Сказки Биг Бена

Над рекой Сенегал, где ни троп, ни дорог,

Он стоял, опустив свой сияющий рог;

И фламинго кружили у розовых скал,

И закат африканский над ним догорал.

Кто изведает мысли героя, когда

Он врывается в мир, как шальная звезда,

Когда сходит он в жизнь с легендарных страниц

В ореоле чудес, в переливах зарниц?

И прошел он по джунглям, по чащам лесным

Величавым и медленным шагом своим;

Но на травы дремучие тень не легла,

И, как ветер, легка его поступь была.

Страшный лев, притаившись за темным стволом,

Увидал его — и зарычал, словно гром;

Но задумался, лапу держа на весу,

Повернулся — и в сумрачном скрылся лесу.

Элегантный жираф побежал, чтоб скорей

Поделиться известьем с подругой своей.

Уползая с тропы, зашипела змея,

И затихла, дивясь, попугаев семья.

Но торжественно шествовал Единорог,

Погруженный в мечты, величав, одинок.

«Дивный мир! — восклицал он при свете луны. —

Он прекраснее книг, он волшебней, чем сны!»

И внезапно увидел на зыби речной,

Как его отраженье качало волной:

«О великий поток африканских саванн!

Подтверди, что моя красота — не обман».

И он замер в сиянии славы своей;

Но послышался голос из гущи ветвей —

Это злой павиан с гладким длинным хвостом

Захихикал ехидно оскаленным ртом:

«Все — вранье, ерундистика, глупости, вздор!

Его выдумал жалкий, пустой фантазер.

Лишь протрите глаза — и рассеется ваш

Бесполезный обман, однорогий мираж!»

И услышал слова эти Единорог,

И смутился душой, и поник, и поблек;

И опять погляделся в поток — но нигде

Не увидел ни отсвета в темной воде.

И побрел он сквозь джунгли, как гаснущий луч,

И пропал меж стволов, как луна между туч;

И напрасно искали его на земле

Синегальские звезды, сияя во мгле.

Он возник, как волшебной мелодии звук,

От касанья смычка оживающий вдруг;

Он исчез, как волшебной мелодии плач,

Когда руки устало опустит скрипач.

На свете множество чудес,

  внимания достойных,

Но Фунафути — образец

  чудес благопристойных.

Не сыщешь острова в морях

  от Горна до Босфора

С такой тактичной фауной,

  с такой любезной флорой.

Там обезьянки не шалят,

  галдя на всю опушку,

А только нюхают плоды

  и потчуют друг дружку.

Там пальмы, встав на берегу

  всем кланяются дружно,

Какой бы ветер ни подул —

  восточный или южный.

Но вот в один прекрасный день

  к тем благодатным пляжам

Приплыл разбойничий корабль

  с ужасным экипажем:

Джим Кашалотто, Джеки Черт,

  Сэм Гроб и Билл Корова,

Кок Вырвиглаз и старый Хью —

  один страшней другого.

И первым сушу ощутил

  их шкипер Джеки Черт:

Сэм Гроб, ворочая веслом,

  смахнул его за борт.

Пиратов ужас охватил,

  повеяло расправой,

Но шкипер вдруг заговорил

с улыбкою слащавой:

— Прошу прощенья, мистер Гроб,

  вина была моя.

Забудем этот инцидент!

  Скорей сюда, друзья!

Позвольте вашу руку, Джим.

  Я помогу вам, кок.

Ах, осторожней, мистер Хью,

  Не замочите ног!

Пираты слушали дрожа.

  Голодный львиный рев

Не показался б им страшней

  галантных этих слов.

Но только на берег сошли —

  их тоже охватило

Желание себя вести

  необычайно мило.

— Здесь у меня, — промолвил Джим,—

  сухое платье есть.

Прошу, воспользуйтесь им, сэр,

  окажете мне честь.

