Наша деревня со всех сторон окружена лесом. Это маленький полустанок, который все пассажирские поезда проходят по ночам, никогда не останавливаясь. Летом деревенские приходят встречать поезда. Старики сидят на длинных скамейках на высоком перроне и молча смотрят, как мимо скользят праздничными огоньками светящихся окон ночные экспрессы…
Деревня наша самая обыкновенная и отличается от других разве что названием: оно у неe необычное, но очень красивое — Свеженькая.
Я часто думал над тем, откуда оно взялось, но так и не нашeл ответа, пока однажды один знакомый леший не рассказал такую историю.
Заблудились в лесу два охотника. Долго бродили они среди болот, которых здесь так много, изнемогая от усталости и жажды. Болота в наших краях старые, вода в них давно сгнила и превратилась в мутную ржавую жижу, которую нельзя пить. На третий день, когда иссякли последние силы, охотники вышли на берег реки, медленно струящей по дну оврага жeлтые глинистые воды.
Как ни велика была жажда, но один из охотников сморщился и отвернулся.
— Какая мутная река, — сказал он. — Вода в ней, наверное, горькая и невкусная.
А второй ничего не сказал.
Он сбросил мешок, наклонился, зачерпнул горстью немного воды и осторожно выпил.
— Нет, — сказал он товарищу, — вода здесь свеженькая-свеженькая!
Так и назвали реку — Свеженькая, а потом так же деревню, выросшую на еe берегу.
Никто не помнит имeн тех охотников, давно высохла река, и только деревня Свеженькая стоит ещe, зарастая папоротником и мхом, тихо доживая свой век.
Лес вокруг деревни огромен и дремуч. Деревья в нeм растут так часто, что стволы их переплелись, а кроны такие густые, что, когда над лесом идeт дождь, на землю не попадает ни капли.
Этот Лес волшебный. Дело в том, что с давних пор здесь селятся и живут своей удивительной жизнью необыкновенные истории.
У заброшенного лесного кладбища я часто встречаю исключительно забавную компанию весeлых привидений из какой-то старинной сказки. Привидения любят собирать ягоды, греться на солнце и не выносят сырости. У них всегда можно разжиться парочкой хороших анекдотов. Приведения давно наплевали на петухов и шастают по округе даже днeм, никого не обижают и вообще, отличаются безобидным, но общительным нравом. Ещe им нравится играть в прятки с деревенскими мальчишками.
В дупле старого дуба у леспромхоза живeт леший, чрезвычайно любопытный старикан. Ему вечно не хватает времени, он постоянно спешит из одной сказки в другую, запутать или указать кому-нибудь дорогу.
Однажды во время своих скитаний я нашeл избушку на курьих ножках. Я обратился к ней, как положено, и избушка послушалась. В домике жила симпатичная чистенькая старушка, совсем не похожая на рисунки в детских книжках. Она угостила меня малиновым чаем и попросила заходить ещe. Я теперь частенько у неe бываю, заготавливаю дрова на зиму, приношу воду из ключа.
Самой ей это уже трудно делать, радикулит мучает…
Здесь на лесных дорогах подстерегают запоздалых путников лесные разбойники. Обезумев от страха, ломятся сквозь чащу олени, спасаясь от стрелков Робин Гуда. Я доходил до Лисса и Зурбагана и видел, как стелется пыль над дорогой, по которой ушeл в никуда Давенант.
Я сидел у костра с уставшим, замученным сомнениями Фродо, делил последние сигареты с одноногим моряком, однажды полдня потратил, доказывая девочке в красной шапочке, что волк волку рознь.
Встречал я Иванов-царевичей и Иванов-дураков, болтал с вконец замотанным Сивкой-Буркой; Василис, Настенек и Алeнушек за день, бывает, столько встретишь, что со счeта собьeшься. Беспокойный, но добрый и отзывчивый этот сказочный народ. В этом лесу я и встретился с историей, которую хочу сейчас вам рассказать…
Всю ночь берeзки водили хоровод, а утром, когда солнечные лучи, наконец, пробились сквозь листву охранявших девчонок тополей, замерли в странных позах, отступив от поляны, покрытой росной травой.
Солнце поднималось над лесом, и чем выше оно было, тем ярче сверкали капельки сока, выступившие на белой коре.
Лес проснулся. Закряхтел простужено, зевнул дуплом старого дуба-великана, стряхнул с ветвей остатки дремоты и забормотал что-то, невнятно колдуя.
Птицы запели все сразу, затрубили рожки охотников, кто-то, вздохнув, выпустил свою стрелу в болотную кочку, а на поляну опустился космический корабль.
Не какой-нибудь сказочный, а самый настоящий инопланетный корабль. Немного странный, ни на что не похожий, так что только Лес понял, что это, а берeзки лишь затрясли серeжками, удивляясь такому чуду.
Корабль опустился бесшумно. Не плевался огненными струями, не рычал двигателями, не плавил землю, не жeг траву — сел тихо, так что даже сорока, трещавшая о чeм-то важном, не заметила, а если и заметила, то просто не обратила внимания.
