Сказки народов мира; Тысяча и одна ночь

СКАЗКИ НАРОДОВ АМЕРИКИ[95]

Однажды маленькая мышка решила постранствовать. Бабушка собрала ее в дорогу, и тихим солнечным днем мышка отправилась в путь. Вскоре ей встретилось огромное озеро. Мышка огляделась, но поблизости никого не было.

— Жаль, — вздохнула она, — а я ведь готова помериться силами с кем угодно.

Переплыв озеро, она стряхнула с себя воду и сказала:

— Пожалуй, даже дельфин устал бы больше после такого заплыва!

А огромное озеро было всего-навсего следом бабушкиной ноги, который дождь заполнил водой.

Мышка свернула на другую тропу и вскоре увидела высокую гору. Вокруг не было ни души, и мышка очень огорчилась:

— Жаль, что поблизости не видно оленей, я бы показала им, как нужно прыгать.

Она разбежалась и одним прыжком перемахнула через гору.

— Неплохо! — сказала она себе. — Я бы даже сказала — здорово!

А гора была просто пучком сухой травы.

Мышка побежала дальше и вдруг увидела двух медведей, боровшихся не на жизнь, а на смерть.

— Остановитесь, — закричала она, — прекратите сейчас же, вы убьете друг друга!

Но медведи не слышали ее, и тогда она бросилась между ними и разняла их.

— Я очень храбрая и сильная, — сказала им мышка, — бегите и больше не попадайтесь мне на пути!

И они ушли. Это были полевой клоп и муха.

— Пожалуй, на сегодня достаточно, — сказала себе мышка и побежала домой.

— Чего только я не видела, — бабушка! — закричала она прямо с порога и тут же рассказала обо всех своих приключениях.

— Ах ты глупышка… — вздохнула бабушка.

Однажды старый ворон[96] пришел на берег океана полакомиться. Нашел он под камнем большого краба, ухватил его клювом, вытащил и только собрался разбить и съесть, как другие крабы схватили его за лапы.

— Эй! — сказал ворон, — Кра-кра, — сказал ворон.

Краб вывалился у него из клюва и был таков! А другие не испугались, держат ворона, не отпускают. Плохо дело!

— Ладно уж, — сказал ворон. — Не буду вас больше трогать. Отпустите меня!

А крабы не отпускают: видно, не верят ворону. Испугался ворон, принялся нахваливать крабов.

— Какие вы красивые, кра-кра! Я вас так полюбил! Хотите, отдам вам в жены мою тетку?

— Настоящие крабы не женятся на воронах, — отозвался наконец один из крабов, и остальные с ним согласились.

— Какие вы большие, кра-кра! — продолжает ворон нахваливать крабов. — Хотите, отдам вам каяк[97] моего деда? Совсем новый!

— Настоящим крабам каяк не нужен, — холодно сказал самый маленький краб, а остальные гордо отвернулись.

«Что же делать? — растерялся ворон. — Вода-то ведь прибывает!»

— Крупнолобики! — взмолился он. — Отпустите меня! Я же утону!

Молчат крабы, хоть бы один откликнулся.

— Эх вы, какой ручей пропадает! — вздохнул ворон. — Я только затем и прилетел, чтобы подарить вам тот ручей, да заболтался что-то, кра-кра…

— Какой ручей? Где он? — всполошились крабы и тут же отпустили ворона.

— Пошли провожу, — засмеялся ворон и, взмахнув крыльями, полетел вдоль берега.

А немногие смельчаки, те, что последовали за ним, быстро сбили на камнях свои башмаки и вернулись.

Полетел ворон вдоль берега и увидел вдруг рыбку. «Кто-то ее потерял», — решил ворон и стал лакомиться. Наелся и полетел. Летит, блестит на солнце: чешуя налипла на перьях, вот и сияет. Смотрит ворон, стоит на берегу медведь, оленя свежует.

— Кра-кра, — окликнул его ворон.

Поднял голову медведь, удивился:

— Что с тобой, ворон?

А ворон в ответ:

— Прости, медведь, тороплюсь. Видишь, даже почиститься не успел.

— Да что стряслось-то? — не отстает медведь.

— Ох, боюсь, не успеешь ты, косолапый. Там ее столько!.. На всю зиму хватит, если, конечно, не растаскают…

— Ты это о чем? О рыбе? — догадался наконец медведь.

— Ну да, — обрадовался ворон. — Беги скорее, а я оленя посторожу.

Медведь поспешил к рыбе, а ворон преспокойно принялся за оленя. Наелся и улетел, только его и видели. Вернулся медведь злой, усталый, а ворона и след простыл: улетел подальше от берега, чтоб медведь не нашел. Да и ягод ему захотелось: после рыбки да оленины неплохо и ягодами полакомиться.

Полетел ворон к белке. Уселся возле ее дома и стал ждать. А вот и белка с лукошком, по веткам прыгает, домой торопится. Смотрит, на пороге вором сидит.

— Посторонись, пожалуйста, — просит белка ворона. — У меня там бельчата голодные.

— Пустяки, — махнул крылом ворон. — Мы с тобой столько лет не виделись, кра… Расскажи лучше, какие новости? Слыхала, кто-то рассердил медведя? Говорят, он теперь зол на весь свет, кра… Да что ж тш молчишь?

— Меня бельчата ждут, пусти, — снова попросила белка. — Я скоро вернусь. Я же несу им поесть…

— Да я и сам спешу, — заверил ее ворон. — Из-за тебя только и задержался. А ягоды у тебя какие! Одна другой лучше!

Покосился ворон на лукошко, а белка на него смотрит. Смотрит и говорит:

— Знаешь что, давай потанцуем! А потом я угощу тебя ягодами, хорошо?

— Хорошо! — обрадовался ворон. — Жаль только, музыки нет., да и спешу я. Давай начнем прямо с ягод?

— Ха-ха-ха, — расхохоталась белка. — Да ты, наверное, и плясать не умеешь!

— Ну да уж, — обиделся ворон. — Знаешь, какие мы, вороны, музыкальные?

— Мы тоже, — гордо сказала белка. — Давай-ка я буду петь, а ты пляши. Посмотрим, как у тебя получится!

— Кра! — взмахнул крыльями ворон. — Я и с закрытыми глазами могу. Начинай!

И ворон, зажмурившись, закружился над деревом. А белка тут же юркнула в свой домик.

— Как можно! — возмущался потом ворон. — Такая кроха — и такая обманщица!

Давным-давно люди и звери жили мирно и счастливо. Не знали они ни суровой зимы, ни холодных ветров, ни жестокой стужи. Еды было вдосталь: в лесах хватало оленей, в прериях — бизоньих стад, а с деревьев свисали сочные плоды. Повсюду благоухали цветы. Перья птиц были ярче, чем теперь, и пели птицы не переставая.

Звери были совсем ручные, они приходили и уходили на зов человека. Люди не знали войн, никто никого не обижал и не опасался своего соседа.

Днем индейцы играли в мяч и другие игры, требовавшие сил и сноровки, а по вечерам все сходились поглядеть на звезды. Индейцы верили, что звезды — это дом добрых людей, которых позвал в Страну Звезд Великий Дух[98].

И вот как-то ночью индейцы увидели, что одна звезда засияла прямо на юге, над самой высокой горной вершиной. С каждой ночью она становилась все больше, ярче, ближе.

Индейцы созвали совет и послали вождей разузнать, где теперь находится сверкающая звезда. Вожди приготовились к дальнему пути, но вернулись очень скоро.

— Звезда совсем рядом, — рассказали они. — Она порхает неподалеку, над верхушками высоких деревьев. Она не похожа на другие звезды. Пожалуй, она напоминает птицу. В ней скрыт какой-то важный смысл!

Верховный вождь созвал еще один совет для решения этой загадки. Одни считали, что звезда предупреждает о великой беде. Другие — что это какое-то доброе предзнаменование. Многие говорили, будто узнают ту самую звезду, которую их предки считали предвестницей жестокой войны. Совет решил, что всем остается только ждать.

Миновала полная луна. Звезда по-прежнему мерцала невдалеке, скрывая неразрешимую тайну. И вот ночью одному юноше приснился сон[99]. Он увидел, как к нему подошла красивая девушка и сказала:

«Меня покорила земля твоего народа. Мне полюбились ваши цветы, птицы, реки, озера и горы. И вот я покинула своих сестер в Стране Звезд: хочу теперь жить среди вас. Спроси своих мудрецов и великих вождей, где мне поселиться. Расскажи им, что мне хочется быть там, где я смогу видеть людей счастливыми. Спроси, какой вид мне принять, чтобы и они меня полюбили».

Проснувшись, юноша поспешил наружу и взглянул на юг. Прекрасная звезда стояла на обычном своем месте. С рассветом он послал гонца, чтобы созвать людей в палатку совета.

— Звезда, которую видели мы на юге, — сказал он им, — полюбила людей земли и желает остаться, чтобы жить среди нас.

И он поведал им о своем сне.

На следующую ночь самые красивые, самые храбрые воины отправились приветствовать гостью. Они поднесли ей в дар «трубку мира», набитую ароматными травами. Звезда поблагодарила людей, добрыми словами согрев им сердце. Вместе они вернулись в селение, и звезда с распростертыми крыльями порхала над палатками до самого рассвета.

На следующую ночь юноша вновь увидел сон. Опять явилась прекрасная девушка и заговорила с ним.

«Спроси мудрецов и великих вождей, где мне жить, — сказала она. — И какой вид принять, живя среди людей».

Было много предложений.

— На верхушках огромных деревьев! — сказали одни.

— В сердце самого красивого цветка! — предлагали другие.

— Пусть звезда сама решит, где ей будет лучше всего, — решили мудрейшие из мудрых.

Сначала звезда выбрала для жилья горную розу. Но в горах ей было очень одиноко без людей, среди которых она собиралась поселиться. Она вышла в прерии, но чуть не попала под копыта бизонов. Потом принялась искать обрывистую скалу, но скала оказалась такой высокой, что дети ни за что не смогли бы увидеть звезду. Наконец она нашла то, что искала.

— Я знаю, где мне будет лучше всего, — сказала звезда людям. — На воде! Там я смогу видеть, как проплывают мимо ваши каноэ. Ребятишки будут играть на берегу и станут моими товарищами. Даже самые маленькие полюбят меня: я буду навевать им сладкие сны в колыбельки.

Сказав так, звезда вошла в озеро и распростерла крылья на его глади. Очень понравилось ей свое отражение в прозрачной воде. На другое утро люди увидели на озере тысячи белых цветов в окружении зеленых листьев. То были первые белые водяные лилии.

Жил-был один молодой охотник. Все звери очень любили его за доброту. Никогда он не стрелял в оленя, если видел, что тот переплывает бурную реку. Не трогал он лань с детенышем, не нападал на дичь врасплох или на зверя, уставшего от погони. Хищному зверю и птице он всегда оставлял кусочек оленьего мяса. Снимет шкуру с убитой дичи и скажет:

— Эй, плотоядные! Это вам!

Непременно оставит медведю немного меда, а ворону — кукурузных початков с поля. Потроха убитой дичи охотник бросал в озеро или в ручей — для рыб и другой живности.

Как-то раз случилась с охотником беда. Отстал он от своих товарищей, и тут напали на него индейцы враждебного племени чероков. Они расправились с ним и сняли скальп[100].

Когда враги ушли, первым из зверей почуял человечью кровь волк. Он подошел, сразу же узнал доброго охотника и громко завыл, подзывая других зверей, а сам тем временем принялся лизать его рану. Вскоре все звери собрались вокруг и стали оплакивать погибшего друга.

Бережно ощупал лапами тело охотника медведь и сказал:

— В груди еще сохранилось тепло!

Тут подоспели и птицы. Пока медведь лапами согревал человека, все стали держать совет: как же оживить доброго охотника? Только один голос раздался против — голос грифа-стервятника:

— Давайте лучше подождем, пока он дозреет, и съедим его!

Но звери решили приготовить чудесное лекарство, в которое

каждый из них вложит по искорке жизни — по кусочку своего ума и души. Так и сделали. И получилась на редкость крепкая смесь, и было ее так мало, что она вся поместилась в скорлупке ореха, а внешне напоминала каплю воды[101].

И тут сова сказала:

— Живому человеку нужен скальп. Кто пойдет за скальпом охотника?

Завязался жаркий спор. Оказалось, не всякий зверь годится на это. Думали, думали и наконец решили, что тут нужна ловкая и умная птица. Говорят, сначала хотели выбрать орла. Ирокезы считают его очень благородной птицей, ведь, говорят, он носит на спине чашу с росой и в дождливые дни проливает ее на землю туманом.

Лотом выбрали было колибри — за то, что она быстро летает и почти невидима. Но в конце концов решили выбрать Великого ворона, Гагагову.

Ворон полетел в деревню чероков и скоро увидел скальп охотника. Он был натянут на обруч и висел над дымоходом вигвама[102]. Ворон камнем кинулся вниз и схватил скальп. Чероки заметили его, стали стрелять из луков, но ворон взмыл так высоко, что стрелы не причинили ему вреда.

Ворон принес скальп на совет зверей, и все решили, что кожа слишком высохла — человек не сможет носить ее. Тогда орел пролил на нее несколько капелек росы. Кожа стала мягкой и прочно приросла к голове охотника.

Тут ему дали отведать удивительного лекарства, я охотник почувствовал, что к нему возвращается жизнь. Аежа с закрытыми глазами, он заметил вдруг, что понимает язык птиц и зверей. Ему слышалась чудесная песня, и казалось, он тут же запоминает ее слово в слово. Звери в ней просят охотника передать всем его товарищам, чтобы они тоже напевали эту песню всякий раз, как им понадобится помощь.

Охотник спросил, как приготовлять лекарство, и звери ответили, что позже откроют кому-нибудь этот важный секрет.

И вот медведь поставил охотника на ноги. Но когда тот открыл глаза, вокруг уже никого не было: видно было только много-много разных звериных следов.

Добрый, охотник отправился в путь, возвратился в племя и рассказал людям о том, что случилось с ним.

Как-то раз идет молодой индеец и видит: увязает в- болоте бизониха. Решил Синяя Родинка ей помочь. Взял он длинную палку и стал выталкивать ею бизониху. Вскочила бизониха на ноги и убежала прочь. А юноша вернулся домой.

К весне родились у всех бизоних детеныши. Родился бизоненок и у той, что спаслась из болота. Очень хотелось малышу поиграть с другими бизонятами. Но те отталкивали его рожками и приговаривали:

— Ты человечий сын!

Рассказал бизоненок об атом матери. Она и отвечает:

— Ну что ж, если так, пойдем искать твоего отца.

Отправились они в путь. Шли долго-долго и в конце концов

набрели на индейскую деревню. Тут бизоненок обернулся человеком и побежал играть с деревенскими детьми. Наиграются дети и бегут по своим домам, а бизоненок всегда убегал в. лес, и никто в деревне не мор понять, кто же он. такой.

Призадумались индейцы к велели детям повыспросить у новичка, чей он сын. Вот они и спрашивают бизоненка:

— Зачем ты пришел в нашу деревню?

— Я ищу своего отца, — ответил он.

Посовещались между собой индейцы и решили пусть мальчик пройдет по деревне. Может, и найдет своего отца. Так и сделали. Стал мальчик- ходить от дома к дому, из семьи в. семью, но так и не нашел своего отца. Тогда собрали всех юношей. Оглядел их мальчик и воскликнул:

— Вот мой, отец! — и сел рядом с Синей Родинкой.

