Почти такая же притча встречается в "Божественной книге" Аттара, хотя там она имеет несколько иное значение. В настоящем варианте сказание было рассказано одним бухарским дервишем возле гробницы эль-Шаха Баха ад-дина Накшбанди семь столетий назад. Она взята из суфийской записной книжки, сохранившейся в Великой мечети Джалалабада.

СКАЗАНИЕ О ЧАЕ

В древние времена рецепт приготовления чая был известен только в Китае. Слухи о чае распространились по всему свету, дошли до мудрецов и невежд, и каждый пытался как можно больше узнать о нем, в соответствии с тем, каким он его себе представлял.

Король Инджа ("здесь") снарядил в Китай посольство, которое получило от китайского императора немного чая для своего правителя. Но, увидев, что даже простые китайские крестьяне пьют чай, посланники Инджа решили не привозить своему королю столь грубый напиток; к тому же они были убеждены, что китайский император обманул их и вместо небесного напитка подсунул какую-нибудь дрянь.

Между тем величайший философ из Анджа ("там") собрал все, какие только мог, сведения о чае и пришел к выводу, что это некая субстанция, которая в самом деле существует, но редко встречается и принадлежит к порядку вещей, мало известных. Ибо ничего определенного о нем нельзя было сказать: трава это или вода, зеленый он или черный, горький или сладкий?

В странах Кашиш и Бебинев люди на протяжении целых столетий испытывали все травы, какие им только попадались. Многие травы оказались ядовитыми, чем весьма разочаровали своих исследователей. А так как никто не завез в их земли семена чайных кустов, все их поиски были тщетными. Они также перепробовали всевозможные жидкости, но с тем же успехом.

На территории Мазхаба ("сектантство") при исполнении религиозных обрядов процессия жрецов перед толпой верующих провозила небольшой ларь, наполненный чаем. Но никому и в голову не приходило приготовить из него напиток. Они даже не знали, как это делается. Все были убеждены в том, что чай сам по себе обладает магическими свойствами. Однажды один мудрый человек сказал: "Вы, невежды! Залейте его кипящей водой!" Но его тут же схватили и распяли, потому что, согласно их вере, такие действия могли бы разрушить свойства чая. Подобный совет мог дать только отъявленный еретик и враг религии.

Незадолго до гибели мудрый человек раскрыл секрет приготовления чая небольшому кругу людей. Этим людям удалось сохранить немного чая, и они тайно приготовляли его и пили. Один человек, застав их за чаепитием, спросил: "Что вы делаете?" Они ответили ему: "Это лекарство, которым мы лечимся от одной болезни".

Итак, одни видели чайные кусты, но не обращали на них никакого внимания. Другим его предлагали испробовать, но они отказывались, полагая, что это напиток для простых людей. Третьи владели чаем, но вместо того, чтобы пить его, поклонялись ему. За пределами Китая лишь несколько человек пили чай, да и то в строгой тайне.

Но вот пришел человек знания и сказал купцам, занимавшимся чайной торговлей, любителям чая и другим:

- Тот, кто испытал, - знает. Кто не испытал - не знает. Вместо того, чтобы произносить пустые речи о небесном напитке, предлагайте его людям на ваших пирах. Те, кому чай понравится, попросят еще. Те, кому он не понравится, продемонстрируют, что недостойны сделаться его почитателями. Закройте же лавки красноречия и таинственности и откройте чайханы опыта.

Итак, от города к городу, от села к селу потекли по Шелковому Пути караваны с чаем. Купцы, чем бы они ни торговали - нефритом, драгоценными камнями или шелком, - останавливаясь на отдых, приготавливали чай, если умели, и предлагали его местным жителям - знали те о нем или нет. Так появились чайханы, которые строились на всем пути от Пекина до Бухары и Самарканда. И те, кто пробовали, - узнали.

Вначале, как всегда бывает, чаем заинтересовались только великие и проницательные мыслители, давно искавшие небесный напиток.

Прежде их отношение к чаю сводилось к таким стереотипным фразам: "Но ведь это обыкновенная сушеная трава" или "Почему ты кипятишь воду, чужестранец? Ведь я прошу у тебя небесного напитка". А иные из них говорили: "Как мне знать, что это такое? Докажите, что это чай. Да и цвет вашей жидкости не золотой, а коричнево-желтый".

Но когда истина сбросила с себя покров тайны, и чай стал доступен всем, кто хотел его попробовать, роли людей поменялись, и те, кто высказывались теперь подобно этим мудрецам, оказались в дураках.

Такая ситуация сохраняется и по сей день.

Всевозможные напитки традиционно символизируют в литературе поиск высшего знания.

Кофе, самый новый из общепринятых напитков, был открыт дервишским шейхом Абу аль-Хасаном Шадхили в Менке (Аравия).

Хотя суфии и другие люди вполне ясно заявляют, что "магические напитки" (вино, вода жизни) являются аллегорией особого опыта, буквалисты склонны верить, что происхождение подобных мифов связано с открытием наркотических или опьяняющих свойств алкоголя. По мнению дервишей, подобные представления отражают неспособность поверхностных исследователей понять, что сами дервиши пользуются аналогиями.

Это сказание взято из учения мастера Хамадани (умер в 1140 году), учителя великого Пасава из Туркестана.

КОРОЛЬ, РЕШИВШИЙ СТАТЬ ЩЕДРЫМ

Жил-был в Иране король. Однажды он попросил дервиша рассказать какую-нибудь историю.

Дервиш начал так: "Ваше величество, я расскажу вам историю о Хатим Тае, аравийском короле, который был самым щедрым человеком от сотворения мира. И если вы сумеете стать таким же щедрым, как он, вы воистину прославитесь, как величайший король на свете".

- Рассказывай, - произнес король, - но знай: если твоя история придется мне не по душе, ты поплатишься головой за то, что навлек тень сомнения на мою щедрость.

Король сказал так потому, что при персидском дворе полагалось говорить монарху, что тот уже имеет все самые высшие качества, какие только можно приобрести в мире в прошлом, настоящем и будущем.

- Чтобы походить на Хатим Тая, - продолжал дервиш, как ни в чем ни бывало (ибо дервишей не так-то просто устрашить), - нужно и в буквальном смысле, и по духу превзойти щедростью всех людей.

И дервиш рассказал такую историю:

Один завистливый король, правивший соседним с Аравией королевством, пожелал завладеть богатством, деревнями, оазисами, верблюдами и солдатами Хатим Тая. Он послал к Хатиму гонцов с таким посланием: "Ты должен добровольно сдаться мне, иначе я пойду на тебя войной и разорю все твое царство, а тебя самого захвачу в плен".

Когда гонцы передали это предупреждение, советники Хатим Тая предложили ему готовиться к войне.

- Все твои подданые, и мужчины, и женщины, - все, кто способен держать в руках оружие, готовы сразиться с врагом и, если надо, сложить головы на поле брани за своего любимого короля, - сказали они.

Но Хатим, ко всеобщему удивлению, ответил так:

- Я не желаю больше возлагать на вас бремя своей власти и проливать ради себя вашу кровь. Лучше я уступлю ему престол, ибо не годится щедрому жертвовать ради себя хотя бы одной человеческой жизнью. Если вы по доброй воле сдадитесь на его милость, он удовлетворится тем, что сделает вас своими подданными и обложит умеренной данью, зато вы сохраните свои жизни и имущество. Но если вы окажете ему сопротивление, он, в случае победы, по законам войны будет вправе всех вас истребить или обратить в своих рабов.

Сказав это, Хатим Тай снял с себя свои царские одежды и, взяв с собой только крепкий посох, отправился в путь.

Добравшись до близлежащих гор, он облюбовал себе там пещеру и погрузился в созерцание.

Многие аравийцы прославляли бывшего правителя за его великую жертву, ибо для их спасения он не пожалел ни своих богатств, ни трона. Но многие, и в особенности те, кто жаждал славы на поле сражения, были весьма недовольны. "Откуда мы знаем, что он не самый обыкновенный трус?!" восклицали они в сердцах. Другие, не столь отважные, вторили им: "Да, конечно, он спасал прежде всего свою собственную жизнь и покинул нас на произвол судьбы, ведь чего можно ждать от чужого короля, который, к тому же, столь вероломен и жесток, что не пощадил даже своих ближайших соседей?" Были и такие, которые, не зная, чему верить, просто молчали, ожидая, что время вынесет свой приговор.

Между тем вероломный король вторгся во владения Хатим Тая и, не встречая на своем пути сопротивления, захватил все его царство. Радуясь такой легкой победе, он не увеличил налогов, которые взимал в свое время Хатим Тай за то, что правил народом и защищал справедливость.

Итак, казалось бы, этот король добился всего, что хотел: прибавил к своим владениям новое королевство, удовлетворил свою алчность, - и, все-таки, он не находил покоя. Его шпионы то и дело докладывали ему, что в народе говорят, будто бы своей победой он обязан только щедрости Хатим Тая.

И вот однажды, не в силах более сдерживать своего гнева, он воскликнул: "Я не стану истинным хозяином этой страны до тех пор, пока не захвачу самого Хатим Тая. Пока он жив, мне не удастся завоевать сердца этих людей. Ведь они только для вида признают меня своим господином".

Тут же по всей стране был оглашен королевский указ о том, что человек, который доставит во дворец Хатим Тая, получит в награду пять тысяч золотых.

Хатим Тай в это время по-прежнему находился в своем укрытии и, конечно, ни о чем не подозревал. Как-то, сидя перед своей пещерой, он услыхал, будучи скрытым зарослями, разговор старого дровосека со своей женой. "Дорогая, - говорил дровосек, - я намного старше тебя, и если скоро умру, ты останешься одна с нашими маленькими детьми. Вот если бы нам удалось поймать Хатим Тая, за которого новый правитель обещает пять тысяч золотых, твое будущее и будущее наших детей было бы обеспечено".

- Как тебе не стыдно! - с негодованием ответила женщина, - да лучше мне с детьми умереть голодной смертью, чем запятнать себя кровью самого щедрого человека на свете, который ради нас пожертвовал всем, что имел.

- Я тебя прекрасно понимаю, но каждый человек думает прежде всего о своих интересах, а на мне лежит забота о семье. И потом, все больше людей с каждым днем склоняется к мысли, что Хатим просто струсил. Может быть, со временем они и будут искать всевозможные доводы для его оправдания, но сейчас...

- Только из-за жадности к деньгам ты решил, что Хатим - трус. Побольше таких умников, как ты, и окажется, что его жизнь и вовсе не имела никакого смысла.

Тут Хатим вышел из своего укрытия и, представ перед изумленными супругами, сказал, обращаясь к дровосеку: "Я - Хатим Тай. Отведи меня к правителю и потребуй от него обещанную награду".

Его слова произвели на старого человека такое сильное впечатление, что он, устыдившись своего поведения, заплакал и сказал: "Нет, о великий Хатим, я не могу этого сделать".

- Если ты меня не послушаешь, я сам явлюсь к королю и расскажу ему, что ты меня укрывал. Тогда тебя казнят за измену.

Между тем люди, разыскивающие в горах беглого короля, услыхали их спор и подошли к ним. Поняв, что перед ними никто иной, как сам Хатим Тай, они схватили его и повели к правителю. Позади всех плелся несчастный дровосек.

Представ перед королем, каждый из толпы, стараясь перекричать остальных, заявлял, что именно он первым схватил Хатима. Король же, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на другого, не зная, как поступить. Тогда Хатим попросил позволения говорить и сказал: "О король, если ты хочешь решить это дело по справедливости, то выслушай меня. Награды заслуживает только тот старик, а не эти люди. - И Хатим указал на дровосека, стоявшего в стороне. - Выдай ему обещанные пять тысяч и поступай со мной, как хочешь".

Тут дровосек вышел вперед и рассказал королю о том, как Хатим ради спасения его семьи предложил себя в жертву.

Король был так изумлен услышанным рассказом, что тут же вернул Хатиму его трон, а сам возвратился назад в свое царство и увел с собой армию.

Дервиш окончил рассказ и замолчал.

- Отличная история, дервиш! - воскликнул король иранский, позабыв о своей угрозе. - Из такой истории можно извлечь пользу. Но для тебя она в любом случае бесполезна, ведь ты ничего не ждешь от этой жизни и ничем не владеешь. Другое дело я. Я король и я богат. Аравийские правители, питающиеся вареными ящерицами, не могут сравниться с персидскими, когда речь идет об истинной щедрости. Меня осенила счастливая мысль, но не будем тратить время на болтовню, к делу!

И король тут же велел призвать к себе выдающихся архитекторов и строителей; когда же они предстали перед ним, коленопреклоненные, он велел им выстроить на широкой городской площади дворец с сорока окнами, чтобы в нем размещалась огромная казна для золотых монет.

Спустя некоторое время такой дворец был выстроен. Король приказал заполнить размещавшуюся в нем казну золотыми монетами. Со всей страны в столицу согнали множество людей, верблюдов и слонов, которые в течение нескольких месяцев перевозили золото из старой казны в новую. Наконец, когда работы были окончены, глашатаи объявили королевский указ: "Слушайте все! По воле царя царей, фонтана щедрости, выстроен дворец с сорока окнами. С этого дня Его Величество через эти окна собственноручно будет раздавать золото всем нуждающимся. Спешите все ко дворцу!"

Итак, ко дворцу потекли, что вполне естественно, бесчисленные толпы народа. Изо дня в день король появлялся в одном из сорока окон и одаривал каждого просителя золотой монетой.

И вот однажды, раздавая милостыню, король обратил внимание на одного дервиша, который каждый день подходил к окну, получал свою золотую монету и уходил.

