Сказки Биг Бена

Жил-был старичок из Гонконга,

Танцевавший под музыку гонга.

  Но ему заявили:

  «Прекрати это — или

Убирайся совсем из Гонконга!»

Жил-был человек в Амстердаме,

Не чистивший шляпу годами.

  Он в ней невзначай

  Заваривал чай

И в ней же гулял в Амстердаме.

Жил-был старичок из Винчестера,

За которым погналися шестеро.

  Он вскочил на скамью,

  Перепрыгнул свинью

И совсем убежал из Винчестера.

Жил один старичок за рекою,

Всей душой устремленный к покою.

  Но шальная ворона

  Вдруг прокаркала с клена:

«Нет покою и тут, за рекою!»

Жила на горе старушонка,

Что учила плясать лягушонка.

  Но на все «раз-и-два»

  Отвечал он: «Ква-ква!»

Ох, и злилась же та старушонка!

Жил один джентльмен в Холихеде,

Разъезжавший верхом намедведе.

  На вопрос: «Вы жокей?»

  Отвечал он: «О'кей!» —

Продолжая скакать на медведе.

Жил старик у подножья Везувия,

Изучавший работы Витрувия,

  Но сгорел его том,

  И он взялся за ром,

Ром-античный старик у Везувия!

Жил известный профессор в Найроби,

Изучавший науки в чащобе.

  Там под шелест синиц

  Он читал пять страниц

И опять возвращался в Найроби.

Жил старик, по фамилии Плиски,

С головою не больше редиски.

  Но, одевши парик,

  Становился старик

Судьей, по фамилии Плиски!

Жил один старичок в Девоншире,

Он распахивал окна пошире

  И кричал: «Господа!

   Трумбаду, трумбада!» —

 Ободряя людей в Девоншире.

Один старикашка с косою

Гонялся полдня за осою.

  Но в четвертом часу

  Потерял он косу

И был крепко укушен осою.

Жил старик на развесистой ветке,

У него были волосы редки.

   Но галчата напали

   И совсем общипали

  Старика на развесистой ветке.

Одна старушонка из Лоха

Себя развлекала неплохо:

  Все утро сидела

  И в дудку дудела

На кустике чертополоха.

Пожилой джентльмен из Айовы

Думал, пятясь от страшной коровы:

  «Может, если стараться

  Веселей улыбаться,

Я спасусь от сердитой коровы?»

Жила-была дама приятная,

 На вид совершенно квадратная.

  Кто бы с ней ни встречался,

  От души восхищался:

 «До чего ж эта дама приятная!»

Жил-был старичок у канала,

Всю жизнь ожидавший сигнала.

  Он часто в канал

  Свой нос окунал,

И это его доконало.

Жил-был старичок между ульями,

От пчел отбивавшийся стульями.

  Но он не учел

  Числа этих пчел

И пал смертью храбрых меж ульями.

Жил мальчик из города Майена,

Свалившийся в чайник нечаянно.

  Он сидел там, сидел

  И совсем поседел,

Этот бывший мальчишка из Майена.

Один горемыка из Клонца

Купил себе зонтик от солнца,

  Забрался в подвал

  И там зимовал —

Подальше от жителей Клонца.

Один джентльмен втихомолку

Забрался на старую елку.

  Он кушал пирог

  И слушал сорок,

На ту же слетевшихся елку.

Жил мальчик вблизи Фермопил,

Который так громко вопил,

  Что глохли все тетки

  И дохли селедки

И сыпалась пыль со стропил.

Жил один долгожитель в Пергаме,

Он Гомера читал вверх ногами.

  До того дочитался,

  Что ослаб, зашатался

И свалился с утеса в Пергаме.

Говорил старичок у куста:

«Эта птичка поет неспроста».

  Но, узрев, что за птаха,

  Он затрясся от страха:

«Она вчетверо больше куста!»

Вышел дядя на площадь в Нордкапе

В широченной соломенной шляпе.

  Он сказал: «Буду рад,

  Если дождь или град,

Приютить вас под шляпой в Нордкапе».

Жил да был старичок из Киото,

Постоянно жалевший кого-то.

  Он увидел лягушку

  И метнул ей ватрушку,

Благородный старик из Киото!

Жил дядюшка в городе Дареме,

Который был мучим кошмарами.

  Чтобы горю помочь,

  Приходилось всю ночь

Освежать его пивом с кальмарами.

Жил у речки один человечек,

Ему на спину вспрыгнул кузнечик —

  И такое пропел,

  Что совсем оробел

И на корточки сел человечек.

Жил-был старичок у причала,

Которого жизнь удручала.

  Ему дали салату

  И сыграли сонату,

И немного ему полегчало.

Один старичок из Оттавы

Обличал современные нравы.

  На совет: «Отдохни!»

  Возражал он: «Ни-ни!

Я не все обличил еще нравы!»

Жил один старичок на болоте,

Убежавший от дяди и тети.

  Он сидел на бревне

  И, довольный вполне,

Пел частушки лягушкам в болоте.

Жил на свете разумный супруг,

Запиравший супругу в сундук.

  На ее возражения

  Мягко, без раздражения

Говорил он: «Пожалте в сундук!»