Тот был очень удивлен. «Как же так? Ведь, у меня нет семьи», — думал, он.

А у юноши на одной щеке была синяя родинка. Приглядевшись к мальчику, увидел он такую же родинку у него. Юноша не верил своим глазам.

Вывел мальчик юношу за деревню и сказал:

— Наконец-то я нашел тебя! Мама просила отвести тебя к ней. Как увидит она нас, тут же бросится на тебя, но ты не беги прочь. Сразу хватай бизониху за рога.

Только вошли они в лес, как, откуда ни возьмись, появилась бизониха и бросилась на юношу. Но едва Синяя Родинка схватил ее за рога, она превратилась в прекрасную женщину и сказала:

— Отпусти меня, пожалуйста. Ведь ты помог мне когда-то выбраться из трясины. Этот мальчик — твой сын. И на щеке у него твоя родинка.

— Ну что ж, давайте жить вместе, — сказал юноша.

Так у Синей Родинки появилась семья.

Молодая жена предостерегала мужа:

— Если мы поссоримся, обещай, что никогда не бросишь в меня золой из костра, не коснешься ничем острым. Иначе быть беде!

Муж обещал.

Было у Синей Родинки два любимца, ворон и сорока[103]. Они очень полюбили бизоненка, а он — их. Где бы ни бегал мальчик, где бы ни играл, они всегда садились ему на плечи.

Мать и отец Синей Родинки тоже полюбили малыша. Старик часто катал его на спине, а с ним — ворона и сороку. Так прожили они долго, и все было хорошо.

Но как-то раз поссорились муж с женой, и рассердился Синяя Родинка: выхватил из очага головню и кинулся на жену. Тотчас же она опрометью бросилась вон из палатки, прихватив сына.

Синяя Родинка выбежал следом, умоляя их остановиться. Но было поздно: его жена и сын снова стали бизонами. Почуяли их деревенские собаки, подняли лай и погнали прочь, пока бизоны совсем не скрылись из глаз.

Сильно горевали дед с бабкой. Очень скучали они по внуку. А ворон с сорокой тревожно летали вокруг, разыскивая бизоненка среди индейских детей. Наконец мать Синей Родинки сказала сыну:

— Плохо ты поступил с моим внучком! Ведь жена предупреждала тебя: она была не простая женщина!

— Да, я во всем виноват, — ответил сын. — Пойду их искать. Если я не вернусь, пошли за мной следом моих любимцев, ворона и сороку. Пусть отыщут хоть кусочек моего тела. Положи его ко мне на кровать и прикрой чем-нибудь. Потом набей трубку, раскури и скажи: «Синяя Родинка, вот дым для тебя!»[104]

И Синяя Родинка ушел. Много времени прошло, прежде чем набрел он на огромное стадо бизонов. Бродил он, бродил среди них, а потом заметил, что одна бизониха с бизоненком сидят в сторонке. «Ох, верно, это и есть моя жена с сыном», — подумал юноша.

Подкрался Синяя Родинка к месту бизоньего водопоя, вырыл яму и спрятался в ней. Он терпеливо ждал часа, когда бизоны пойдут на водопой. Вот утолили жажду взрослые бизоны, и начали пить бизонята. Когда напился последний, Синяя Родинка увидел, что остались только бизониха с сыном. Тут он вскочил и схватил бизоненка. И верно, это был его сын! Он тоже обрадовался встрече.

— Пойду позову мать, — решил бизоненок.

Когда бизониха спустилась к ним, Синяя Родинка сказал ей:

— Я пришел забрать вас с собой.

Бизониха ответила:

— Нужно сначала спросить позволения у хозяина стада. Если он разрешит, мы уйдем вместе. Ах, зачем ты обидел нас! Ведь мы, бизоны, так боимся огня и острых ножей…

Бизоненок, сын Синей Родинки, пошел к вожаку стада и спросил:

— Можно нам с матерью вернуться к отцу?

А потом вернулся к Синей Родинке и говорит:

— Хозяин требует, чтобы мы дождались бизоньей пляски. Если во время бизоньей пляски ты четырежды сможешь отличить меня от других бизонят, нас отпустят домой.

И вот собрались бизоны на пляску. Сын Синей Родинки тайком сказал отцу:

— Во время первого танца у меня будет хвост колечком — по нему ты и узнаешь меня. Во второй раз я стану припадать на одну ногу. В третий раз у меня будут опущенные уши. А в четвертый раз я закрою глаза.

Три раза Синяя Родинка отгадывал своего сына. А на четвертый раз закрыли глаза сразу все бизонята, и он ошибся. Тотчас все стадо набросилось на Синюю Родинку и растоптало его. Когда бизоны решили, что с ним покончено, они разбрелись кто куда.

Давно ушел из дому Синяя Родинка, и старуха мать решила пустить по следу его любимцев, ворона и сороку. Они полетели и вскоре вернулись с крошечным кусочком его тела. Старуха бережно положила его на кровать сына и прикрыла шкурой. Потом вышла из палатки, раскурила трубку и промолвила:

— Синяя Родинка, вот дым для тебя! Синяя Родинка, вот дым для тебя!

И едва она произнесла это в четвертый раз[105], Синяя Родинка вышел из палатки живой и невредимый.

Как-то в стародавние времена раскинуло племя шайенов свой лагерь. По обычаю, поставили палатки в круг, а в середине дети затеяли игры. Но игр не получилось: люди давно уже голодали, и во всем лагере не было ни крошки еды.

И тут вызвались людям помочь два могучих ведуна. На первом ведуне была бизонья накидка. На другом — точно такая же. Поглядели они друг на друга, удивились, что одеты совсем одинаково![106] Лица раскрашены одинаково, перья на уборах вьются одинаково…

Первый ведун сказал

— Не держишь ли ты на меня зла? Зачем подражаешь моему наряду? Ты что, смеешься надо мной?

Другой ответил.

— По-моему это ты смеешься надо мной! Кто научил тебя вырядиться так?

А первый ведун объясняет:

— Мне привиделось во сне, будто я отправился к чистому, прозрачному ручью, что течет вблизи нашего лагеря, и там, в ручье я и проведал про. это платье.

Второй так сказал

— И я отправился, к ручью, который увидел во сне, и там проведал про свое платье!

Они жарко заспорили, а потом решили:

— Пойдем к ручью вместе и посмотрим, у кого из нас больше прав носить этот наряд.

Они пошли к ручью, а все люди следом за ними.

У ручья один ведун с вызовом спросил другого:

— Посмеешь ли ты войти в ручей?

Другой ответил:

— Я-то посмею! А ты?

Они вместе вошли в ручей, заходили в воду все глубже и глубже, а потом погрузились на самое дно.

Там, на дне, ведуны увидели старуху, которая жила в этом ручье. Старуха спросила их:

— Зачем пришли?

Оба ведуна были очень голодны, поэтому они ответили:

— В нашем племени нечего есть. Помоги нам!

Тогда старуха дала каждому по миске с едой; одну миску она наполнила кукурузой, а другую — пеммиканом[107].

Ведуны возвратились к своему племени и отдали еду людям. Каждый наелся досы-та — все племя, до самого малого ребенка. Но сколько бы ни ели из мисок, они так и оставались полными.

Эту старую-престарую сказку часто рассказывают шайены. Они хорошо помнят, откуда в их племени появилась привычная еда — кукуруза и пеммикан.

Как-то раз выбежал койот к океану. Было это в том месте, где впадает в него река Колумбия. Там-то и жила женщина-сова. Это была злая ведьма, которая много лет подряд губила попавших к ней в плен людей. Она привязывала человека к колыбельке и пускала ее по воде во мглу, приговаривая:

— Уходи навсегда!

Когда колыбелька возвращалась, на ней лежали уже только человечьи кости, потому что на пути своем колыбелька проплывала мимо такого раскаленного, жаркого места, что ни один человек не мог там выжить.

Койот увидел на берегу толпу несчастных: каждого из них ждала печальная участь. Несчастным пленникам очень хотелось убежать от злой старухи, но колдовство ее лишало их силы.

Койот смешался с толпой и, последив немного за женщиной-совой, сказал людям:

— Испытаю теперь я свою судьбу! Мне кажется, я скоро вернусь обратно.

Его привязали к колыбели, и еще до того, как он скрылся в тумане, старуха проговорила:

— Уходи навсегда!

Но люди дружно закричали:

— Возвращайся к нам!

Время тянулось долго, но вот дозорные различили колыбельку. Она мало-помалу подплывала все ближе, ближе… Сильно тревожились люди, не случилось ли чего-нибудь с койотом. Но едва колыбелька коснулась берега, все увидели, что койот цел и невредим.

Теперь предстояло решить, кто же сильнее — сова или койот? Старуху тоже привязали к колыбели и отправили во мглу. А койот и все люди громко закричали:

— Уходи навсегда!

Колыбелька возвратилась, и на ней белели только кости колдуньи.

Очень радовались люди, что избавились от злой волшебницы. Они стали упрашивать койота остаться с ними. Даже пообещали ему в жены красивую девушку… Но койот отказался:

— Нет, не нужно мне жены. Побегу-ка я дальше берегом реки…

Было это на самой заре времен. Далеко на востоке того края, где живут индейцы пуэбло, на вершине горы обитало страшное чудовище. Его прозвали Пожирателем Туч. Был он величиной с гору, а пасть свою раскрывал с востока далеко на запад. Жадность чудовища была ненасытной, а пищей ему служили тучи.

Порой Пожиратель бывал особенно прожорлив, и тогда вся земля страдала от жажды. Засохнув, гибли посевы кукурузы, сильно страдали звери. Только люди, сохранив про запас немного еды, могли выжить, но и им приходилось нелегко. Много воинов искало встречи с Пожирателем Туч, но все терпели неудачу оттого, что не было у них подходящих волшебных амулетов.

А далеко на западе земель пуэбло жил со своей бабкой юноша по имени Ахайюта, Был он сильным, как и его отец Солнце, и быстрым, как олень. Ахайюта мечтал о той поре, когда он станет великим воином. И вот однажды он пришел к своей бабушке и попросил:

— Задай мне такую задачу, чтобы, выполнив ее, я мог стать мужчиной и занять свое место в кругу совета!

— Есть дело, которого не совершил еще ни один человек, — предостерегла его бабушка.

— Мне не страшна самая трудная задача, — отвечал Ахайюта. — Скажи, что я должен сделать.

— Ты должен одолеть Пожирателя Туч, чтобы народ наш не страдал от долгой, жестокой засухи, — сказала старая женщина.

— Кто это — Пожиратель Туч? — спросил юноша.

И бабушка рассказала ему о злобном чудовище, которое многие годы мучило людей и держало их в нищете.

— Я убью его, бабушка! — Юноша сжал свой самый большой лук и самые длинные стрелы.

— Сначала, внучек, надо найти Пожирателя Туч, — сказала старуха. Достав потаенную корзинку, она вынула из нее четыре перышка[108].— Видишь эти перья? Воткни в волосы красное перо, и оно будет направлять тебя в пути. Чудесная сила синего пера позволит тебе понимать речь зверей. Владея желтым пером, ты сможешь уменьшаться в размерах и стать величиной с самого маленького зверька.

— А для чего черное перо? — спросил юноша.

— Это самое главное перо, а ведь каждое из них — большая сила! Храни их бережно и ни за что не выпускай из своих рук. Черное перо, внучек, придаст тебе силы, чтобы совершить тот подвиг, на который ты идешь.

Рано поутру Ахайюта укрепил в волосах красное перо, распрощался с бабушкой и отправился в путь.

Весь день красное перо направляло его в пути. Чем дальше к востоку он шел, тем жарче был воздух, реже растительность. Земля казалась выжженной, и все чаще попадались широкие трещины в почве. Уже давно не видно было зверей. И вдруг Ахайюта наступил на подземную норку крота, и сам хозяин выпрыгнул наружу.

— Скажи, где живет Пожиратель Туч? — спросил Ахайюта, воткнув в волосы синее перо.

— До жилья Пожирателя всего несколько дней пути, но ты должен быть осторожен. Он погубил всех зверей, все растения, и, если увидит тебя, ты тоже погибнешь, — сказал крот, внимательно оглядывая горизонт. — Я тоже погиб бы, но мой домик находится глубоко под землей, там-то я в безопасности.

— По твоему тоннелю я смогу подобраться к самому дому Пожирателя Туч, — сказал Ахайюта, — и он не заметит меня.

— Уж очень ты велик, — засмеялся крот.

Но тут у него на глазах Ахайюта воткнул в волосы желтое перо. Тотчас же он сделался маленьким, не больше самого крота и легко вошел в его норку.

— Ах! — воскликнул крот. — Ты владеешь удивительной силой! И к тому же храбрец! Ступай за мной!

Двигаясь по подземному ходу крота, Ахайюта всюду замечал запасы пищи и воды, которые хозяин заготовил в своем подземном жилище. Часто они останавливались, чтобы поесть и отдохнуть, но не зажигали огня: хозяин терпеть не мог дыма.

На четвертый день подземного путешествия крот сказал:

— Мы почти у дома Пожирателя Туч.

Тут послышался гул, и земля затряслась. Стенки лаза сильно дрожали, посыпались даже отдельные камешки. Вскоре лаз повернул вверх и оборвался. Землетрясение усилилось.

— Дом Пожирателя Туч прямо над нами, — проговорил крот. — Слышишь, как шумно дышит он во сне? Сейчас главное — тихо!

— Я слышу, как бьется сердце Пожирателя Туч, — прошептал Ахайюта, втыкая в волосы четвертое, черное перо. — Сейчас я разделаюсь с ним!

Он почувствовал, как исполинская сила наполняет все его тело.

Приложив самую длинную, самую прямую стрелу, Ахайюта натянул лук до предела. Он прицелился прямо в то место над головой, откуда доносилось биение сердца Пожирателя Туч. Едва он спустил тетиву, раздался громкий крик, и все кругом затряслось. Крот и Ахайюта оказались засыпанными землей и глыбами скал.

Когда Ахайюта пришел в себя, земля все еще тряслась. Повсюду лежал в развалинах огромный дом Пожирателя Туч, а тело чудовища распростерлось, словно гора.

— Ты одолел Пожирателя Туч! — вскричал крот и от радости пустился в пляс. — Нас засыпало землей, когда чудовище билось в агонии. Но я откопал тебя. Смотри, твоя стрела попала прямо в сердце Пожирателя!

Друзья взглянули на небо и увидели, что оно быстро темнеет, наполняясь тучами. Скоро пошел дождь. Он выпал по всей земле, с востока на запад.

— Наше племя не будет больше страдать от жадности Пожирателя Туч, — вскричал Ахайюта.

И он тоже, вслед за кротом, начал пляску дождя.

— А ты стал настоящим мужчиной и великим воином! — ответил крот.

Так в знойной земле пуэбло была побеждена засуха. А об Ахайюте и его подвиге люди с почтением вспоминают и до сего дня.

В давние времена ветер дул каждый день. Он дул так сильно, что никому не давал житья. Тогда койот решил:

— Чтобы ветер больше не дул, поймаю его да убью. Расставлю силки в ущелье между горами. Там-то он мне и попадется.

И вот взял койот н расставил силки на камне в самом узком месте ущелья. А потом пошел домой спать. Наутро приходит койот в ущелье и видит: кто-то бьется в силках. Длинные волнистые волосы. Большие глаза. Широкий рот.

Достал койот ив колчана стрелу, наложил на лук, говорит:

— Сейчас ты умрешь!