Поначалу монарх решил, что дервиш берет золото для какого-нибудь бедняка, который не в состоянии придти за милостыней сам. Затем, увидев его снова, он подумал: "Может быть, он следует дервишскому принципу тайной щедрости и одаривает золотом других". И так каждый день, завидев дервиша, он придумывал ему какое-нибудь оправдание. Но когда дервиш пришел в сорок первый раз, терпению короля пришел конец. Схватив его за руку, монарх в страшном гневе закричал: "Наглое ничтожество! Сорок дней ты ходишь сюда, но еще ни разу не поклонился мне, даже не произнес ни одного благодарственного слова. Хоть бы улыбка однажды озарила твое постное лицо. Ты что же, копишь эти деньги или даешь их в рост? Ты только позоришь высокую репутацию заплатанного одеяния!"

Только король умолк, дервиш достал из рукава сорок золотых монет, которые он получил за сорок дней и, швырнув их на землю, сказал:

- Знай, о король Ирана, что щедрость только тогда воистину щедрость, когда проявляющий ее соблюдает три условия.

Первое условие - давать, не думая о своей щедрости.

Второе условие - быть терпеливым.

И третье - не питать в душе подозрений.

Этот король так никогда и не стал по-настоящему щедрым. Щедрость для него была связана с его собственными представлениями о "щедрости", и он стремился к ней только потому, что хотел прославиться среди людей.

Эта традиционная история, известная читателям из классического произведения на урду "Истории четырех дервишей", кратко иллюстрирует весьма важные суфийские учения.

Соперничество без основных качеств, подкрепляющих это соперничество, ни к чему не приводит. Щедрость не может быть развита в человеке до тех пор, пока другие добродетели так же не будут развиты.

Некоторые люди не могут учиться даже после того, как перед ними обнажили учение. Последнее продемонстрировано в сказании первым и вторым дервишами.

ЛЕЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВЬЮ

Мауляну Баха ад-дина Накшбанди спросили однажды: "Как объяснить сообщающиеся во многих историях случаи, когда великие учителя одним взглядом или каким-либо иным косвенным воздействием одухотворяли невежественных людей или детей, находящихся с ними в контакте?"

В ответ Баха ад-дин рассказал следующую притчу, заметив при этом, что притчи тоже представляют собой метод косвенного одухотворения. Итак, вот история, рассказанная Накшбандом:

Во времена великой Византийской империи один из византийских императоров заболел какой-то странной болезнью, и никто из его докторов не знал от нее лекарства.

Во все страны были разосланы гонцы, которые должны были оповестить великих мудрецов и искусных лекарей о болезни византийского государя и подробно описать им симптомы этой болезни.

Один посланец прибыл в школу аль-Газали, ибо слава этого величайшего восточного мудреца докатилась до Византии.

Выслушав посланцев, аль-Газали попросил одного из своих учеников отправиться в Контантинополь и осмотреть императора.

Когда этот человек, а звали его аль-Ариф, прибыл к византийскому двору, его приняли со всевозможными почестями и тут же ввели в царские покои. Шейх аль-Ариф первым делом спросил у придворного врача, какие лекарства уже применяли и какие намереваются применять. Затем он осмотрел больного.

Кончив осмотр, аль-Ариф сказал, что необходимо созвать всех придворных, и тогда он сможет назвать средство, которое излечит императора.

Все приближенные собрались в тронном зале, и суфий обратился к ним: "Его Императорскому величеству лучше всего использовать веру".

- Его величество нельзя упрекнуть в недостатке веры, но вера нисколько не помогает ему исцелиться, - возразил духовник императора.

- В таком случае, - продолжал суфий, - я вынужден заявить, что на свете есть только одно средство для спасения императора, но оно такое страшное, что я даже не решаюсь его назвать.

Тут все придворные принялись его упрашивать, сулить богатство, угрожать и льстить, и, наконец, он сказал: "Император излечится, если искупается в крови нескольких сотен детей не старше семи лет".

Когда страх и смятение, вызванные этими словами, несколько улеглись, государственные советники решили, что это средство нужно попробовать. Некоторые, правда, сказали, что никто не имеет права брать на себя ответственность за такую жестокость, подсказанную, к тому же, чужеземцем сомнительного происхождения. Большинство, однако, придерживалось того мнения, что все средства хороши, когда речь идет о спасении великого императора, которого все уважали и чуть ли не обожествляли.

Когда об этом рассказали императору, он наотрез отказался. Но его принялись упрашивать: "Ваше Величество, вы не имеете права отказываться, ведь ваша смерть - большая потеря для империи, чем смерть всех ваших подданных, не говоря уж о детях". В конце концов им удалось его убедить.

Тут же по всей стране были разосланы указы о том, что все византийские дети не старше семи лет к определенному сроку должны быть присланы в Константинополь, чтобы быть там принесенными в жертву ради здоровья императора.

Матери обреченных детей проклинали правителя, чудовищного злодея, который ради своего спасения решил погубить их дорогие чада. Некоторые женщины, однако, молили Бога ниспослать здоровье императору до страшного дня казни.

Между тем с каждым днем император все сильнее чувствовал, что он ни в коем случае не должен допустить такого ужасного злодеяния, как убийство маленьких детей. Угрызения совести приносили ему страшные муки, не оставлявшие его ни днем, ни ночью.

Наконец, он не выдержал и велел объявить: "Я лучше умру сам, чем допущу смерть невинных созданий". Только он произнес эти слова, как его болезнь стала ослабевать, и вскоре он совершенно выздоровел.

Ограниченно мыслящие люди тут же решили, что император вознагражден за свой добрый поступок. Другие, подобные им, объяснили его выздоровление тем, что матери обреченных детей молили об утешении и о том, чтобы Бог смилостивился над императором.

Когда суфия аль-Арифа спросили о причине исцеления государя, он сказал: "Поскольку у него не было веры, он нуждался в чем-то, равном ей по силе. Таким образом, исцеление пришло к нему благодаря его сосредоточенности, соединенной с желанием матерей, которые возносили горячие молитвы о выздоровлении императора до страшного дня казни".

Скептики же говорили: "По божественному провидению император исцелился молитвами святого духовенства до того, как кровожадный рецепт сарацина был воплощен в жизнь, ибо разве не очевидно, что этот чужеземец хотел уничтожить наших детей, чтобы они не могли истребить его народ, когда станут взрослыми?"

Когда этот случай передали аль-Газали, он сказал: "Чтобы добиться в чем-то результата, необходимо применить метод, разработанный специально для того, чтобы действовать в назначенное время и вести к достижению определенного результата".

Подобно тому, как суфийский лекарь должен приспосабливать свои методы к людям, окружающим его, так и дервишский духовный учитель может пробудить скрытые познания ребенка или невежественного человека даже в области изучения истины, и он это делает, применяя известные ему методы, созданные специально для этой цели.

Это последнее объяснение принадлежит нашему мастеру Баха ад-дину.

Ходжа Баха ад-дин стал главой ордена Мастеров (Хаджаган) в Центральной Азии в XIV столетии. Его прозвище "Накшбанд", означающее "художник", стало названием школы.

Баха ад-дин из Бухары преобразовал учение мастеров, приспособив практику к повседневным условиям и собрав традиции из первоисточников.

Семь лет он был придворным, семь лет - пастухом и еще семь лет работал на строительстве дорог, прежде чем стал обучающим мастером. Одним из первых его учителей был Баб ас-Саммаси. Пилигримы стекались в учебный центр Баха ад-дина "с другого конца Китая". Члены ордена, распространившегося на территории Турции и Индии и даже в Европе и Африке, не носили каких-либо отличительных одежд и о них известно еще меньше, чем о любом другом ордене. Баха ад-дин был известен как эль-Шах. Некоторые величайшие персидские классики были накшбандами. Основные книги накшбандов - это "Учение эль-Шаха", "Тайны накшбандийского пути", "Капли из источника жизни". Эти произведения существуют только в рукописях.

Мауляна ("Наш господин") Баха ад-дин родился в двух милях от Бухары и похоронен недалеко оттуда, в местности Каср-и-Ариф ("Крепость познавших").

Эта история, рассказанная им в ответ на вопрос, взята из произведения "Беседы нашего мастера"; книга эта имеет также другое название - "Учение эль-Шаха".

ПЛОТИНА

Жила-была вдова с пятью маленькими сыновьями. Ей принадлежал небольшой клочок земли, орошаемый арыком. Скудного урожая с этого надела им едва хватало, чтобы не умереть с голоду. Но вот однажды жестокий тиран, владелец соседних земель, не посчитавшись с их законным правом пользоваться водой арыка, перекрыл арык плотиной и обрек семью на полную нищету.

Старший сын не раз пытался сломать плотину, но безуспешно: ему одному это было не под силу, а его братья были совсем еще детьми. И хотя мальчик понимал, что богачу ничего не стоит заново восстановить плотину, детская гордость не позволяла ему отказаться от этих отчаянных и бесплодных попыток.

Однажды в видении он увидел своего покойного отца, который дал ему наставления, укрепившие надежду в его сердце. Вскоре после этого тиран, взбешенный независимым поведением "маленького упрямца", оклеветал его на всю округу и восстановил против него всех соседей.

Пришлось мальчику покинуть родной дом и отправиться в далекий город. Там он нанялся слугой к одному купцу и проработал у него в течение многих лет. Почти весь свой заработок старший брат отсылал домой через путешествующих купцов. Чтобы у этих людей не возникало неприятное чувство, что он навязывается им со своими поручениями - да и для них самих было небезопасно помогать семье, находящейся в опале, - он просил их передавать деньги его братьям как плату за мелкие услуги, которые они могут оказать путешественникам.

Спустя много лет пришло время старшему брату возвратиться в родные края. Годы так изменили его, что когда он подошел к дому и назвал себя братьям, только один из них узнал его, но и сам не был в этом уверен вполне.

- У нашего старшего брата волосы были черные, - сказал самый младший.

- Но ведь я постарел, - ответил старший брат.

- И по вашей речи, и по одежде сразу видно, что вы - из купцов, сказал другой брат, - а в нашей семье никогда не было купцов.

Тогда старший брат рассказал им свою историю, но не смог рассеять их сомнения.

- Я помню, как ухаживал за вами, когда вы были еще совсем детьми, и как вас манила стремительно бегущая вода, остановленная плотиной, - стал вспоминать пришелец.

- Мы не помним этого, - сказали братья, ибо их детские годы почти полностью стерлись из их памяти.

- Но ведь я посылал вам деньги, на которые вы и жили с тех пор, как пересох наш арык.

- Мы не знаем никаких денег. Мы получали только то, что зарабатывали, оказывая различные услуги путешественникам.

- Опиши нашу мать, - предложил один из братьев, все еще желая получить какие-то доказательства.

Старший брат стал описывать мать, но так как она умерла очень давно, и братья плохо ее помнили, в его рассказе они увидели множество неточностей.

- Но даже если ты наш брат, чего ты хочешь от нас? - спросили они.

- Тот тиран умер, - сказал старший брат, - его солдаты разбрелись по свету искать новых хозяев, поэтому нам сейчас самое время объединиться и общими усилиями оживить эту землю.

- Я не помню никакого тирана, - заявил самый младший из братьев.

- Земля была всегда такой, как сейчас, - сказал другой.

- И почему это мы должны делать то, что ты нам велишь?! - воскликнул третий.

- Мне бы хотелось тебе помочь, - сказал четвертый, - но я не понимаю, о чем ты говоришь.

- Кроме того, - заговорил первый брат снова, - мне не нужна вода. Я собираю хворост и разжигаю по ночам костры. Приезжие купцы останавливаются погреться у них, просят меня о различных услугах и платят мне за это.

- Если пустить сюда воду, - сказал второй, - она зальет прудик, в котором я развожу декоративных карпов. Приезжие купцы останавливаются полюбоваться на них и одаривают меня от своей щедрости.

- Я сам не против того, чтобы пустить воду, но не уверен, сможет ли она оживить эту землю, - сказал третий брат.

Четвертый брат промолчал.

- Отбросьте все ваши сомнения и скорее примемся за работу.

- Нет уж, мы лучше обождем, пока придут купцы.

- Купцы больше не придут, ведь это я их присылал сюда.

Но братья не верили старшему брату и продолжали с ним спорить.

А было это как раз зимой, когда купцы не проезжали через их края, так как все дороги, ведущие к ним, были завалены снегом.

И прежде, чем весна вошла в свои права, и по Шелковому Пути вновь потянулись торговые караваны, новый тиран, который был безжалостнее первого, вторгся в их земли. Так как этот разбойник был еще не совсем уверен в своих силах, он искал для захвата заброшенные земли. Никому не принадлежащий канал, перегороженный плотиной, разбудил в его сердце алчные надежды, и он присоединил его к своим владениям и даже задумал в ближайшем будущем, как только укрепит свою власть, обратить братьев в своих рабов. Пока же ему приходилось с ними считаться, потому что они все были сильными людьми, не исключая и самого старшего.

А братья по-прежнему спорят, и теперь вряд ли что-нибудь помешает тирану осуществить свой коварный план.

Авторство этой знаменитой истории, используемой на пути Мастеров ("Тарика-и-Хаджаган"), прослеживается к Абу Али Мухаммеду, сыну аль-Касима аль-Рудбари.

История иллюстрирует загадочное происхождение суфийского учения, которое приходит из одного места, хотя кажется, что оно приходит совсем из другого. Это объясняется тем, что человеческий ум, подобно братьям из сказки, не способен постигнуть "истинный источник".

Рудбари вел "линию преемственности учения" от Шибли и Абу Йазида ан-Бистами.

ТРИ ДЕРВИША

Давным-давно жили три дервиша - Як, Ду и Си. Первый дервиш пришел с севера, второй - с запада, третий - с юга. У этих людей была общая цель: они стремились к глубокой истине и искали путь.

Первый, Як Баба, сидел и размышлял, пока у него не начала болеть голова. Второй, Ду Ага, стоял на голове, пока у него не отнялись ноги. Третий, Си Каландар, читал книги, пока у него не пошла из носа кровь.

Наконец, они решили объединить свои усилия. Дервиши удалились в уединенное место и стали сообща выполнять свои упражнения, надеясь таким путем сконцентрировать необходимое количество усилий, чтобы вызвать появление Истины, которую они называли глубокой истиной.

