Жертвенная женственная птица внеземного происхождения невольно предчувствовала потаённые невзгоды. Окружающий её мир, наполненный незримыми флуктуациями, турбуленциями, извивными и недвижными потоками виделся ей пеплопадом. Пепел сыпал гуще и гуще. И в нарастающем чернеющем снегопаде гасли свечение и ликование. Казалось, пепел замер в недвижимом падении. И птица, словно защищаясь, повторяла необыкновенно настойчиво:
"Не смотри же так печально,
Ты не только человек:
Люди ангелам зеркальны,
Звёзды за изнанкой век.
Есть любовь, есть мудрость боли,
Только радость лучше всех.
Отпусти себя на волю
И любой простится грех"*
Птице бормотались слова прощения, но в сердце неотступно вращалась одна лишь мысль. "Свобода всегда чуть-чуть смертельна". И птица не знала, что делать с этой мыслью. У птицы было чувство, что именно эта мысль норовит изжечь птицыну судьбу. Изнутри, незаметно, дотла.
А вокруг пеплопад...
И каждый раз всё забывалось и начиналось, как впервые, словно бессмертие нанизывалось мерами. И пепельная фата свободы.
"Не смотри же так печально,
Ты не только человек..."