Бандероль нашла Юрая уже в Москве, когда затопили. Значит, поздней осенью. В ней были кассета и письмо от Федора.
«…Я стал слабнуть, – писал Федор. – Это жуть, скажу я вам. Рука не то, что молоток не держит, ложку… Жена таскает меня по врачам, но это пустое дело. Вы не зря добивались, что там записано. Гадость. Про всех: и правых, и виноватых. И, кроме меня, уже мертвых. Она сама дала мне послушать. Красицкий был уже мертв. Я видел безумные ее глаза, в которых светилось торжество. Я сказал: „Ты же ничего этим не добилась“. Она ответила, что я тупой. Тут записан позор. И его у нее купят за большую цену наследнички, если не захотят делать по-хорошему. Я ей: „Зачем так о мертвых?“ Она говорит: „Неважно. Если б он признал Лилю, ничего бы и не было, а так пусть все купаются в дерьме. И ты в первую очередь. Ты ему Светку сделал, а он, идиот, поверил, что эта дылда его. А она вся твоя, от головы до пят. Дураку было видно“».
Она сказала, что надо тихонько уходить, лучше через заднюю дверь, что она уже и щит отогнула. Она, мол, помоет свою чашечку и спрячет. И такая даже веселая была. Ходит и вытирает с посуды свои следы, а меня обходит и посмеивается. Это я ее убил. Прижал сонную артерию, посадил на стул и влил в нее кофе прямо из кофейника. Я понял, что он отравлен. Потом поставил все, как было, вытер свои следы. И ушел с кассетой. Я даже не винюсь. Душа требует признания. Что и делаю.
Я нашел хорошее место, где сыну легко дышится. Мы уезжаем, и я рассчитываю, что и мне станет легче оттого, что кто-то узнает правду. Я совершил грех. Сумею ли жить дальше – время покажет. Послушайте этот кошмар. Может, вы меня и поймете. Храни Бог Лильку. Какой дурак был этот Красицкий, что не признал девчонку. Мог иметь двух живых дочерей… Ума не хватило.
Магнитофонная запись.
Красицкий (сначала невнятно, потом четко). Черт принес стервь! Черт принес стервь… Видишь, заряжен… старый больной… несчастный случай.
Тася. Кофе у вас сгорел… Такая вонь…
Красицкий. Чего пришла, побирушка?
Тася. Давайте сядем… Скажу…
Красицкий. Я золушка… Отобрал не горелые… Намолол…
Тася. Вам кофе нельзя…
Красицкий. Я тебе живой нужен, да, живой?..
Тася.…Совсем не нужны… То, что полагается…
Слышно, как шаркает по комнате Красицкий…
Красицкий…Кофеечек-кофеек… Так и быть, дам тебе… Бери чашки. Пришла… Побирушка. (Хихикает.)
Шум, стук чашек, слышно, что магнитофон устраивают на столе. Скрипят стулья, очень громко двигается по столу посуда.
Красицкий (кричит). Не прикасайся к моей чашке. Сам налью.
Наливает, отодвигает кофейник. Слышно, как льет кофе Тася и как носик стучит по чашке. Тук-тук-тук. Очень громко стучит, прямо в ухо диктофону.
Красицкий. Какая ты стала страшная… Ничего женского… Я это понял еще тогда… Какое у меня чутье, а? Кто это у нас из вождей зрил через столетья? Я, как он… Вычислил, какая ты будешь…
Тася. На себя давно глядели?
Красицкий. Вай, вай, вай! Во-первых, я старше, во-вторых… мужчина. Я оклемаюсь… Найду себе девочку…
Тася. Этого не будет никогда… я ее убью…
Красицкий (смеется). И многих ты поубивала, страхолюдина?
Тася. Ольгу, например… Светку…
Красицкий (давится кофе). Дура… Стервь… Язык твой поганый…
Тася. Рассказать, как?
Красицкий (хрипит). Пристрелю…
Тася. Валяйте! Мне это подходит. Вас посадят. Сын ваш Лильку не обидит… Сестра все-таки… В Америке это понимают.
Красицкий. Повтори, что ты сказала…
Тася. Сын в курсе… Он Лильку не обидит…
Красицкий (кричит). Другое!
Тася. Она ему сестра.
Красицкий (что есть мочи). Другое!
Слышно, как включается радио на полную мощность…
Красицкий. Выключи.
Тася (делает тише). Не орите. Придет ваш сосед. Он у вас любопытный.
Красицкий. Что ты сказала про Ольгу?
Тася. Я ее задушила… Хотела по-людски… Встретиться, поговорить. Лилька без крыши… С ребенком…
Красицкий. Не знаю никакую Лильку.
