали дети.

— Порр-порхать! — гаркнул Воронуша, но его, кажется, ни кто не услышал.

Глава тридцать первая КАРАНДАШ, ЛАСТИК И ЯРКИЕ КРАСКИ

Учитель взобрался на разломанную клетку, с неё перескочил на забор и стал рядом с Зоей. Он отовсюду был виден.

— Я хочу спросить вас, друзья, — начал Учитель. — Разве это правильно, что нашим прекрасным городом командует самый жадный и самый злой человек?

— Не-пра-виль-но! — ответили тысячи людей.

— Мы с вами живём открыто, на виду у всех, у нас нет секретов друг от друга. А он живёт в чёрном каменном доме за высоким забором; у него нет друзей, и никто не знает, о чём думает сумасшедший человек, который сам себя назвал Главным Хранителем. Разве это правильно?

— Не-пра-виль-но! — ответили тысячи людей.

— Разве это правильно, что он запрещает нам работать?

— Нет, неправильно! — всё громче и громче говорили люди. — Не-пра-виль-но!.. Не-пра-виль-но!

— И почему он прячет от нас Картину? Нашу Картину! Если город выстроен, как на Картине — мы имеем полное право видеть её!

— Имеем право! — сказали тысячи людей так громко, что Воронуша вздрогнул и даже подпрыгнул от волнения.

— Имеем прра-во! — сказал он.

— Ладно, уж так и быть, ладно… — заверещал Дядя Ловушка. — Покажу я вам Картину, покажу… Сейчас принесу… Но если вы тронете меня хоть пальцем, то я уничтожу её — разорву, разрежу, разобью, если тронете меня, старичка несчастного.

— Не тронем, — с презрением сказал Последний Доктор.

…И вот распахнулись настежь двери чёрного дома, и показалась Картина.

Дядя Ловушка держал её перед собой, прикрываясь ею, словно щитом; он весь спрятался за неё — и только снизу видны были ноги, а сверху лысина и клочок слипшихся волос.

— Ворр! Ворр! Ворр! — закричал Воронуша и сел на плечо Типтику.

— Вот Картина, которую мне подарил мой лучший друг — Знаменитый Художник, — сказал Дядя Ловушка. — Он сам подарил мне эту Картину и сам назначил меня Главным Хранителем. Ведь я тоже был художником…

— Неправда! — воскликнула Бабушка. — Возмутительно! Он никогда не был художником, этот гнусный птицелов. Я сама видела, как он торговал живыми птицами. Мы с моим внуком Тимофеем Птахиным видели это собственными глазами! Скажите, разве может художник ловить птиц и держать их в клетках?

— Прравда! Прравда! — крикнул Воронуша и перелетел на плечо великолепной Бабушки.

— Он мучил птиц, — подтвердил Типтик. — Не давал им пить.

— Прравда! — мотнул своей большой головой Ворон и перелетел от Бабушки опять к Типтику.

— Погодите-ка, — Типтик слегка прищурился. — Да разве это Картина?

— Да-да… — проговорил Последний Доктор, пристально вглядываясь в полотно в раме. — Это не похоже на Картину. Это, пожалуй, чертёж, схема…

И верно: все увидели, что на белом полотне тонкими, еле заметными линиями были очерчены контуры домов, улиц, проспектов. А в самом центре чья-то неумелая рука — это сразу было заметно — карандашом нацарапала неуклюжий монумент в честь Главного Хранителя.

— Всё в точности! Тут всё в точности! — захлёбывался Дядя Ловушка. — Очень похоже, в точности! — он кричал из последних сил, и от натуги лысина его покрылась капельками пота. — На Картине, как в жизни! В жизни, как на Картине! В точности!

— Минутку! — великолепная Бабушка пригляделась к Картине. — Тимоша, Зоя! У вас молодые глаза: взгляните — здесь подделка!

— Вижу! — обрадовался Типтик.

— Вижу! — обрадовалась Зоя. — Снимите, пожалуйста, стекло.

Тотчас же несколько человек осторожно сняли с Картины стекло.

А Типтик порылся в карманах — достал оттуда кусочек мягкого ластика и легонько стёр неумелый рисунок монумента в центре Картины.

— Негодяй, не смей! — зарычал Дядя Ловушка. — Это же мой монумент! Тут я красуюсь…

— Здесь пока что пустое место, — засмеялась Зоя.

— Да, я красуюсь на пустом месте!.. Что делается… Что делается!

Дядя Ловушка застонал, весь как-то съёжился, сморщился и запахнул потуже свой клетчатый пиджачок.

— Странно, — сказал Учитель. — На картине совсем не видно людей… И почему она не раскрашена?

— Так и в жизни, так и в жизни! — заверещал Дядя Ловушка. — Посмотрите-ка на себя!

И все посмотрели на себя с удивлением, словно впервые увидели эти бесцветные платья, бесцветные халаты, бесцветные дома…

— Бабушка! — воскликнул Типтик и хлопнул себя по лбу.—

Я всё понял! Я догадался! Помнишь, что говорил нам в вертолёте этот Дядя Ловушка? Он сказал, что Картина заколдована. Так и есть!.. Погодите, а где Воронуша?