Люк распахнулся, и на траву спрыгнул космонавт.
Каким он был? На кого похож? На муравья или на мамонта? А может, у него было сто глаз или десять ног? Вовсе нет… Был космонавт странным, но придумать можно было бы и поинтересней.
Не его вина и не моя, что был он обыкновенным солнечным зайчиком.
И корабль был пусть и очень большим, но солнечным зайчиком, и трава, свежеумытая, пахучая, ласковая, была видна сквозь него.
А может быть, таким их видел только Лес? А на самом деле они были совсем другими? И были у космонавта руки и ноги?..
Ведь сделал же он шаг, наклонился и сорвал маленький белый цветок, каких много на лесных полянах. Он поднeс его к губам, и нежные лепестки затрепетали от дыхания, а еле уловимый аромат цветка слабо защекотал ноздри космонавта. «Ромашка», — почему-то подумал солнечный зайчик и чихнул, зажмурившись, а потом рассмеялся.
Он засунул цветок за петличку комбинезона, раздвинул ветви руками и вошeл в Лес. Какие-то новые, немыслимые сочетания звуков рождались в нeм, складываясь в неожиданные слова. И слова эти удивительно подходили и к этой планете, и ко всему, что он видел вокруг себя.
«Вот дерево, — думал он, — светлое, как невеста: ветви у него гибкие, а листья — живые. Листья шевелятся, когда их касается ветер, вздрагивают и шелестят, словно шепчутся. Может быть они обо мне шепчутся?.. Это самое красивое дерево в Лесу. Оно такое красивое, такое доброе, хотя и чуточку болтливое… Я назову его берeзкой».
Трава, вздрагивая от любопытства, тянулась к лeгким прозрачным сапожкам солнечного зайчика и качалась изумлeнно, когда стебельки, окрашиваясь в золото, проходили сквозь них. Сорока, наконец, очнулась, метнулась, любопытная, следом за космонавтом и, примостившись невдалеке, затрясла хвостом, завертела головой, перестав даже трещать от волнения. eжик выбежал на тропинку, ткнулся два раза в каблук, позолотил усы и, фыркнув, побежал по своим делам.
Космонавт шeл и улыбался.
Всe вокруг было необычно для него, почти волшебно: буйство ярких красок, суета жизни вокруг, непрерывный звон, повисший во влажном воздухе — всe это ничем не напоминало ему серого молчания камней его родной планеты.
Солнечный зайчик любил свою планету. Любил свои камни. Любил ничуть не меньше, чем житель Земли любит свои реки, луга, леса… Да и велика ли разница между тем и другим, если и то и другое — любимы. Если и то и другое называют одним прекрасным словом — Родина…
И, наверное, стоит радоваться вместе с солнечным зайчиком, потому что в совершенно непонятном нагромождении цвета, звуков и запахов он увидел свою планету. Не каждый землянин увидел бы в хаосе и холоде чужих камней дорогую сердцу красоту леса…
На заре он почувствовал приближение Леса.
Не надо открывать старых, уже почти ничего не видящих глаз: влажная и прохладная свежесть Леса проникала сквозь запах дыма.
— Давно мы с тобой не видались, — грустно подумал он, замедляя ход. — И не должны бы, но раз так вышло — здравствуй!
Выпуская клубы чeрного дыма, паровоз надсадно загудел хриплым простуженным басом, приветствуя старинного товарища. Лес в ответ закивал кронами огромных деревьев и поднял в воздух стаю птиц. Птицы летели над чадящей машиной и пели песни, каждая свою.
— Помнит, — невесело усмехнулся паровоз, мчась через лес в сопровождении птичьего эскорта. — Я тоже помню тебя. Здравствуй, друг, здравствуй…
…Гудок, ещe гудок, надрывный, как рeв погибающего корабля в океане.
Ты очнулся.
— Надо же, — сказал ты, — как это я уснул?
— Спи, — успокоил кочегар, — ещe часов пять до города.
— Да нет, — отказался ты, — выспался уже.
— Эта гуделка, кого хочешь, разбудит, — зевнул из своего угла машинист. — Всю дорогу, от самой станции гудит, видать, клапан давление не держит. Что я уже не делал! Чуток помолчит и снова начинает. Даже не по себе, будто прощается со всем…
— Почему прощается? — не понял ты.
— Дык, на металл продали…
— А-а-а…
Ты встал и через открытую дверь вышел на площадку. В лицо ударил ветер. Поискал в кармане сигареты, но передумал…
Мрак на душе и тоска.
Такая тоска, что выть хочется. «Сейчас начнeтся», — подумал ты.
Деревья кружили в безумном хороводе вокруг старого паровоза, потом хоровод превращался в погоню, одни деревья отставали, набегали другие, и снова начиналось кружение.
«И деревья, как всадники», — вспомнилось вдруг.
Где-то далеко за лесом вставало солнце. Небо на востоке — бледно-розовое, почти жeлтое — просвечивало сквозь деревья. Берeзы там, вдали, теряли цвет и казались чeрными, словно отпечатанными на жeлтых облаках.