— Вы правы, — шкипер отвечал.—

  Чтоб исключить ангину,

Воспользуюсь. Пардон, друзья,

  я вас на миг покину.

Был сервирован на песке

  изысканный обед,

И не нарушен был ни в чем

  сложнейший этикет.

Приличный светский разговор

  журчал непринужденно,

Никто не лез ни носом в суп,

  ни пальцем в макароны.

Приятный вечер завершен

  был тихой песней Сэма,

И слушал песню капитан,

  роняя слезы немо.

— Вот так певала перед сном

  мне матушка когда-то…

Ах, милый Сэм, скажи,

  зачем веду я жизнь пирата?

Друзья свели его в постель

  и сами зарыдали,

И нежно сняли сапоги,

  и валерьянки дали,

И челюсть новую его

  переложили в кружку,

И грелку сунули к ногам,

  и саблю под подушку.

Потом, молитву сотворив,

  разделись аккуратно,

Без грубых шуток и божбы,

  пристойно-деликатно,

И мирно отошли ко сну,

  умыв лицо и шею,

И в грезах видели всю ночь

  порхающую фею.

Они отплыли на заре.

  Но только за кормою

Сокрылась чудная земля,

  пошло совсем иное:

Все утро хмурились они

  и пили ром без меры,

  И растеряли навсегда

  приличные манеры.

А на волшебном берегу,

  на дальнем Фунафути

Все так же ветер шелестел

  о мире и уюте.

Черепашонок спал в песке,

  и устрицы вздыхали,

И солнце озирало мир

  без гнева и печали.

Добро пожаловать, сэр Бом!

Вам чай с лимоном? с молоком?

Ах! Что это? Разбилась чашка?

Но вы не обожглись, бедняжка?

Позвольте, я вас промокну…

Пустяк! Возьмем еще одну,

Я сам частенько их роняю.

Не огорчайтесь! Выпьем чаю.

Как там ваш родственник, сэр Бом? —

Ну, тот, что пробил стенку лбом, —

Встает с постели понемногу?

Ну, слава богу, слава богу…

Поосторожней, сэр! Ваш стул!..

Как он ужасно громыхнул!

Вы не ушиблись? Просто счастье!

Что — снова склеить эти части?

Не стоит, стул был старый — он

Елизаветинских времен.

Там вензель был на верхней планке.

Оставьте на полу останки!

Забудемте про старину;

Давайте подойдем к окну.

Тут вся стена плющом увита.

Куда вы, сэр?!

Окно закрыто!!!

Вы не порезались стеклом?

Нет? Это — чудо, милый Бом!

Я показать хотел вам что-то.

Вот эта ваза — терракота —

Довольно ценная… была.

Ну, ничего! Нога цела?

Я рад, что вы знаток фарфора.

Уже уходите? Так скоро?

Почаще к нам!

Всегда вас ждем!

До встречи, дорогой сэр Бом!

С какого ни посмотришь бока —

Я в мире очень одинока!

Мне сразу полюбился он,

  веселый мистер Оп,

Его открытое лицо

  и безмятежный лоб.

Мы познакомились в четверг,

  дождливым летним днем:

Я помню мокрые кусты

  и лужи под окном.

Он к нам вошел не так, как все,

  в прихожей сняв пальто,

И, как он в комнату проник,

  не углядел никто.

Он не стучал, он не звонил,

  он появился вдруг

И сразу улыбнулся мне,

  как закадычный друг.

Он был не то чтоб чересчур

  изысканно одет:

Ни брюк и ни рубашки —

  только шляпа и жилет.

Собой не молод и не стар

  и в меру кругловат,

Приятный скромный джентльмен

  от головы до пят.

Но по душам потолковать

  нам не пришлось почти:

Не знали мы, что через миг

  должно произойти.

Над ним резинку занесла

  жестокая рука,

И голос прогремел: «Стереть

  смешного толстяка!»

