«…Почему я начал писать?
Или, вернее, зачем я пишу? На этот вопрос у меня нет ответа. Сегодня я не могу показать эту рукопись даже своей жене. Да что там жене, даже своей маме. Те, кому я дал клятву, умеют наказывать предателей.
Как они меня отпустили? Вероятно, это было списание на Смерть. Даже Звезду Героя я получил в свое время «посмертно», как это значилось в указе. Товарищ подполковник, когда писал представление, не верил, что я переживу ночь. Но я пережил и ночь, и его самого. И даже будучи комиссованным с прогнозом «проживет не больше полугода», за год я полностью восстановил свои силы. Видно, на все воля Божья, да не услышат меня старшие товарищи.
Ну что, начали!»
Дальше шло описание учебки с реверсами в последние годы средней школы, неразрывно связанными с ДОСААФом. Там было много личных переживаний, очень личных. Таких, что я едва ли смог бы их пересказать.
Оттуда я узнал, как мне удалось вообще заняться летным спортом, оказывается в этом мире в девятом классе мне сделали операцию против близорукости. В своем мире я об этом даже не подумал!
Потом Афганистан. Так уж вышло, что полгода меня готовили только к одной операции. Но зато какая это была операция!
Нам следовало проникнуть на душманскую базу и выкрасть одного из их заокеанских попечителей. Чего только нам не пришлось пережить! В конце концов, истекая кровью, я привел трофейный вертолет с телами моих товарищей и пленным американским инструктором к конечному месту назначения. Сажал машину почти без сознания. На одной воле.
«Никто нас в жизни не сможет вышибить из седла.
Такая уж поговорка у майора была…» — цитировал я прочувствованное в далеком детстве стихотворение. Я всегда был таким сентиментальным… Тем более, что мой отец был и оставался быть отставным полковником авиации. Я же, в конце концов, пошел по стопам дяди и стал ученым. И не жалел об этом.
Другие зашифрованные файлы я открыть не смог. Но, честно говоря, не очень уж и пытался. Тем более, что от прочитанного мне было от чего впасть в эйфорию. С моим послужным списком я мог со спокойной совестью читать пару лекций в неделю, помимо этого ни хрена ничего не делать, писать липовые отчеты и быть уважаемым человеком до конца жизни. А мог и делать… Но это уже зависело исключительно от внутренних потребностей. А они, несомненно, дали бы о себе знать. Но я не хотел загадывать так далеко.
Этот мир определенно нравился мне больше моего собственного.