В том краю Караманджаро,

Где о берег бьет прибой,

Жил меж грядок с кабачками

Мистер Йонги-Бонги-Бой.

Старый зонт и стульев пара

Да разбитая гитара —

Вот и все, чем был богат,

Проживая между гряд

С тыквами и кабачками,

Этот Йонги-Бонги-Бой,

Честный Йонги-Бонги-Бой.

Как-то раз, бредя устало

Незнакомою тропой,

На поляну незабудок

Вышел Йонги-Бонги-Бой.

Там средь курочек гуляла

Леди, чье лицо сияло.

«Это леди Джингли Джотт

Белых курочек пасет

На поляне незабудок», —

Молвил Йонги-Бонги-Бой,

Мудрый Йонги-Бонги-Бой.

Обратясъ к прекрасной даме

В скромной шляпке голубой,

«Леди, будьте мне женою», —

Молвил Йонги-Бонги-Бой.

«Здесь, в краю Караманджаро,

Где о берег бьет прибой,

Много устриц и омаров

(Молвил Йонги-Бонги-Бой).

Старый зонт и стульев пара

Да разбитая гитара

Будут вашими, мадам!

Я на завтрак вам подам

Свежих устриц и омаров», —

Молвил Йонги-Бонги-Бой,

Щедрый Йонги-Бонги-Бой.

Леди вздрогнула, и слезы

Закипели, как прибой:

«Вы немножко опоздали,

Мистер Йонги-Бонги-Бой!

Ни к чему мечты и грезы,

В мире много грустной прозы:

Я любить вас не вольна,

Я другому отдана,

Вы немножко опоздали,

Мистер Йонги-Бонги-Бой,

Милый Йонги-Бонги-Бой!

Мистер Джотт живет в столице,

Я с ним связана судьбой.

Ах, останемся друзьями,

Мистер Йонги-Бонги-Бой!

Мой супруг торгует птицей

В Англии и за границей,

Всем известный Джеффри Джотт;

Он и вам гуся пришлет.

Ах, останемся друзьями,

Мистер Йонги-Бонги-Бой,

Славный Йонги-Бонги-Бой!

Вы такой малютка милый

С головой такой большой!

Вы мне очень симпатичны,

Мистер Йонги-Бонги-Бой!

Если б только можно было,

Я б решенье изменила,

Но, увы, нельзя никак;

Верьте мне: я вам не враг,

Вы мне очень симпатичны,

Мистер Йонги-Бонги-Бой,

Милый Йонги-Бонги-Бой!»

Там, где волны бьют с размаху,

Где у скал кипит прибой,

Он побрел по краю моря,

Бедный Йонги-Бонги-Бой.

И у бухты Киви-Мяху

Вдруг увидел Черепаху:

«Будь галерою моей,

Увези меня скорей

В ту страну, где нету горя!» —

Молвил Йонги-Бонги-Бой,

Грустный Йонги-Бонги-Бой.

И под шум волны невнятный

По дороге голубой

Он поплыл на Черепахе,

Храбрый Йонги-Бонги-Бой;

По дороге невозвратной

В край далекий, в край закатный.

«До свиданья, леди Джотт» —

Тихо-тихо он поет,

Вдаль плывя на Черепахе,

Этот Йонги-Бонги-Бой,

Верный Йонги-Бонги-Бой.

А у скал Караманджаро,

Где о берег бьет прибой,

Плачет леди, восклицая:

«Милый Йонги-Бонги-Бой!»

В той же самой шляпке старой

Над разбитою гитарой

Дни и ночи напролет

Плачет леди Джингли Джотт

И рыдает, восклицая:

«Милый Йонги-Бонги-Бой!

Где ты, Йонги-Бонги-Бой?»

Помню, помню дядю Арли

С голубым сачком из марли:

  Образ долговяз и худ,

На носу Сверчок зеленый,

Взгляд печально-отрешенный —

Словно знак определенный,

  Что ему ботинки жмут.

С пылкой юности, бывало,

По холмам Тинискурала

  Он бродил в закатный час,

Воздевая руки страстно,

Распевая громогласно:

«Солнце, солнце, ты прекрасно!

  Не скрывайся прочь от нас!»

Точно древний персианин,

Он скитался, дик и странен,

  Изнывая от тоски:

Грохоча и завывая,

Знания распространяя

И — попутно — продавая

  От мигрени порошки.

Как-то, на тропе случайной,

Он нашел билет трамвайный.

  Подобрать его хотел;

Вдруг из зарослей бурьяна,

Словно месяц из тумана,

Выскочил Сверчок нежданно

  И на нос к нему взлетел!

Укрепился — и ни с места,

Только свиристит с насеста

  Днем и ночью: я, мол, тут!

Песенке Сверчка внимая,

Дядя шел не уставая,

Даже как бы забывая,

  Что ему ботинки жмут.

И дошел он, в самом деле,

До Скалистой Цитадели,

  Там, под дубом вековым

Он скончал свой подвиг тайный:

И его билет трамвайный,

И Сверчок необычайный

  Только там расстались с ним.

Там он умер, дядя Арли

С голубым сачком из марли,

  Где обрыв над бездной крут;

Там его и закопали

И на камне написали,

Что ему ботинки жали,

  Но теперь уже не жмут.