Сорок дней и сорок ночей искатели упорно добивались своей цели, и вот на сорок первый день, словно из-под земли в вихре белого дыма перед ними возникла голова очень древнего старца.

- Вы таинственный Кхидр, страх людей? - воскликнул первый дервиш.

- Да нет же, это Кутуб, столп мира, - возразил второй дервиш.

- Вы оба заблуждаетесь, - вмешался третий, - я убежден, что это никто иной, как Абдель, Измененный.

- Я ни тот, ни другой, ни третий, - могучим глухим голосом проговорил дух. Но я тот, кого вы можете представить. Сейчас, кажется, вы стремитесь к одной цели, которую вы называете глубокой истиной?

- Да, о мастер, - хором ответили дервиши.

- Приходилось ли вам слышать когда-нибудь изречение: "Путей столько же, сколько человеческих сердец"? - спросила голова и, не дожидаясь ответа, продолжала, - во всяком случае вот ваши пути: первый дервиш должен отправиться в страну глупцов; второй дервиш должен разыскать волшебное зеркало, а третий пусть обратится за помощью к Джинн Водоворота.

Сказав так, видение исчезло.

Оставшись снова втроем, дервиши принялись обсуждать случившееся, и не только потому, что хотели собрать как можно больше информации обо всем этом, прежде чем отправиться в дорогу, но также и потому, что, хотя они следовали различными путями, каждый до сих пор верил только в один путь в свой собственный, конечно. А теперь их ситуация была несколько иной, ибо никто из них не мог бы с уверенностью сказать, что его путь был правильным, пусть даже этот несовершенный путь отчасти способствовал появлению таинственного духа, имени которого дервиши так и не узнали.

Первым покинул келью Як Баба. Вместо того, чтобы допытываться у каждого встречного, как он всегда делал, не живет ли где поблизости какой-нибудь ученый человек, Як Баба теперь расспрашивал о стране глупцов. Наконец, спустя много месяцев, он повстречал человека, который объяснил ему, где находится эта страна, и Як Баба направился туда.

Как только он вошел в пределы Страны Глупцов, он увидел женщину, тащившую на себе дверь. Дервиш приблизился к ней и спросил: "Женщина, что ты собираешься делать с этой дверью?" И женщина ответила ему: "Сегодня утром мой муж, отправляясь на работу, сказал мне: жена, в нашем доме много ценных вещей; смотри, чтобы никто не вошел в эту дверь. Когда я уходила, я взяла дверь с собой, так что уже никто через нее не войдет. А теперь позволь мне оставить тебя". С этими словами женщина отвернулась, чтобы идти своей дорогой, но Як Баба остановил ее и сказал: "Хочешь, я расскажу тебе нечто такое, что избавит тебя от необходимости повсюду таскать за собой эту тяжесть?"

- Конечно, нет, - воскликнула женщина, - а если ты уж непременно хочешь помочь мне, то подскажи лучше, как сделать, чтобы дверь была не такой тяжелой.

- Нет, этого я тебе сказать не могу, - ответил дервиш и пошел дальше.

Пройдя еще немного, он увидел на обочине дороги толпу крестьян, которые, прижимаясь от страха друг к другу, таращились на огромный арбуз, выросший на поле.

- Подобное чудище мы встречаем впервые, - объяснили они дервишу, оно, разумеется, вырастет еще больше и всех нас сожрет. Но мы не решаемся даже приблизиться к нему.

- Хотите, я кое-что расскажу вам о нем? - спросил дервиш.

- Не будь глупцом, - закричали крестьяне, - убей его, если можешь, и мы тебя вознаградим. Но не думай рассказывать нам сказки, мы не желаем тебя слушать!

Тогда Як Баба вытащил из кармана нож, подошел к арбузу и, отрезав ломоть, стал уплетать его. Это зрелище повергло людей в неописуемый ужас. С криками и воплями они кинули дервишу пригоршню монет и стали умолять его:

- Сжалься над нами, славный повелитель монстров, уходи и не губи нас, как ты погубил только что это чудовище!

Таким образом, Як Баба стал постепенно понимать, что для того, чтобы жить среди глупцов, надо научиться думать и поступать, как они. Спустя несколько лет ему удалось сделать нескольких дураков разумными, и в награду за это он был однажды удостоен глубокого знания. А так как он стал святым в стране глупцов, обитатели этой страны сохранили о нем память только как о "герое, который разрубил Зеленое Чудовище и выпил его кровь". Они пытались сделать то же самое, чтобы заработать глубокое знание, но у них, разумеется, ничего не вышло.

Теперь возвратимся к началу рассказа и посмотрим, что случилось со вторым дервишем, Ду Ага, который отправился на поиски волшебного зеркала.

Если раньше Ду Ага повсюду разузнавал о новых мудрецах или новых упражнениях и позах, то теперь, кого бы дервиш ни встретил на своем пути, он каждого спрашивал о волшебном зеркале. Он получал множество ответов, которые только вводили его в заблуждение, пока, наконец, не осознал, где нужно искать это зеркало: оно было подвешено в одном колодце на тончайшем волоске и представляло собой создание из человеческих мыслей. Но так как мыслей оказалось недостаточно, все зеркало представляло собой небольшой кусочек.

Ду Ага перехитрил демона, охранявшего колодец, и, достав зеркало, всмотрелся в него и попросил глубокого знания. В тот же миг он получил его. Дервиш обосновался в этом месте и прожил долгую и счастливую жизнь, обучая людей мудрости. Но так как его ученики после его смерти не поддерживали определенной концентрации мыслей, необходимой для постоянного обновления зеркала, оно вскоре исчезло. Все же по сей день некоторые люди глядят ежедневно в свое зеркало, полагая, что это и есть магическое зеркало Ду Аги.

Ну, а что касается третьего дервиша, Си Каландара, то он, расставшись со своими товарищами, повсюду разыскивал Джинна Водоворота. Этот джинн был известен под многими другими именами, но Каландар не знал об этом. В течение нескольких лет он не раз оказывался поблизости от джинна, но проходил мимо, потому что люди, к которым он обращался, либо не знали о существовании такого джинна, либо никак не предполагали, что он - Джинн Водоворота.

И вот, спустя много лет, Си Каландар вошел как-то в одно селение.

- О люди, - обратился он к толпе поселян, - не слышал ли кто-нибудь из вас о Джинне Водоворота?

- Мы никогда не слышали о джинне, - ответил ему кто-то из толпы, - но эта деревня называется Водоворот.

Каландар повалился на землю и закричал:

- Я не уйду отсюда до тех пор, пока Джинн Водоворота не покажется мне!

Джинн, прятавшийся поблизости, выскочил из своего укрытия и, закружившись смерчем, заревел: "Мы не любим, когда чужестранцы приходят в наше селение, о дервиш. Итак, я здесь, чего ты хочешь?"

- Я ищу глубокое знание, - ответил Си Каландар, - и мне сказали, что только ты можешь помочь мне обрести его. И дервиш рассказал, при каких обстоятельствах он узнал о существовании джина.

- Да, я в самом деле могу тебе помочь, - прогремел джинн. - Ты уже много сделал сам, и теперь тебе осталось только произнести определенную фразу, пропеть определенную мелодию, совершить одни действия и воздерживаться от других. Тогда глубокое знание станет твоим. Сказав так, джинн дал дервишу подробные наставления и скрылся.

Целые годы потратил Си Каландар на то, чтобы научиться правильно выполнять данные ему обряды и упражнения. Его усердие и сосредоточенность снискали ему репутацию достойного и посвященного человека. Люди, наблюдая за ним, заражались его примером и начинали ему во всем подражать.

Однажды дервиш достиг глубокого знания. Его подражатели к этому времени образовали целую общину, пытаясь достичь того же. Они никогда не пришли к знанию, потому что начали изучать путь Си Каландара с конца.

Впоследствии, когда бы последователи этих трех дервишей ни встречались, между ними разгорался ожесточенный спор. Одни говорили: "Вот наше зеркало. Если вы согласны глядеть в него столько времени, сколько потребуется, вы когда-нибудь добьетесь глубокого знания".

- Принесите в жертву арбуз, - возражали им другие. - Это приведет вас к цели, как привело некогда Як Бабу.

- Ерунда, - смеялись над ними третьи, - есть только один путь - это быть настойчивым в изучении и выполнении определенных упражнений, молитв и добрых дел.

Три дервиша, достигнув в конце концов глубокого знания, обнаружили, что не могут помочь своим последователям, подобно тому, как пловец, уносимый стремительным потоком реки, видит на берегу человека, которого преследует леопард, и не может придти к нему на помощь.

Приключения этих людей - их имена означают в переводе "первый", "второй", "третий" - толкуются иногда как сатира на традиционную религию.

Рассказ представляет собой изложение знаменитой обучающей истории "Приключения трех". Ее авторство приписывается Мураду Шами, руководителю ордена Мурадийа. Он умер в 1720 году. Дервиши, рассказывающие эту сказку, заявляют, что она несет в себе скрытую миссию, более важную, чем ее поверхностное значение.

ЧЕТЫРЕ ВОЛШЕБНЫХ ПРЕДМЕТА

Встретились как-то четыре святых дервиша второго ранга и решили обойти всю землю в поисках четырех предметов, которые помогут им послужить человечеству. Посвятившие многие годы изучению всевозможных наук, дервиши пришли к выводу, что смогут послужить людям наилучшим образом именно в таком сотрудничестве.

Они условились снова встретиться через 30 лет и разошлись в разные стороны.

И вот в назначенный день дервиши снова собрались вместе. Первый дервиш принес с далекого севера волшебный посох: тот, кто садится на этот посох, может перенестись в любую часть света по желанию. Второй дервиш принес с далекого запада волшебную чалму. Надев ее, человек мог принять любую внешность, превратиться в любую тварь. Третий, путешествовавший на далеком Востоке, раздобыл волшебное зеркало, в котором можно было увидеть любой уголок земли. Четвертый дервиш, возвратившийся с далекого юга, принес волшебную чашу, которая излечивала любой недуг.

Итак, обладая этими окровищами, дервиши заглянули в зеркало, чтобы узнать, где находится Источник жизни; затем на посохе подлетели к нему и напились живой воды. Они хотели стать долговечными, чтобы найти лучшее применение своим волшебным предметам. Теперь, чтобы узнать, кто более всего нуждается в их помощи, дервиши стали творить молитву. В зеркале отразился человек, лежащий на смертном одре. Он жил в далекой стране, на расстоянии многих дней пути, но дервиши, оседлав посох, в одно мгновение очутились у его дома.

- Мы знаменитые лекари, - сказали они привратнику. - Зная, что твой хозяин болен, мы пришли, чтобы исцелить его. Впусти нас.

Слуга передал их слова господину, и тот велел немедленно провести их к себе. Но едва дервиши приблизились к больному, он побледнел и стал терять сознание. Дервишей тут же вывели из комнаты и один из слуг объяснил, что этот человек ненавидит дервишей и всю жизнь был их врагом.

Тогда дервиши, одевая по очереди волшебную чалму, изменили свои обличия, чтобы не смущать больного, и снова пришли к нему, но уже как другие люди. Они дали ему пригубить какого-то снадобья из волшебной чаши, и болезнь его как рукой сняло. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько здоровым. Счастье его невозможно было описать и, будучи человеком богатым, он в награду за свое исцеление подарил дервишам один из своих домов.

Дервиши поселились в этом доме. Каждое утро они отправлялись в разные стороны и в течение дня помогали людям своими волшебными предметами.

Но вот однажды, когда в доме находился только один дервиш, владелец чашки, к нему ворвались королевские стражники, схватили его и увели.

А произошло так, потому что дочь короля заболела какой-то странной болезнью и правитель, прослышав о владельце чашки как о великом лекаре, велел срочно доставить его во дворец.

Дервиша подвели к ложу принцессы. Он взял лекарство, которым ее уже пытались лечить, вылил в свою чашу и поднес к ее губам. Но так как он был лишен возможности посоветоваться с волшебным зеркалом о том, какое лекарство необходимо принцессе, чаша не помогла.

Принцессе не стало лучше, и разгневанный король приказал распять дервиша на стене. Дервиш стал молить короля об отсрочке, объясняя, что он должен посоветоваться со своими товарищами, но король был нетерпелив и полагал, что дервиш хитрит и только хочет выиграть время.

Между тем три других дервиша, возвратившись домой и не застав там своего товарища, взглянули в зеркало и увидели, что ему угрожает смерть. Не теряя времени, дервиши сели на посох и полетели к нему на помощь. Они подоспели как раз вовремя и вызволили его, но помочь королевской дочери уже не смогли, потому что лишились своей чаши.

Дервиши посмотрели в волшебное зеркало и увидели свою чашу на дне самого глубокого океана в мире, куда ее забросили по приказу короля. И даже с помощью своих волшебных предметов им понадобилось целое тысячелетие, чтобы вернуть ее.

С тех пор, наученные горьким опытом, дервиши стали работать в глубокой тайне, искусно скрывая свои чудесные методы под самыми различными покровами, и потому все, что они ни делали для людей, выглядело простым и легко объяснимым.

Эта легенда напоминает многие восточные устные предания о волшебных предметах.

Некоторые видят в ней скрытый намек на утверждение, что Иисус не умер на кресте. По мнению других, в ней указывается на четыре методики основных восточных дервишских школ и на влияние этих методик в Индии и Хорасане под эгидой накшбандов.

Более распространенное суфийское объяснение состоит в том, что "дервишская работа" включает в себя четыре элемента, которые необходимо применять одновременно и втайне.

СНЫ И КУСОК ХЛЕБА

Три человека, отправившиеся в долгое и изнурительное путешествие, встретились на большой дороге и решили странствовать вместе. Они объединили свои припасы и по-дружески делили невзгоды и удачи, лишения и радости пути.