— Не стреляй в меня, — говорит ветер. — Разве тебе меня не жалко?

— Не жалко-,— отвечает койот. — Ты каждый день налетаешь на дома и лезешь не в свое дело. Готовься к смерти!

— Пожалей меня, — молит ветер.

— Ладна, живи, — смилостивился койот, — только пообещай мне, скажи: «Больше никогда не буду дуть!»

— Но я же умру, если буду все время сидеть дома, — плачет ветер. — Как тогда мне найти еду?

— Ладно. Тогда скажи: «Когда подую, когда перестану!»

— Клянусь тебе: когда подую, когда перестану.

Высвободил койот пленника из силков и отпустил на волю.

Ветер поэтому жив по сей день.

Только теперь он когда подует, когда перестанет.

Сидел кролик в кустах, ягодами лакомился. Вдруг видит: бежит койот. Кролик скорее-скорее прочь. Койот за ним. Кролик в нору. Койоту в нору не влезть. Сунул он в нору лапу, стал разрывать. А нора неглубокая. Вот-вот до кролика койот доберется.

Сидит кролик в норе, смотрит на койотову лапу, думает, как быть. Иначе как на хитрость надеяться не на что.

— Все ко мне! — закричал кролик. — Койот к нам в дом лапу сунул. Тут-то мы его и поймаем!

Кролик, конечно, сидел в норе один-одинешенек. Но он хотел, чтобы койот подумал, будто там много зверей.

— Ну что, хватать? — громко спросил кролик.

— Хватай! — ответил он сам себе и крепко схватил койота за лапу. — Держи! — крикнул кролик. — Режь ему лапу!

До смерти напуганный койот выдернул лапу и бросился наутек. Долго бежал он и оглядывался: боялся, что за ним все звери гонятся.

Поль Баньян[109] считался у лесорубов главным силачом, и вообще он был великим человеком. Каждый день он вырастал на два фута[110]. Когда он хохотал, люди в дальних деревнях бежали домой и прятались в подвалы: они думали, что надвигается страшная гроза.

Поль был быстрее молнии. На всем севере только ему удавалось на ночь задуть свечу и прыгнуть в постель, пока в комнате еще держится свет задутой свечи.

Он рассказывал, что однажды посадил кукурузное зерно и в пять минут кукуруза вымахала на пятьдесят футов, так что его помощник Оле Большой Швед забрался по ней неизвестно куда.

С его стола падали на пол такие здоровенные крошки, что подбиравшие их бурундуки стали крупнее волков и выжили из окрестности медведей.

Поль изобрел двойной топор с лезвиями по обе стороны, чтобы его лесорубам работалось вдвое быстрее. Топор самого Поля был размером с ворота, и Поль насадил его на топорище из крепкого высокого дуба. Поль так лихо орудовал им, что топор раскалялся докрасна, и тогда приходилось окунать его в ближнее озеро.

Поль и семерка его лесорубов за один-единственный месяц свели леса по всей Северной Дакоте. Сам Поль вырубал квадратную милю[111] в день, и его счетовод Джонни Чернильная Душа едва поспевал заносить в книги, сколько и где нарублено. А Поль тем временем стоял среди леса, который едва доходил ему до пояса, и размахивал топором, который вряд ли смогла бы поднять семерка его лесорубов.

Поль проложил русло реки Святого Лаврентия на востоке и вырыл залив Пьюджет Саунд на западе, а после этого пособил Джиму Хиллу в постройке Большой Северной магистрали.

Поль сказал Джиму, что проложит эту железную дорогу быстро и дешево. Чтобы построить забор вдоль путей, он привел шестьсот восемьдесят бобров. Бобры нагрызли в полосе отчуждения много тысяч сосновых кольев длиною по шесть футов.

Тогда Поль привез из Миннесоты сусликов. Суслики начали рыть себе норы возле дороги. Поль вытаскивал их из готовых нор и ставил туда колья. Многие суслики возмутились и устроили митинг протеста. Однако с дороги они не ушли и роют там норы поныне.

Поль Баньян, Вороватый Сэм, Оле Большой Швед и семерка прославленных лесорубов построили лесопилку, чтобы пилить такие высокие деревья, что макушки их видно лишь в ясный день, и такие толстые, что прорубиться сквозь кору к древесине можно было, только действуя сообща.

Лесорубы валили такие деревья вездеходной пилой, которая была длиною в несколько миль и срезала все на своем пути. По ночам эту пилу вострили тридцать точильщиков.

Падавшие в снег деревья поднимали такую метель, что солнце в этих краях видели только по нечетным четвергам.

Деревья так боялись Поля и его подручных, что однажды целый лес, завидя их, пустился наутек, так что Полю пришлось ловить его сетью.

Вслед за лесорубами по лесосекам шел Малыш Голубой Бык. Он наступал на пни и вдавливал их глубоко в землю, чтобы можно было посеять озимые в эту же осень.

Пекос Билл[112] был лучший наездник во всем Техасе, к тому же еще говорят, что именно он изобрел лассо. Лассо у него было длиною от Рио-Гранде до Большой Излучины[113], и петля у этого лассо была соответствующая. Билл от нечего делать забрасывал лассо в небеса и заарканивал пролетавших орлов и коршунов.

Он арканил все, что попадало ему на глаза, — медведей, волков, пантер, лосей, бизонов. Увидев впервые железнодорожный состав, он решил, что это какое-то вредное пресмыкающееся, и набросил на него лассо, отчего чуть не случилось крушение.

Билл души не чаял в своем коне и имел на это все основания, потому что сам выкормил его нитроглицерином и колючей проволокой.

Конь вырос выносливый и злой и никого, кроме Билла, к себе не подпускал. Конь души не чаял в своем Билле и, когда кто-нибудь другой пробовал прокатиться на нем, начинал брыкаться и прыгать как черт. Он наделал немало вдов, этот конь, и Билл прозвал его Вдоводелом.

Вдоводел был конь как раз под стать Биллу, но вообще-то Билл мог ездить на всем, что движется. Как-то он для смеха оседлал молнию и перелетел на ней через пик Пайк.

В другой раз он поспорил на стетсоновскую шляпу, что проедет верхом на циклоне. Он отправился в Канзас и, ухватив торнадо[114] за ухо, вскочил на него. Подкручивая усы и пришпоривая торнадо, он прокатился по Оклахоме и северной узкой части Техаса, а над самым Техасом торнадо понял, что сбросить Билла ему не удастся, и выпал из-под него проливным дождем. Это была единственная неудача в жизни Билла.

Когда Билл перебил всех бандитов в Техасе, там стало так тихо и спокойно, что Билл заскучал.

Оседлал он Вдоводела и отправился дальше на запад. В Нью-Мексико Билл встретил старого траппера[115] и спросил его, нет ли тут где парней пожелезнее.

— За двести миль отсюда в горах живет шайка до того железных парней, что гвозди зубами перекусывают, — ответил старый траппер.

Билл поскакал в горы: очень ему не терпелось взглянуть на этих железных парней.

Но только конь его оступился, полетел под откос и свернул себе шею, и Биллу пришлось продолжить свой путь пешком.

Снял он с коня седло, взвалил на плечи и зашагал, но вдруг увидел гремучую змею. Это была здоровенная змея длиною в двенадцать футов, и из пасти у нее торчали здоровенные ядовитые зубы.

Загремела гремучая змея и полезла в драку. Биллу с кем бы ни драться — лишь бы подраться, но Билл всегда дрался честно. Ему не хотелось, чтобы змея потом шипела, будто он напал первым, и он позволил ей укусить себя целых три раза.

Тут Билл дал себе волю и вытряхнул дух из змеи. Он был незлопамятен, и, когда змея попросила пощады, Билл обернул ее себе вокруг шеи, как шарф, взвалил седло на плечи и зашагал дальше.

Шел он каньоном, и тут на него с высокой скалы бросился кугуар. Билл бровью не повел. Положил он на землю седло, снял с шеи змею и занялся кугуаром. Рыжая шерсть с кугуара летела до самых небес, так что окрестные птицы и кролики подумали, будто уже заходит солнце. Когда кугуар получил столько, сколько ему причиталось, он стал лизать Биллу руки и пищать, словно котенок.

Набросил Билл на кугуара седло, кинул на морду уздечку, вскочил на него верхом и погнал по горам. Мчится кугуар по горам, каньоны перепрыгивает, а Билл его шпорами бьет и змеей, словно плетью, хлещет.

Так на кугуаре и примчался Билл к железным парням, осадил кугуара, наземь спрыгнул, седло стал снимать.

Железные парни у костра сидят, над костром в котелке кофе кипит да ведро бобов варится. Билл несколько дней ничего не ел, запустил он руку в ведро, отправил пригоршню бобов себе в рот, запил котелком кофе и отер губы колючим кактусом.

— Кто тут у вас главный? — спрашивает Билл железных парней.

— Я был, — отвечает парень в семь футов ростом, — а теперь ты будешь.

Так началась жизнь Билла на Западе.

Вскоре после того он застолбил Нью-Мексико и обнес забором всю Аризону. В ней он устроил огромное ранчо. От въездных ворот до дверей дома было так далеко, что вдоль пути Билл поставил станции с перекладными лошадьми для гостей. Билл любил веселую компанию, и, когда к нему приезжали гости, он всегда уговаривал их погостить подольше.

У него было так много ковбоев, что его пекарям приходилось запружать ручьи и замешивать тесто прямо в лощинах. Они ссыпали в них фургоны муки, ведерки дрожжей и тонны соли. Затем запрягали коней и месили тесто плугами и скреперами[116]. По сей день кое-где в лощинах осталась соль. Люди назвали такие места солонцами.

Настоящее имя Кейси Джонса[117] было Джон Лютер Джонс. Вот как он получил свое прозвище. Когда он пришел наниматься на железную дорогу Мобил-Огайо, молодой машинист по фамилии Лешли сказал ему:

— Все хорошо, только имя твое здесь не пойдет. Понимаешь, у нас тут слишком много Джонсов, и все их путают. Ты откуда родом?

— Из Кейса, — ответил Джонс.

— Вот и прекрасно, — сказал Лешли. — Мы будем звать тебя Кейси Джонс.

Кейси Джонс от кочегара на магистрали Мобил — Огайо дошел до машиниста на Иллинойсской Центральной, где прославился тем, что, ведя свой паровоз, подавал гудок на шесть музыкальных тонов. Это был глубокий протяжный гудок, который начинался тихо-тихо, затем поднимался, крепчал и замирал в отдалении, как шепот. Люди прозвали его козодоем, так как и правда он чем-то напоминал жалобный голос ночной птицы:

«КЕЕЕЕЕЕЙ СИИИИИИ ДЖООООООНС».

Вдоль всей Иллинойсской Центральной, от Джексона, штат Тенесси, до Уотер Вэлли, штат Миссисипи, люди слышали этот гудок и, просыпаясь ночью, говорили:

— Это наш Кейси Джонс, — и спокойно засыпали опять, когда знакомый голос жалобного козодоя терялся в ночи.

После нескольких лет вождения грузовых и пассажирских составов Кейси стал машинистом прославленного экспресса «Пушечное ядро», который курсировал на линии Мемфис — Кентон, штат Миссисипи. Его «козодой» по-прежнему оглашал окрестности, чтобы люди знали:

В воскресенье 29 апреля 1900 года Кейси Джонс прибыл с экспрессом на станцию Мемфис в двадцать два ноль-ноль. Вместе с кочегаром Симом Уэббом они зашли к дежурному отметить прибытие и уже собирались разойтись по домам, как вдруг кто-то сказал:

— Джо Льюиса увезли в больницу, некому вести «Пушечное ядро» на Кентон.

— Я заменю Джо Льюиса, если вы подготовите мой паровоз к рейсу, — вызвался Кейси.

В двадцать три ноль-ноль, с опозданием в девяносто пять минут, поезд триста восемьдесят второй под проливным дождем отошел от станции Мемфис на юг, к станции Кентон.

Это случилось в четыре утра на разъезде Воан, штат Миссисипи. Железнодорожный путь петлей огибал городок Воан, а за городком, в самом конце петли, был длинный разъезд, на котором той ночью паровоз к паровозу стояли два товарных состава — южный восемьдесят третий и северный семьдесят второй. Оба вместе они были длиннее пути разъезда на четыре вагона, и их бригады решили сманеврировать на юг, чтобы открыть «Пушечному ядру» северную стрелку разъезда. Когда же экспресс выйдет на стрелку, оба они сманеврируют на север и откроют ему южную стрелку.

Только когда они начали маневр на север, от поезда семьдесят второго неожиданно отцепились четыре последних вагона и загородили главный путь у самой южной стрелки. Поездные бригады, конечно, не знали, что Кейси гонит экспресс со скоростью семьдесят миль в час, чтобы наверстать время. А Кейси не слышал взрыва петарды[118], которую сигнальщик семьдесят второго поставил на пути, предупреждая об опасности.

И вот когда славный триста восемьдесят второй был в какой-нибудь сотне футов от южной стрелки, изумленным глазам Кейси Джонса и Сима Уэбба предстали неясные в предутренней мгле очертания нескольких товарных вагонов, медленно въезжавших с главного пути в разъезд. Оба мгновенно поняли, что ничто на свете не может предотвратить катастрофу.

— Прыгай, Сим, спасайся! — крикнул Кейси Джонс кочегару, а сам дал задний ход и включил воздушные тормоза — это было все, что он мог сделать. И грохочущий триста восемьдесят второй на полной скорости врезался в товарные вагоны, круша их, как спичечные коробки. Симу действительно удалось выпрыгнуть, он упал в придорожные кусты и даже не сильно расшибся.

А прославленный триста восемьдесят второй разнес в щепу все четыре товарных вагона и полетел под откос. Когда тело Кейси Джонса нашли в обломках, одна рука машиниста была на шнуре гудка, другая на тормозном рычаге.

— Я помню, что, когда я прыгал, Кейси дал пронзительный долгий гудок, — рассказывал потом Сим Уэбб жене Кейси Джонса. — Он явно хотел предупредить сигнальщика грузового состава, чтобы тот тоже прыгал.

Груды сена и горы пшеницы из разбитых вагонов лежали у места крушения. Говорят, что несколько лет потом на путях в этом месте росла пшеница.

Америка знала много славных пионеров: великана-лесоруба Поля Баньяна, ковбоя диких прерий Пекоса Билла, доброго фермера Джонни Яблочное Зернышко и еще много «золотых петушков», прославившихся своей силой, отвагой и великими делами.

Таков был и Питер Франциско из штата Виргиния. Люди всегда готовы поведать о его редкой силе и бесстрашных подвигах.

Нам бы хотелось рассказать о нем три увлекательных и веселых истории, но, к сожалению, не хватает места.

Питер попал в Виргинию издалека, говорят, будто даже из Португалии, ну да это к делу сейчас не относится. Его подобрали на берегу, брошенного там какими-то бессердечными моряками, удравшими потом на всех парусах. Случилось это давным-давно в районе Хопуэлла, неподалеку от Питерсберга, штат Виргиния.

Судьба оказалась милостива к маленькому черноглазому и черноволосому мальчугану. Его взял к себе на воспитание судья Энтони Уинстон, чья ферма была расположена по соседству.

Мальчик вырос большой и крепкий, и вскоре о его богатырской силе уже гремела молва. Однако характером он был тихий, в чужие дела не лез и пускал в ход свою силу, только когда в этом была острая необходимость.