В самом деле, никто не заметил, как Ворон куда-то исчез.

— Воронуша, где ты? — крикнул Типтик.

— Во-ро-ну-ша, где ты? — закричала по слогам Бабушка. — Где ты, Во-ро-ну-ша?..

Высоко в небе показалась мало приметная точка. Вот она всё ближе, ближе, ближе…

— Мермехон! — крикнул кто-то испуганно.

— Да нет! Не мермехон это, а Воронуша!.. А что он держит в клюве?

На землю упала плоская ржавая коробочка. Учитель поднял её, раскрыл…

Там были краски — яркие, свежие, совсем-совсем новенькие, как будто их только вчера положили в коробочку. На внутренней стороне крышки Учитель прочитал:

— Рази-двази…

— Тризи-мизи… — откликнулся Ворон.

— Пята-лата! — сказал Типтик.

— Сули-мули! — прочитал Последний Доктор.

— Буба-бэнс!.. — почти шёпотом выговорила Зоя.

И в тот же миг коробочка опустела: краски исчезли.

И в тот же миг Картина чудесно преобразилась: стали разноцветными дома, сады и бульвары покрылись свежей зеленью, улицы наполнились людьми в оранжевых, синих, фиолетовых, розовых платьях и костюмах… Все на Картине куда-то спешили, бежали, прыгали — каждый был занят делом. Худощавые, энергичные фигуры взрослых и детей наполняли этот сказочный город, в самом центре которого возникло высоченное торжественное здание.

«ДВОРЕЦ ТРУДА»— было написано на этом прекрасном доме, за широкими окнами которого кипела дружная работа: кто стоял у станка, кто сидел за компьютером, кто за письменным столом…

— Вот о чём мы все мечтали, — прошептал Последний Доктор.

— Пре-крра-сно! — прищёлкнул клювом Воронуша. — Ура! И тысячи горожан подхватили эти правильные слова:

— Прекрасно! Ура!

Глава тридцать вторая ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ

Об этом, наверное, и рассказывать не нужно. Понятно всё и так.

Весь город строил Дворец Труда; и скоро в нём закипела работа — даже ещё веселее, чем на Картине! Многое там делали умные машины — они помогали людям. А люди, придумывая, изобретая, сами становились всё умнее и умнее. И каждый понимал, что никогда не удастся сделать машину, которая была бы во всём умнее человека.

Клетки, конечно, разломали. Из прутьев сделали качели. На них с утра до ночи раскачивались ребятишки.

Удивительно, но в городе совсем не стало толстяков. Даже «подушечный» мальчик похудел, и прошёл слух, будто бы он собирается стать чемпионом по бегу на семьдесят семь с половиной метров — он сам себе придумал такую дистанцию.

Всюду теперь громко смеялись, хохотали до упаду. И плакать никому не запрещалось. Но, конечно, никто не хотел плакать. Только однажды какой-то малыш заревел благим матом, когда кормящая машина по ошибке насильно пичкала его манной кашей с малиновым вареньем. Малыша успокоили, угостили солёным огурчиком, а машину срочно отправили в ремонт.

Но что с нашим Типтиком? Что с Бабушкой?

Вот тут я ничего вам сказать не могу. Дело в том, что Типт… ах, простите — Тимофей Птахин… Так вот, Тимофей Птахин стал старшим помощником младшего юнги на огромном космическом корабле и улетел куда-то, в направлении… Позабыл я, как называется эта далёкая планета. Помню лишь, что жители этой планеты совсем не могут жить без сказок — они там дышат сказочным воздухом и глотают сказочные пирожки. Думаю, что они, должно быть, с удовольствием будут слушать нашего Типтика, когда он начнет рассказывать, что случилось в стеклянном городе на нашей Земле.

Великолепная Бабушка, кроме газеты «Спорт» и журнала «Здоровье», подписалась на библиотеку «Фантастики» и читает лекции о том, как сохранить молодость до ста двадцати лет. Она по-прежнему ходит в синих брючках, по-прежнему делает силовые упражнения с гантелями, по-прежнему каждый день бегает лёгкой трусцой. И поговаривают, что она решила каждое утро обливаться ледяной водой. Действительно — великолепная Бабушка!

А Воронуша? Как поживает чёрненькая птичка?.. Должно быть, улетела вместе с Типтиком на далёкую планету?

Ничего подобного. Воронуша теперь далеко не залетает. Его назначили заведующим белым столовым залом. Он следит там за чистотой и даже сам командует моющей машиной.

Иногда в столовом зале появляется приходящий неизвестно откуда, тихий старикашка в клетчатом пиджачке. Воронуша даёт ему котлету с картофельным пюре и разрешает выпить чашку компота. Он ведь добрый, наш Воронуша.

…А недавно мне позвонил по телефону Последний Доктор и сказал, что жители города собираются воздвигнуть монумент в честь вольных птиц — ласточек, аистов, журавликов, воробьишек.

Воронуша, когда узнал об этом, сказал с восторгом:

— Прра-вильно! Кррасота!