Но вот наступил день, когда от всей их провизии остались кусочек хлеба и глоток воды во фляге. Между путниками разгорелся спор, кому из них троих должны достаться хлеб и вода. Никто не желал уступить другим своей доли, и они решили было разделить все поровну, но это им не удалось.

Так они спорили, пока не стало смеркаться, и тогда один из них предложил: "Давайте ляжем все спать, и кому из нас приснится ночью самый чудесный сон, тому и быть судьей над нами". Его товарищи согласились с ним, и они тут же улеглись и заснули.

Наутро, с восходом солнца, друзья проснулись.

Первый стал рассказывать: "Приснилось мне, что я был восхищен в столь совершенный мир, что описать его великолепие бессилен язык; меня словно объял безмятежный покой. Там я встретил мудреца, который сказал мне: "Эта еда должна достаться тебе, ибо твоя прошлая и будущая жизнь наполнена подвигами, достойными восхищения".

- Как странно, - сказал другой путник, - ведь когда я заснул, то я в самом деле увидел свое прошлое и будущее, и в будущем я встретил всезнающего человека, который сказал: "Ты заслуживаешь этот хлеб, ибо терпеливее своих товарищей и ученее их. Согласно твоему предначертанию ты будешь обучен и поведешь за собой людей".

Третий путешественник сказал: "Во сне я ничего не видел, ничего не слышал, ни с кем не разговаривал. Но какая-то непреодолимая сила заставила меня подняться, отыскать хлеб и воду и разом проглотить все это, что я тут же и сделал".

Эта одна из многих притч, приписываемых Шах Мухаммеду Гавс Шаттари, умершему в 1563 году. Он написал знаменитый трактат "Пять жемчужин", в котором способ достижения человеком более высоких состояний описан в терминах магии и колдовства, в соответствии с древними моделями. Шатари был великим мастером и пользовался огромным уважением индийского императора.

Несмотря на то, что многие провозглашали его святым, духовенство рассматривало некоторые его работы, как противоречащие Святому Писанию, и добивалось его казни. В конце концов с него было снято обвинение в ереси на том основании, что к высказываниям, сделанным в особом состоянии, не могут быть применены обычные схоластические категории.

Его гробница находится в Гвалиоре - важнейшем месте суфийского паломничества.

Фабула этого рассказа использована в монашеских христианских сказках средних веков.

ХЛЕБ И ДРАГОЦЕННОСТИ

Один монарх решил однажды отдать часть своего богатства в виде милостыни. В то же время ему очень хотелось знать, что случится с его дарами. Итак, он призвал к себе одного пекаря, которому доверял, велел ему испечь две буханки хлеба, причем в одну нужно было запечь некоторое количество драгоценных камней, а другую испечь только из воды и муки.

Затем пекарь должен был выбрать из своих покупателей двух человек самого добродетельного и самого грешного и отдать им эти буханки.

На следующее утро в пекарню зашли двое. Один из них, облаченный в дервишский халат, казался образцом добродетели, хотя на самом деле был обыкновенным ханжой. Другой, без единого слова положивший на прилавок свои деньги, внешностью походил на одного человека, которого пекарь издавна не любил.

Хлеб с драгоценностями пекарь отдал дервишу, а обыкновенную буханку другому посетителю.

Взяв свою буханку, лжедервиш почувствовал, что она тяжелее обычной. Он взвесил ее на ладони, потом слегка помял и, нащупав драгоценные камни, решил, что это комочки плохо размешанной муки. Тогда он взглянул на пекаря, но увидев его суровое лицо, понял, что с ним лучше не связываться, и обратился к другому покупателю: "Давай обменяемся буханками, мне кажется, ты голоден, а моя буханка больше твоей".

Этот человек, со смирением принимавший все, что ему посылала судьба, охотно отдал свой хлеб и взял хлеб дервиша.

Король наблюдал за ними из внутреннего помещения и был весьма изумлен всем этим, но так и не понял, кто же из них двоих добродетельнее.

Покупатели, обменявшись буханками, ушли, и король решил, что высшей воле было угодно уберечь дервиша от мирского богатства. Он не знал, как еще истолковать то, что произошло.

А истинно добродетельный человек, который обменялся буханками, нашел сокровища и употребил их на доброе дело.

- Я сделал то, что мне было велено, - сказал пекарь.

- Судьба не в нашей власти, - отвечал царь.

- Как умно я поступил! - радовался лжедервиш.

Эта история рассказывается в Герате, в восточном Афганистане, где расположена гробница великого суфийского учителя Хаджи Абдаллаха аль Ансари, умершего в 1089 году.

Первый уровень ее смысла таков: человеку может быть предложено нечто ценное для его будущего, но он может не воспользоваться этой возможностью.

ОГРАНИЧЕННОСТЬ ДОГМЫ

Однажды великий султан Махмуд, гуяля по улицам Газны - своей столицы, увидел бедного носильщика, который, изнемогая от усталости и чуть не падая с ног, тащил на спине огромный камень. Сострадая несчастному, султан в порыве благородных чувств воскликнул:

- Брось камень, носильщик!

И это прозвучало как царский приказ.

Носильщик тут же сбросил с себя камень, и он упал посередине дороги. Никто не осмелился сдвинуть его в сторону, и с тех пор в течение нескольких лет камень так и оставался лежать на прежнем месте, доставляя пешеходам множество неудобств. Наконец, горожане обратились к правителю, умоляя его новым приказом позволить им убрать камень с дороги.

Однако Махмуд, руководствующийся мудростью государственного уровня, ответил так:

- То, что было сделано однажды по высочайшему повелению, нельзя отменить другим повелением, ибо люди не должны думать, что царские указы продиктованы случайной прихотью. Камень останется на прежнем месте.

Итак, камень продолжал лежать там, где он однажды был брошен, и даже после смерти Махмуда, из уважения к авторитету царских указов, его не тронули.

Эта история всем была хорошо известна, и каждый человек, в соответствии со своими способностями и пониманием, видел в ней одно из трех значений. Противники монархии считали, что этот случай лишний раз доказывает, до какой глупости может дойти авторитет, пытающийся утвердить себя. Люди, преклоняющиеся перед силой, относящиеся с великим почтением ко всем указам - даже самым нелепым, - понятно, не особенно утруждали себя размышлением и в этом случае. Те же, кто понимал, какими соображениями руководствовался царь в действительности, не обращали внимания на то, что на этот счет думают невнимательные.

Ибо, приказав носильщику бросить камень в таком месте, где он всем будет мешать, а затем во всеуслышание объяснив, почему камень должен остаться на прежнем месте, Махмуд показал людям, способным понять его, что они должны подчиняться преходящей власти, но в то же время осознавать, что те, кто руководят, опираясь на неизменные догмы, не способны принести людям большой пользы.

Те, кто усвоил этот урок, увеличили ряды искателей истины, а многие и пришли к истине таким путем.

Эта история, но только без тонкого толкования, которое дано здесь, встречается в знаменитом классическом произведении Али Хусейн аль-Ваиз аль-Кашифи "Рашахат айн ал-хайат".

Настоящий вариант рассказа составляет часть учения суфийского шейха Дауда из Кандагара, умершего в 1965 году. Он прекрасно изображает тот факт, что отношение людей к событиям зависит от их уровня понимания; их пониманием обусловлены их суждения о чем бы то ни было. Косвенный метод обучения, использованный султаном Махмудом, представляет собой классический суфийский прием, который выражен в следующей фразе: "Говори со стеной так, чтобы тебя могла услышать дверь".

РЫБАК И ДЖИНН

Однажды один рыбак выловил в море медный сосуд, запечатанный свинцовой печатью. Это был какой-то странный кувшин - необычной формы, и рыбак почему-то решил, что в нем спрятаны бесценные сокровища. К тому же ему не везло в этот день с уловом, а кувшин, даже не окажись в нем сокровищ, можно было продать меднику.

На пробке этого небольшого сосуда был начертан символ, неизвестный рыбаку, - печать Соломона, царя и мастера. А внутри него томился грозный и могущественный джинн. Сам Соломон заключил его в медную темницу и бросил на дно моря, дабы избавить людей от его козней. Этот мятежный гений должен был пребывать в заключении до тех пор, пока не появится человек, который сумеет покорить его и возвратить на путь служения человечеству.

Рыбак, конечно, ничего этого не знал. В его руках находился предмет, который он собирался исследовать и который мог оказаться ему полезным. Покрытый изумительно тонким узором, кувшин сверкал и переливался на солнце. "Конечно, в нем таятся редчайшие драгоценности", - заранее радовался рыбак.

Забыв изречение: "Человек может пользоваться только тем, чем он умеет пользоваться", рыбак вытащил пробку и, торопясь увидеть содержимое сосуда, опрокинул его вверх дном и встряхнул. В кувшине не было ничего. Он поставил его перед собой на землю и тут вдруг заметил, что из горлышка выползает тонкая струйка дыма. Вот она стала завиваться, расти и, спустя мгновение, страшным черным столбом взметнулась к небу и превратилась в огромное и ужасное существо, которое гулким громоподобным голосом заревело: "Я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил. Я восстал против Соломона и по его приказу был заточен в этот сосуд. А теперь я уничтожу тебя".

Рыбак в ужасе повалился на колени.

- Неужели ты убьешь своего избавителя?! - воскликнул он.

- Сейчас ты в этом убедишься, - прогремел джинн. - Я - порождение злого начала, и хотя я несколько тысячелетий томился в этой темнице, моя сущность духа-разрушителя ничуть не изменилась.

Только теперь человек понял, как жестоко он ошибся, понадеявшись извлечь выгоду из неожиданного улова и при этом даже не подумав о том, что за неосторожность можно поплатиться жизнью.

Он уж было совсем приготовился к смерти, но внезапно его взгляд упал на Соломонову печать на пробке, и его осенило.

- Ты никак не мог выйти из этого кувшина, - сказал он джинну, - разве ты можешь поместиться в нем?

- Как? - взревело чудовище, - ты не веришь мне, повелителю джиннов?!

С этими словами дух снова превратился в тоненькую струйку дыма и исчез в сосуде. Быстро схватив пробку, рыбак крепко-накрепко запечатал отверстие и забросил кувшин в море.

Прошло много лет, и вот однажды другой рыбак, внук первого, закинул свой невод в этом же месте и вытащил тот же самый сосуд. Он поставил кувшин на песок и уже собирался его откупорить, но остановился в нерешительности, потому что вспомнил совет, который получил от своего отца, а тот от своего, и совет этот гласил: "Человек может использовать только то, что знает, как использовать".

Между тем дух, разбуженный толчками, подал голос из своей медной тюрьмы: "Сын Адама, кто бы ты ни был, распечатай кувшин и освободи меня, я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил". Помня завещанный ему совет, юноша осторожно отнес кувшин в пещеру, а сам отправился на вершину горы к мудрецу.

Он обо всем рассказал мудрому человеку и спросил, как ему поступить. Мудрец ответил: "Отец дал тебе правильное наставление, и ты сам должен убедиться в его правильности, но прежде тебе необходимо знать, как за это взяться".

- Так что же мне делать? - спросил юноша.

- Ты, вероятно, уже знаешь, что бы тебе хотелось сделать?

- Единственно чего я хочу, - это освободить джинна и получить от него волшебное знание или много золота и изумрудов, словом, все, что может дать джинн.

- А подумал ли ты, что джинн, оказавшись на свободе, может не дать тебе всего этого или дать, а потом отнять, - ведь у тебя нет средств сохранить его дары, не говоря уже о том, что ты не знаешь, какие опасности подстерегают тебя, когда ты станешь владельцем несметных богатств, ибо "человек может использовать только то, что он знает, как использовать".

- В таком случае, что вы мне посоветуете?

- Придумай, как заставить джинна проявить свои силы. Испытай его могущество, но прежде найди способ обезопасить себя. Ищи знание, а не богатство, потому что богатство без знания бесполезно, и в нем причина всех наших несчастий.

Итак, молодой человек отправился обратно к пещере, где он оставил кувшин, по дороге размышляя над словами мудреца. И, поскольку юноша был живой и сообразительный, он быстро разработал собственный план.

Подняв кувшин, он встряхнул его, и в то же мгновение раздался ужасающий, хотя и заглушенный металлом голос джинна.

- Во имя Соломона могущественного, мир да будет над ним, освободи меня, сын Адама!

- Я не верю, что ты тот, за кого себя выдаешь. Может ли быть, чтобы ты был обладателем столь великого могущества, на которое притязаешь?

- Ты не веришь мне?! Разве ты не знаешь, что я не умею лгать?

- Я этого не знаю.

- Но как же мне убедить тебя?

- Можешь ли ты проявить свои силы сквозь стенки сосуда?

- Могу, но с помощью этих сил мне не выбраться на волю.

- Вот и прекрасно. Тогда сделай так, чтобы я узнал истину о том, о чем я сейчас думаю.

В тот же миг рыбак узнал, откуда произошло изречение, которое он получил по наследству от деда. Он словно бы перенесся в прошлое и увидел все, что произошло между его дедом и джинном, а также осознал, как передать другим людям способ, которым они могли бы получить от джинна такое же знание. Еще он понял, что ничего больше он получить от джинна не сможет. И тогда он поступил так же, как его дед - отнес кувшин с джинном к морю и забросил его подальше.

С тех пор рыбак не возвращался больше к своему прежнему ремеслу и всю свою жизнь разъяснял людям опасность попыток пользоваться тем, чем человек пользоваться не умеет.

Но так как немногим людям попадаются кувшины с джиннами, его последователи, не зная ни одного мудреца, который мог бы предостеречь их в подобных случаях, извратили то, что они называли его "учением" и без конца повторяли историю своего основателя. Спустя какое-то время память о нем превратилась в религию, и последователи рыбака стали выставлять в богатых храмах, выстроенных специально для этой цели, самые обыкновенные медные сосуды. Глубоко почитая рыбака, они старались во всем ему подражать.