С каждым годом росту и силы у него прибавлялось. К шестнадцати годам он достиг уже почти семи футов, а весом был более двухсот пятидесяти фунтов[119]. Он мог каждой рукой поднять по одному взрослому человеку.

Настало время, когда американцы решили освободиться от Британской короны, и Питер одним из первых записался в армию мятежников.

Он тут же отличился силой и храбростью, оказываясь всегда в самой гуще сражения, и покрыл себя неувядаемой солдатской славой. Все, от низших офицеров до генералов, знали о его подвигах.

Генерал Джордж Вашингтон[120] специально для него заказал шпагу шести футов длиной, и Питер размахивал ею, словно перышком.

Генерал Лафайет[121] был его лучшим другом, собственно, как и все, с кем он был в одном строю.

Когда кончилась война, он вернулся к мирной и благополучной жизни, открыл гостиницу с пансионом, но о великих делах своих не забывал никогда. Мы вам расскажем лишь об одном случае из его мирных дней, а вы сами убедитесь, что Питер Франциско не зря снискал и похвалу, и любовь многих людей.

Однажды он сидел на веранде своего дома и с удовольствием вспоминал битву с драгунами полковника Тарнтона[122], в которой он одной рукой раскидал с полдюжины всадников. И вдруг Питер услышал топот конских копыт, приближающийся к гостинице.

— Удача! Едет путник, которому нужны будут еда и постель! — И он с нетерпением уставился на дорогу.

Вскоре верхом на коне появился здоровенный детина довольно наглого вида.

— Добрый день, сэр, — приветствовал его вежливо Питер. — Вы ищете, где бы остановиться? Пожалуйста, у нас сколько угодно свободных комнат.

— Вы Питер Франциско? — заорал громовым голосом всадник, так что на семь миль вокруг, наверно, было слышно.

— Ну, я. Может, вы слезете с коня и войдете?

— Меня зовут Памфлет. Я прискакал из самого Кентукки, чтобы отхлестать вас ни за что ни про что.

— Что ж, это нетрудно устроить, дружище Памфлет, — сказал, улыбаясь, Питер. — Эй, кто-нибудь там! — крикнул он.

На веранду вышел слуга.

— Будь добр, — сказал ему Питер, — сходи наломай ивовых прутьев подлинней и покрепче! Потом дашь их вот этому господину, прискакавшему из Кентукки.

Слуга поспешил в сад.

— Мой слуга, дорогой господин Памфлет, избавит вас от лишних хлопот и забот, чтобы вы могли исполнить то, зачем приехали.

Памфлет в недоумении поглядел на Питера: почему этот прославленный богатырь даже не разозлится? Он задумался на минуту, потом соскочил с коня и провел его под уздцы через ворота, потом через палисадник, гордость миссис Франциско, и подошел к самой веранде, на которой сидел Питер. Памфлет был мужчина большой, грузный и ходил неуклюже. Он долго смотрел на Питера, подпиравшего головой потолок веранды, потом медленно произнес:

— Мистер Франциско, не разрешите ли вы мне узнать, какой у вас вес?

— Пожалуйста, если вас это интересует. — И Питер спустился с веранды в сад.

Пришелец из Кентукки бросил поводья своего коня и, собрав все силы, несколько раз приподнял Питера над землей.

— Да, вы тяжелый, мистер Франциско.

— Люди тоже так говорят, мистер Памфлет, — смеясь, заметил Питер. — А теперь, мой дорогой господин Памфлет, приехавший сюда, чтобы отхлестать меня ни за что ни про что, я бы хотел проверить ваш вес… Разрешите и мне поднять вас, чтобы узнать, сколько весите вы.

Питер Франциско слегка наклонился вперед и легко поднял Памфлета с земли. Он проделал это дважды, а на третий раз поднял его повыше и — хоп! — перебросил через садовую ограду.

Памфлет полежал немного, потом не спеша встал. Он ушибся при падении, правда не очень, и весьма неприязненно посмотрел на Питера.

— Выходит, вы выставили меня из своего сада, — заметил он саркастически. — Тогда будьте любезны выставьте уж и моего коня.

— С преогромным удовольствием, сэр!

Питер спокойно подошел к коню. Разве не поднял он однажды одной-единственной рукой пушку весом в тысячу сто фунтов? Лошадь-то небось весит меньше?

Левую руку он поддел лошади под брюхо, а правой подхватил пониже хвоста, поустойчивее расставил ноги, напряг все мускулы и одним могучим рывком поднял испуганное животное и отправил вслед за его хозяином через изгородь.

Памфлет глядел на все это разинув рот. Потом медленно и с большим уважением вымолвил:

— Мистер Франциско, теперь я полностью удовлетворен, ибо собственными глазами убедился, что ваша репутация великого силача заслужена вами честно.

— Благодарю вас, сэр, — сказал, приветливо улыбаясь, Питер. — Благодарю вас! Когда будете в другой раз проезжать мимо, милости просим, заходите.

Памфлет ускакал, а Питер вернулся на свое место на веранде, откуда любовался виргинскими цветами и виргинским солнцем.

Мы не погрешим против правды, если скажем, что самым большим на свете медведем был Старина Гром Небесный.

Самым большим — да, но не самым умным. Встречались в Калифорнии во времена, когда там проходил фронтир, медведи-гризли такие мозговитые, что мозгам было тесно в их башках. Может, оттого, что солнце там шпарило каждый божий день? Коли не дождь, так солнце и солнце. А на солнце, сами знаете, все живехонько созревает.

Предположим, родился у медведицы медвежонок-несмышленыш. Солнце его пригрело, и, глядишь, умишко у него быстро и созрел. Так или иначе, а КУ (коэффициент умственного развития, как теперь выражаются специалисты) у этих медведей был на диво высокий. И водилось их тогда видимо-невидимо — можно сказать, больше, чем скотины рогатой.

Во всяком случае, так оно было на Рашен-Ривер в ту пору, когда на берегу ее поселился один фермер. Он выращивал сочную кукурузу и разводил свиней.

В первую же осень, как только кукуруза начала вызревать, на его поле забрели медведи и подчистили все до единого початка. А фермер-то прикидывал: часть кукурузы он продаст, остальной будет свиней откармливать, тоже на продажу, конечно.

Ох и рассердился он! Просто-таки из себя вышел. И всякий раз, как пойдет в поле, увидит голые стебли без пухленьких, желтых початков, так из себя выходит и назад в себя никак прийти не может. Он твердо знал, что это медведи, потому как следы их ясно виднелись на земле. Но вот загадка: медведи кукурузу-то не ели, а с собой уносили.

Дальше — больше, за кукурузой стали пропадать сами свинки. Фермер прямо-таки обыскался — туда, сюда, все надеялся хоть ихние косточки отыскать на том месте, где косолапые лакомились окороками. Но ни единой не нашел. Даже жалкого хвостика.

Как-то раз ему почудилось, будто визжит кто под деревом. Подошел, а это вовсе и не визжит, а мяучит; видно, какой-то кот свое «мяу» промяукал да и забыл тут.

Чуть с ума не спятил бедный фермер, хотя пятить-то особо было не с чего. И вдруг напал на след, ведущий прочь с его кукурузного поля. След этот вилял зигзагом сначала меж кукурузных полос, потом поднимался на холм и, наконец, спускался к лесочку милях в трех от поля. След был медвежий, ни чей другой, потому как только косолапые так косолапят.

Прихватил фермер свое ружье, вскинул на плечо и зашагал к тому лесу. Подходит и слышит: вроде как медведи ворчат, пыхтят. Поближе подкрался. Вот те на! Медведей сотня, не меньше, и все за работой. Да за какой! Строят свиной хлев из павших стволов да толстых веток и загоняют в него его собственных призовых свинок! Одни медведи строят, другие полные охапки кукурузных початков таскают, хряков его подкармливают.

Что и говорить, косолапый не промах, для себя, значит, запас на зиму готовит! Ну и умные бестий эти медведи! Куда ему с ними тягаться!

Повернулся фермер и пошел восвояси, ни одного выстрела не сделал. Запряг он коней, побросал в фургон кой-какие вещички и подался в другие места. Говорят, будто он завел ферму в горах, стал из гальки валуны выращивать, чтоб подправить местный пейзаж в Скалистых горах иль в Колорадо, точно не знаем.

А медведи взялись его старой фермой управлять. И преуспели поначалу, а потом уж больно разъелись, обленились и, чуть что, в спячку заваливались. Медведи, дело известное, все зимние месяцы в году спят без просыпу. А эти медведи спали и зимой, и весной, и осенью. До того дошло-, что даже летом заваливались спать, пока не заснули на веки вечные. Может, потому в Калифорнии и не найти больше умных медведей?

Жила однажды на свете очень миловидная молоденькая негритянская девушка. Глаза ее всегда смеялись, а ноги танцевали. Все молодые люди были от нее без ума, о чем каждый сообщал ей. Ее всегда сопровождала целая свита, куда бы она ни шла. Юноши готовы были даже бросить работу, только бы полюбоваться на нее. А она все не могла решить, за кого же из них выйти ей замуж. Она была чуточку спесива. И все разглядывала их и разбирала по косточкам.

Не стоит ее бранить за это, ведь молодых людей было так много, а выбор сделать так трудно!

И все-таки четырех из них она предпочитала другим. Но кто будет единственный избранник, этого она никак не могла решить.

«А может, мне выйти замуж за того, кто работает быстрее всех?» — наконец подумала она и поделилась этим со своими поклонниками.

Что ж, все четверо были юноши крепкие, сильные и трудностей не боялись. И у каждого было в запасе много нежных слов для хорошенькой негритянки.

Однажды поутру она шла к источнику за водой, держа деревянную бадью в руках.

К ней подошел один из молодых людей, ухаживавших за ней, старший из четырех. Он был плотником.

Он хорошо знал характер девушки и что у нее на уме. И в шутку сказал:

— Я мастер, который ищет работу. Скажи мне, милая, куда ты идешь?

— Я иду за водой! — был ответ.

— И я с тобой! Давай я помогу тебе нести бадью.

Он взял из ее рук бадью, они дошли до источника, и он набрал из него полную бадью воды. А потом пошли назад. И, могу уверить вас, рот влюбленного юноши не был на замке. Он сказал девушке много ласковых слов и попросил выйти за него замуж.

Пока он объяснялся ей в любви, вдруг — крак! — дно деревянной бадьи, полной воды, затрещало и готово было вот-вот выпасть.

Юноша не сплоховал. Как вы думаете, что сделал этот находчивый плотник? Не успела девушка и глазом моргнуть, а в руках у него уже была подходящая доска. Не успела она рта раскрыть, а уж он вырезал из этой доски подходящее для бадьи дно. Не успела она вздохнуть, а уж он вставил дно в бадью, да так крепко, как кора сидит на дереве.

Словом, так быстро, что из бадьи не убежало ни капли воды.

— Можно считать, что я мастер без дела, но вот какой я на деле плотник! — сказал он девушке. — Выйдешь за меня замуж, радость моя?

— Ты лучший плотник во всем штате! Но я еще должна подумать. Подожди немного, тогда я дам ответ.

Времена менялись, а девушка — нет. Пришла зима, стояли сильные холода. Как-то раз у девушки в гостях сидел второй из молодых людей, который ухаживал за ней. Он был дровосеком.

Он хорошо знал характер девушки- и что у нее на уме. И в шутку сказал:

— Я лесоруб, который сидит без дела!

Он добавил еще нежных и теплых слов, и все-таки их тепла не хватило, чтобы согреть комнату.

— Тогда раздобудь для печи дров! — сказала девушка. — В доме нет ни щепки.

— С радостью! Я сделаю все, чтобы тебе стало тепло и уютно, единственная моя! — ласково сказал юноша.

Он взял топор и вышел. Неподалеку росло могучее дерево, почти что десяти футов в обхвате. Юноша проверил, достаточно ли остер топор. В это врем» вдруг разразилась гроза — только в штате Миссисипи зимой бывают такие странные грозы, когда гремит гром, сверкают молнии, а дождя нет.

Когда юноша в первый раз взмахнул топором, вверху сверкнула молния. Слепящий шар ее устремился с неба на дерево, которое он собирался рубить.

Топор взлетел вверх, потом упал вниз. Вверх, вниз, вверх, вниз — в тысячу раз быстрее молнии.

Раз! Раз! Ух! Ух! Дерево упало.

Гик! Гик! Гик! Во все стороны полетели щепки.

И что бы вы думали, не успела молния ударить в дерево, а молодой дровосек уже с целой вязанкой дров вбежал в дом.

— Вот, моя единственна», я принес много дров, теперь нам будет тепло, и я могу сказать тебе, сам я тебя люблю, а потому прошу: выходи за меня замуж! Быть может, я и впрямь лесоруб, который сидит без дела, зато я лучший дровосек на весь штат Миссисипи.

— Не спорю, дровосек ты прекрасный, но о женитьбе еще надо подумать. Подожди немного, тогда я- дам ответ.

Однако время не ждет, даже хорошеньких девушек. В Миссисипи пришла весна. Все зазеленело и расцвело. В одно прекрасное утро девушка и третий ее ухажер гуляли в лесу. Этот молодой человек был кузнецом.

Сияло солнце, пели птицы, день был чудесный. Самый что ни на есть подходящий: день, чтобы сделать девушке предложение. Так молодой кузнец и поступил, последовав примеру предыдущих молодых людей, и, попросил девушку выйти за него замуж.

Что и говорить, ни одной красотке во всем Миссисипи не делали, наверное, столько предложений!

Он хорошо знал характер девушки и что у нее на уме. Шутки ради он сказал:

— Я сапожник без сапог! Но выходи за меня замуж, и увидишь, на что я гожусь!

Гвозди и подковы! Он же всегда носил их при себе. Да еще молоток. Пока они беседовали, мимо пробежал олень.

— Милая, сейчас я покажу тебе, как работает сапожник без сапог. Ну чем я не кузнец?

Он догнал оленя, достал молоток, гвозди и подкову… Раз, два, и готово! Олень был подкован на лету.

Закончив работу, юноша воскликнул:

— Видишь, любимая, какой я работник! Теперь ты решишься выйти за меня замуж не медля, как я не медлил, догоняя оленя?

— Кузнец ты прекрасный, лучше и не найти. Но о женитьбе еще надо подумать, — сказала девушка. — Здесь не надо спешить, как в погоне за мулом или за оленем. Подожди немного, тогда я дам ответ.

Пробежало лето, настала осень. Однажды девушке повстречался четвертый из ее вздыхателей, брадобрей.

— Красавица моя, — воскликнул он, — я безработный брадобрей! Но я тебя люблю и сделаю счастливой.

И он сказал ей все-все, что говорят влюбленные молодые люди в таких случаях.

Вдруг из кустов выскочил пушистый кролик с длинными ушами.

— Краса моя, — воскликнул юноша, — я покажу тебе, как бреет безработный брадобрей!

Он вытащил бритву, мыло и воду, которые всегда носил при себе, и не успел кролик пересечь зеленую лужайку, мордочка у него уже была выбрита. И даже за ушами.

— Вот видишь! А теперь пойдешь за меня?

— Брадобрей ты прекрасный, а вот какой муж… Об этом еще надо подумать. Дай мне время, тогда я отвечу.

И милая девушка все думала и думала. Думала и думала…

Так долго думала, что у нас не хватило терпенья дождаться, чтобы узнать, кто станет ее женихом. Мы можем только гадать. И вы тоже. А когда угадаете кто, скажите!

На одной ферме в штате — Индиана жил мальчишка по имени Обидилдок Манринг.