Тася. Еще как знаете! Фотографии есть. Можно сказать, документ. Я Ольге их показала… Она же меня оскорбила… Что таких детей, мол, у вас, как грязи… Так и сказала – как грязи… Я просто стянула у нее на шее шарф… Даже не ожидала, что будет так просто… Женщины у вас хлипкие.
Слышно, как Красицкий хрипит, и с ним что-то делают.
Тася. Не забывайте, что я медсестра. Я так просто вам не дам умереть. Скажите четко: Лиля – моя дочь. И вы меня никогда не увидите. У вас одна теперь дочь, Красицкий, всего одна.
Красицкий. Что ты сделала со Светланой?
Тася. Ничего. Я ей просто все рассказала. Про то, где лежит ее мама. Про папу, который портил молоденьких девочек, а потом гнал их, гнал, гнал, пока они не падали. И еще про то, что папа этот ей не папа. Что она – дочь печника Федора Кравцова. Я ей сказала, где лежит ее мамочка. В окопе, где она любилась с соседом, потом похоронила свою собачку, а потом нашла свою смерть. Правда, я ей сказала, что это сделал ее отец, Федор. Отец убил мать. Но я не хотела ее смерти. Я даже мечтала, чтоб они с Лилей подружились. После вашей смерти, конечно. Но она не выдержала, когда я рассказала, как Федор нес ее после аборта, а мы кричали на него, что это он ее изнасиловал. Классная там была Санта-Барбара. Я сказала Светке: ты абортом своим убила собственного отца. У нее ротик открылся – и с концами. А пришла я к ней через нашу дверь… Помните?
Красицкий. Может, я и сволочь, но не идиот. На что ты рассчитываешь после таких признаний.
Тася. Лилька без дома и без всего… У нее сын. Мужа убили на этой чертовой войне. Она ваша дочь и ей причитается… И не только за то, что дочь… А и за ту мерзость, которую вы с ней хотели сделать.
Снова хрипы Красицкого. Тася манипулирует.
Тася. Не умрешь! Нет… Еще не время. Еще помучаешься… Кравцову я не убивала, она умерла сама, от инсульта в жаркой электричке. Но вот золовку ее я спалила точно. Они с Кравцовой догадывались об Ольге. И эта идиотка стала меня шантажировать. Все переплелось гнойно-кровавым узлом, Красицкий. Но вы – главный преступник. Искупите вину, напишите: «Лиля – моя дочь».
Красицкий. Я не знаю тебя, вошь… Я не знаю никакой Лили… Я посажу тебя в тюрьму в самую поганую на этой земле… И тебя будут дрочить все вместе и по отдельности… Все. Уходи к чертовой матери.
Тася. Еще не вечер… Налейте мне еще кофе…
Красицкий. Хрена тебе… Какая ты старая, страшная… Я не мог тебя трахнуть… У меня был вкус…
Тася. Я налью себе кофе.
Слышна возня.
Красицкий. Мне не надо! Я сам налью, если захочу.
Тася (голос у нее усталый и умоляющий). Признайте Лилю. Я сама сдамся милиции. Или повешусь, если вам это приятней. Перережу себе горло…
Красицкий (смеется). Лиль в природе не существует.
Тася (спокойно). Тогда я вас убью.
Красицкий (слышно, как он возится с пистолетом). Так это же я тебя убью!
Тася (еще спокойней). Тоже выход. Валяйте.
Красицкий (что-то бормочет, возится, щелкает пистолетом) Черт! Черт!
Тася. Налейте себе кофе и успокойтесь.
Слышно шарканье ног.
Красицкий. Ты вынула патроны?
Тася. Не я, но я…
Красицкий. Сядешь в тюрьму…
Тася. Только по собственному желанию. Посадить меня – фактов нет.
Красицкий. Сама же мне все сказала.
Тася. Вы старый и глупый. Вам это приснилось.
Красицкий. Она была славненькая… Почему Лиля? Почему не посоветовалась? Я бы дал ей другое имя… Она не в тебя… (Смеется.) Значит, в меня. Ты, чудовище мазаное…
Тася (почти ласково). Золушка! Пейте кофе. Он совсем остыл…
Красицкий. Посажу тебя! Посажу… Взятку дам большую… Денег не…
Тася (тихо). Угомонился? Вот и славно. Сейчас я выключу эту штуку… Устали мои ноженьки, устали мои рученьки… (Поет.) Федор? Заходи, голубчик, заходи… Каким ветром? Тут старичок один… Жил, жил да и помер… (Смеется…)