Кувшин и сейчас, спустя много столетий, по-прежнему остается для этих людей святым символом и сокровенной тайной. Они пытаются любить друг друга, потому что любят древнего рыбака. И они собираются по определенным дням, и облачаются в прекрасные одежды, и совершают тщательно разработанный ритуал в месте, где он некогда обосновался и устроил свое скромное жилище.

К святому месту толпами стекаются ревностные почитатели. Неизвестные им ученики того же мудреца живы по сей день; живы и истинные последователи рыбака. А на дне моря лежит медный кувшин со спящим джинном.

Эта история в одном из вариантов хорошо знакома читателям арабских сказок "Тысяча и одна ночь".

Здесь она представлена в том виде, в котором ее используют суфии. Интересно отметить, что "Знание, полученное от джинна", говорят, было источником могущества жившего в средние века в Неаполе чародея Вергилия, а также Герберта, который стал папой Сильвестром II в 999 году.

ВРЕМЯ, МЕСТО И ЛЮДИ

Некогда жил-был царь. Однажды он позвал к себе дервиша и сказал ему: "От начала времен человеческих и по сей день дервишский путь, передаваемый из поколения в покление непрерывно сменяющими друг друга мастерами, служит вечным источником света, который лежит в основе таких великих ценностей, что даже мое царствование является не более, чем слабым их отражением".

- Да, это так, - ответил дервиш.

- А раз так, - продолжал царь, - то если я настолько просвещен, что знаю это и страстно желаю обучиться всем тем истинам, которые ты в своей мудрости можешь сделать доступными, - учи меня.

- Это просьба или приказ? - спросил дервиш.

- Как тебе будет угодно, - сказал монарх. - Единственное, чего я хочу, - это учиться у тебя; не все ли равно, будешь ли ты учить меня, выполняя просьбу или подчиняясь приказу? И он стал ждать, что ответит дервиш.

Опустив голову на грудь, дервиш погрузился в глубокое раздумье. В этой медитационной позе он пробыл довольно долго и, наконец, промолвил:

- Вы должны ждать благоприятного момента для передачи.

После этого дервиш продолжал являться каждое утро ко двору, готовый служить правителю. Шло время. Изо дня в день вершились государственные дела, периоды беззаботного счастья для жителей царства сменялись периодами тяжелых испытаний и неудач, царские советники оценивали события и принимали решения, колесо небес вращалось.

Всякий раз, заметив фигуру дервиша в халате из заплат, царь думал: "Каждый день он приходит сюда, но упорно не желает возвращаться к нашему разговору об учении. Правда, он принимает участие во многих делах двора: разговаривает, смеется, ест и, по-видимому, спит. Может быть, он ждет какого-то знака?" Но как государь ни старался, он не мог разгадать этой тайны.

И вот однажды подходящая волна незримого набежала на берег возможности. Среди присутствующих в тронном зале завязалась беседа и кто-то сказал: "Дауд из Сахиля - величайший на свете певец". Обычно никогда не проявлявший интереса к подобным заявлениям, царь внезапно загорелся страстным желанием услышать этого певца.

- Приведите его немедленно ко мне, - приказал он.

Придворный церемонийместер пришел к певцу и объявил ему, что его требует к себе сам государь. Дауд - царь среди певцов - ответил: "Ваш правитель мало разбирается в том, что необходимо для пения. Если он желает просто посмотреть на меня, я приду. Но если он хочет услышать мое мнение, он должен как и все люди, ждать, пока у меня не появится настроение петь. Я превзошел других певцов только потому, что знаю, когда следует петь и когда не следует. Зная этот секрет, любой осел может стать великим певцом".

Эти слова были переданы царю. Гнев и вместе с тем желание сейчас же, немедленно, во что бы то ни стало услышать певца, одолели его и он воскликнул:

- Неужели никто из вас не сможет заставить этого певца спеть для меня?! Если он поет только тогда, когда у него появляется настроение петь, то я желаю его слушать, когда у меня есть настроение для этого.

Тут дервиш вышел вперед и сказал:

- О павлин века, пойдем со мной к этому певцу.

Придворные стали многозначительно переглядываться. Некоторые из них тут же решили, что дервиш затевает какую-то хитрую игру и хочет воспользоваться случаем заставить певца петь. Если ему это удастся, думали они, царь, несомненно, наградит его. Но сказать что-либо никто не решался, боясь, что придется принять вызов дервиша.

Между тем царь без единого слова поднялся с трона, велел принести себе нищенское рубище и, облачившись в него, последовал за дервишем.

Оказавшись у дома певца, они постучались. Из-за двери раздался голос Дауда: "Я не пою сегодня. Идите своей дорогой и оставьте меня в покое".

Тогда дервиш сел на землю и запел. Он пел любимую песню Дауда и пропел ее всю, от начала до конца.

Царь, который не очень-то разбирался в пении, был очарован мелодичным голосом дервиша и пришел в восторг от песни. А дервиш нарочно пел чуть-чуть фальшиво, чтобы мастеру пения непременно захотелось поправить его, но царь этого, конечно, не почувствовал. "Пожалуйста, прошу тебя, спой еще раз, я никогда не слышал столь прекрасной мелодии". Но в этот момент запел сам Дауд. С первых же звуков царь и дервиш застыли в изумлении, внемля сладкозвучному пению "Соловья Сахили". Когда Дауд окончил пение, царь послал ему щедрый подарок.

Затем он обратился к дервишу: "О человек мудрости! Я восхищен тем, как ловко ты заставил Соловья спеть для нас, и я хочу назначить тебя советником при дворе".

Но дервиш ответил так:

- Ваше величество, вы можете услышать песню, которую желаете, только в том случае, если есть певец, если присутствуете вы и присутствует человек, который создает условия, побуждающие певца петь. В этом отношении великие певцы и монархи подобны дервишам и их ученикам. Время, место, люди и метод.

Самые острые разногласия между суфиями и обычными схоластами вызывает суфийская теория, гласящая, что идеи суфиев могут изучаться только в соответствии с особыми принципами, один из которых: время, место, люди.

Многие суфийские истории, подобно этой, иллюстрируют тот факт, что суфии всего лишь претендуют на такое же право создавать свои условия, как это делают ученые.

Настоящее сказание взято из "Поучений" Саида Имама Али Шаха, который умер в 1860 году. Его гробница находится в Гардаспуре, в Индии.

Этого великого учителя школы Накшбандийа то и дело беспокоили своими посещениями люди самых разных вероисповеданий и происхождения. Наслышавшись о его способности создавать странные "пси-явления", они желали стать его учениками. Говорили, что он является людям в снах и сообщает им важную информацию; что его видели во многих местах одновременно; что то, что он говорит, всегда идет на пользу его собеседнику. Но те, кто встречались с ним лицом к лицу, не могли найти в нем ничего необычного или сверхестественного.

ПРИТЧА О ТРЕХ СТЕПЕНЯХ

Жизнь отдельного индивидуума и жизнь человеческих сообществ в целом представляет собой нечто весьма отличное от того, чем она кажется. В действительности она следует образцу, очевидному для одних и скрытому от других. Более того, развиваясь во времени, она следует даже не одному образцу, а нескольким. Люди, однако, знают обычно лишь какую-нибудь часть одной из моделей, и на этой основе они пытаются воссоздать целое. Они неизменно находят лишь то, что ожидают, а не то, что существует на самом деле.

Рассмотрим для примера три вещи: пшеницу в поле, воду в источнике и соль в шахте. Таково естественное (природное) состояние человека. Он представляет собой существо, с одной стороны, цельное и завершенное, с другой - обладающее способностями и возможностью для дальнейшего прогресса.

Каждый из трех вышеназванных элементов (пшеница, вода, соль) представляет собой одну из трех субстанций в состоянии потенциальности. Они могут остаться такими, какие есть, или же, при известных обстоятельствах, а если говорить о человеке - то при наличии усилий, могут измениться.

Такова первая степень - природное состояние.

Вторая степень выступает как стадия, на которой происходит нечто большее. Пшеницу, посредством определенного усилия и знания, собирают и превращают в муку. Воду берут из источника и запасают для дальнейшего употребления. Соль добывают из шахты и очищают. Эта степень отличается от первой активностью: предыдущая стадия содержала в себе только возможность к изменению. Во второй степени имеющееся знание применяется на практике.

В третью степень можно вступить только после того, как три составных элемента в соответствующих количествах и в точной пропорции объединятся в определенном месте и в определенное время: соль, вода и мука соединяются и превращаются в тесто. С добавлением в тесто дрожжей в нашу смесь внесен жизненный элемент; тогда для выпечки хлеба подготавливается печь. Этот процесс настолько же зависит от "вдохновения", насколько и от собранного знания.

Все вещи ведут себя согласно своей собственной ситуации, а эта ситуация соответствует степени, в которой они в данный момент пребывают.

Если цель - испечь хлеб, зачем говорить о производстве соли?

Эта история, известная от сармунских суфиев, поясняет учение Газали о том, что невежественный человек не может составить себе правильного представления о науке ученых. И точно так же ученый-схоласт не может понять знания просветленных.

Кроме того, она подчеркивает дервишское убеждение, что традиционная религия, а также метафизические или философские школы продолжают "толочь воду в ступе" и не могут развиться дальше, потому что для этого необходимо присутствие людей высшего понимания, которые являются большой редкостью.

ПОЛЕЗНЫЙ И БЕСПОЛЕЗНЫЙ

Однажды один царь сказал своему советнику: "Правильное мышление опирается на исследование альтернатив. Скажи мне, что лучше: увеличить знание моих подданных или дать им больше еды? И то, и другое будет для них полезным".

Суфий ответил: "Ваше величество, нет смысла давать знание тем, кто неспособен его воспринять, точно так же, как давать пищу тем, кто не может понять ваших побуждений. Поэтому неправильно говорить, что "то, и другое будет для них полезным". Если они не смогут переварить пищу, или если они подумают, что вы даете ее им только для того, чтобы подкупить их, или что они могли бы получить больше, - вы не добьетесь своей цели. Если они не смогут понять того, что вы даете им знание, или не смогут узнать, действительно ли это - знание, или нет; или если они даже не поймут, почему вы даете его им, - знание окажется для них бесполезным. Поэтому ответить на ваш вопрос сразу нельзя, его нужно разбирать по частям. Прежде всего примите во внимание такое соображение: "Самый полезный человек бесполезен, самый никчемный - ценен".

- Я тебя не понимаю, приведи пример, - сказал царь.

Тогда суфий позвал главу афганских дервишей, и тот явился во дворец.

- Если бы ты мог действовать в соответствии со своим разумением, что бы ты хотел, чтобы кто-нибудь сделал в Кабуле? - спросил он руководителя дервишей.

Глава дервишей, знавший внутреннюю связь событий, ответил:

- Здесь, в Кабуле есть торговец, который мог бы, если бы он знал об этом, осчастливить себя, принести пользу всему государству и послужить Пути; и для этого он должен всего лишь дать фунт вишен одному нуждающемуся человеку.

Весьма взволнованный услышанным - ибо суфии обычно не открывают таких вещей - царь воскликнул:

- Приведите этого торговца, и мы его заставим это сделать.

Но суфий жестами остановил его.

- Нет, - сказал суфий. - Он должен сделать это по доброй воле, и никак иначе.

Итак, переодевшись в обычные одежды, чтобы не смутить торговца и не повлиять на его решение, царь и суфии отправились на базар. Без тюрбана и халата, глава суфиев теперь ничем не выделялся среди других горожан.

- Я возьму на себя роль посредника, - прошептал он своим спутникам, когда они подходили к прилавку с фруктами.

И вот суфий приблизился к торговцу и, поприветствовав его, сказал: "Я знаю одного бедного человек. Не пожертвуешь ли ты ему фунт вишен?" Торговец громко захохотал.

- Видывал я всяких хитрецов, но впервые встречаю человека, который вымаливает вишни, как подаяние.

- Теперь вы понимаете, что я имел в виду? - обратился советник к королю. - Самому полезному человеку только что на наших глазах сделали самое полезное предложение; но оно оказалось совершенно бесполезным для того, кто мог бы воспользоваться этим предложением.

- Но что означает "самый никчемный человек полезен"?

Оба дервиша поклонились ему и попросили следовать за ними.

Подойдя к реке Кабул, суфии вдруг схватили царя и бросили его в воду. Царь не умел плавать, поэтому, наглотавшись воды, он стал тонуть. Но тут на помощь ему бросился известный всему городу юродивый по прозвищу Кака Диван - Безумный Дядя, как раз в этот момент случайно оказавшийся рядом. Он подхватил царя и вытащил его на берег. Другие горожане - более сильные и здравомыслящие люди, тоже видели, как царь беспомощно барахтался в воде, но даже не сдвинулись с места.

Когда царь пришел в себя, оба дервиша в один голос сказали:

- Самый никчемный человек оказался полезен.

Вот так царь возвратился к своему старому традиционному обычаю: помогать в меру своих возможностей тем, кого он признавал наиболее заслуживающим этой помощи - шла ли речь об образовании или о чем бы то ни было другом.

Суфий Абдул-Хамид Хан из Кандагара, который умер в 1962 году, был мастером афганской чеканки и знатоком дервишской древности. Это одна из многих обучающих историй, приписываемых ему.

Случай, о котором сообщается здесь, говорят, произошел с последним Надир-Шахом Афганистана. Среди его придворных были суфии. Он умер в 1933 году. Правда, такие же события, и в той же последовательности описаны в старинном сказании, но этот царь, по всей видимости, его не знал.

ПТИЦА И ЯЙЦО

Жила-была птица, которая не умела летать. Подобно бескрылым созданиям, она ходила по земле - хотя и знала, что некоторые птицы летают.

Однажды в ее гнездо случайно попало яйцо летающей птицы, и она высидела его вместе со своими яйцами.

Вылупившийся птенец стал расти и развиваться, но присущая ему способность летать никак не проявлялась.