Однажды он поймал в речке пескаря. Пескарь этот был такой маленький, что его не было смысла жарить. Поэтому Обидилдок налил воды в водопойную колоду и пустил туда рыбку.

Каждый день он давал пескарю корма. Тот привык к Оби и стал совсем ручной. Когда мальчишка бросал корм, пескарь подплывал к руке и ласкался.

В один прекрасный день Джо (так Оби назвал своего пескаря) выпрыгнул из кормушки и поскакал по дороге следом за своим Оби. Все лето Джо ходил за Оби и развлекал его, когда Оби приходилось делать скучные дела по хозяйству.

Когда осенью Оби пошел в школу, Джо пошел вместе с ним.

Но однажды, когда они переходили речку по бревнышку, Джо поскользнулся и упал в воду.

Так грустно окончилась история про этого пескаря. Он, наверно, жил бы по сей день, кабы тогда не утонул!

Один король больше всего на свете любил слушать сказки. Все придворные уже рассказали ему все сказки, которые знали, и поэтому король объявил, что отдаст дочку замуж за того, кто расскажет ему такую сказку, которая никогда не кончится. Однако если это будет просто очень длинная сказка с концом, то рассказчика тут же казнят.

Пришел во дворец к королю один красивый молодой человек и говорит, что может рассказать такую сказку, которая никогда не кончится.

— Знаешь, если это будет просто очень длинная сказка, я тебя казню, — говорит король.

Только молодой человек не испугался, сел на скамеечку возле королевского трона и начал рассказывать:

— Жил на свете муравей. Он уже несколько дней не ел и был очень голодный. Полз муравей по дороге, полз и вдруг увидал огромный амбар. В этот амбар фермер ссыпал всю свою пшеницу. Муравей решил утащить из амбара пшеницы — и сейчас поесть, и запас сделать.

Пробрался муравей в амбар, взвалил на спину пшеничное зерно и потащил домой.

Муравей был маленький и мог унести только одно зернышко. Поэтому он вернулся в амбар, взвалил на спину еще одно пшеничное зерно и потащил домой. Потом он вернулся в амбар, взвалил на спину еще одно пшеничное зерно и потащил домой. Потом он вернулся в амбар, взвалил на спину еще одно пшеничное зерно и потащил домой. Потом он вернулся в амбар…

Красивый молодой человек рассказывал и рассказывал, как муравей таскал пшеничные зерна из амбара, и король понял, что эта сказка в самом деле никогда не кончится. И он сказал:

— Бери мою дочку в жены, только кончай скорей свою бесконечную сказку!

— Хорошо, — сказал молодой человек. — Увидел муравей, что дом его полон пшеничных зерен, что не надо ему больше в амбар возвращаться, уселся поудобнее и стал есть. Тут и сказке конец.

Король был доволен, а красивый молодой человек и королевская дочка поженились и зажили припеваючи.

Однажды братец Опоссум[123] ну просто ужас до чего проголодался! И захотелось ему отведать хурмы. А надо вам сказать, что братец Опоссум был преленивейшим созданием! Но тут уж в брюхе у него так заурчало, что волей-неволей пришлось ему отправиться на поиски пищи. И как вы думаете, кого он встретил по дороге? Ну конечно же, братца Кролика! А были они большие приятели, Опоссум с Кроликом, потому что Опоссум никогда не приставал к Кролику, как другие. Сели они у дороги, начали болтать о том о сем.

Тут Опоссум возьми и признайся, что просто умирает с голоду. А Кролик — тот даже в ладоши захлопал и закричал, что знает такое место, где Опоссум может великолепно подкрепиться. Опоссум, разумеется, спросил, где оно, это место, на что Кролик ответил:

— Да в саду братца Медведя!

Едва только Опоссум услышал о фруктовом саде братца Медведя, у него изо рта потекли слюнки. Не успел Кролик и глазом моргнуть, Опоссума уж и след простыл. Прибежал он в сад и взобрался на самое высокое дерево. А Кролик-то, оказывается, вот что придумал: помчался он к дому Медведя и давай кричать, что кто-то безобразничает у него в саду.

Медведь со всех ног бросился туда.

Сидит Опоссум на дереве, и все-то чудится ему, будто Медведь идет. Сидит он так и приговаривает:

— Еще одну штучку — и удеру! Еще одну — и удеру!

Ну и досиделся! Медведь тут как тут, а Опоссум его не видит и знай себе повторяет:

— Еще одну — и удеру!

Подскочил Медведь к дереву и как начал его трясти! Свалился Опоссум на землю, словно спелый плод, и, едва коснулся ногами травы, пустился наутек к забору — что твоя скаковая лошадь! А Медведь за ним вдогонку. Так бежали они по саду, бежали, и с каждым прыжком Медведь был все ближе. Добежали они до забора, тут Медведь и настиг Опоссума и схватил его зубами за хвост. Только Опоссум все же изловчился, протиснулся между жердями, рванулся и выдернул хвост из зубов Медведя. Однако Медведь так крепко держал его зубами, а Опоссум тянул с такой силой, что вся шерсть осталась во рту у Медведя.

И пожалуй, не будь поблизости Кролика и не принеси он Медведю кружку воды, тот непременно подавился бы шерстью.

Вот с того самого дня на хвосте братца Опоссума не растет шерсть. Ни у него, ни у его детей.

Были времена, когда и братец Кролик, и братец Лис, и братец Волк, и братец Медведь — все жили дружно и не ссорились. Были времена, когда все они жили словно одна семья.

Только заметил однажды Кролик, что слишком уж он раздобрел от такой спокойной жизни, и стал он думать и гадать, что бы такое сотворить. День ото дня становился он все беспокойнее — ну, прямо места себе не находил!

Вот как-то вечером, после ужина, лежал Кролик на траве, так и этак мозгами раскидывал и вдруг увидел своего старого приятеля Черепаху.

Поздоровались они сердечно, уселись на лужайке, разговорились, вспомнили старое. Болтали они так, болтали, а Кролик возьми и скажи, что неплохо, пожалуй, немножечко поразвлечься, как в былые времена. А братец Черепаха ему в ответ:

— Я, братец Кролик, и сам только о том и думаю! Вот славно, что ты мне повстречался!

— Ну и чудесно, братец Черепаха! — воскликнул Кролик. — Давай позовем братца Лиса, братца Волка и братца Медведя и порыбачим завтра вечером на пруду. Там заодно и позабавимся досыта. Я заведу разговор, а ты знай поддакивай. Придешь?

— Если не приду, значит, меня унес Кузнечик, — засмеялся братец Черепаха.

— Скрипку можешь с собою не приносить, я ведь тебя не на танцы зову! — пошутил в ответ Кролик и с этими словами помчался домой и сразу же улегся спать.

А братец Черепаха поспешил прямо к пруду, чтобы не опоздать к назначенному сроку.

На следующее утро Кролик дал знать об уговоре всем соседям, и те ужасно обрадовались — им самим такая мысль и в голову не приходила. Братец Лис тут же объявил, что сбегает за матушкой Мидоус, мисс Моттс и другими девочками[124].

Вечером все были в сборе. Братец Медведь — этот притащил удочку с леской и крючком, и братец Волк тоже принес удочку, а братец Лис — тот явился с сачком. Братец Черепаха, чтобы не отстать от других, принес в баночке червей. А матушка Мидоус и девочки уселись поодаль и взвизгивали всякий раз, как братец Черепаха показывал им баночку с червями. Братец Медведь сказал, что намерен поймать сома. Братец Волк сказал, что будет ловить карасей. Братец Лис пообещал наловить окуней для матушки Мидоус. Братец Черепаха заявил, что наловит пескарей, а братец Кролик — тот подмигнул братцу Черепахе и сказал, что постарается поймать карпа.

Вот приготовились они, и Кролик совсем уж было собрался забросить удочку, но вдруг остановился как вкопанный, будто увидел что-то в воде. Глядя на него, и остальные тоже замешкались. Кролик бросил удочку, поскреб в затылке и снова уставился на воду. Видя такое дело, девочки не на шутку разволновались, и матушка Мидоус закричала:

— Эй, братец Кролик, объясни, пожалуйста, что там такое случилось?

Братец Кролик ничего не ответил, только снова поскреб в затылке, не отводя глаз от воды. Тут мисс Моттс вскочила с места, подобрала юбки и стала громко кричать, что ужасно боится змей. Но Кролик и тогда не проронил ни слова, а только почесывал в затылке да на воду глядел. Потом глубоко вздохнул и произнес:

— Леди и джентльмены! Лучше всего, пожалуй, уйти отсюда: никому из нас не поймать здесь ни единой рыбешки.

Только он это сказал, братец Черепаха подполз к самому берегу, глянул вниз и сказал:

— Это точно! Вот уж точно так точно!

И с этими словами попятился назад, сокрушенно покачивая головою, будто пораженный тем, что увидел.

— Не пугайтесь, милые леди, — продолжал Кролик. — Мы ведь рядом и сумеем постоять за вас. А уж чему быть суждено — то и сбудется. Всякое случается в жизни. Да, в сущности, ничего особенного и не произошло. Просто луна утонула в пруду. Вы что, не верите мне?! Тогда ступайте и посмотрите собственными глазами.

Тут все разумеется, бросились к воде, глянули — и впрямь вон она, луна, покачивается на самом дне! Братец Лис постоял, постоял да и говорит:

— Так, так, так!

Братец Волк постоял, постоял да и говорит:

— Вот ужас-то, вот ужас-то, вот ужас-то!

А братец Медведь постоял, постоял да и говорит:

— Гм, гм, гм!

Леди тоже постояли, постояли, а потом матушка Мидоус как закричит:

— Да что же это такое делается!

А братец Кролик еще разок глянул на воду и сказал:

— Леди и джентльмены! Вы тут можете причитать сколько душе угодно, однако до тех пор, пока мы не выудим луну из пруда, не видать нам рыбы как своих ушей. Это вам и братец Черепаха подтвердит.

Стали все наперебой допытываться у братца Черепахи, как бы им вытащить луну из пруда, но тот посоветовал им во всем полагаться на братца Кролика. А Кролик прикрыл этак глаза, будто бы обдумывая, какое решение принять, а потом сказал:

— Пожалуй, лучше всего будет сбегать к дядюшке Маку, взять у него невод и выловить им луну.

— Вот замечательно, братец Кролик, что ты вспомнил о дядюшке Маке! — вскричал братец Черепаха. — Он ведь близкая родня мне. Наверняка дядюшка Мак не откажет нам в просьбе.

Отправился братец Кролик за неводом, а братец Черепаха принялся тем временем объяснять всем и каждому, будто тот, кто увидит луну в воде и поймает ее, вместе с луной достанет со дна горшок с золотом. Ух, до чего обрадовались тут братец Лис, братец Волк и братец Медведь! Решили они, что, как только у них будет невод, все они пойдут ловить луну.

Возвратился Кролик с неводом и быстро сообразил, что к чему. Притворился он, будто сам хочет лезть в пруд за луной. Скинул пальто, стал даже стягивать жилет, но тут все вокруг зашумели, закричали, начали уговаривать его не мочить ноги, принялись убеждать Кролика, что и сами справятся с этим делом. Братец Лис взялся за один конец невода, братец Волк — за другой, а братец Медведь двинулся следом за ними, чтобы переносить невод через коряги и острые камни.

Вот забросили они невод, потянули, но только луна осталась на месте. Забросили еще раз — снова ничего. Забросили в третий — опять неудача. Решили они зайти в воду поглубже.

Попала вода Лису в ухо. Как начал он трясти головой! Волку тоже попала в ухо вода, и этот затряс головой что было мочи. И Медведю попала в ухо вода, и он тоже стал изо всех сил трясти головой. Вот так все трое трясли да мотали головами, а сами незаметно заходили в пруд все дальше и дальше.

Сделал Лис еще шажок — и ушел с головой под воду. Волк тоже шагнул — и тоже погрузился в воду по макушку. А следом за ними и Медведь. Что тут поднялось! Они так барахтались, что едва всю воду из пруда не выплескали!

Выбрались они кое-как на берег — девочки так и прыснули со смеху: сделались все трое грязнее грязи. А Кролик им кричит:

— Мне кажется, джентльмены, что вам следует побыстрее отправиться по домам и переодеться во что-нибудь сухое.

Может, в другой раз вам и повезет. Слышал я, что луна вообще-то ловится неплохо, нужно только насаживать на крючок простофиль вроде вас — то-то славная будет приманка! Тогда уж наверняка можно выудить луну, за это я ручаюсь!

Что оставалось делать Лису, Волку и Медведю? Мокрые, усталые и злые поплелись они домой, а братец Кролик и братец Черепаха, довольные тем, как они обманули простаков, отправились в гости к матушке Мидоус и девочкам.

Бежал братец Кролик однажды по дороге, весело так, вприпрыжку — лйппити-клйппити, клйппити-лйппити! — и встретился ему братец Черепаха.

Остановились они, разговорились. Стал братец Кролик благодарить братца Черепаху за то, что тот вмешался в драку, случившуюся недавно в доме матушки Мидоус.

Посмеялись они над тем, как трусливо удирал тогда братец Лис, а Черепаха тут и скажи:

— Вот если бы я побежал вдогонку за братцем Лисом, ему ни за что не уйти бы!

— Я и сам его в два счета догнал бы, — ответил Кролик, — не хотелось только матушку Мидоус и девочек одних оставлять.

Слово за слово — начался у них спор: кто быстрее бегает? Братец Кролик кричит:

— Я!

Ну а братец Черепаха — тот в грудь себя бьет и кричит:

— Нет, я!

Спорили они так да шумели, и тут братец Черепаха сказал:

— Ну вот что, братец Кролик, я готов побиться об заклад, что обгоню тебя. Ставлю пятьдесят долларов — есть у меня целая бумажка, я ее у себя за дымоходом прячу.

На это Кролик ответил:

— У меня у самого есть пятьдесят долларов. Я не только обгоню тебя, братец Черепаха, а еще успею поле ячменем засеять и урожай собрать, пока ты будешь плестись!

Побились они, значит, об заклад, сбегали домой за деньгами и пригласили судьей старого Сарыча.

Потом стали готовиться к бегу. Отмерили пять миль и в конце каждой мили поставили по столбику. Братец Кролик решил бежать по большой дороге, а братец Черепаха объявил, что побежит лесом. Как ни уговаривали его, как ни убеждали, что по дороге бежать гораздо легче, он стоял на своем: братец Черепаха знал, что делает!

Матушка Мидоус с девочками и все остальные соседи быстро прослышали о споре и обещали прийти в назначенный час.

Братец Кролик — этот готовился без устали, каждый день подолгу бегал, а уж прыгал — что твой кузнечик! Братец же Черепаха — тот целые дни проводил у себя в болоте. Была у него жена и четверо сыновей, у братца Черепахи-то, и каждый из них — ну ни дать ни взять вылитый братец Черепаха! Увеличительное стекло возьми — и то, пожалуй, не отличишь их друг от друга!

Вот настал назначенный день. Солнышко еще не взошло, а братец Черепаха и все его домочадцы уже были на своих местах. Жена осталась в леске неподалеку от первого столбика, каждый из сыновей пристроился у своего столбика, а сам братец Черепаха расположился вблизи от последнего столбика.

Мало — помалу начали собираться зрители. Появился судья Сарыч, пришла матушка Мидоус с девочками. А вот и братец Кролик — нарядный такой, на шее и на ушах разноцветные ленточки! Собрались все и направились к другому концу дороги: посмотреть, кто придет первым.

