Скиталец

Москва

В Москве нам предстояло мыкаться больше двенадцати часов. Не знаю, как в другое время, но сейчас я был определенно рад этому обстоятельству, ибо у меня было время зайти в то злополучное (а, быть может, и совсем наоборот, доброполучное) кафе, которое, как я твердо подозревал, должно было быть и в этом мире. Вместе с его придурковатым хозяином.

«Еще можно позвонить Вите или Алисе», — подумал, было, я, и с трудом сдержал смех. Это было бы уж слишком.

Итак, предоставив студентам полную свободу время пребывания в Москве, я двинулся по знакомому адресу.

Кафе было на месте. На секунду я остановился на входе. Чего я, собственно, хотел там увидеть? Того там вполне могло и не быть.

Однако, в конце концов, это было всего лишь кафе. «В крайнем случае, просто перекушу», — подумал я и зашел вовнутрь.

Внутрь оказался ничем не примечательным.

Вечно уставшая женщина у стойки, грязные скатерти на столах.

«Вот так вот! — подумал я. — Как можно было здесь ожидать чего-то. Все равно, что идти на свидание, назначенное прекрасной незнакомкой во сне.»

И уже на выходе я столкнулся с ним.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Салам аллейкум! — автоматически произнес я.

— Аллейкум Салам, — ответил он, и немного нерешительно протянул руку.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Пройдем, если не спешишь, — обратился он ко мне.

Я посмотрел на часы.

— Уже спешу, но немного времени еще есть.

— Какое пиво предпочитаешь?

— Да я лучше возьму кофе. От пива всегда остается запах. А я со студентами. Нехорошо. Надо держать марку.

В условиях правильного мира я правильнел на глазах.

— Да ладно, нельзя быть таким правильным, — поймал эти мои мысли он. И, кстати, что ты имел в виду, здороваясь?

Я не имел в виду ничего. Просто поздоровался. Единственно, чего я не учел, что это приветствие было таким же обычным, как «добрый день» в нашем городе, но никак не в Москве.

— Да нет ничего, — ответил я, — Просто поздоровался.

— Какими судьбами опять в Москве? — спросил он, сразу поняв меня, и считая вопрос исчерпанным.

— Скажи честно, — сразу перешел к делу я, — ты меня помнишь?

— Как же! Ты отмечал здесь недели две-три назад свою защиту.

Как, интересно, моего двойника, с совершенно иной судьбой, Провидение забросило в то же самое кафе, что и меня!

— Может быть, ты сочтешь меня сумасшедшим, но это был не я.

— Значит, ты понял, что я имел в виду, когда говорил о многомерных мирах. Ты же физик.

Ситуация постепенно прояснялась.

— Кто ты? — не удержался от такого вопроса я.

— Такой же скиталец, как и ты. Но только немного старше. Я сразу понял, что ты — один из нас, поэтому и включился в ваш разговор.

— Интересно, по каким критериям?

— У нас взгляд особенный. Можешь посмотреть в зеркало, и найдешь что-то общее со мной.

— Но как же так получилось, что и в моем мире со мной разговаривал ты же?

— Так всегда получается. Тот, кто втянул меня сюда, тоже разговаривал со мной во всех мирах сразу. Это трудно представить, но, поверь, так оно и есть.

— Что же теперь будет?

— Ты будешь долго скитаться по мирам, меняясь местами с твоими же двойниками, и если останешься жив, то рано или поздно найдешь такое вот пристанище. И тогда, когда-нибудь к тебе тоже подойдет такой же скиталец. И ты тоже сразу его узнаешь.

— Но зачем?

— Зачем? Разве мы знаем, зачем распускаются розы и поют птицы.

— Знаем. Цветы распускаются, чтобы затем обратиться ягодами. Птицы же поют…

— Не надо, — оборвал меня он, — Это понятно. Вот только не понятно, зачем все это вертится. Мы рождаемся, идем по жизни, к чему-то стремимся, чего-то добиваемся, от чего-то убегаем. И все это, чтобы обратиться в прах.

— Да. Бедный Йорик!

— Ты прав. И Шекспир тоже. Но если вернуться к нашим баранам, а точнее к нам с тобой, то, вероятно, мы нужны этому миру как трансцендентные носители информации, передающие ее от одного мира к другому.

— Неприличными словами попрошу не выражаться, — вставил свое слово я, но он проигнорировал мою шутку.

— Мы те счастливцы, кто может проверять сослагательное наклонение.

— Ну и как оно, проверяется?

— Увидишь. Точнее уже видишь.

Таким образом, опустился занавес еще одного отделения моей новой жизни.