Сказки З. Топелиуса, профессора Александровского университета в Гельсингфорсе

КОНЬКОБЕЖЕЦ

чень полезно и похвально сидеть у себя в комнате за книгой и не бросать ее до тех пор, пока уроки не готовы к завтрашнему дню. Если же урок не идет в голову, то весело хлопни книжкой по лбу и принимайся снова. Будь при этом неутомим как лошадь в упряжке и не унывай, а гляди веселей и только подумай про себя: ведь выучивают же это другие, почему же и мне не выучить! И как только ты так здраво размыслишь да поприлежнее возьмешься за дело, то увидишь, что оно непременно пойдет на лад. И жалок тот, кто, повеся нос, начнет хныкать: «Никогда не выучить мне этого!»

А в свободное время, когда уроки готовы, не сиди дома, не будь неженкой, который на просторе под открытым небом не переносит дуновения вольного, здорового ветра. Не сиди тогда дома, бегай по горам и холмам, летом и зимою, в жар и холод, — все равно; зимою же не бойся, что нос покраснеет. Если зябнут руки, то не хлопочи много о рукавицах и не грейся перед печкой, а размахивай руками, как бумажный полишинель, да три сильнее одну об другую, как в Робинзоне дикие трут два куска дерева, чтобы добыть огня. Бегай по снегу, носись во весь дух на своих коньках по льду, и если вернешься с мокрыми сапогами, да мама за это побранит тебя, то поцелуй у ней руку и скажи: прости, мама; ведь от этого твой мальчик будет здоров и силен.

Но когда люди постарше и поумнее тебя скажут: не ходи туда, — лед не крепок! — то слушайся их совета и оставайся на берегу. Надо быть смелым и решительным в виду опасности и особенно, когда этим можно сделать что-нибудь хорошее, но рисковать жизнью без необходимости и неумно, и не делает человеку чести.

Франц и Матвей, — так звали двух братьев, — были оба прилежные мальчики. В школе между ними не было никакой разницы, — оба учились отлично; но дома эти два молодца были совсем различного нрава. Франц сидел всегда дома и в свободное от уроков время вырезывал из бумаги кукол или писал пьесы для кукольного театра. Матвей же, кончив урок, бродил вне дома, весной ловил птиц, летом удил окуней, а зимою строил из снегу крепости. От этого Франц делался худым, бледным и слабым, а Матвей с каждым годом становился шире в плечах и сильнее. Когда у кукол Франца происходила большая битва — между датчанами и немцами, между христианами и язычниками, — Матвей часто говаривал: да не сиди же постоянно дома, пойдем с нами осаждать снежную крепость! Ты увидишь, как мы смело и ловко делаем это, и хотя нам на встречу со свистом летят снежные пули, нам все-таки очень весело.

Но Франц не хотел идти с ним, а всегда говорил: «Лучше быть умным, чем сильным». «Да, — положим, — отвечал Матвей, — но еще лучше быть и умным, и сильным».

Случилось так, что за неделю до Рождества, когда у мальчиков кончились классы, подморозило настолько, что образовался великолепный каток.

— Пойдем теперь с нами, — сказал Матвей.

— Ступай сам, — отвечал Франц, — я лучше останусь дома и буду вырезывать китайские тени.

Матвей ушел один, захватив с собою коньки. Лед был самый прекрасный, какого только можно было желать. Озеро походило на зеркало, и на нем вовсе не было снегу. Кругом вдоль берегов стояли зеленые ели, отражаясь в блестящей поверхности льда, а рядом с ними безлистые березы, покрытые инеем. Во всей природе было что-то свежее и радостное.