Не подал виду мистер Оп,

  но был он уязвлен,

И встал с тетрадного листа

  и удалился он.

Исчезли пуговки его,

  и шляпа, и жилет,

Лишь напоследок промелькнул

  улыбки слабый след.

О мистер Оп! Как был бы мир

  и чуден и хорош,

Когда бы каждый был на вас

  хоть чуточку похож!

Когда бы каждый так, как вы,

  объятья распахнул,

Светлей бы летний день сиял,

  теплей бы ветер дул!

Мне полюбился навсегда

  веселый мистер Оп,

Его открытое лицо

  и безмятежный лоб.

Я радуюсь дождливым дням

  и все мечтаю, чтоб

Он к нам пришел еще хоть раз,

  чудесный мистер Оп!

Растительная пища

Такая вкуснотища!

Мистер Найт в детстве был шалопай,

И соседи вздыхали судача:

«Вот какой шалопай! Ай-яй-яй!

Этот малый задаст нам задачу!»

И действительно: малый подрос,

Сел за стол и, не медля ни часа,

Он решился составить всерьез

Свой задачник для пятого класса.

Но не лезло на ум ничего,

Он сидел и грустил поневоле.

И тогда осенила его

Мысль о некоем мистере Холле.

И на почту помчался он вскачь,

И отбил телеграмму такую:

СЕЛ ПРИДУМЫВАТЬ СБОРНИК ЗАДАЧ

НО БЕЗ ВАС МИСТЕР ХОЛЛ

НИ В КАКУЮ!

Мистер Холл, со своей стороны,

Сам давно бы задачник составил,

Но ленился, с другой стороны,

И не знал, к сожалению, правил.

Но поскольку слыхал уже он

О коллеге, о мистере Найте,

То ответил: УЖАСНО ПОЛЬЩЕН

ВЫЕЗЖАЮ ШЕСТЬ ТРИДЦАТЬ

ВСТРЕЧАЙТЕ.

Вот они поселились вдвоем,

Пирожков и чернил закупили,

Разложили бумагу кругом

и к трудам, наконец, приступили,

Давши клятву не спать по ночам,

Но такую задачку состряпать,

Чтоб над нею пришлось малышам

Все затылки себе расцарапать.

«Как бы глубже упрятать секрет, —

Мистер Холл усмехнулся ехидно, —

Что „XY“ равняется „Z“?

Это, в сущности, так очевидно!»

«Очевидно, — сказал мистер Найт.—

Но вот если мы „A“ приплюсуем

С двух сторон уравненья — олл райт

Этак мы их уж точно надуем».

«Погодите, не вышло б греха!

Вдруг мальчишки во время урока

Обнаружат, что два этих „а“ —

Здесь фактически сбоку припека?»

«Это вряд ли! — заметил другой.—

Но ведь все, мистер Холл, в нашей власти:

Если это вернет вам покой,

Припишите им „в“ к каждой части».

«Гениально! — вскричал мистер Холл,

Не тая своего восхищенья.—

Я б до этого сам не дошел!»

Мистер Найт покраснел от смущенья.

И задачник был отдан в печать

(Вот спасибо и Найту, и Холлу!) —

Чтобы было чего изучать

Сорванцам, посещающим школу.

Земля, конечно, плоская;

Притом ужасно жесткая!

Черепашонок Тони

По голубым волнам

Носился и резвился

По солнечным морям,

Он лакомился рыбкой

С признательной улыбкой

И нежно говорил: «У вас

Прекрасный вкус, мадам!»

Черепашонок Тони

Со всеми был учтив,

Он шляпу снять не забывал,

Сардинку проглотив,

Он с полным ртом не говорил,

Он за обед благодарил,

А неприветливых мальков

Отечески журил.

Черепашонок Тони

Любил порассуждать

О том, как важно с юных лет

Учиться сострадать.

Да, Тони был воспитан

Ипритом весьма упитан,—

А эти качества всегда

Приятно сочетать.