Наступила решающая минута. Судья Сарыч с важным видом вышел вперед, достал из жилетного кармана часы и громко спросил:

— Ну как, джентльмены, готовы?

Братец Кролик тотчас откликнулся:

— Я готов!

И жена братца Черепахи тоже ответила, что можно начинать.

Дал Сарыч команду, и Кролик стрелой понесся по дороге.

А жена Черепахи бочком-бочком — да к себе в болото. Ну а Сарыч — тот полетел вперед над дорогой: он ведь был судьей, братец Сарыч-то, ему положено было следить за тем, чтобы все шло честно, по правилам.

Добежал братец Кролик до столбика, а один из сыновей братца Черепахи выполз в это время из лесочка.

Братец Кролик крикнул:

— Ты где, братец Черепаха?

— Здесь я, — послышалось в ответ, — ползу помаленьку.

Братец Кролик немного удивился и прибавил ходу. Когда

же он подбежал к следующему столбику, другой сынок братца Черепахи выполз из леска. Братец Кролик окликнул его и опять услыхал в ответ:

— Ползу помаленьку.

И еще раз повторилось то же самое, и еще. Наконец Кролику осталось пробежать одну только милю — и денежки у него в кармане!

Тем временем братец Черепаха увидел, что над дорогой летит судья Сарыч, и понял: пора действовать. Выполз он из леска, перебрался кое-как через канаву и на виду у толпы зрителей притаился за последним столбиком.

Тут на дороге показался Кролик. Добежал он до столбика, с победным видом огляделся по сторонам и завопил во все горло:

— Я выиграл, я выиграл, братец Сарыч! Деньги мои!

Тут все как начали хохотать! А матушка Мидоус с девочками — те едва не лопнули со смеху. Вышел из-за столбика братец Черепаха и сказал:

— Уважаемые леди и джентльмены! Думается мне, что деньги-то выиграл я. Вот отдышусь немножечко и заберу их.

С этими словами взял братец Черепаха кошелек с деньгами, повесил его себе на шею и как ни в чем не бывало отправился домой.

Задумала однажды матушка Мидоус варить леденцы.

Назвала она гостей, и столько их явилось на приглашение, что пришлось чан с патокой вытащить во двор и там же, во дворе, развести огонь.

Дело нашлось каждому. Братец Медведь помогал таскать дрова, братец Волк отгонял собак, братец Лис присматривал за огнем, братец Кролик смазывал жиром тарелки, чтобы к ним не прилипли леденцы, а братец Черепаха взобрался в качалку и объявил, что будет следить за патокой, чтобы не убежала.

Словом, собрались все соседи, однако никто не озорничал и не проказничал. Уж так было заведено у матушки Мидоус: пришел к ней в дом — веди себя как полагается, забудь обо всех ссорах и раздорах.

Вот сидят гости, беседуют, облизываются, глядя, как клокочет и булькает в чане патока. И начали они мало-помалу хвастаться своей силой и ловкостью.

Братец Кролик заявил, что он самый быстрый, а братец Черепаха знай себе покачивается в кресле да на патоку поглядывает.

Братец Лис сказал, что он самый хитрый, а братец Черепаха знай себе покачивается в кресле.

Братец Волк во всеуслышание объявил, что он самый храбрый, а братец Черепаха знай себе покачивается в кресле.

Братец Медведь прорычал, что он самый сильный, а братец Черепаха знай себе покачивается в кресле.

Вот качался он так, качался, а потом прищурил глаз и говорит:

547

— Значит, по-вашему, такая старая скорлупа, как я, вроде бы уже и не в счет? Словно бы и не я доказал братцу Кролику, что не он самый быстрый! Нет, друзья, не выйдет! Пусть братец Медведь не хвалится, будто он самый сильный. Я и с ним готов поспорить!

Тут как начали все смеяться да подтрунивать над братцем Черепахой! Ведь кого хочешь спроси — каждый скажет, что Медведь сильнее любого вола. Посмеялись, пошумели, тут матушка Мидоус возьми и спроси братца Черепаху, как это он собирается доказать, будто он сильнее Медведя.

— Дайте только мне веревку, да покрепче, а я нырну в пруд, и там посмотрим, сумеет ли братец Медведь вытащить меня из воды, — ответил братец Черепаха.

Тут все снова развеселились, а братец Медведь встал и сказал:

— Вот жалость, что у нас нет веревки!

А братец Черепаха ему в лад:

— Ну конечно, ни веревки нет, ни силенки!

Да, именно так и сказал братец Черепаха, а сам знай себе покачивается в кресле и на патоку поглядывает, не убежала бы.

Поднялась тогда с места матушка Мидоус и сказала, что охотно одолжит им свою бельевую веревку и, пока леденцы будут остывать на тарелках, все могут отправиться к пруду и собственными глазами убедиться, так ли на деле силен братец Черепаха. Сам братец Черепаха и размерами-то всего в ладонь, и уж очень забавно было слушать, как он хвастает, будто одолеет Медведя.

Словом, взяли они веревку и направились к пруду.

Пришли на берег, облюбовал братец Черепаха местечко по вкусу, взялся за один конец веревки, а другой протянул Медведю.

— А теперь, уважаемые люди и джентльмены, — обратился братец Черепаха к зрителям, — отправляйтесь-ка вместе с братцем Медведем во-о-он в тот лесок. Я же останусь здесь. Как только я подам голос — пусть братец Медведь начинает тащить за веревку, пусть показывает свою силу. Да что там братец Медведь! Вы все беритесь за тот конец, а я уж здесь как-нибудь один управлюсь.

Все двинулись в лес, а братец Черепаха остался один. Только скрылись все из виду, братец Черепаха нырнул в воду и креп-ко-накрепко привязал свой конец веревки к большущей коряге. Потом вылез на берег и что было мочи закричал:

— Тяни!

Схватил Медведь веревку, подмигнул матушке Мидоус и девочкам да как дернет! Никакого толку!

Рассердился Медведь, обмотал веревку вокруг плеч, рванулся вперед изо всех сил — только братец Черепаха не пускает.

Тут Волк подскочил, стал помогать Медведю — куда там!

Тогда уж и все остальные взялись за веревку. Тянут, пыхтят, из кожи вон лезут — потеха, да и только!

А братец Черепаха покрикивает на них с берега:

— Что же вы не тащите? Глядите, веревка-то у вас вся провисла!

Наконец почувствовал братец Черепаха — перестали они тянуть за веревку. Тут он опять нырнул в пруд, отвязал конец, вылез на берег, сел и сидит, вроде как отдыхает.

Подошли все поближе, а он и говорит:

— В самый последний раз вы дернули неплохо. Еще бы немного — и, пожалуй, ваша взяла бы. Ты, братец Медведь, и вправду очень силен. Верно, не слабее пары волов. Только я все-таки посильнее тебя!

Встретились однажды на дороге братец Кролик и братец Лис. Поздоровались, стал Кролик расспрашивать Лиса о жене, о детях. Отвечает Лис:

— Да живем, слава богу, ничего. А у тебя дома как?

— Да и я не жалуюсь.

Идут они рядом, беседуют, только слышит Лис — что-то позвякивает у Кролика в кармане. Вот Лис и говорит:

— Может, я и ошибаюсь, однако кажется мне, братец Кролик, что у тебя в кармане деньги позванивают.

Ухмыльнулся Кролик и ответил этак небрежно:

— Да какие там деньги — мелочишка! У меня всегда есть с собой немного на всякий случай.

И с этими словами вытащил из кармана целую пригоршню монет.

Глянул Лис и ахнул: тут и долларов, и всякой иной монеты видимо-невидимо! Засверкало все это на солнце, да так, что глазам больно!

— Ну и деньжищ у тебя, братец Кролик! — вскричал Лис. — Я с прошлого года, с тех самых пор, как продал на базаре свои арбузы, не видывал сразу столько денег. Неужели ты не боишься, что кто-нибудь набросится на тебя и все отнимет?

— Подумаешь! — отвечает Кролик. — Этого добра всякий может раздобыть сколько душе угодно.

Сказал так и пошел дальше своей дорогой, важный такой — ни дать ни взять настоящий миллионер. Только брюк в желтую полоску не хватает.

— Эй, братец Кролик, послушай! — кричит вслед ему Лис. — Сделай милость, скажи, откуда у тебя столько денег?

— А оттуда, где их делают, вот откуда!

Лис даже рот разинул от удивления, а потом и спрашивает:

— Где же, любопытно мне знать, их делают, деньги-то?

— Да то в одном месте, то в другом. Ты, братец Лис, делай, как я тебе скажу, а главное, будь повнимательнее, держи ухо востро, тогда и у тебя будет много денег.

Стал Лис упрашивать Кролика — расскажи да расскажи ему, как отыскать заветное место. И так и этак ластился, а Кролик смотрел на него сурово, так, словно сомневался: говорить или не говорить? Потом уселся на траву, стал рисовать на земле тростью какие-то кружочки. Помолчал еще немного и сказал:

— Ну, ладно, братец Лис. Допустим, открою я тебе тайну — так ты ведь сразу раззвонишь всему свету! Соседи и захватят наши деньги, а нам не достанется ни цента.

Тут Лис начал клясться, что и словом не обмолвится об этом, и тогда Кролик устроился поудобнее, огляделся по сторонам, откашлялся и сказал:

— Рассказывать-то, собственно, нечего, братец Лис. Дело-то пустяковое. Главное — внимательно следить за дорогой и ждать, пока не покажется фургон. А у настоящего фургона, надо тебе сказать, два колеса спереди и два сзади. Если приглядеться, то можно заметить, что передние колеса гораздо меньше задних. Вот и соображай теперь, братец Лис, что из этого следует.

Подумал Лис, подумал, покачал головой:

— Где уж мне догадаться, братец Кролик!

Глянул на него Кролик укоризненно так, словно жалея его за то, что он такой тугодум, а вслух произнес:

— Так вот, братец Лис. Следует из этого, что рано или поздно большие колеса догонят колеса маленькие — ведь большие колеса, как ты понимаешь, катятся быстрее. Ну а как только колеса начнут тереться друг о друга, тотчас из-под них станут выскакивать новенькие монетки. Теперь тебе ясно, братец Лис, что нужно делать, а?

Вновь крепко задумался Лис, опять покачал головой. Кролик — тот даже глаза закрыл от досады:

— Ну конечно, братец Лис, если тебе не нужны деньги, тогда можешь преспокойно сидеть на месте, а фургон пусть себе катится дальше! Но уж если хочешь иметь доллары, следуй за фургоном и лови мгновение, когда задние колеса коснутся передних. Тут уж знай не зевай, подбирай монеты!

Наконец-то Лис понял, в чем дело, и обрадовался — не передать! А Кролик продолжил:

— Как увидишь на дороге фургон — немедленно зови меня, если, конечно, сам не пожелаешь попытать удачи. Сразу зови, уж я-то от денег не откажусь, у меня сейчас в них нужда.

Сорвал Лис травинку и стал покусывать ее в нерешительности, и тут до его ушей донесся скрип колес: по склону холма ехал фургон! Покосился Кролик на Лиса и сказал:

— Ты, братец Лис, не стесняйся, ты только скажи, что не хочешь бежать за фургоном, и я сам побегу.

— А что, если колеса не будут тереться друг о друга?

Тут Кролик вконец потерял терпение:

— Нет у меня времени по сто раз объяснять тебе одно и то же, братец Лис. Не хочешь бежать — так и скажи!

Улыбнулся смущенно Лис, будто устыдившись собственной тупости.

— Я, братец Кролик, пожалуй, пробегусь немножко, посмотрю, как у фургона колеса катятся.

Пожелал Кролик удачи Лису и медленно зашагал по дороге, стараясь не терять Лиса из виду. Поднялся он на вершину холма, оглянулся и увидел, что Лис, высунув язык, мчится вдогонку за фургоном. Кролик повалился на землю и давай кататься по траве от смеха, да так, что пятки сверкали в воздухе! А братец Лис — тот все бежал и бежал за фургоном, все ждал, когда задние колеса нагонят передние. Так и добежал до самой Миссисипи!

Повадился одно время братец Кролик бегать на поле братца Человека и лакомиться там свежей капустой. И так рассердился в конце концов братец Человек, что решил поставить ловушку и поймать Кролика. Вот однажды прибежал братец Кролик на поле и набросился на зелень, да так увлекся, что не успел и пикнуть, как оказался в ловушке.

А братец Человек тут как тут! Увидел он Кролика, захлопал от радости в ладоши и закричал:

— Ага, попался, приятель! Выходит, это ты безобразничал на моем поле, топтал грядки, пожирал капусту? А теперь вот сидишь здесь и не знаешь, как выпутаться! Ничего не скажешь, ловкач ты! Только на сей раз — шалишь, не уйдешь! Подожди немного, я с тобою рассчитаюсь за все твои проделки!

И с этими словами братец Человек направился в заросли орешника за гибкими прутьями.

А братец Кролик — тот и слова вымолвить не может. Сидит в ловушке ни жив ни мертв, душа от страха в пятки ушла, чувствует — попался!

Тут откуда ни возьмись — братец Лис. Увидел он братца Кролика в ловушке, даже рот открыл от удивления. А Кролик притворился, будто ему смерть как весело! Хохочет, ну просто умирает со смеху! И наплел он братцу Лису целую историю. Будто нынче вечером в доме матушки Мидоус состоится свадьба и ему, братцу Кролику, велели непременно прийти в гости. А он, Кролик, как на грех, не может прийти. Тогда девочки взяли и привязали его к забору, а сами побежали за священником и сказали на прощание, что на обратном пути развяжут Кролика и уведут с собой на праздник. И надо же беде случиться, продолжал свой рассказ братец Кролик, что как раз сегодня утром заболели его крольчата. У них сильный жар, и ему, Кролику, позарез нужно сбегать к лекарю за пилюлями.

— Прошу тебя, братец Лис, будь другом, — взмолился Кролик, — займи мое место, дождись девочек и ступай с ними на свадьбу. Повеселишься там досыта, это уж как пить дать!

Братец Лис не заставил себя долго упрашивать. Залез он в ловушку, а братец Кролик потуже затянул узел на нем, попрощался с Лисом и пошел по дороге, будто бы к лекарю. Не успел он скрыться из виду — появился братец Человек с пучком розог в руках. Увидел братца Лиса и остановился как вкопанный.

— Эге, приятель! — воскликнул он. — Да ты, никак, перекрасился в другой цвет. И размерами стал побольше, и хвост у тебя как будто сделался длиннее. А ну-ка, отвечай, как твое имя?

Братец Лис в ответ ни слова. Тогда братец Человек сказал:

— Вот уж повезло так повезло! Сперва попался тот прохвост, что портит мои посевы, а теперь — тот, что таскает моих гусей!

И с этими словами ка-а-к вытянет Лиса по спине розгами! Уж он стегал его, стегал — любо-дорого было посмотреть! Братец Лис — тот и рвался, и метался, и ругался, и плевался, и кричал, и рычал, а братец Человек все колотил и колотил его.

Пошел братец Человек за новыми розгами в лес, а братец Кролик тут как тут! Подошел к Лису и говорит:

— Ума не приложу: куда это запропастились девочки? Давно пора им быть здесь. Я вот уже и к лекарю успел сбегать, а ведь до него куда дальше, чем до священника.

Сказав это, братец Кролик повернулся, как бы давая понять, что ужасно торопится домой.