Иногда он спрашивал свою приемную мать: "Когда же я полечу?" И птица, привязанная к земле, отвечала: "Чтобы взлететь, ты должен быть настойчив в своем стремлении, как все птицы".

Она ведь не умела преподать оперившемуся птенцу урок полета; она даже не знала, как вытолкнуть его из гнезда, чтобы он мог убедиться в своих силах.

Странно, но птенец не замечал этого; чувство благодарности к приемной матери не позволяло ему осознать свое положение.

- Если бы не она, - рассуждал он сам с собой, - я до сих пор оставался бы в яйце.

А иногда он говорил себе так:

- Тот, кому я обязан своим появлением на свет, конечно, научит меня летать. Это только вопрос времени или, возможно, все зависит от моих собственных усилий; а может быть, для этого надо обладать какой-то высшей мудростью - других причин не существует. В один прекрасный день птица, которая привела меня к моему теперешнему состоянию, поднимет меня на следующую ступень.

Эта сказка в том или ином виде появляется в различных вариантах "Авариф ал-Наариф" - произведения Сухраварди, написанного в ХII веке.

Сказка несет в себе много значений. Говорят, что ученик может истолковать ее интуитивно, соответственно тому уровню сознания, которого он достиг. На обычном, поверхностном уровне она, несомненно, представляет собой историю поучительного характера, иллюстрирующую, помимо всего прочего, саму подоплеку современной цивилизации. В связи с этим в ней необходимо выделить две идеи.

Первая идея: предположение, что одно обязательно вытекает из другого, может оказаться абсурдным и помешать дальнейшему прогрессу.

Вторая: если человек может справиться с какой-нибудь одной задачей, это еще не значит, что он может справиться и с другой тоже.

ТРИ СОВЕТА

Человек однажды поймал птичку.

- В неволе я тебе не пригожусь, - сказала ему птичка, - отпусти меня, и я дам тебе три ценных совета.

Первый совет птичка пообещала дать в руке, второй - когда она взлетит на ветку, и третий - на вершине холма.

Человек согласился и спросил, каков ее первый совет.

- Если ты чего-то лишился, пусть даже ты ценил это не меньше жизни, не жалей об этом.

Человек отпустил птичку и она, взлетев на ветку, сказала свой второй совет:

- Никогда не верь тому, что противоречит здравому смыслу и не имеет доказательств.

Затем она полетела на вершину холма и закричала оттуда:

- О несчастный! Я проглотила два огромных бриллианта. Если бы ты убил меня, они были бы твоими.

В отчаянии человек схватился за голову.

- Дай мне хотя бы свой третий совет, - сказал он, придя в себя.

- Какой же ты глупец! - воскликнула птичка, - ты просишь у меня третьего совета, даже не подумав над первым и вторым. Я сказала тебе, чтобы ты не сожалел о потерянном и не верил бессмыслицам, а ты только что поступил наоборот. Ты поверил нелепости и пожалел о том, чего лишился! Подумай сам, как же во мне, такой маленькой, могут поместиться два огромных бриллианта. Ты глуп, поэтому ты должен оставаться в границах, которые предназначены для обычных людей.

В дервишских кругах этой сказке придается огромное значение, ибо считается, что она "повышает чувствительность" ума ученика, подготавливая его к переживаниям, которые невозможно вызвать никакими обычными средствами.

Ее постоянно используют суфии, и она встречается в классическом произведении Руми "Месневи", а также приводится в "Божественной книге" Аттара. Оба они жили в ХIII столетии.

ГОРНАЯ ДОРОГА

Некий интеллектуал, ученый с вышколенным умом, приехал однажды в одно селение. Ему хотелось, в виде упражнения и развлечения, узнать, насколько различными могут быть мнения жителей этой местности об одном и том же предмете.

Войдя в караван-сарай, он спросил сидевших там людей, кто в их селении самый правдивый человек и кто самый отпетый лжец. Все единодушно признали самым большим лжецом селянина Казаба, а самым правдивым человеком Растгу. Ученый посетил того и другого, каждому из них задавая один и тот же вопрос: "Какой дорогой лучше всего добраться до следующей деревни?"

Растга Правдивый посоветовал идти горной дорогой.

Казаб Лжец указал тоже на горную дорогу.

Это, конечно, весьма озадачило исследователя.

Тогда он обратился с этим вопросом к другим жителям селения.

Одни сказали: "Лучше всего добираться по реке". Другие: "Через долину". Третьи также советовали идти через горы.

Итак, он пошел горной дорогой, но теперь к основной цели его путешествия прибавилась еще одна - во что бы то ни стало узнать, почему совпали ответы самого правдивого и самого лживого.

Добравшись до следующего селения, ученый остановился на постоялом дворе и рассказал свою историю, закончив ее такими словами: "Конечно, основную логическую ошибку я допустил в том, что попросил невежественных людей указать правдивого и лжеца. Я прекрасно добрался сюда горной дорогой".

Один мудрый человек из тех, кто слышал его рассказ, сказал:

- Следует признать, что логически мыслящим людям присуща слепота. Поэтому им приходится обращаться за помощью к другим. Но данный случай объясняется не только этим. Дело вот в чем: самый легкий путь сюда - река, поэтому лжец и посоветовал идти горной дорогой. Правдивый же человек был не только правдив - он заметил, что у вас есть осел, на котором вы сможете легко преодолеть горный хребет. Лжец же оказался невнимательным; поэтому он не подумал о том, что у вас нет лодки - иначе он советовал бы вам добраться по реке.

Обычно людям кажется невозможным поверить в способности благословенности суфиев. Но такие люди не имеют никакого представления об истинной вере. Они слепо верят во всевозможные басни - по привычке или потому, что услышали их от авторитетов.

"Истинная вера не имеет к этому отношения. Только те могут приобрести подлинную веру, кто пережил нечто. И когда они уже пережили... рассказы о способностях и благословенности лишаются для них всякой ценности". Эти слова, сказанные Саид-Шахом из ордена Кадирийа (умер в 1854 году), иногда предпосылаются сказанию "Горная дорога".

ЗМЕЯ И ПАВЛИН

Однажды юноша по имени Ади, прозванный вычислителем, потому что он изучал математику, решил покинуть Бухару и отправиться на поиски великого знания. Его учитель посоветовал ему идти на юг и сказал при этом:

- Узнай значение павлина и змеи.

Над этими словами и размышлял юный Ади в дороге.

Путь его лежал в Ирак через Хорасан. Достигнув конца дороги, он в самом деле увидел змею и павлина, которые о чем-то беседовали. Ади приблизился к ним и спросил, о чем они говорят.

- Мы сравниваем наши достоинства, - ответили они.

- Продолжайте, прошу вас, - сказал Ади, - это как раз то, что меня чрезвычайно интересует.

- Я думаю, что я гораздо важнее змеи, - начал павлин. - Я олицетворяю вдохновение, устремленность к небесам, к вечной красоте, другими словами высшее знание. Мое предназначение - напомнить человеку о его собственных, известных ему качествах.

- Я, - прошипела змея, - олицетворяю собой то же самое. Подобно человеку, я привязана к земле. Этим я напоминаю человеку его самого. Я такая же гибкая, как он, потому что ползаю по земле, извиваясь. Человек об этом часто забывает. По преданию я - страж подземных сокровищ.

- Но ты вызываешь отвращение! - воскликнул павлин. - Ты лукава, скрытна, ядовита.

- Ты перечисляешь мои человеческие черты, - ответила змея, - между тем как я хочу указать на мое назначение, которое только что описала. Но взгляни на себя самого. Ты тщеславен, отвратительно толст и у тебя противный голос; ноги твои непомерно велики, а перья слишком длинны.

Тут Ади вмешался в беседу.

- Наблюдая ваш спор, я понял, что ни один из вас не прав полностью. И все же вы можете ясно увидеть, если отбросите ваши личные предубеждения, что вместе вы являетесь поучительным примером для человечества.

И Ади объяснил им, в чем их назначение, а они его молчаливо слушали.

- Человек привязан к земле, как змея, и у него есть возможность подняться ввысь, подобно птице. Но, имея в себе что-то от жадной змеи, он остается эгоистичным даже в этом высоком стремлении и оказывается похожим на надутого гордостью павлина. В павлине мы видим большие возможности человека, которые так и не смогли развиться правильно. Сверкающая чешуя змеи говорит о возможности красоты, в павлине же эта возможность проявляется в бьющей в глаза яркости хвоста.

Только Ади это произнес, как услыхал внутри себя голос, сказавший ему:

- Но и это еще не все. Два существа, которые ты видишь перед собой, наделены жизнью. Жизнь эта, в целом, определяется их свойствами. Они спорят друг с другом, потому что каждый из них привязан к своему собственному образу жизни, полагая, что самим своим существованием он осуществляет нечто истинное. Однако змея, охраняя сокровища, не может ими воспользоваться. Павлин, поражая красотой, сам напоминает сокровища, но это нисколько не способствует его изменению. Хотя они сами неспособны извлечь какую-либо пользу из того, чем они обладают, их пример служит назиданием тем, кто может видеть и слышать.

Изучаемый востоковедами таинственный культ змеи и павлина в Ираке основан на учении шейха Ади, сына Мусафира, жившего в ХII веке.

Этот рассказ, сохранившийся в предании, демонстрирует, как дервишские мастера формируют свои "школы" на основе различных символов, которые они выбирают для иллюстрации своих доктрин.

На арабском "павлин" означает также "украшение", тогда как "змея" по написанию сходно со словами "организм" и "жизнь". Таким образом, символизм таинственного культа ангела-павлина указывает на традиционную суфийскую доктрину "внутреннего и внешнего".

Этот культ по сей день существует на Среднем Востоке и имеет последователей в Британии и США (не связанных с иранскими последователями).

РАЙСКАЯ ВОДА

Бедуин Харис и его жена Нафиса кочевали от стоянки к стоянке, разбивая свою потрепанную палатку в тех местах, где им попадались хотя бы несколько финиковых деревьев, колючий кустарник для их верблюда или родничок солоноватой воды. Так они жили в течение многих лет. Все дни Хариса были похожи один на другой, и редко что-нибудь нарушало их привычное течение; он ловил обитающих в пустыне зверьков ради их шкурок и плел веревки из пальмовых волокон для продажи встречным караванам.

Но вот однажды Харис нашел в песках новый источник. Он зачерпнул в ладони немного воды и попробовал ее. Вода настолько отличалась от обычной, которую он привык находить в пустыне, что показалась ему райской. Нам эта вода показалась бы отвратительной и соленой, но бедуин был от нее в восторге.

- Эту воду, - сказал он себе, - я должен отнести тому, кто оценит ее по достоинству.

И Харис тут же поспешил в Багдад ко двору Гарун аль-Рашида, наполнив водой два бурдюка, - один для себя, другой для халифа.

Днем и ночью он гнал без устали своего верблюда, останавливаясь лишь затем, чтобы подкрепиться сухими финиками.

Очутившись в Багдаде, бедуин направился прямо к дворцу повелителя. Стражники у ворот выслушали его и только потому, что так было заведено при дворе Халифа, провели его в тронный зал.

- О повелитель правоверных, - обратился Харис к Халифу, - я, нищий бедуин, хорошо знаю все источники в пустыне, хотя и мало что смыслю в чем-нибудь другом. Я нашел источник райской воды и подумал, что вода его достойна такого великого мужа, как ты. Не откажись же принять мое подношение.

С этими словами он передал Гаруну аль-Рашиду бурдюк с водой.

Гарун Справедливый попробовал воду и, поняв в чем дело - ибо он хорошо знал свой народ, - приказал страже увести Хариса, и не отпускать его до тех пор, пока он не вынесет решение.

Затем Халиф вызвал к себе начальника дворцовой стражи и сказал ему: "То, что для нас пустяк, для него - все. Выведи этого бедуина под покровом ночи из дворца, чтобы он не увидел могучей реки Тигр, и не отходи от него ни на шаг, пока вы не доберетесь до его стоянки. Он ни в коем случае не должен испробовать сладкой речной воды. Когда вы окажетесь на месте, поблагодари его от моего имени и передай ему в подарок от меня тысячу золотых. Скажи ему, что он назначается хранителем источника райской воды и во имя повелителя правоверных может снабжать этой водой каждого путешественника".

Это сказание известно также и под другим названием: "Рассказ о двух мирах". Его автором считается Абу аль-Атахийа из племени Аниза, современник Гарун аль-Рашида. Он основал дервишское братство Масихара ("Бражники"), название которого увековечено в западных языках словом маскарад. Последователей аль-Атахийи можно найти в Испании, Франции и других странах.

Аль-Атахийю называют "отцом арабской священной поэзии". Он умер в 828 году.

ВСАДНИК И ЗМЕЯ

Есть поговорка: "жестокость" человека знания лучше "доброты" глупца.

Я, Салим Абдали, свидетельствую, что это истинная правда, как на высших уровнях существования, так и на низших.

Доказательством этого может послужить история о всаднике и змее, оставленная потомству великим мудрецом.

Некий всадник, проезжая однажды по дороге, издали увидел, как маленькая ядовитая змея вползла в раскрытый рот спящего на земле человека. Всадник понял, что если несчастному позволить спать дальше, то яд наверняка убьет его. Подхлестнув своего коня, он в одно мгновение оказался возле спящего и что есть силы стал стегать его кнутом, пока тот не вскочил на ноги с вытаращенными от страха глазами. Не давая ему времени опомниться, всадник погнал его к дереву, под которым валялось множество гнилых яблок, и заставил его их есть, потом ударами кнута пригнал его к реке и приказал пить воду большими глотками.

Человек то и дело пытался удрать от мучителя.

- Что я тебе сделал, о враг рода человеческого?! - стонал несчастный, захлебываясь водой. - За что ты издеваешься надо мной?!

Но всадник был неумолим. До самых сумерек он истязал человека, и в конце концов тот, теряя сознание, упал на землю, его стало рвать, и вместе с гнильем и водой он выплюнул змею.