В это время около двадцати мальчиков собралось на льду, а с ними и несколько маленьких девочек. Некоторые мальчики посадили перед собой на санки девочек и катали их, между тем как другие стрелой носились по льду на коньках. Матвей подвязал ремешками коньки и как перелетный ветер понесся по блестящему, как зеркало, льду. Никакая рысистая лошадь не поспела бы за ним, а также и никто из мальчиков. Самые лучшие конькобежцы сговорились между собой поймать Матвея и объявили, что тот, кто поймает его, будет считаться королем катка, а завтра генералом снежной крепости. И с командою: раз, два, три, все во весь дух бросились ловить Матвея. Но поймать его никому не удалось. Казалось, вот-вот они уже хватают его, как он, увернувшись, опять оставлял их далеко за собою и, поддразнивая их, выводил коньками на льду круги и красивые узоры. Когда же они уставали, он подъезжал к ним спиною совсем близко или равнялся с ними, и как только его хотели схватить за куртку — опять в один миг был от них далеко.

— Браво, браво! — кричали маленькие девочки, хлопая в ладоши своими озябшими ручонками.

— Браво, браво! — повторяло эхо с голых берегов, с седых гор, с блестящего льда, с зеленых елей. Как отрадно и весело птицей носиться в морозный зимний день и подобно солнечному лучу скользить по блестящему как зеркало льду.

Вот мальчики добежали до пролива, который соединял одно большое озеро с другим. Тут на берегу крестьянин рубил дрова.

— Берегитесь, дети, — кричал он им, — тут быстрина и в этом месте лед не крепок.

Матвей тотчас остановился и сказал:

— Стой, братцы, дальше не пойдем; ведь старик знает, что говорит!

В ответ на эти слова самые своевольные шалуны начали кричать с насмешкой:

— Матвей боится, Матвей трус, и потому слушает болтовню глупого старика.

Это раздосадовало Матвея. «Не пойти ли?» — подумал он. «Нет, не пойду, ведь пользы от этого никому не будет». В эту минуту лед посреди пролива затрещал и самый дерзкий мальчуган, который обозвал Матвея трусом, провалился и начал отчаянно звать на помощь. Другие, которые были ближе к нему, в свою очередь страшно испугались и убежали, оставив товарища одного в беде. Что же сделал Матвей, которого только что обозвали трусом? Он забыл о собственной опасности, забыл о насмешках товарища и в один миг очутился на берегу, вытащил там из изгороди жердь и с нею бросился обратно к проливу.

— Хватайся за жердь, — крикнул он мальчику, ложась грудью на лед.

Товарищ в своей страшной беде отчаянно схватился за жердь и чуть было не увлек его за собою, но Матвей крепко держал другой конец и, врезавшись коньками в лед, с трудом удерживал и себя и жердь до тех пор, пока мальчик наконец не выкарабкался на лед. При виде этого все товарищи были чрезвычайно обрадованы и теперь никто уже не посмел называть Матвея трусом. С триумфом все отправились с измокшим товарищем домой.

Воротившись домой, Матвей ни слова не сказал о своем смелом поступке.

— Поди-ка, — сказал ему Франц, — я покажу тебе прекрасную китайскую тень! Вот озеро, на котором мальчики катаются на коньках. Гляди, вот один из них проваливается… вот он почти тонет, а вот идет храбрый рыцарь и вытаскивает его с опасностью жизни из воды. Видишь, что могу сделать с китайскою тенью, а ты что можешь?

Матвей улыбнулся и очень спокойно сказал:

— Ну, я думаю, это всякий сделал бы на месте рыцаря.

— Ты думаешь? — заметил Франц. — Нет, таких храбрых рыцарей теперь нет. Видишь ли, обо всем этом я читал в книгах, и это лучше, чем бегать, как ты, по горам и холмам.

Матвей молчал. Но спасенный им из воды товарищ в смущении стоял в дверях и слышал рассказ о геройском подвиге тени; слезы подступили ему к горлу, и он не мог больше молчать.

— Франц, — сказал он, — то, что ты вообразил себе в китайской тени, Матвей сделал на настоящем озере и при действительной опасности. Мы его называли трусом, но теперь мы все знаем, что истинная храбрость состоит вовсе не в том, чтобы ради забавы рисковать жизнью, а в том, чтобы рисковать ею тогда, когда кто-нибудь находится в действительной опасности.

— А я-то хвастался перед тобой своими китайскими тенями! — возразил Франц с изумлением и радостью. — Да, теперь я понимаю: хорошо быть умным в своей комнате, но еще лучше быть умным и сильным и дома, и везде.