Но тут заговорил братец Лис:

— Я был бы тебе чрезвычайно признателен, братец Кролик, если бы ты помог мне выбраться отсюда. Мне, пожалуй, уж не дождаться девочек и не гулять на свадьбе в доме матушки Мидоус.

Братец Кролик преспокойно уселся на траву, поскреб за ухом, словно обдумывая, как ему поступить, а потом сказал:

— И верно, братец Лис. То-то, я гляжу, ты какой-то такой, будто тебя побили. И взлохмаченный, словно по твоей спине прошлись разок-другой.

Ничего не сказал на это братец Лис, а братец Кролик не унимается:

— Мы ведь с тобой приятели, братец Лис, не так ли? Ты ведь не таишь на меня обиды, верно? А иначе мне и уйти недолго, братец Лис, мне время дорого.

Что оставалось делать Лису? Принялся он уверять Кролика, что ничего против него не имеет.

Тогда братец Кролик помог ему выбраться из ловушки, и разошлись они в разные стороны.

Когда мир был молодым, ночи не было, и индейцы племени мауэ никогда не спали.

Прослышал Уаньям, что ночью завладела ядовитая змея сурукуку и все ее родичи: змея жарарака, паук, скорпион, стоножка, — и сказал людям своего племени:

— Пойду раздобуду для вас ночь.

Взял он с собой лук и стрелы и отправился в путь.

Пришел он в хижину к сурукуку и говорит ей:

— Не обменяешь ли ты ночь на мои лук и стрелы?

— Ну, к чему мне, сынок, твои лук и стрелы, — отвечает ему сурукуку, — если у меня даже рук нет?

Делать нечего, пошел Уаньям искать для сурукуку что-нибудь другое. Приносит погремушку и предлагает ей:

— Вот, не желаешь ли? Я тебе подарю погремушку, а ты уж похлопочи, чтобы у людей была ночь.

— Сыночек, — говорит сурукуку, — ног-то у меня нет. Нацепи-ка ты, пожалуй, эту погремушку мне на хвост, но так, чтобы я его могла поднимать в случае надобности.

С тех пор, когда змея сердится, она шуршит хвостом, вот так: шу-шу-шу, — это она предостерегает прохожего.

И все же сурукуку не отдала ночь Уаньяму.

Тогда решил он раздобыть яду — может, сурукуку на него польстится.

И правда — как услыхала сурукуку про яд, так сразу по-другому заговорила:

— Так и быть, отдам я тебе ночь, больно уж яд мне нужен.

Уложила она ночь в корзинку и отдала Уаньяму.

Люди его племени увидели, что он выходит с корзинкой от сурукуку, сразу побежали ему навстречу и стали спрашивать:

— Ты в самом деле несешь нам ночь, Уаньям?

— Несу, несу, — отвечал им Уаньям, — только сурукуку не велела мне открывать корзинку раньше, чем я доберусь до дому.

Но товарищи Уаньяма так его стали упрашивать, что в конце концов он сдался на их уговоры и открыл корзинку.

Выпорхнула оттуда ночь, первая ночь на земле, и наступила кромешная тьма.

Испугались темноты люди племени мауэ, закричали и бросились бежать вслепую кто куда.

А Уаньям остался один-одинешенек среди сплошного мрака и тоже закричал:

— Где же луна, кто ее проглотил?

Тут все родичи сурукуку: змея жарарака, скорпион и стоножка, поделившие яд между собой, окружили Уаньяма, и сестра сурукуку, жарарака, больно ужалила его в ногу.

Догадался Уаньям, что это жарарака его ужалила, и закричал:

— Я узнал тебя, жарарака! Погоди, мои товарищи тебе отомстят за меня!

Тогда все змеиное семейство набросилось на Уаньяма; только кутимбойя, которую змеи обделили ядом за скверный нрав, не могла кусаться; она и теперь не трогает людей племени мауэ.

Умер Уаньям от укуса жарараки, но его друг натер мертвое тело настоем из целебных листьев и оживил Уаньяма.

И тот снова отправился к хижине сурукуку.

Теперь он хотел получить от нее длинную ночь, потому что первая была слишком коротка.

А в уплату он понес сурукуку много-много змеиного яда.

И сурукуку собрала всю грязь на земле и смешала ее с соком женипапы[125], чтобы ночь была почернее.

Так появилась длинная ночь.

И потому так часто по ночам нас мучают ломота в костях и горечь во рту.

Вот вам история о том, как Уаньям раздобыл ночь для людей племени мауэ.

Улицы Камагуэя[126] очень запутанны. И каждая извивается, как змея. Ни одной прямой нету. Этот древний город похож на лабиринт. Если вы спросите кого-нибудь из местных жителей, чем это объясняется, вам расскажут следующее.

Когда закладывали Камагуэй, его основатели, а все они были скотоводами, пригнали сюда стадо бычков. Начали спорить о планировке будущего города. В это время шли дожди, земля размокла и превратилась в грязное месиво. И вот один человек предложил согнать всех бычков на поляну и несколько раз выстрелить в воздух. Животные испугаются, побегут, и на мокрой земле останутся следы. Они и покажут направление будущих улиц. Так и сделали. Было дано несколько выстрелов, бычки бросились врассыпную и наметили своими копытами расположение улиц Камагуэя. Поэтому они так перепутаны.

А если вы спросите камагуэйца, почему же улица Сальсипуэдес имеет всего полтора квартала и кончается тупиком, упираясь в стену дома, он ответит:

— Да потому, что у этого бычка было больное сердце: он пробежал совсем немного, упал и умер от страха.

Это рассказ о том, как пляж Кохимар получил свое название.

Как-то раз один веселый негр вместе с приятелем отправился на прогулку в окрестности Гаваны. Через некоторое время повстречался им знакомый галисиец[128]. Зашагали они дальше втроем и вскоре добрались до того места, которое сейчас называется пляж Кохимар. Побродили парни по пляжу, и вдруг галисийцу вздумалось показать друзьям, какой он отличный пловец.

— Послушай-ка, — сказал он негру, — давай искупаемся, поплаваем малость, а?

— С удовольствием. Искупаться всегда приятно!

— Так пошли!

Они мигом разделись и поплыли.

— Посмотри-ка, — воскликнул негр, — видишь маргаритку, вон там, высоко-высоко над морем, посреди обрыва? Попробуй нырнуть с вершины утеса и сорвать ее на лету! Идет?

Галисиец недолго думая вскарабкался на утес, прыгнул и на лету сорвал цветок.

— Браво! Браво! — закричали приятели.

Вокруг них сейчас же собралась большая толпа, и негр рассказал о подвиге галисийца.

— Да быть этого не может! — усомнился кто-то.

— А ну-ка, друг, покажи этим людям свое искусство! — воскликнул раззадоренный негр.

Галисиец согласился, и маргаритку пристроили на прежнее место.

На глазах у собравшихся галисиец прыгнул снова, но на этот раз неудачно: когда он попытался схватить цветок, рука его соскользнула, и он шумно плюхнулся в воду. Над морем взметнулся высоченный фонтан.

Негр крикнул галисийцу с утеса:

— Эй, приятель, схватил ты маргаритку?

А тот, отфыркиваясь, ответил:

— Схва… схва… Я схватил море, черт побери!

После этой удивительной истории пляж и стал называться Кохимар — Схватил море.

Бакальяо разъезжал по деревням, рассказывал сказки да продавал овощи и яйца. С того и жил. Однажды, вернувшись домой из очередной поездки, заметил он на спине своей лошади под седлом потертость.

По части коновальства Бакальяо был большой мастер. Взял он из очага горсть древесной золы, присыпал рану и выпустил лошадь на пастбище — пусть отдыхает, а там, глядишь, зола и время залечат рану.

Через два воскресенья Бакальяо отправился на пастбище за своей лошадкой. Задумал он съездить в город на петушиные бои — авось его петух выйдет победителем и хозяину перепадет несколько монеток. Обошел Бакальяо пастбище, обшарил все закоулки, но лошади нет как нет.

Дождь лил уже целую неделю, и домой он вернулся грязный-прегрязный, с мокрыми ногами.

Бакальяо решил, что его славная лошадка, не раз приносившая ему победу на скачках и возившая его к деревенским подружкам, потеряна навсегда. Но однажды вышел он на луг и видит — движется к нему что-то вроде грядки, сплошь покрытой спелыми тыквами.

Не веря своим глазам, Бакальяо осторожно приблизился: как все крестьяне, он был любопытен и ему хотелось поближе взглянуть на диковинку. И как же он удивился, когда узнал в ходячей грядке собственную лошадь! А тыквы на ее спине выросли из семечек, вместе с золой попавших в рану. Ведь у кубинских крестьян заведено хранить тыквенные семечки в золе, чтобы они равномерно подсыхали и не теряли всхожести до следующего сева…

В большом бараке вместе с другими сборщиками сахарного тростника жил один гаитянин. Гамак его висел в углу. В день первой получки он раздобыл горшочек, чтобы хранить деньги, и положил туда три песо. Ночью, когда все спали, лежал он в своем гамаке и напевал:

Один из сборщиков, хитрющий малый, не спал и все слышал, а гаитянин этого не знал.

Настал день следующей получки. Пошел гаитянин туда, где был спрятан горшок, и положил еще три песо. А ночью, лежа в гамаке, опять принялся петь:

Хитрец услышал и подумал: «Надо будет завтра посмотреть, где он прячет свое сокровище».

На следующий день выследил он гаитянина и увидел, что тот хранит горшочек с деньгами под камнем. Хитрец запустил туда руку и вытащил двенадцать песо.

А назавтра гаитянину понадобились три песо. Не чуя беды, направился он к своему сокровищу. Смотрит: что за чудеса? Деньги-то исчезли! Подумал он немного и сказал себе: «Ну погоди, мошенник, ты еще попадешься на удочку!»

В день получки, когда все уснули, гаитянин начал петь:

Вор все слышал, встал на следующее утро спозаранку и положил двенадцать песо обратно в горшочек. Когда пришел хозяин, они были на месте. Взял он все деньги и ушел. А вор-то прятался рядом, в густых зарослях. Выждал он некоторое время и — к горшочку: заберу, мол, двадцать песо. Но горшочек. был пуст, и вор тяжко вздохнул:

— О пресвятая дева, гаитянин-то оказался еще хитрее меня!

Один хозяин гулял среди полей со своим рабом-негром. Переходили они по мосту речку, хозяин оступился и упал в воду. Плавать он не умел и стал умолять негра:

— Спаси меня, негр! Я отпущу тебя на свободу!

Услыхал раб такое обещание и вытащил хозяина на берег.

Но тот не сдержал слова.

И еще раз произошло то же самое: хозяин упал в реку, пообещал негру свободу, и тот спас его. Однако бумага об освобождении так и не была подписана.

В третий раз, когда приключилась такая же беда, хозяин, уже идя ко дну, опять пообещал освободить негра. Но тот ему сказал:

— Ты хочешь, чтобы я тебя спас… Это можно, только сначала подпиши под водой бумагу.

ЗАЗНАЙКА Кубинская сказка

Жила в горах девушка. Из самых бедных была, а зазнавалась — дальше некуда. В Гаване у нее была родственница. И вот однажды эта родственница прислала за ней. Собралась наша гордячка в дорогу. В Гавану поехала.

Вскоре вернулась она обратно в свою деревню, наряженная по моде, — завитая — не узнать ее. А нос стала задирать пуще прежнего.

Видит она мачете и спрашивает:

— Это что за вещь? Для чего она?

Крестьяне дивятся, говорят:

— Это мачете, им тростник рубят.

А она все городской барышней прикидывается. Остановилась возле плуга и тычет пальцем:

— А это как называется? Для чего это?

Крестьяне отвечают:

— Это плуг, им землю пашут.

Так подходила она к коровам, козам и все делала вид, будто знать не знает, что это такое. Увидала грабли и спрашивает:

— А это как называется?

Спрашивает, а сама поставила ногу на зубья. Не успели ей ответить, грабли как хлопнут ее по лбу, а наша барышня как закричит:

— Ах, проклятые грабли!

Тогда все поняли, что она только прикидывается городской барышней.

Один крестьянин каждый год ездил в Гавану и всякий раз съедал там яичницу из двух яиц.

Но вот сказали ему как-то в гостинице, что он не заплатил за яичницу, которую съел в прошлом году. Крестьянин не хотел платить — слишком дорого запросили с него за те яйца, потому-де, что они уже годовалые стали. Спорили, спорили, и в конце концов хозяин подал на крестьянина в суд.

Судья спрашивает:

— Почему вы так запоздали с платой за яичницу?

— Господин судья, — отвечает крестьянин, — я никак не мог приехать раньше, маис для посева жарил.

Судья удивился:

— Как же это вы будете сеять жареный маис? Он же не взойдет…

Тогда крестьянин сказал:

— А как же вы требуете с меня столько денег за яйца, съеденные в прошлом году? Ведь цыплята из них уже не вылупятся.

Однажды галисиец и негр отправились в трактир поужинать. У обоих в желудке было пусто, а в кармане не густо.

На последние свои гроши заказали они себе ужин. Когда принесли еду, негру подали более полную миску. Галисиец сидел напротив негра и сразу заметил это. Быстро повернул он стол — а стол был круглый — так, что полная миска очутилась прямо перед ним. Негр удивился, а галисиец и говорит ему:

— Ты же знаешь, земля круглая и вертится…

Негр подумал, повернул стол на прежнее место и говорит:

— Куда уж нам с тобой вертеть миром. Пусть будет как есть…

Педро ди Урдималас сидел у дороги под деревом и подбрасывал на ладони несколько песо. Монетки звенели невесело, потому что их было слишком мало. Вот Педро и раздумывал, как бы раздобыть их побольше.

Вдруг он увидел вдали на дороге облачко пыли.

— Кажется, это то, что мне нужно! — обрадовался Педро ди Урдималас.

Он рассовал в ветвях дерева все свои песо и стал ждать. Тем временем облачко пыли на дороге все росло и росло и превратилось в целую тучу. В этой туче двигалось стадо мулов. Их гнали погонщики, а рядом на лошади ехал хозяин, владелец большого ранчо.

Педро подождал, пока всадники с ним поравнялись, и принялся изо всех сил трясти дерево. Погонщики и хозяин даже рты разинули от удивления: на землю с дерева со звоном посыпались золотые монеты! А Педро спокойно подобрал с земли свои песо, сунул их в карман и сказал:

— Ну, на сегодня, пожалуй, хватит!

У владельца ранчо глаза разгорелись.

— Эй, Педро! — закричал он. — Что это за чудесное дерево? Не продашь ли ты его мне?

— Право, не хотелось бы, — стал отказываться Педро. — Это чудесное дерево досталось мне по наследству от отца, и мне было бы тяжело с ним расстаться. Хотя, с другой стороны, такое дерево надо сторожить и днем и ночью, а я люблю побродить по свету. Так что, если вы дадите мне подходящую цену, я, может быть, и подумаю.

Стали торговаться. Педро понемножку уступал, покупатель понемножку набавлял. Наконец сторговались. Владелец ранчо отсчитал Педро изрядную сумму, и тот ушел, побрякивая в кармане монетами. Теперь они звенели весело, потому что их было много.

А счастливый обладатель драгоценного дерева велел погонщикам осторожно выкопать дерево из земли. Дерево привезли на ранчо и посадили перед домом. Посадили и принялись трясти. Но, сколько ни трясли, не то что песо, но даже ни одного сентаво не упало с дерева.