Только тогда спасенный понял, какая ему угрожала опасность, и стал просить у своего избавителя прощения.

В таком же положении находимся и мы. Читая этот рассказ, не принимай буквального за аллегорию и не ищи аллегории в том, что должно быть понятно буквально. Тот, кто наделен знанием, несет на себе ответственность. Не имеющий знания живет только своими предположениями.

Спасенный человек сказал всаднику: "Если бы ты сразу объяснил мне, в чем дело, я принял бы твое лечение с большой охотой".

Всадник ответил: "Если бы я рассказал тебе все с самого начала, ты бы мне все равно не поверил, или тебя сковал бы страх, или ты убежал бы, или, наконец, снова заснул, ища забвения, и тогда было бы уже слишком поздно".

Сказав это, таинственный всадник пришпорил коня и ускакал прочь.

Салим Абдали, живший с 1700 по 1765 год, навлек на суфиев со стороны интеллектуалов множество яростных нападок, заявив, что суфийский мастер может знать, какая опасность угрожает человеку, и в случае необходимости применить быстрые и иногда парадоксальные меры для его спасения. Это утверждение привело в дикое бешенство тех, кто не понимал, что он имеет в виду.

Историю "Всадник и змея" Абдали заимствовал у Руми. Даже сегодня многим людям придется не по душе идея рассказа. Тем не менее, эту идею в той или иной форме принимают все суфии. В комментарии на рассказ Хайдар Гул сказал только следующее: "существует предел, который человечеству вредно переступать, завеса, скрывающая истину, чтобы не повредить тем, чей ум закрыт".

ИСА И НЕВЕРУЮЩИЕ

Мастер Джалал ад-дин Руми и другие рассказывают, что однажды Иса, сын Марии, шел по пустыне невдалеке от Иерусалима с несколькими людьми, в которых еще сильна была жадность.

Они умоляли Ису назвать тайное слово, воскрещающее мертвых.

- Если я сообщу вам эту тайну, - отвечал им Иса, - вы неправильно воспользуетесь ею.

Люди же настаивали на своем:

- Мы подготовлены к такому знанию, - сказали они, - и вполне заслуживаем его. Кроме того, оно укрепит нашу веру.

- Вы сами не знаете, о чем просите, - возразил Иса, но все же открыл им великое слово.

Немного позже, вновь оказавшись в пустыне, эти люди увидели на земле кучу побелевших от времени костей.

- Давайте попробуем могущество Слова, - сказали они друг другу и хором произнесли его.

Только они его произнесли, как вдруг кости соединились в скелет, который стал обрастать мясом, мясо покрылось шерстью, и вот перед ними предстал дикий хищный зверь. Ожившее чудовище набросилось на них и разорвало их на куски.

Имеющие разум поймут. Люди менее развитые сумеют развиться, изучая эту историю.

Иса, о котором здесь идет речь, - это Иисус, сын Марии. Рассказ воплощает в себе такую же идею, как "Ученик чародея". Он появляется в творчестве Руми и, кроме того, весьма часто повторяется в устных дервишских преданиях об Иисусе. Этих преданий существует великое множество.

Традиция относит к своим знаменитым "продолжателям" также одного из первых, кто носил титул "суфий" на Западе - Джабира, сына аль-Хайана, латинского Гебера, считающегося также родоначальником христианской алхимии.

Он умер приблизительно в 790 году. Первоначально Джабир был сабием (сабизм - культ небесных светил). Согласно западным авторам, ему принадлежат важные химические открытия.

В ПАРФЮМЕРНОМ РЯДУ

Мусорщик, проходя через парфюмерный ряд, вдруг потерял сознание и упал на мостовую. Изо всех лавок к нему бросились люди и принялись опрыскивать его ароматной водой, чтобы привести в чувство. Но ему от этого становилось еще хуже.

К счастью, мимо проходил человек, который раньше тоже был мусорщиком. Он тут же понял, в чем дело, и поднес к носу пострадавшего что-то дурно пахнущее. Мусорщик тут же пришел в себя и радостно воскликнул:

- Вот истинное благовоние!

Ты должен подготовиться к переходу туда, где многие вещи, к которым ты привык здесь, покинут тебя. После смерти твое "я" должно будет откликнуться на влияния, которые ты еще здесь имеешь возможность испытать.

Если ты сохранишь свою привязанность к нескольким знакомым вещам, ты станешь несчастным, подобно мусорщику, очутившемуся в парфюмерном ряду.

Мораль этой притчи очевидна. Аль-Газали приводит ее в своей работе "Алхимия счастья" (XI век), желая подчеркнуть суфийское учение о том, что очень немногое из знакомого мира связано с "другим измерением".

ПРИТЧА О ЖАДНЫХ СЫНОВЬЯХ

Жил когда-то трудолюбивый и щедрый крестьянин, у которого были ленивые и жадные сыновья. Перед смертью он собрал своих синовей и сказал им, что если они будут копать на таком-то и таком-то поле, они найдут зарытые там сокровища.

Только крестьянин умер, его сыновья пошли на поле и стали усердно и внимательно перекапывать его вдоль и поперек, но никаких сокровищ так и не обнаружили.

Не найдя в земле ни единой монеты, они решили, что отец, по-видимому, по своей щедрости раздал все золото, но забыл об этом, - и прекратили поиски. Но внезапно их осенило: раз уж земля вскопана, на ней ведь можно что-то посадить. Братья засеяли поле пшеницей и спустя несколько месяцев собрали богатый урожай.

Продав пшеницу, они целый год жили в достатке.

Однако когда урожай был собран, у них снова появилась мысль о большом богатстве, которое они могли проглядеть, и братья заново перекопали поле, - но с тем же успехом.

Так за несколько лет эти люди привыкли к труду и научились различать времена года, о чем прежде не имели никакого представления. Тут-то они и поняли, почему их отец применил к ним такой метод воспитания, и стали честными и зажиточными крестьянами. Вскоре они обнаружили, что обладают достаточным богатством и совсем перестали думать о скрытых сокровищах.

Так же обстоят дела и с изучением науки о человеческой судьбе и смысле жизни: учитель, сталкивающийся с нетерпеливостью, смятением и жадностью учеников, должен побудить их совершать действия, которые, как он знает, помогут им развиться, но истинная функция и цель этих действий самим ученикам часто остается неизвестной из-за их незрелости.

Эта история, подчеркивающая, что в человеке могут развиваться какие-то определенные способности, хотя он сам пытается развить совершенно другое, чрезвычайно широко известна.

Ее популярность можно объяснить предпосылаемой ей обычно преамбулой:

"Те, кто повторяют этот рассказ, приобретут больше, чем могут предположить".

История эта публиковалась францисканцем Роджером Бэконом (у которого можно найти ссылки на суфийскую философию и который преподавал в Оксфорде, откуда был удален по приказу Папы) и химиком XVII столетия Беэрхааве.

Настоящая версия рассказа приписывается суфию Хасану из Басры, жившему около 12 столетий назад.

СУЩНОСТЬ УЧЕНИЧЕСТВА

Ибрахим аль-Каззаз рассказывал, что в юности он очень хотел присоединиться к обучающему мастеру. Он разыскал мудреца и попросился к нему в ученики.

- Ты еще не готов, - сказал учитель.

Но молодой человек настаивал.

- Что ж, хорошо, - согласился мудрец, - я научу тебя кое-чему. Сейчас я отправляюсь в паломничество в Мекку. Если хочешь, пойдем вместе.

Ученик был в восторге.

Итак, они собрались в дорогу. Но перед тем как тронуться в путь, мудрец сказал: "Отныне мы с тобой спутники, и потому один из нас должен руководить, а другой - повиноваться. Какая роль тебе по душе?"

- Руководите мной, я буду повиноваться, - ответил юноша.

- Пусть будет по-твоему, если ты знаешь, как повиноваться.

Путь их лежал через Хиджанскую пустыню. С наступлением темноты они расположились на ночлег. Вдруг полил сильный дождь. Мастер поднялся, достал кусок материи и, натянув ее в руках, стал им укрывать юношу от дождя.

- Но ведь это входит в мои обязанности, - запротестовал Ибрахим.

- Я приказываю позволить мне укрывать тебя, - прервал его мудрец.

Утром ученик сказал: "Если вы не возражаете, сегодня я буду руководить". Мастер согласился.

- Пойду соберу немного хвороста для костра, - сказал молодой человек.

- Ты не должен этого делать. Я сам принесу хворост, - сказал мудрец.

- Я приказываю вам остаться здесь, пока я буду собирать хворост.

Но мудрец возразил:

- Подобные занятия не для тебя, ибо принципы ученичества не согласуются с тем, чтобы подчиненный позволил руководителю обслуживать себя.

Вот так каждый раз мастер демонстрировал молодому человеку, что такое ученичество.

Они расстались у ворот Святого Города. Встретившись с мудрецом позднее, юноша пристыженно потупил взор.

- То, что ты узнал тогда, - сказал старец, - открыло тебе до некоторой степени сущность ученичества.

Ибрахим аль-Каззаз так определяет суфийский путь:

"ПОЗВОЛЬ ТОМУ, ЧТО ДЕЛАЕТСЯ ДЛЯ ТЕБЯ, БЫТЬ СДЕЛАННЫМ.

ДЕЛАЙ ДЛЯ СЕБЯ ТО, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ САМ".

Эта история в драматизированной форме подчеркивает, что действительные взаимоотношения между учителем и учеником весьма отличаются от того, что думает о них будущий ученик.

Каззаз был одним из великих мастеров древности, и это путешествие приводится в книге Худжвири "Раскрытие скрытого за завесой", которая представляет собой самый ранний из дошедших до нас трактатов по суфизму на персидском языке.

ПОСВЯЩЕНИЕ МАЛИКА ДИНАРА

После многолетнего изучения философских доктрин Малик Динар, наконец, почувствовал, что теперь пора ему отправляться на поиски знания.

- Я иду искать Скрытого Учителя, - сказал он сам себе, - который, как говорят, находится в моем совершенном "я".

Захватив с собой немного фиников, Малик вышел из дому и отправился в путь. Вскоре он увидел впереди себя дервиша, устало бредущего по пыльной дороге. Ускорив шаг, он поравнялся со стариком и некоторое время они шли рядом, не говоря друг другу ни слова. Первым нарушил молчание дервиш.

- Кто ты и куда направляешься? - спросил он.

- Меня зовут Динар, - ответил Малик. - Я иду искать Скрытого учителя.

- А я - эль-Малик эль-Фатих, и я пойду с тобой, - сказал дервиш.

- Можешь ли ты помочь мне разыскать Учителя? - спросил Динар.

- Могу ли я помочь тебе, можешь ли ты помочь мне? - спросил Фатих в нарочито грубой манере дервишей, как они обычно говорят; затем он продолжал: - Скрытый Учитель, говорят, пребывает в самом человеке; находит его человек или нет, зависит от того, как он применяет свой опыт. А это есть нечто такое, что только частично может быть передано другому человеку.

Вскоре они подошли к дереву, которое раскачивалось и скрипело. Дервиш остановился, с минуту помолчал, а затем сказал: "Дерево говорит: что-то причиняет мне боль, остановитесь и избавьте меня от страданий".

- Я тороплюсь, - сказал Динар, - и вообще, как может дерево говорить?

И они отправились дальше.

Когда они отошли от дерева на несколько миль, дервиш сказал:

- Когда мы стояли возле дерева, мне почудился запах меда. Может быть, в его дупле гнездо диких пчел?

- Тогда нам нужно скорее вернуться назад, - воскликнул Динар, - если нам посчастливится найти мед, мы немного оставим себе, а остальное продадим по дороге.

- Пусть будет по-твоему, - ответил дервиш, - и они повернули назад. Но, возвратившись к дереву, Динар и дервиш увидели, что другие путешественники опередили их и достали из дупла очень много меда.

- Какую нужду мы терпели, - сказали эти люди Динару и Фатиху, - а этого меда хватит, чтобы накормить целый город. Мы, бедные странники, можем теперь стать купцами; отныне мы ни в чем не будем нуждаться.

Динар и дервиш продолжили свой путь.

Через некоторое время они подошли к огромной муравьиной куче, от которой доносилось приглушенное гудение. Дервиш прижался ухом к земле, вслушиваясь во что-то, затем поднялся и сказал:

- Эти муравьи строят колонию. Своим гудением они молят о помощи. Они говорят на муравьином языке: "Помогите нам. Мы натолкнулись на странную преграду, мешающую нам рыть дальше. Помогите ее убрать". Ну что, поможем им или тебе некогда?

- Брат, нам нет дела до муравьев и их преграды, - сказал Малик. Лично я должен искать своего Учителя.

- Как знаешь, - ответил дервиш, - но они еще говорят, что все вещи взаимосвязаны, и этот случай может иметь некоторое отношение к нам.

Но Динар не обратил внимания на замечание старика и устремился вперед.

Вечером, когда они остановились на ночлег, Динар обнаружил, что потерял свой нож.

- Наверное, я обронил его у муравейника, - сказал он.

На следующее утро путники повернули в обратный путь.

Ножа они так и не нашли, но, подойдя к муравейнику, увидели несколько людей, в перепачканных одеждах, которые сидели прямо на земле перед грудой золотых монет.

- Это, - объяснили они Динару, - клад. Мы его только что выкопали. Мы шли по дороге, как вдруг нас окликнул какой-то старый, совсем дряхлый дервиш. "Ройте здесь, - сказал он, - и вы найдете то, что для одних преграда, а для других золото".

Динар проклинал себя за нетерпение.

- Если бы мы задержались здесь прошлой ночью, о дервиш, ты и я сделались бы богачами, - сетовал он.

- Этот дервиш, - сказал вдруг один из счастливцев, показывая на Фатиха, - очень похож на того старца, который остановил нас.

- Все дервиши похожи друг на друга, - ответил Фатих, и они с Динаром пошли дальше.

Спустя несколько дней путники подошли к реке. Они уселись на берегу, поджидая перевозчика и любуясь живописной местностью.