Привычно щемило сердце.
— Вот же чeрт, — сказал ты.
Сердце привычно скакало в груди в сладком, томительном предчувствии чуда.
«Сойду, — подумал ты, — и будь что будет. Иначе инфаркт наживу».
…И так всю жизнь.
Вдруг бешено заколотится сердце, и прощай покой. Какая-то сила кидает тебя к вокзалу, потом тамбур с открытой дверью и успокаивающая мелодия дороги… Толчок в грудь, и ты понимаешь, что пора. Тундра ли, тайга ли, берег моря или бескрайняя степь — не имеет значения: сходи и ищи. Твоe чудо где-то здесь, недалеко, совсем рядом: разве жалко тебе сил на его поиски?
— Послушай, земляк! — крикнул ты.
— Чего? — отозвался машинист.
— Тормозни, пожалуйста, я сойду.
— А что так?
— Пора мне…
— Как знаешь…
Шипение. Клубы дыма. Ты спрыгнул на крутую насыпь, не удержался на ногах и скатился вниз. Паровоз коротко прогудел и тронулся…
…«Это мой последний подарок тебе, друг»…
Ты встал и отряхнул джинсы. Побаливало колено.
— Прекрасно, — сказал ты сам себе. — Можно поворачивать назад. Если чудо видело как я здесь кувыркался, то теперь оно улепeтывает где-то в области тридевятого царства…
Но Лес уже принял тебя.
Змееподобная тропа металась среди деревьев, петляла, уводя космонавта всe дальше от корабля.
Деревья толпились у тропы, вздыхали негромко, тянулись к нему длинными ветвями. Но он их не замечал.
Солнечный зайчик тоже искал своe чудо. Чудо Разума. Не могла же обмануть его эта планета, такая красивая — голубая и зелeная одновременно. Он верил, нет, он знал, что именно здесь он достигнет своей цели.
Он был готов к тому, что они, возможно, не будут похожи друг на друга. Может быть, они даже будут похожи на муравья или на мамонта?
Разве мог солнечный зайчик предположить, что подпирающая головой небо, неуклюжая в судорожных попытках скольжения по поверхности коряга, и есть тот, кого он ждeт?
Коряга приблизилась к космонавту, равнодушно наступила на него и прошла мимо.
Вот и всe.
И защемило в груди, и сказка не родилась…
— Да есть ли вы тут! — крикнул солнечный зайчик. — Или ваша планета слишком красива, чтобы на ней жить!
Деревья зашелестели листвой, пытаясь ответить, но не смогли.
Прилетел от Лукоморья бродяга ветер, свистнул лихо, подхватил с земли тeмные прошлогодние листья и затряс ими перед космонавтом.
— Не пугай, — улыбнулся солнечный зайчик. — Всe равно не боюсь.
Ветер взвыл обиженно и рванул вверх, вцепился в проплывающее мимо облачко, растрепал ему причeску и погнал на восток.
Тропинка хитро изогнулась и привела космонавта к кораблю.
— Что ж, — решил он, — наверное, правда, пора.
Он подошeл к кораблю и, подтянувшись, забрался на подножку. Откуда-то издалека послышался громкий надсадный гул, хриплый и жалобный. Солнечный зайчик оглянулся, посмотрел на зелeную стену вокруг и захлопнул люк.
Змееподобная тропа металась среди деревьев, петляла, уводя тебя всe дальше от железнодорожной линии.
Деревья толпились у тропы, вздыхали негромко, тянулись к тебе длинными ветвями. Но ты их не замечал.
Ты шeл навстречу своему чуду.
Не мог же ты ошибиться и в этот раз. Не может обмануть тебя этот Лес, где растут самые красивые на свете берeзы. И жужжание пчелы, повторяющей у твоей головы фигуры высшего пилотажа, и фырканье ежа под кустом, и даже щебет птиц — всe сегодня звучит по-особенному, так, что ясно становится: оно недалеко, сегодня ты встретишься с ним.
Какое чудо ты ищешь?
Ты и сам не знаешь, какое… Может, это будет олень с вишнeвым деревцем между рогов? Или Лягушка, превратившаяся в Василису Прекрасную? А может, это будет пришелец с далeкой планеты?
Тебе даже больше хотелось, чтобы это был пришелец. Пусть он даже не будет похож на человека. Это ведь абсолютно всe равно. Пусть он только чувствует так же. Пусть одинаковыми будут ваши заботы, пусть вы будете любить одно и то же.
Навстречу тебе скользил солнечный зайчик.
«Какой огромный, — подумал ты. — Откуда он, интересно отражается?»
Солнечный зайчик неуловимо скользнул к тебе, и ты наступил на него.
И пошeл дальше…
Я люблю Лес и люблю сказки. Я сам почти что сказка. Иногда я очень жалею о том, что могу лишь наблюдать, и ничем не могу помочь. Разве что натаскать воды разболевшейся бабе-Яге, но ведь мы же понимаем, что это мелочи…
А вот в главном они должны разобраться сами, иначе, какой смысл в этих неправильных сказках…