— Наверно, Педро стряс все монеты, а новые еще не подросли, — решил хозяин.

Подождал он день, подождал другой, — не сыплются с дерева песо, да и только.

Наконец владелец ранчо понял, что Педро его обманул. Рассердился он, крикнул погонщиков и поскакал вместе с ними за Педро. Скакали они, скакали и настигли его на берегу реки.

Педро ди Урдималас крепко спал, а подле него стояла большая бутыль с вином, оплетенная соломой.

— Эй, Педро! — воскликнул, увидев это, владелец ранчо. — Клянусь, что до конца своей жизни ты ничего больше не будешь пить, кроме речной воды! А уж ее-то ты попьешь вдоволь!

Вместе с погонщиками он набросился на спящего Педро и посадил его в мешок из-под зерна. Мешок крепко завязали, и владелец ранчо сказал:

— Дело сделано! Теперь остались сущие пустяки — бросить мешок с этим обманщиком в реку. Так что торопиться нам некуда. Давайте же разопьем винцо, купленное на урожай с чудесного дерева Педро ди Урдималаса.

Бутыль пошла по кругу. Крепкое в ней было вино! Когда бутыль опустела, всем захотелось спать. Они улеглись на песке и дружно захрапели.

Тогда Педро вытащил из-за пояса свой острый нож мачете и прорезал в мешке небольшую дырку, только чтобы просунуть руку. А просунув руку, он развязал мешок и вылез из него. Потом набил мешок лошадиными попонами и снова крепко завязал.

Другой на его месте поспешил бы уйти подальше, пока спят преследователи. Но не таков был Педро ди Урдималас! Он любил всякое дело доводить до конца. Педро спрятался в зарослях и стал смотреть, что будет дальше.

Скоро владелец ранчо и погонщики проснулись. Они подняли мешок и бросили его в реку.

— Прощай, Педро! — крикнул владелец ранчо. — Можешь теперь обманывать рыб на дне!

— Зачем на дне? — отозвался из кустов Педро. — Ведь те, кого можно обманывать, водятся и на суше!

Услышав голос Педро, которого они только что утопили, погонщики и их хозяин так перепугались, что вскочили на коней и ускакали прочь.

А Педро выбрался из кустов, выловил мешок с попонами и продал его в ближайшем ранчо.

Урубу[129] с жабой были приглашены в гости на небо. Пришел урубу к жабе и стал ее поддразнивать:

— Кумушка жаба, я знаю, что тебя пригласили в гости на небо, и хочу пойти с тобой.

— Пригласили, а как же иначе, — сказала жаба. — Пойдем, но только ты возьми с собой гитару.

— Обязательно возьму, — говорит урубу, — а ты уж тогда возьми с собой бубен.

И он удалился, пообещав в день праздника зайти за жабой. Явился урубу к жабе, а та зовет его в дом взглянуть на кума и крестников. Занялся урубу с жабьими детишками, а жаба в это время залезла в гитару и кричит будто издали:

— Куманек, я ведь быстро ходить не могу, так я уж пойду потихоньку вперед!

А сама сидит себе в гитаре. Немного погодя прощается урубу с жабьим семейством, берет гитару и отправляется в путь-дорогу. Добрался он до неба, а там все его спрашивают, почему жаба с ним не пришла.

— Вот еще! Да этой дурехе сюда и не добраться, — отвечает урубу, — она и по земле-то еле-еле шлепает, где уж ей летать!

Тут гостей пригласили к столу. Урубу положил свою гитару и тоже пошел за стол садиться.

Стали гости пировать, а жаба тем временем незаметно вылезла из гитары и говорит:

— А вот и я!

Все очень удивились, что жаба все-таки добралась до неба. Начали гости танцевать и веселиться, а после стали собираться по домам. Видя, что урубу зазевался, жаба улучила минутку и опять в гитару спряталась.

Попрощался урубу с хозяевами — ив обратный путь, на землю. Летит он, а жаба возьми да зашевелись в гитаре. Урубу недолго думая перевернул гитару отверстием вниз, жаба и вывалилась из нее. Падает и кричит:

— Эй, камень, прочь с дороги, а то расшибу!

«Ишь ты! — думает урубу. — Здорово научилась летать кума жаба!»

А жаба плюх на землю! С тех пор так и живет сплющенная.

Рассказывают, что однажды камень и бамбук сильно поспорили. Каждый из них хотел, чтобы жизнь человека была похожа на его собственную. И вот как они говорили.

Камень:

— Жизнь человека должна быть такой же, как моя. Тогда он будет жить вечно.

Бамбук:

— Нет, нет, жизнь человека должна быть такой, как моя. Я умираю, но сразу рождаюсь снова.

Камень:

— Нет, пусть лучше будет по-другому. Пусть лучше человек будет как я. Я не склоняюсь ни под дуновением ветра, ни под струями дождя. Ни вода, ни тепло, ни холод не могут повредить мне. Моя жизнь бесконечна. Для меня нет ни боли, ни заботы. Такой должна быть жизнь человека.

Бамбук:

— Нет. Жизнь человека должна быть такой, как моя. Я умираю, это правда, но возрождаюсь в моих сыновьях. Разве это не так? Взгляни вокруг меня — повсюду мои сыновья. И у них тоже будут свои сыновья, и у всех будет кожа гладкая и белая.

Ничего не ответил камень. И ушел мрачный.

Бамбук победил в споре.

Вот почему жизнь человека похожа на жизнь бамбука.

Один человек отправился как-то по своим делам. Путь был не близкий, и сумерки сгустились внезапно. Заметив домик у дороги, путник пошел на огонек, постучался и попросил ночлега. Его впустили, накормили и всячески обласкали. Но сразу же после ужина вся семья засуетилась и стала собираться куда-то.

Видя эти поспешные сборы, гость спросил:

— Куда это вы все так поздно?

Ему ответили:

— Мы идем искать день.

Гость изумился и, не найдя, что сказать, во все глаза смотрел на хозяев.

Когда сборы были наконец окончены, вся семья схватила пустые мешки и опрометью бросилась вон из дому: впереди папаша, за ним мамаша, за нею детки, за ними тети и дяди. Так что дом в одну секунду опустел. Гость подумал, подумал и побежал вдогонку.

Бежали, бежали, пока не начало светать. А как взошла заря, туго перевязали мешки и повернули назад. Когда пришли домой, уже совсем рассвело. Тут же развязали мешки и стали их вытряхивать посреди двора.

Гость, которого разбирало любопытство, не выдержал и спросил, что ж такое они принесли в мешках.

— Мы принесли день, — ответили ему. — Мы ведь говорили, что идем искать день!

Гость покачал головой, поспешно распростился и отправился в дорогу. На обратном пути он опять зашел в этот дом и принес хозяевам петуха. И сказал:

— Я принес эту птицу для того, чтоб вам не надо было каждую ночь ходить искать день. Она будет приносить день прямо в дом, и вам не придется так уставать. Вот что: вы ее устройте на ночь где-нибудь повыше. Как она пропоет в первый раз — значит, день еще далеко. Как пропоет во второй — значит, день близко. Как пропоет в третий — значит, день уже тут, на дворе. Эта птица называется «петух».

Вся семья долго дивилась на петуха. Потом гость спустил его на землю, и петушок сразу же вытянулся в струнку, встряхнулся и пропел: «Кукареку!»

Вся семья сильно перепугалась, услышав такую песню, и никто не решался подойти к петушку…

Но хозяин дома все же очень остался доволен подарком и, потирая руки, сказал жене:

— Ну вот, жена, теперь уж нам не придется ходить так далеко и носить день в мешке!

Гость, видя, что все устраивается к лучшему, распрощался и пошел своей дорогой. Но когда он был уже довольно далеко, хозяйка вдруг вспомнила:

— Ох, ох, ох, муженек! А мы и не спросили: чего она ест, птица-то!

Хозяин тут же побежал догонять путника. И как только завидел его, так и стал кричать на бегу:

— Приятель! Эй, приятель! Э-эх ты, как спешишь-то!.. Остановись, обожди немножко!..

И так уж он надрывал глотку, что путник услышал и остановился, поджидая бегуна. Поравнявшись с ним, хозяин спросил:

— Послушай-ка, приятель, не откажи, растолкуй, пожалуйста, чего она ест, птица-то?

Путешественник, которому это порядком надоело, отвечал с досадой:

— Да все ест…

Хозяин, не вымолвив ни слова, круто повернулся и побежал домой. Прибежал измученный и вконец перепуганный. И еще с порога закричал жене:

— Ой, горе-то какое, жена! Помилуй нас бог! Он говорит, что эта птица ест все! Что ж теперь будет? Она же нас всех съест!!

Жена в ужасе всплеснула руками и завопила:

— Ох, муженек, давай ее скорее прикончим, пока она нас не съела!

Тут вся семья схватила палки и погналась за бедным петушком…

И по-прежнему с тех пор в домике у дороги каждую ночь суета: все собираются в путь — искать завтрашний день, чтоб принести его домой в мешках.

А петушок?.. Петушок улетел в дальнее селение и своим пением вызывает приход дня на землю.

Один человек больше всего на свете любил охоту. С рассвета до заката пропадал он в лесу, в самых глухих уголках, сплетая из жердей ловушки для птиц, роя волчьи ямы, расставляя западни и капканы.

И вот как-то раз, когда он, взобравшись на самую верхушку дерева, подстерегал дичь, из чащи выскочило стадо кабанов. Охотник прицелился и метким выстрелом уложил сразу троих. Но в ту минуту, когда он, в восторге от своей удачи, стал слезать с дерева, издали послышался громкий свист. Охотник вздрогнул и замер на своем настиле из веток, испуганно вглядываясь в темную лесную глубину… Да, сомнений быть не могло: то приближался Каипора, главный леший окрестных лесов, — видно, желал взглянуть хозяйским глазом на свое кабанье стадо…

Все ближе и ближе слышался свист, и уже не только свист, а еще и топот копыт и треск валежника. И вот наконец чаща раздвинулась, и охотник увидел Каипору. Он был маленький, жилистый, черный как черт, мохнатый как обезьяна, и ехал верхом на тощем черном кабане. В правой руке он держал длинную железную рогатину, а левая рука его и вовсе не была видна, как, впрочем, и весь левый бок — виден он был только наполовину, словно другая его половина растаяла в сонном, жарком, сыром воздухе леса. Вонзая острые пятки в бока поджарого кабана, он скакал по своей вотчине с гиканьем и свистом, протыкая рогатиной воздух, поднимая такой шум, что хоть святых вон выноси, и выкрикивая гнусавым голосом охотничий клич:

— Эге-ге! Эге-ге! Эге-ге!

Наткнувшись на убитых кабанов, распростертых на земле, он стал с силой тыкать в них своей рогатиной, приговаривая:

— Вставайте, вставайте, бездельники! Не время спать!

И убитые кабаны вскочили как ни в чём не бывало и убежали,

ворча. Только последний, самый большой кабан, никак не хотел вставать… Каипора пришел в бешенство: он тыкал непокорного с такой силой, колол с таким остервенением, что даже сломал один рог своей рогатины. Тут только большой кабан поднялся, словно нехотя, и, встряхнувшись, поскакал вслед за остальными. Каипора закричал ему вслед:

— Нежности какие! Ну погоди, я тебя проучу! Теперь из-за тебя придется завтра идти к кузнецу чинить рогатину!

И, пустив вскачь своего сухопарого кабана, Каипора умчался, оглашая чащу гнусавым криком:

— Эге-ге! Эге-ге! Эге-ге!

Долго еще сидел охотник на дереве. Когда ни крика, ни топота уже не было слышно и вокруг стояла полная тишина, он слез с дерева и не чуя под собою ног побежал домой.

На следующее утро, ранехонько, зашел он в гости к кузнецу. Ну, поговорили о том о сем, а тем временем солнце уже встало высоко на небе. Тут-то и постучался в двери кузницы невысокий кряжистый индеец в кожаной шляпе, нахлобученной на глаза. Вошел и говорит кузнецу:

— Добрый день, хозяин. Не можешь ли починить вот эту рогатину? Только поживей, а то я уж больно спешу…

— Эх, добрый человек, — отвечает кузнец, — поживей-то никак нельзя, потому как жар в горне раздувать некому. Мехи-то у меня с утра — как неживые.

А наш охотник как взглянул на индейца, так сразу признал в нем вчерашнего знакомого и подумал, что Каипора затем, верно, и переменил свое обличье, чтоб пойти к кузнецу чинить рогатину, которую сломал вчера о бока большого кабана. «Ну, погоди…» — подумал охотник и вскочил с места со словами:

— Я раздую горн, мастер.

— Неужто умеешь? — спросил кузнец.

— А попробую. Пожалуй, тут особой-то учености не требуется, — сказал охотник.

Кузнец разжег горн и велел охотнику взяться за мехи. Охотник приналег на мехи и стал раздувать, но только тихо так — р-раз — два-а; р-раз — два-а — три-и-и, — напевая в такт песенку:

Индеец глядел-глядел, а потом подошел, оттолкнул охотника, да и говорит:

— Пусти-ка, ты не умеешь! Дай-ка я!

И как нажмет на мехи, да и пошел быстро-быстро: раз — два — три; раз — два — три… А сам напевает:

Тут наш охотник стал пятиться к двери, выскользнул тихонько на улицу, да и давай бог ноги! С тех пор он никогда уже не убивал кабанов и, если что в лесу увидит, то уж держит язык за зубами.

Один юноша очень любил одну девушку и хотел на ней жениться. Но вот забирают его на войну, и говорит он своей любимой:

— Смотри не выходи за другого, я скоро вернусь, и мы с тобой поженимся.

А чтоб никто не узнал про их любовь, юноша назвал девушку Кокосовой Пальмой, а она его — Кокосовым Орехом. Простились они друг с другом, горько плача, и ушел юноша на войну. Много женихов сваталось к девушке, но она всем отказывала, все ждала своего любимого. Так прошло несколько лет, и велит ей отец выходить замуж: хватит, мол, привередничать.

Делать нечего, пришлось ей покориться.

Наступил день свадьбы, и как раз в этот день вернулся с войны юноша. Стал он расспрашивать про свою любимую и узнал, что сегодня она выходит замуж. Сильно опечалился юноша, даже есть не стал. Заметил это слуга-индеец и спрашивает, отчего он такой печальный. Поведал ему юноша свое горе, а тот ему и говорит:

— Не печалься, мой господин, доверься мне, я все устрою.

А во дворе дома, где жила девушка, росло деревце. Под это

деревце юноша приходил когда-то беседовать со своей возлюбленной. Велел ему слуга укрыться под ним и обещал, что девушка непременно туда придет. Юноша так и сделал, а индеец отправился в дом невесты.

Там уже было полно гостей, невеста с женихом уже одеты, и все готово к свадьбе. Ждали только священника. Тут индеец попросил позволения поздравить невесту, подошел к ней и спел:

Тут все захлопали в ладоши и закричали:

— Браво, индеец, спой другую!

Индеец спел еще куплет:

Гости зашумели:

— Здорово поешь, индеец! Спой еще!

Индеец обрадовался и спел:

Тут вскочила невеста — ей, мол, пить захотелось — и за дверь. Прошмыгнула она тихонько во двор и побежала прямо к тому деревцу, куда прежде приходила беседовать со своим возлюбленным. Он один был ей по сердцу. Кинулась она в объятия своему милому, а тут как раз и священник подошел: юноша с ним заранее уговорился. Обвенчал он жениха с невестой, и жили они долго и счастливо.