Вдруг из воды вынырнула огромная рыба и уставилась на них.

- Рыба обращается к нам, - промолвил дервиш. - Она говорит: "Я проглотила камень. Выловите меня и дайте мне целебной травы, тогда я его выплюну и не буду больше мучаться. О, странники, проявите ко мне сострадание!"

Тут к берегу пристала лодка с перевозчиком, и нетерпеливый Динар втолкнул в нее Фатиха. Перебравшись на другой берег, они заплатили лодочнику медную монету и направились на ночлег в чайхану, которую специально для странников построил когда-то на берегу один добрый человек.

Утром, неспеша потягивая чай, Динар и дервиш увидели, как в чайхану вошел знакомый им лодочник.

- Вчерашний вечер оказался для меня счастливым, - объяснил он с порога. - Странники принесли мне удачу.

Поцеловав руку почтенному дервишу, он попросил его благословения.

- Ты заслужил все это, сын мой, - сказал Фатих.

Лодочник рассказал, что этой ночью он разбогател, и вот как это случилось: с наступлением темноты он, как обычно, хотел закончить работу и отправиться домой, но заметил на другом берегу двух путников и решил задержаться, чтобы перевезти их. Сделал он это не ради денег, ибо увидел, что путники бедно одеты, а ради "бараки", милости, которой удостаиваются те, кто помогает странникам. И вот когда он, переправив их через реку, стал привязывать лодку к причалу, из воды выбросилась рыба и, забив хвостом по земле, попыталась ухватить ртом листок с прибрежного куста. Лодочник сорвал листок и положил ей в рот. Рыба тут же выплюнула камень и плюхнулась в воду. Камень оказался огромным сверкающим алмазом неисчислимой стоимости.

- Ты сущий дьявол, - воскликнул пораженный Динар, повернувшись к Фатиху. - Ты заранее знал обо всех трех сокровищах благодаря какому-то внутреннему восприятию, но не сказал об этом мне. Разве настоящее сотрудничество в этом? И прежде я терпел множество неудач, но без тебя я никогда бы не узнал, что скрывается в дереве, муравейнике и рыбе!

Только он произнес это, как вдруг словно бы могучий порыв ворвался в его душу и Малик Динар осознал, что истина противоположна тому, что он сказал.

Фатих, чье имя означает Победоносный Король, слегка коснулся плеча Динара и улыбнулся.

- Сейчас, брат, - промолвил он, - ты поймешь, что можно учиться через опыт. Я тот, кто послан тебе Скрытым Учителем.

Когда Малик Динар, наконец, осмелился поднять глаза, он увидел своего учителя, идущего по дороге с небольшой группой путешественников, которые обсуждали трудности предстоящего пути.

Сегодня имя Малика Динара упоминают среди имен наиболее выдающихся дервишей, его называют спутником, образцом, достигшим.

Малик Динар - один из ранних классических мастеров.

Победоносный Король в этой истории олицетворяет "высшую функцию ума", называемую Руми "человеческим духом"; эту функцию человек должен воспитывать в себе, чтобы достичь просветления.

В настоящем варианте сказание принадлежит эмиру аль-Арифину.

ГЛУПЕЦ И ВЕРБЛЮД

Глупец однажды увидел верблюда и спросил его: "Почему у тебя такое уродливое горбатое тело?"

- Мнение создается из оценки, - ответил верблюд. - Ты трактуешь ошибочно то, что создало меня таким. Сознаешь ли ты это? Не считай мой горб недостатком.

Иди-ка отсюда по добру-поздорову. Я создан таким по определенной причине и для определенной цели. Лук должен быть согнутым, тетива прямой.

Ты, дурак! Ослиное восприятие - от ослиной натуры.

Хаким Санаи, просветленный мудрец из Газны, наделяющий жизнью, много писал о ненадежности субъективных мнений и обусловленных оценок.

Одно из его высказываний гласит: "В кривом зеркале твоего ума ангел может показаться тебе дьяволом".

Приведенная притча взята из его произведения "Окруженный стеной сад истины", которое написано около 1130 года.

ТРИ ДРАГОЦЕННЫХ КОЛЬЦА

Жил некогда мудрый и богатый человек и был у него сын. Однажды он сказал своему сыну: "Сын мой, вот я даю тебе драгоценное кольцо. Храни его как знак того, что ты мой наследник, и передай своему потомству. Это очень редкое и красивое кольцо, и с его помощью можно открыть дверь в сокровищницу".

Через несколько лет у этого человека родился еще один сын. Когда он немного подрос, мудрец дал ему другое кольцо с таким же напутствием.

Так же он поступил и с третьим, последним своим сыном.

Пришло время, и старец умер; его сыновья выросли и стали доказывать друг другу свое превосходство, ибо каждый полагал, что кольцо, которое он получил от отца,несомненно, свидетельствует о его избранности. Ни один из них, однако, не мог объяснить, почему он считает свое кольцо самым ценным.

У братьев появились свои последователи, отстаивающие ценность и красоту одного из трех колец.

Но, странная вещь: "дверь в сокровищницу" по-прежнему оставалась скрытой для обладателей "ключей" и их сподвижников. Все они были слишком поглощены проблемой первенства, обсуждением красоты и достоинств своих колец.

Лишь немногие пытались найти дверь в сокровищницу старца.

А дело в том, что кольца обладали волшебными свойствами. Хотя они были ключами, ими нельзя было открыть дверь в сокровищницу в буквальном смысле, но достаточно было просто взглянуть на них, позабыв раздоры и не привязываясь ни к одному из их качеств, чтобы это случилось. Те, кто догадывались сделать это, могли указать, где находится сокровищница, и, удерживая в своей памяти контуры кольца, проникнуть в нее. И сами сокровища также обладали чудесными свойствами - они были неисчерпаемыми.

Между тем поклонники колец, каждый на свой лад, повторяют то, что говорил их общий предок, о достоинствах своего кольца.

Первая община решила, что она уже нашла сокровища.

Вторая община считает историю о сокровищах аллегорией.

По мнению третьей общины, дверь в сокровищницу откроется в далеком будущем, о котором они имеют весьма смутные представления.

Эту сказку, в которой многие видят намек на три религии - иудаизм, христианство и ислам, в несколько измененном варианте можно встретить в "Джеста Романорум" и в "Декамероне" Бокаччо.

В настоящем варианте она, как сообщают, была рассказана одним из суфийских мастеров ордена Сухравардийа в ответ на вопрос о достоинствах различных религий. Некоторые комментаторы полагают, что она послужила источником для "Сказки о бочке" Свифта.

История также известна из трактата "Тайные науки для властелинов".

ЧЕЛОВЕК, У КОТОРОГО БЫЛА НЕОБЪЯСНИМАЯ ЖИЗНЬ

Жил когда-то человек по имени Моджуд. Жил он в небольшом городке, работал мелким служащим, и было похоже на то, что он так и кончит свои дни инспектором мер и весов.

Однажды Моджуд прогуливался по парку среди древних развалин неподалеку от своего дома, и вдруг перед ним в сверкающих зеленых одеждах появился Хызр, таинственный путеводитель суфиев.

- Человек с блестящими перспективами, оставь свою работу и жди меня через три дня на берегу реки, - сказал Хызр и исчез.

Чувствуя неизъяснимую тревогу, Моджуд отправился к своему начальнику и попросил освободить его от должности. Весть об этом вмиг облетела жителей городка. В уличных разговорах только и слышно было: "Бедняга Моджуд! Он, наверное, рассудка лишился". Но так как на его место было много претендентов, его вскоре забыли.

В условный день Моджуд встретил Хызра и тот сказал ему:

- Разорви на себе одежду и прыгай в воду. Возможно, тебя кто-нибудь спасет.

Моджуд сделал так, как ему было сказано, хотя и чувствовал, что сходит с ума.

Он умел плавать и потому не утонул, но его долго несло течением, пока какой-то рыбак не втащил его в свою лодку, приговаривая: "Чудак! Здесь сильное течение. Зачем ты полез в реку?!"

- Я и сам не знаю, - ответил Моджуд.

- Да ты спятил! - воскликнул рыбак. - Ну ладно, вон на берегу мой шалаш, я отвезу тебя туда, а там посмотрим, что с тобой делать. - И рыбак направил лодку к берегу.

Узнав, что Моджуд образованный человек, рыбак оставил его у себя. Он кормил Моджуда, а Моджуд учил его читать и писать и помогал ему в работе.

Так прошло несколько месяцев. Однажды вечером, когда Моджуд уже улегся спать, перед ним появился Хызр и сказал: "Вставай немедленно и уходи от этого рыбака. Ты найдешь себе пропитание и в другом месте".

Моджуд тут же поднялся с постели и вышел из лачуги, одетый, как обычно одевались рыбаки. Полночи проплутав в темноте, он выбрался, наконец, на дорогу и зашагал вперед. На рассвете Моджуд нагнал крестьянина, неторопливо трусившего на осле, и пошел рядом с ним.

- Ты, наверно, ищешь работы? - обратился к нему крестьянин. - Если хочешь, идем со мной. Я иду на базар, и на обратном пути мне понадобится носильщик.

Моджуд нанялся к крестьянину на работу. Он проработал у него около двух лет и за это время приобрел много новых познаний, но все они относились только к сельским работам и ни к чему более.

Как-то в полдень Моджуд, увязывая в тюки шерсть, снова увидел перед собой Хызра, который сказал:

- Оставь эту работу, возьми свои сбережения, ступай в город Мосул и открой там торговлю кожей.

Моджуд так и сделал. В Мосуле он стал известен как торговец кожей. Три года он был купцом, и за это время Хызр ни разу не приходил к нему. Скопив немного денег, Моджуд уже стал подумывать о покупке дома, как вдруг однажды перед ним опять предстал Хызр.

- Отдай мне свои деньги, - приказал он, - и отправляйся в далекий Самарканд. Там ты должен стать бакалейщиком.

Итак, Моджуд отправился в путь и спустя некоторое время обосновался в Самарканде. Вскоре в его жизни стали проявляться все признаки просветленного человека. Он излечивал больных, помогал своим компаньонам и во время работы, и в свободное время, и все глубже и глубже проникал в тайны духа.

Священники, философы и многие другие посещали его и спрашивали: "Кто ваш учитель?"

- Трудно сказать, - отвечал Моджуд.

- С чего вы начали вашу карьеру? - спрашивали его ученики.

- Я был мелким чиновником.

- И вы оставили эту должность, чтобы посвятить себя аскетизму?

- Нет. Просто оставил.

Они не понимали его.

Некоторые хотели описать жизнь этого удивительного бакалейщика и спрашивали Моджуда: "Какие приключения вы испытали в своей жизни?"

- Я бросился в реку, стал рыбаком, затем однажды ночью покинул рыбацкую хижину и некоторое время проработал у крестьянина. Как-то раз, когда я упаковывал шерсть, со мной произошло изменение, и я отправился в Мосул, где открыл торговлю кожей. Там я скопил немного денег, но затем отдал их и отправился в Самарканд. И вот сейчас я бакалейщик.

- Но все эти непонятные события никак не объясняют ваших удивительных способностей и поступков.

- Да, это так, - отвечал Моджуд.

И тогда биографы сочинили о Моджуде захватывающую историю, потому что все святые должны иметь свои жития, а житие должно отвечать интересам публики, а не реальности жизни.

Говорить же о Хызре не разрешается никому, а потому созданное ими житие весьма далеко от правды.

Вот описание реальной жизни одного из величайших суфиев.

Шейх Али Фармади (умер в 1076 году) считал это предание важным для иллюстрации суфийского убеждения, что "невидимый мир" во всякое время и в самых различных местах переплетается с обычной реальностью.

Необъяснимое, говорил он, фактически обязано своим существованием этому чудесному переплетению. Но люди не признают участия того "мира" в их мире, потому что твердо верят, что знают истинные причины событий. На самом же деле они этого не знают. Только когда они могут удержать в своем уме возможность другого измерения, иногда врывающегося в ход обычных событий, это высшее измерение становится доступным для них.

Настоящий вариант сказания взят из рукописи Лала Анвар ("Сказание об измененных"). Рукопись датируется ХVII веком.

НЕБЛАГОПРИЯТНОЕ ВРЕМЯ

Жил когда-то в Багдаде богатый купец. Дом его был надежен, он владел большими и малыми поместьями, корабли его с ценными товарами ходили в Индию. Унаследованные от отца богатства он приумножил своими усилиями, приложенными в должном месте в благоприятное время, а также благодаря мудрым советам и руководству Западного Короля, как называли в то время султана Кордовы.

Но вдруг счастье изменило ему. Дома и земли были захвачены жестоким правителем, корабли, застигнутые тайфуном, затонули, на его семью обрушились несчастья. Даже близкие друзья, казалось, перестали понимать купца, несмотря на то, что их общим стремлением были совершенные социальные отношения.

И тогда купец решил отправиться в Испанию, чтобы просить помощи у своего прежнего покровителя. Путь его пролегал через западную пустыню. Бедствия подстерегали его в дороге одно за другим. Осел его издох, сам он был схвачен разбойниками и продан в рабство. С большим трудом удалось купцу вырваться на свободу. Обожженное солнцем лицо беглеца напоминало выдубленную кожу. Грубые жители деревень, через которые он проходил, гнали его прочь от своих дверей. И только бродячие дервиши делились с ним скудной пищей и давали тряпье, чтобы прикрыть наготу. Иногда ему удавалось добыть немного свежей воды, но чаще приходилось довольствоваться солоноватой, мало пригодной для питья.

Наконец он достиг дворца Западного Короля. Но и здесь его ждали неудачи. Стража пинками отгоняла от ворот оборванца, придворные не захотели с ним разговаривать. Пришлось бедняге наняться на какую-то грязную работу во дворце. Скопив немного денег, он купил себе приличную одежду, явился к главному церемониймейстеру и попросил допустить его к королю.

Загрузка...